Kitabı oku: «Дочь Туллы», sayfa 12
31
Синни, вся уставшая и взмокшая, сидела на коленях возле тела матери, которое она с превеликим трудом переместила подальше от дороги к месту, выбранное ею для захоронения. Рядом лежал окровавленный наконечник копья Далиры, а на плаще её голова и её правая рука, которую Синни заботливо отыскала. Девочка неотрывно глядела в остекленевшие глаза мертвой женщины и пыталась как-то принять и справиться с ужасающей пустотой, разверзшейся в её душе и буквально высасывающей все её мысли и силы. Она не могла понять, как и зачем ей теперь жить. И её разум был не в состоянии осмыслить и справиться со всеми этими переживаниями. Утром мать, которую она считала погибшей приходит за ней и вырывает из лап гнусных норманнов, а спустя несколько часов она снова погибает. Её сознание не выдерживало такого накала переживаний и сейчас словно отключилось, смолкло. Синни смотрела в глаза Далиры и казалось не чувствовала ничего. Только безостановочно сверлящую мысль, что она должна похоронить мать. А потом… Потом никакого не было. Где-то далеко у самого горизонта сознания иногда маячили слова Лингхольм, дед, Бародикс Макрой, но они сейчас ничего не значили для Синни, асболютно ничего. Она только понимала, что надо немного передохнуть, набраться хоть каких-то сил и затем заняться рытьём могилы.
Для рытья у неё был только нож и собственные руки. И хотя она постаралась выбрать место с относительно мягким грунтом, она понимала, что ей будет тяжело. Но была полна решимости непременно всё довести до конца. Это была своего рода борьба, а она теперь была настроена в любой ситуации бороться до конца. Она обещала матери не сдаваться и больше ни за что не посмеет нарушить это обещание. Ей было стыдно вспоминать о "ведьминых пальцах". Увидев Далиру утром на городской площади, среди толпы врагов, в боевой раскраске, с ног до головы залитую кровью, Синни испытала настоящий шок. И только в эту минуту она наконец кажется поняла, что за человек её мать. И потом, здесь, увидев трех мертвых норманнов и двух изрубленных, едва живых, и искалеченное тело матери, Синни ещё больше прониклась, как ей казалось, этим духом решимости сражаться, сражаться до самого конца. Вроде бы зная Далиру всю свою жизнь, Синни всё же и помыслить не могла что её мать способна на такое. И мысли о том что она дочь такой женщины и что она последняя из их семьи, семьи все члены которой погибли так или иначе спасая её, заставляли девочку быть непривычно твердой, собранной и решительной, наполняли её если не физической то душевной силой, теперь она боялась только одного, оказаться недостойной своего отца, брата и матери. Но конечно она была ещё слишком юной и слабой, а сейчас ещё и слишком уставшей и вымотанной, чтобы вот так в один момент переродиться в стального несгибаемого безупречного воина, способного до последнего удара сердца смеяться в глаза любым опасностям и трудностям. И потому она просто сидела, скрючившись, опустив плечи, безвольно вытянув руки и неотрывно глядела на красно-синюю голову в обрамлении копны черно-белых волос.
Неожиданно Синни ощутила холод. Не просто порыв свежего ветра, собственно движение воздуха вообще отсутствовало, а именно резкое понижение температуры вокруг. Бездвижный ледяной воздух окутал её, щипая и обжигая кожу. Синни вроде как собралась удивленно оглядеться, но вдруг замерла как испуганный суслик. Она увидела прямо перед собой длинную тень, отбрасываемую кем-то кто появился за её спиной. Ужас тут же вцепился ей в сердце ещё более ледяной хваткой чем окружающий воздух. Ей стало настолько страшно, что она не могла даже вздохнуть. Она была не в силах пошевелиться и только её зрачки всё более и более расширялись, делая её темные глаза уже почти черными, по мере того как тень увеличивалась. Или ей это только казалось. Затем она ощутила или услышала, как что-то упало на землю рядом с ней за её спиной. Она снова вздрогнула и это вернуло ей возможность двигаться. Пересиливая ужас, она обернулась.
