Ильзир занимался приготовлением места для собственного ночлега. Недалеко от костра он расчистил небольшой участок берега, тщательно удалив все камни и ветки и оставив только песчаное основание. Добрёл, хромая, до ближайшего ельника и нарубил еловых лап. Застелил ими очищенный песчаный пятачок и сверху принялся укладывать свой тяжелый шерстяной плащ. За этим его и застали вернувшийся Хальфар и всё также ведомая им на веревке Синни.

Ильзир с трудом и через боль встал в полный рост и с любопытством поглядел на девочку. Вид её был ужасен. Она не шла, а еле-еле плелась, повинуясь тянущей за шею веревке, буквально волоча каждую ногу. При этом двигаясь как-то странно, неестественно словно ей что-то очень мешало в области паха. Низко склонив голову, наверно мало что видя перед собой из-за упавших на лицо растрепанных волос, она казалось абсолютно потерянной и сломленной. Больше ничего в ней не напоминало живого непоседливого ребенка, взволновано постигающего окружающий мир. Исчезла грациозность движений, плавность линий, сияние глаз, всякая живость жестов и бодрость речи. Осталась лишь тишина и опустошённость разбитой куклы. Её платье было скособочено, исчез стягивающий его пояс с бисером, спущенные чулки сбились складками у самых башмачков и по тонким лодыжкам из-под юбки до сих пор текла кровь, пачкая чулки и капая на прибрежную гальку.

Хальфар подсел к костру и протянул ладони к пламени. По его лицу блуждала довольная улыбка. Веревку он равнодушно выпустил, видимо нисколько не сомневаясь, что пленница никуда уже не денется. Синни застыла на том самом месте где веревка перестала её тянуть, медленно опустилась вниз и затем легла, свернувшись калачиком прямо на камешках гальки, спрятав голову в ладонях.

Ильзир отвернулся и с хмурым лицом продолжил сооружать свою лежанку. Он был недоволен. Но причина его недовольства была вовсе не в том, что над беззащитным ребенком совершили насилие, это Ильзира не волновало. Он искренне сожалел об утраченных деньгах. Пусть даже это были не его деньги. Закончив с лежанкой, он подошел к костру и сказал:

– На кой ляд девку-то испортил? За неё ж теперь не то что сотни не получишь, а и половины этого не возьмешь.

– Да ладно, – отмахнулся Хальфар, – на лбу у неё не написано, что она порченная, а между ног проверять не полезут.

– Ну ты и дурень! Да неё ж смотреть теперь страшно, выглядит хуже покойника. Кому такая нужна? Не мог что ли дотерпеть до Тилгарда и там уже свою шишку пристроить. Ядреный корень! Лет уже под сраку, а всё только одним местом думаешь!

Но критика со стороны товарища не слишком трогала Хальфара. Он проговорил:

– Знал бы ты какой сладкий пирожок я отведал, Краснокожий. – Он плотоядно ухмыльнулся: – С вишенкой.

– Тьфу ты, дурак белобрысый! – С досадой сплюнул Ильзир. Ну почему деньги сами идут к вот таким вот недоумкам, с тоской подумал он, которые не способны удержать даже то что у них уже в руках. И он снова очень пожалел, что тогда слишком увлекся поединком с той взрослой девкой и, когда пустозвон Даррес отправился в Хельхейм, не успел сам перехватить Синни. А ведь он был ближе к девчонке, чем Хальфар. Ему стоило лишь быть попроворней и поумнее. Схватил бы её, приставил бы ей к горлу нож и её мамаша сама бы сдалась. И тогда он мог бы претендовать на обеих, на малую уж точно без вопросов. Уж он бы не стал над ней измываться, а напротив берег бы и кормил. Ведь целых сто монет серебром! И он горько посетовал на свою глупость и нерасторопность.

Погревшись у огня, Хальфар улегся спать. Никаких лежанок он себе не готовил, лег прямо у костра на камни и песок, единственное бросив под голову и плечи плащ. Однако прежде он всё же намотал конец веревки, привязанной к шее Синни, себе на руку.