Никого и ничего не было. Только всё то же обширное плоскогорье с травой и камнями и далекой иззубренной скальной грядой у горизонта. Она опустила глаза и увидела на земле лежавший в ножнах меч. Она тут же узнала узоры из серебряных пластинок и коралловых вставок, украшавших ножны. Это был меч Анвелла. Она взяла его и прижала к себе как куклу. Оружие было очень холодным. Она не нашла меч на месте сражения, если честно она и не искала, даже не вспомнила о нём, а на глаза он ей не попался. Только обломок любимого копья матери. Но теперь он вернулся к ней и Синни представлялось что она всё поняла. Теперь это её меч и они будут неразлучны до самого конца. Она гладила его рукоять, смотрела на голову мертвой женщины и очень тихо напевала старую песню своего народа:
"Мой родной дорогой, светлоокий герой,
Ты теперь спишь в земле за далекой горой
И в иссохшей груди плачет сердце моё
О, отважный мой сын, возвращайся домой
Возвращайся домой от костей и мечей
Из кровавой земли, из беззвездных ночей,
Из полей мертвецов, убаюканных тьмой
Возвращайся, мой сын, возвращайся домой…"
32
Синни усердно вспарывала землю ножом и затем разгребала руками. В конце концов она сильно порезала левую ладонь об острый осколок камня в земле. Кровь обильно хлынула из руки. Синни расстроенно уставилась на порез, сумрачно наблюдая как вытекает кровь. Работать с такой рукой нельзя, она отлично знала что если открытую рану совать в грязь это может кончится гниением и возможно смертью. Значит надо перевязать и работать только правой, мрачно решила она. Но тут увидела, что кровь прекратила течь. Она с удивление сжимала и разжимала ладонь, пытаясь понять почему кровь не идет, и уже не в силах рассмотреть сам разрез. Тогда она решительно стерла кровь правой ладонью и с изумлением узрела что рана исчезла. Синни вскочила на ноги, ошеломленная и отчасти напуганная. Хлопая глазами, она долго смотрела на чудесным образом исцелившуюся ладонь, а потом перевела взгляд на голову матери, словно спрашивая её. Но в этот момент её мысли резко переключились на другое. Она повернула голову и увидела на дороге четырёхколёсную повозку, влекомую крупной рыжей лошадью. На козлах повозки сидел высокий черноволосый мужчина и смотрел в сторону Синни.
Сердце девочки сильно заколотилось. В первое мгновение ей захотелось броситься бежать, но она тут же передумала. Она не оставит тело матери, над которым незнакомец вполне мог поглумиться. Да и незнакомец скорей всего сумеет её догнать если захочет, их разделяло не больше 60–70 шагов сейчас. Синни присела, схватила нож и снова встала, спрятав руку с оружием за спину. Ей было очень страшно, но она всерьёз готовилась попробовать убить мужчину, если он попытается причинить ей какое-то зло. Теперь, оставшись одна в этом мире, она не ждала ничего хорошего ни от кого, а уж тем более от взрослых чужих мужчин.
Незнакомец слез с повозки и неспешно направился к девочке. Когда он был уже шагах в 20, Синни узнала его. Это был тот самый изуродованный раб из Тилгарда, на которого с такой яростью наорал Хальфар, когда тот помешал ему пройти. Синни хорошо помнила, что тогда она ощутила к этому человеку симпатию, как к собрату по несчастью. Но теперь она глядела на него с тревогой.
Мужчина приблизился, остановился и поглядел на искалеченный труп молодой кельтки и на небольшую ямку рядом. Синни, пряча руку за спиной, настороженно следила за ним, готовясь бить его ножом в живот, как учил старший брат. Но мужчина, ничего не сказав, направился к своей повозке. Там он что-то вынул и вернулся назад. У него в руках было пара недлинных досок и что-то вроде рудокопной кирки. Мужчина скинул с себя толстую кожаную куртку, взялся за кирку и принялся мощными ударами вскапывать земляные пласты, углубляя и расширяя скромную ямку. Синни растерянно наблюдала за всем этим. Она не знала, как к этому отнестись. Она просто не могла поверить, что какой-то чужак вот так просто начал ей помогать. Она всё ещё пыталась догадаться что он замыслил, какое злодейство для неё готовит, но так ни до чего и не додумалась. И просто отошла чуть подальше, по-прежнему держа руку за спиной и крепко сжимая нож.
Незнакомец энергично вскапывал грунт, а затем вычерпывал землю доской. Синни какое-то время наблюдала за его нелегкой работой и затем, решившись, отложила нож в сторону и принялась помогать.