Ильзир спал скверно и проснулся очень рано, едва начало светать. Нога донимала его всё сильней. Кое-как поднявшись, он, хромая, прошел вперед и посмотрел на Хальфара и Синни. Оба вроде как крепко спали. Ильзир в задумчивости погладил бороду. Шальная мысль промелькнула у него в голове: прирезать спящего Хальфара и забрать пленницу себе. Но он только скорбно покачал головой. Мысль вне всяких сомнений была доброй, но Хальфар, хоть и законченный ублюдок, всё же был его боевым товарищем, они много раз сражались плечом к плечу, что скажут гордые эйнхерии когда он явится в Вальгаллу с таким деянием на руках. И тяжело вздохнув бритоголовый норманн принялся оживлять костер. От шума проснулся Хальфар и медленно сел протирая глаза.

– Сегодня надо обязательно дойти до Тилгарда, – сказал он. – Задолбало уже это бродяжничество.

Ильзир ничего не ответил. Он чувствовал что его нога всё хуже и потому любые разговоры о том чтобы куда-то дойти нагоняли на него сумрачную тоску.

Хальфар поднялся, с удовольствием потянулся, разминая своё огромное могучее тело и подошел к лежавшей на боку девочке.

– Давай, буйша, вставай, – проговорил он вполне добродушно.

Синни не пошевелилась. Он пихнул её ногой.

– Ты там сдохла что ли? – Весело поинтересовался он.

Синни оставалась неподвижной. Хальфар натянул намотанную на правую ладонь веревку, поднимая ребенка за шею, как щенка за ошейник. Девочка закряхтела, закашлялась, пытаясь сделать вдох. От боли в истерзанной шее у неё выступили слезы на глазах. Хальфар перестал тянуть и она в конце концов приняла сидячее положение. Ни на что не обращая внимания, она замерла глядя пустым равнодушным взглядом в каменную гальку.

Хальфар прижал большой палец к правой ноздре и звучно высморкался из левой. Потом снова несильно толкнул Синни ногой.

– Ты вот что, буйша, сходи вон в озеро умойся-подмойся, а то выглядишь как падаль.

Синни продолжила неподвижно сидеть, никак не реагируя на его приказ. Хальфар грубо схватил её за волосы и, легко поднимая с земли, раздраженно проговорил:

– Я тебе чё сказал, чучело огородное?! Иди вымойся! А то грязная как свинья, смотреть противно.

Как ни была Синни опустошена и отрешена от реальности, жгучая боль в голове быстро заставила её вернуться в эту самую реальность. Она торопливо встала на ноги, чтобы норманн перестал её тянуть за волосы. Хальфар, сжав в огромном левом кулаке копну черных детских волос, наклонился, заглядывая Синни в лицо и сердито сказал:

– Ты чё тут из себя строишь, сучка мелкая?! Ты теперь вся моя. От пяток до макушки. Я моргнул – ты встрепенулась, я сказал – ты побежала. Или что, до хера расстроилась, что тебя применили как надо? Так на то ты и девка чтоб тебя пользовали. Чем раньше поймешь это, тем для тебя же лучше. А будешь рожу кривить и в обидку играть, я тебя еще не так оприходую. А потом вон еще и Краснокожему отдам. Он вообще зверь, девок на части раздирает, здоровые бабы и те под ним дохнут. Ты всё поняла?

Синни молчала, боясь шелохнуться под его пристальным взглядом. Из её глаз непрестанно текли слезы, а из носа сопли. Он дернул её за волосы.

– Не слышу, буйша!

– Поняла, – пролепетала Синни.

– Ну и отлично. А теперь дуй мыться. И чтобы хорошенько. Коза сопливая. – И он оттолкнул её от себя в сторону озера.

Синни едва не упав поплелась к воде.

– А ну живее шевелись! – Гаркнул Хальфар. – А то плетешься как курица дохлая.

Синни поспешила к воде. Но там она застыла в нерешительности.

– Давай-давай, – со злостью подбодрил её Хальфар, – раздевайся вся и в воду.

Синни медлила. Ей было тяжело заставить себя раздеться догола перед этими двумя чужеземцами. Вроде бы после вчерашнего это уже мало что значило, но что-то мешало. И это был не страх или стыд, а что-то связанное с гордостью. Как будто она покорно соглашалась унизиться перед врагом, она Синни Макрой, дочь Стэна Макроя и Далиры Макрой, безропотно унижается перед чужеземцами, втаптывая в грязь родовую честь. Пусть она еще всего лишь девочка, но так или иначе она женщина клана Макроя и все её гордые воинственные предки явно придут в ярость, увидев до чего опустилась одна из их правнучек. Не то чтобы в голове Синни прямо так и звучали все этим мысли, о предках, клане и родовой чести, но она остро ощущала чувство какого-то позора и это не давало ей пошевелиться. Она услышала скрип тяжелых шагов по гальке за спиной. Обернувшись она увидела, что Хальфар с угрюмым лицом приближается к ней.

– Не надо, я сама, – сказала она и принялась расстегивать платье.

Затем замерла и посмотрела на мужчину.

– Я не могу раздеться с этим, – она указала на веревку на шее.

Хальфар долго глядел на пленницу, потом приблизился, достал нож и просунул лезвие под веревку, при этом расцарапав острием кожу Синни. Девочка вздрогнула.

– Не дергайся. – Он перерезал веревку и угрюмо предупредил: – Попробуешь удрать, поймаю и отрежу ухо.

Синни торопливо сняла всю одежду и очень быстро вошла в озеро, подсознательно стремясь скрыть свою наготу под водой. От холодной воды у неё перехватило дыхание и казалось остановилось сердце, а в голове словно моментально прояснилось. Всякие мысли и переживания оставили её и она принялась энергично растирать тело ладонями.

Хальфар равнодушно наблюдал за её мытьём. Ему было скучно и хотелось есть. В конце концов он решил что ему нет никакой нужды столь пристально следить за своей пленницей. Она слабая, голодная, измученная, тщедушная девка и, если даже ей и взбредет в голову какой-нибудь вздор, он без труда поймает её где угодно, хоть на воде, хоть на земле. Тем более всегда можно метнуть в неё топор, в этом ему не было равных. И он прошел немного по берегу, справил малую нужду прямо в воду озера, невдалеке от того места где плескалась Синни, вернулся к костру и уселся на свой щит.

– Жрать охота, – сообщил он.

Ильзир достал ему лепешку и кусок твердого белого сыра.

Синни вышла из воды, сразу же опустилась на камни, спиной к норманнам, и принялась быстро натягивать одежду прямо в сидячем положении. С огромным трудом закончив одевание, она как сумела отжала свои длинные черные волосы, вытерла ладонями лицо и так и осталась сидеть на гальке, обхватив колени, беспрерывно дрожа всем телом и стуча зубами. Чувствовала она себя прескверно. Мокрая, замерзающая, уставшая, истерзанная, с ломотой в теле, видимо от лежания на камнях, с сильно саднящим ноющим пахом, боль в котором беспрерывно напоминала о пережитом вчера надругательстве, с тяжелой головой, с текущим носом, а главное без малейшей надежды на какое-то лучшее будущее. И вот это последнее было разрушительней всего. Эта безнадежность давила как каменная плита, сжимая сердце, застревая в горле и лишая последних сил.

– Эй, малая, сюда иди!

Синни вздрогнула. Она даже не сразу поняла, что это кричал не белокурый гигант, а второй, бритоголовый норманн с очень красным лицом. Спотыкаясь, расправляя влажное прилипшее к телу платье, Синни подошла к мужчинам и испуганно замерла шагах в трех, ожидая каких-нибудь унижений и насмешек.

Но Ильзир пробурчал:

– Садись к костру, обогрейся, а то скоро от соплей задохнешься.

Синни недоверчиво посмотрела на него, затем на Хальфара. Последний лениво пережевывал скудный завтрак, неотрывно глядя в пламя, и казалось совершенно не интересовался происходящим.