Когда могила была готова, мужчина поднял обезглавленное тело Далиры и хотел уложить в землю, но Синни бросилась подстилать внутрь могилы меховой плащ. Незнакомец хмуро поглядел на неё и отрицательно покачал головой и Синни, чуть подумав, послушно оставила плащ у себя. Более того, уложив тело, мужчина снял с него пояс с ножнами, кольцами и прочим и передал девочке. И та, чуть поколебавшись, снова уступила и взяла его. Орудуя доской, мужчина принялся засыпать тело землей. А Синни, по мере того как земля укрывала тело её матери, всё острей и острей переживала своё нестерпимое горе. Горе и одиночество. Её начали душить рыдания, но не смея расплакаться при чужом человеке, она только шмыгала носом и вытирала глаза ладонями. И чтобы как-то отвлечься, она начала носить к могиле камни. Естественно очень небольшие, которые она хоть как-то могла поднять и перенести. Позже мужчина к ней присоединился и вдвоём они тщательно и аккуратно завалили могилу камнями, дабы никакое прожорливое зверьё не добралось до тела. Закончив с захоронением, мужчина начал собирать свои вещи. Синни, всё также со слезами на глазах, наблюдала за ним. Она уже готова была поверить, что он не представляет для неё угрозы и что он действительно пришёл чтобы просто помочь. Но сейчас он уйдет и она останется одна, совершенно одна и эта мысль буквально опустошала её, лишая последних сил. И она огромными блестящими глазами потерянно смотрела как он надевает куртку и забрасывает на плечо кирку.
Собравшись незнакомец посмотрел на Синни. Чуть помедлив, он кивнул в сторону повозки и его жест нельзя было истолковать иначе как то что он зовёт Синни с собой. Девочка пристально глядела на него, не зная, что думать и на что решиться.
– Мне можно поехать с тобой? – Спросила она.
Она говорила на своём родном языке. Но он видимо понял её и утвердительно кивнул.
У Синни вдруг упало сердце. Ведь он из Тилгарда, что если он намерен вернуть её туда? Вернуть как рабыню! Продать её этому мерзкому Гуннару Сиволапому. Она огляделась по сторонам и подняла с земли свой нож, угрожающе держа его перед собой.
– Я не вернусь в Тилгард, – твёрдо сказала она. – И не буду ничьей рабыней.
Он задумчиво смотрел на неё, словно не совсем понимал о чём она говорит.
Синни очень утомила его беспрестанная молчаливость и проистекающая из всего этого недосказанность. Она хотела полной ясности.
– Ты немой? – Резко спросила она.
Он отрицательно покачал головой.
– Тогда почему всё время молчишь?
Он подошел к ней ближе, так что она вполне могла теперь достать его ударом ножа, сделав один шаг вперёд.
– Где твой дом? – Спросил он. У него был очень глухой и немного невнятный голос, как будто ему было трудно говорить. Вопрос он задал на родном языке Синни, но всё же с заметным акцентом.
– У меня нет дома, – сухо ответила она.
– Куда ты идёшь?
Синни медлила. Мысль о том что он возможно всё-таки хочет или захочет продать её в рабство, может и не норманнам, а кому-то ещё, сильно напугала её и она не знала стоит ли ему что-то говорить о себе.
Мужчина долго ждал, но решив что так и не получит ответа, сказал:
– Я помогу.
Синни, глядя на него исподлобья и всё ещё держа перед собой нож, спросила с подозрением:
– Почему?
Он казалось всерьез задумался над её вопросом.
– Из-за неё, – он кивнул в сторону могилы.
Синни растерялась.
– Ты… ты знал мою мать?
Он отрицательно покачал головой.
– Тогда с чего тебе помогать?
– Я хочу помочь, – сказал он совсем уже глухо и невнятно, – ей.
Он отвернулся и пошёл к повозке. Синни смотрела ему в спину, не зная что делать. Но простояв так почти минуту, она вдруг быстро подняла с земли все свои вещи, плащ, пояс, оружие и, держа всё это в охапке, поспешила за незнакомцем.
Подойдя к повозке сзади, он положил в кузов кирку и доски. Затем прошел к передней скамейке и похлопал по ней ладонью, показывая что хочет чтобы Синни села сюда. Синни посмотрела в сторону кузова, давая понять что предпочитает разместиться там. Но он ещё раз настойчиво похлопал по сиденью. Синни снова охватили сомнения. Чтобы взобраться на скамью ей нужно был освободить руки и мужчина кажется понял это, он приблизился и сказал:
– Давай подержу.