Синни подсела на корточках к огню, с неимоверным удовольствием протянув к нему ладони. Жар огня представился ей добрым сказочным духом, который жадно обнял её и как будто утешил, повеяв на неё чем-то очень родным и домашним, навсегда утраченным, но всё же сохранившемся в драгоценных тайниках её детской памяти. Через минуту она вдруг поняла, что ей предлагают пищу. Ильзир протягивал ей ржаную лепешку и кусок сыра. Девочка сумрачно поглядела на норманна. Она не знала как ей поступить.

– Бери, – произнес он как-то очень отрешенно, – а то скоро на ногах не сможешь стоять.

Синни медлила. Чужеземцы, убийцы её родных, насильники, заклятые враги, разве может она…

– Бери, – устало повторил он.

И она взяла. В одной руке сыр, в другой лепешка. Еще чуть помедлив, уже без всяких раздумий, она жадно впилась зубами в лепешку. От в общем-то безвкусного пресного теста её рот тут же заполнился слюной, а откусив сыра, от его тягучей солоноватой массы её тело буквально запело, празднуя радость насыщения. Синни ела торопливо, роняя изо рта крошки и ни на кого не глядя. Если даже это какой-то хитроумный план посмеяться над ней и унизить, девочке уже было все равно. Она очень хотела есть. Но в какой-то момент она почувствовала, что Хальфар пристально смотрит на неё. Она еще быстрее принялась уминать пищу, опасаясь, что он сейчас что-нибудь сделает и прервет её неожиданный завтрак.

– Глотает как чайка, – ухмыльнулся Хальфар. – Любая бриттская баба продаст себя за кусок хлеба. Всё потому что ихние мужики забирают всю еду себе, а баб держать впроголодь. Поэтому все они такие доходяги. – Он посмотрел на Ильзира, сидящего по другую сторону костра и усердно полирующего свой клинок холщовой тряпицей. – Кстати, Краснокожий, если хочешь, можешь поиметь буйшу, получить свою порцию удовольствия. А то ты вон в схватке-то пострадал, а никакой выгоды не получил. – Хальфар усмехнулся. – Но только не сильно её рви, а то она вся на кровь изойдет и подохнет. А буйша денег стоит.

Синни словно ударили в переносицу, в голове заломило и по телу прошла волна дурноты, едва не вытолкнув назад только что проглоченную пищу. Сильно прихватило живот. Ладони моментально вспотели. Девочка с трудом поднялась и побрела к озеру.

– Ты куда это собралась? – Прикрикнул Хальфар.

Синни, не отвечая, подошла к самой кромке берега, упала на колени и нависла над водой, пересиливая приступ тошноты. Затем ладонью зачерпнула воду и поднесла ко рту.

Хальфар хмыкнул:

– Кажись, Краснокожий, её от тебя тошнит. – И он весело засмеялся. Просмеявшись, он сказал: – Но все равно, если хочешь, она твоя. Хочешь? А? Удовольствия-то? – Хальфара почему-то очень забавляла мысль о том что страшный бритоголовый красномордый неимоверно бородатый мужик будет насиловать маленькую худенькую девчонку. Ему это представлялось неким ужасным гротеском, настолько нелепым что даже смешным. Себя же он считал очень импозантным и по-настоящему мужественно-красивым, а потому всегда очень желанным любой женщиной, практически любого возраста. И потому собственное насилие над Синни ничуть не казалось ему противоестественным и неуместным.

Ильзир, продолжая полировать клинок, спокойно ответил:

– Да какое с неё удовольствие. Соплячка костлявая. Оставь всё себе. Я обойдусь.

10

Затоптав костер, они отправились в путь. Первым шел Хальфар, за ним, снова с веревкой на шее, Синни и замыкал колонну прихрамывающий Ильзир, старавшийся не наступать на больную ногу в полную силу и активно помогавший себе как посохом, копьём Далиры. Спустя часа три они спустились с бесконечных холмов в почти идеально ровную долину, покрытую островками изумрудной короткой травы, тысячами хаотично разбросанных валунов и мозаикой маленьких заливных прозрачных озер, самое большое из которых было не больше пятнадцати шагов в длину.

Хальфар, нагруженный двумя походными мешками, тяжелым плащом из шкуры медведя, топорами, мечом и большим круглым щитом, покрытом пластинами бронзы, неутомимо шагал вперед, будто бы не ведая никакой усталости в принципе. У него не сбивалось дыхание, не ныли ноги, не горбились плечи, его голубые глаза всё также зорко и пристально смотрели вперед и он казался таким же свежим и бодрым как и в начале пути. За все часы этого долгого пешего перехода он останавливался только три раза: два раза чтобы хлебнуть воды из фляги и один раз чтобы помочиться. Своими спутниками он совершенно не интересовался и ни разу не оглянулся на них. Между тем и Синни и Ильзиру этот переход давался гораздо тяжелее, особенно в том темпе, который задал Хальфар. Синни то торопливо семенила, то почти бежала, то плелась, качаясь из стороны в сторону. При этом ей постоянно приходилось контролировать что она достаточно близко к белокурому норманну, чтобы избежать рывка веревки. Но чем больше она уставала, тем хуже ей это удавалось. Ноги заплетались, она задыхалась, почти падала, замедляла шаг и в какой-то момент жуткий рывок резко тянул её вперед. Измученная шея гудела от боли, звенело в голове и где-то в лопатках и в спине острая судорога так болезненно скручивала мышцы что девочка едва не срывалась на крик. Но она понимала, что пощады и жалости не будет и нужно превозмогая всё на свете толкать своё тело вперед. Белокурый гигант впереди казалось ничего не замечал. И ей представлялось что даже если она, совершенно обессилев, упадет на землю, он всё равно будет также легко идти вперед без труда волоча её тело за собой по траве и камням. Ильзир также был не в восторге от путешествия. Наступать на правую ногу было всё больней, но чтобы угнаться за Хальфаром приходилось использовать правую наравне с левой, стискивая зубы и не обращая внимание на боль. Но от этого становилось только хуже. Правая нога плохо слушалась, сама рана пылала и у него кажется начался жар. Пот заливал глаза, сердце бешено стучало и он то и дело отставал. Он фокусировал взгляд на спине бредущей впереди девчонки и гнал себя вперед. Но Синни расплывалась у него в глазах, он спотыкался, всем весом наваливался на копье и едва удерживал себя от падения. Чуть переведя дыхание и прояснив взор, продолжал путь, не произнося ни слова. Однако в какой-то момент решил, что придется остановится. Выбрав более-менее плоский валун, Ильзир с неимоверным облегчением опустился на него. И собравшись с силами, зычно пробасил:

– Хальфар, стой!

Хальфар остановился и обернулся.

– Чего? – Сухо спросил он.

Норманы не слишком приветливо смотрели друг на друга. Ильзир несколько секунд думал о том чтобы попросить сделать привал, но отказался от этой мысли. Он не хотел унижаться.

– Я остаюсь, – объявил он.

Хальфар равнодушно как рыба смотрел на товарища. Синни, улучив минутку, с радостью опустилась на землю.

– Мне нужно идти, – проговорил Хальфар.

Ильзир покачал головой, показывая что понимает. Но потом пристально взглянув в глаза боевого товарища, сказал:

– Пришлешь ко мне кого-нибудь с лошадью. А то пешком ковылять сил уже нет. – Он произнес это с неясной интонацией, никак не обозначая вопрос это или просьба или утверждение.

Хальфар отвернулся, словно оглядывая долину.

– Пришлю.

– Ну, добро, – бодро произнес Ильзир. – Увидишь Эльдвуга, передавай привет от меня. Скажи скоро буду.

Хальфар утвердительно кивнул. Посмотрел задумчиво на Ильзира и сказал:

– Ты хороший воин, Краснокожий. Жаль что с твоей ногой так вышло.