Синни с недоверием поглядела на него. Но в этот момент громко фыркнула рыжая лошадь и повернула голову к людям, посмотрев на них будто бы с нетерпением, словно бы спрашивала их с легким раздражением: "Ну мы едем или чего?". Синни почему-то стало от этого как-то легче на душе. Она всегда любила лошадей и даже подолгу с ними разговаривала как с людьми. И сейчас, глянув в большие умные карие глаза этой крупной приземистой лошади, она ощутила что-то вроде ностальгии, как будто увидела издалека родные места. Тогда она решительно передала всё мужчине, оставив себе лишь нож, и быстро взобралась на скамейку. Тут же с любопытством поглядела в кузов, но оказалось что он весь аккуратно затянут белой парусиной и что под ней узнать нельзя. Девочка решила, что дрова или уголь и потеряла к этому интерес. Получив обратно плащ и оружие, она окончательно успокоилась. А когда повозка тронулась в путь, ощутила даже некоторое воодушевление. В своей жизни она редко каталась на каких-либо повозках и сейчас испытывала удовольствие от того что словно бы парила над землей. Но затем всё это ушло на второй план, она оглянулась и посмотрела в сторону остающейся позади могилы матери. Ей вдруг подумалось что если всё-таки у неё когда-нибудь будут дети она обязательно приведёт их сюда и расскажет им о том какой невероятной женщиной была мать их матери. И у неё на глазах навернулись слёзы.
33
Они ехали уже больше часа. Ехали они на юго-запад, то есть прочь от Тилгарда и Синни больше не волновалась о том что может опять оказаться в этом проклятом городе. Повозку часто потряхивало на неровностях, пейзаж был однообразен, они проезжали ту самую Долину тысячи озёр, по которой она совсем недавно плелась с веревкой на шее вслед за белокурым злобным норманном, перевернувшим всю её жизнь. На скамейке было тесно и Синни то и дело прижималась или даже толкала правым плечом своего спутника. Она уже совсем не думала о том что он может быть чем-то опасен для неё и сама езда больше не казалась ей чем-то необыкновенным, скорее утомительной. Впрочем, больше чем поездка ей казалось тягостным постоянное молчание сидящего рядом человека. Синни очень хотелось поговорить, чтобы и отвлечься от тяжелых мыслей и чтобы наконец прояснить ситуацию. Она никак не могла понять кто же он такой, ведь он свободно расхаживал по Тилгарду, а теперь судя по всему также свободно едет куда хочет. Но она никак не решалась начать разговор. Этот мрачный изуродованный человек явно не любил болтать и Синни не хотела его раздражать. Но в конце концов ей стало совсем уж невыносимо и она поглядела на него и спросила:
– Как твоё имя?
Мужчина смотрел вперёд и отвечать вроде бы не собирался.
– Меня зовут Синни, – настойчиво скзала она.
Он повернулся к ней и его взгляд показался девочке очень неприветливым и чужим.
– Брон, – сказал он всё тем же низким глухим голосом, в котором звуки как будто сливались и становились трудноразличимыми.
Его неприветливый взгляд немного смутил Синни, но она собралась с духом и продолжила:
– Кто ты? Из какого ты народа?
Он отвернулся и снова долго молчал. Эта манера слегка раздражала Синни, было непонятно ответит он вообще или нет.
– Ты не сигурн, не икен и не гэл, – уверенно сказала она.
– Я бриган, – сказал он.
Синни испуганно глянула на него. Как и все в этих краях она слышала немало страшных историй об этом странном горном народе, но никогда ещё не видела ни одного из них. И хотя он не смотрел на неё, он будто бы уловил её страх и сказал:
– Не бойся. Я не стану делать из твоих костей и зубов амулеты, пить твою кровь, вырывать твои глаза для огненных птиц, не стану делать из тебя кулдагу или продавать на мясо горным троллям.
Ей почудилась в его голосе усмешка, но она не была до конца уверена.
Синни насупилась.
– Я вовсе и не боюсь. – Она решила прекратить разговор, но тут же не выдержала и спросила: – А что такое "кулдагу"?
Он посмотрел на неё и теперь она была точно уверена что он усмехнулся. Ей показалось это чем-то неестественным, как увидеть золотую монету в придорожной грязи. Он ничего не ответил. Она подождала немного чтобы убедиться что ответа не будет и сказала:
– Как так вышло что норманны позволяют тебе свободно расхаживать по их городу?
– Я торговец.
Синни с удивлением воззрилась на него. По её представлениям он совсем не походил на торговца, кроме того она полагала что бриганы слишком уж дикие и кровожадные чтобы норманны стали связываться с ними.
– Торговец…, – произнесла она с некоторым как будто разочарованием. – Я думала ты раб.
Брон покосился на неё.
– Я был рабом. Но затем норманны решили, что им выгодней если я торговец.
– И чем ты торгуешь? – Спросила Синни и по её голосу отчетливо было ясно что она не симпатизирует тем, кто ведет торговлю с гнусными мерзкими норманнами.
– Шкурами и рудой.
Девочка испытующе посмотрела на него.
– И рабами?
Он не ответил. И тогда Синни для того чтобы между ними была полная ясность проговорила с ледяной яростью:
– Я ненавижу норманнов.
Брон покачал головой, показывая, что понимает, но снова ничего не сказал. Синни отвернулась и стала смотреть вдаль.
– Как она умерла? – Спросил он спустя какое-то время.
Синни молчала, то ли не желая говорить об этом, то ли начиная подражать его манере вести беседу.
Брон не настаивал, но она всё же ответила:
– Пятеро норманнов напали на неё. – Она посмотрела на него и веско повторила: – Пятеро. Она убила троих и ещё двоих сильно изранила.
– Тебя они не тронули?
– Приехали другие норманны, ими командовал Молотобоец. Он сильно кричал и ругал тех двух что остались живы, за то что они опозорили себя и ярла. Он даже дал мне деньги, но я выбросила их и забрала у них голову матери. Они не посмели мне помешать. Когда они уезжали Молотобоец сказал, чтобы я не держала зла на его ярла, что это не он послал этих пятерых.
– Как выглядели те двое?
– Один молодой, очень рыжий весь конопатый. Другой старый, еще старей тебя, и у него шрам через весь лоб.
Брон посмотрел на неё.
– Рыжий это Сигхурд, старый это Тибар. Они из Ранахгора. Сигхурд младший брат жены ярла, Брунгильды Мэйнринг. Я думаю это она отправила норманнов убить твою мать. И думаю ярл действительно не знал об этом.
Они долго смотрели друг другу в глаза.
– Я должна отомстить ей, – негромко сказала Синни, то ли спрашивая, то ли утверждая.
– Должна, – согласился Брон и снова стал смотреть на дорогу. Но Синни не отрывала от него взгляд.
– Ты поможешь мне? Проведёшь меня в город?
– И что ты сделаешь?
– Мой старший брат научил меня как бить врага ножом в живот. Если я подойду к ней достаточно близко, я ударю её ножом в живот столько раз сколько смогу. – Синни помолчала и кровожадно закончила: – Я изрежу всё её брюхо.
Она с нетерпением ждала что скажет Брон, но тот как всегда молчал.
– Ты поможешь мне? – Сердито спросила она.
Он отрицательно покачал головой.
– Почему?
– Не хочу.
Синни надулась и снова отвернулась. У неё возникло острое желание немедленно спрыгнуть с повозки и расстаться с этим неприятным бриганом, но она удержала себя, понимая что это будет очень глупо. И чтобы как-то утешить свою обиду она твердо решила не разговаривать с ним или по крайней мере говорить также как он, редко и с бесконечными паузами.
– Куда ты теперь пойдешь? – Спросил Брон минут пять спустя.
Синни не ответила и почувствовала себя лучше.
Брон, прождав несколько минут, попытался снова.
– Тебе есть куда идти?
Синни, считая, что она уже выиграла одну битву, решила снизойти до ответа:
– К деду в Лингхорн.
И снова повисло молчание, нарушаемое только цокотом копыт и поскрипыванием телеги.
– Я отвезу тебя туда.
Синни недоверчиво покосилась на него, но спрашивать ничего не стала. Он уже сказал, что помогает ей из-за матери. А может он всё-таки обманывает её, подумалось девочке, может он всё же хочет завезти её куда-нибудь и сделать с ней что-то плохое, съесть или изнасиловать, или продать её какому-нибудь враждебному племени бриттов. Но почему-то эти мысли не вызвали у неё особого волнения и проплыли по её сознанию совершенном равнодушно. То ли в глубине души она не верила, что Брон плохой человек, то ли … Возможно ей казалось, что она теперь другая, что она больше не боится ничего, что она полна решимости защищать себя и, если будет нужно, умрёт в битве, с ножом в руке, отчаянно сражаясь, как и её мать. И если так, то некому было ей сказать, что она наивно обманывает себя, что её решимость сражаться существует лишь в её воображении, что нельзя стать воином просто вообразив себя им. Но с другой стороны всё ведь так или иначе начинается с воображения и она, обняв меховой плащ Далиры, её копьё и меч Анвелла, всё так же непрестанно сжимала рукоять ножа, веря что она сумеет ударить им, если понадобится. И кто знает, может и правда сумеет.