– Да ерунда, – всё тем же бодрым тоном ответил Ильзир. – Бывало и похуже. Оклемаюсь. Тем более в Тилгарде. Старая Габа быстро меня поправит. – Ему очень хотелось еще раз сказать о том чтобы Хальфар не забыл прислать человека с сильной лошадью, но он сдержался. Он испугался что это прозвучит как мольба и унизит его. И просто махнул рукой: – Давай, в добрый путь.

– Бывай, Краснокожий.

Хальфар развернулся и пошел прочь. Синни торопливо вскочила на ноги, избегая очередного рывка.

11

Ильзир подобрался к ближайшему озерцу, сбросил на траву все свои вещи и долго с удовольствием омывал разгоряченное вспотевшее лицо холодной водой. Затем напился и уселся у ближайшего валуна, так чтобы смотреть в ту сторону куда ушел Хальфар и откуда должен появится всадник с еще одной лошадью в поводу. Привалившись спиной к нагретому камню и с облегчением вытянув правую ногу, он прикрыл глаза. Всё будет хорошо он не сомневался. Рана на ноге действительно не слишком его беспокоила. Как он и сказал Хальфару с ним случались вещи и похуже, он получал и более страшные раны и тем не менее всегда выживал. Возможно рану следовало вскрыть и хорошенько прочистить, но он решил не беспокоиться сейчас об этом и оставить всё старой мудрой Габе, которые многие считали ведьмой. Габа с давних времен жила в окрестностях Тилгарда и слыла умелой знахаркой, даже ярлы пользовались её услугами. Правда вредная старуха требовала щедрую плату за эти свои услуги, но Ильзир был готов к этому. Улыбаясь про себя, он подумал о двух десятках динариев зашитых в тайную подкладку в нижней части штанин. Он молодец, он всегда обо всём думает наперед, это и отличает умного человека от, скажем, Хальфара. И он снова улыбнулся.

Ему показалось что он задремал и он резко открыл глаза. Шагах в пятнадцати от него на земле на задних лапах сидел жирный щекастый сурок с толстым выпирающим пузом и с праздным несколько надменным любопытстовм, сложив передние лапки на животе, оглядывал его. Ильзир тут же почувствовал голод и представил, как хорошо бы смотрелась эта пухлая тушка, жарясь над пламенем. Но в его теперешнем состоянии поймать пузатого надменного грызуна шансов не было. С другой стороны он решил что чувство голода это добрый знак. Значит с ним всё в порядке и он идет на поправку.

– Оставлю тебя беркутам, жирняк, – с ухмылкой сообщил он сурку.

Сурок насмешливо фыркнул и просвистев что-то похожее на "сам не подохни", переваливаясь, побежал прочь. Ильзир подобрал камешек, желая кинуть его в сурка, но замер. Он вроде бы что-то услышал сзади. Оглянувшись, он вздрогнул. Там стояла страшная женщина с огромными черными глазами, с ярко-синими линиями на лице и черно-белыми, застывшими как корона, волосами.

– Тьфу ты, чувырла синерожая! – Сердито буркнул норманн. – Чуть сердце вон не выскочило.

В первую минуту он не узнал её. Он понял, что перед ним кто-то из бриттов, да еще и в боевой раскраске, но это его не встревожило. Он видел, что перед ним всего лишь женщина, она совершенно одна, равнина вокруг отлично просматривалась, и сами эти земли, расположенные недалеко от Тилгарда, давным-давно считались законной вотчиной норманнов. Бритты здесь если и появлялись, то исключительно в качестве рабов или торговцев.

– Ты чего, синячка, заблудилась что ль? – Ильзир ухмыльнулся: – Или на Тилгард войной идешь?

Женщина обошла его по кругу, держась в 7–8 шагах от него, остановилась и её взгляд скользнул по копью, стоявшему прислоненным к камню, рядом с которым сидел Ильзир. И в этот момент он узнал её.

– Ах ты ж, ёптить, сучка чернявая! Значит всё-таки не подохла! – Воскликнул он скорее с удивлением, чем со злобой.

Далира молча смотрела на него.

Теперь Ильзир ощутил некоторую тревогу. Он начал неуклюже подниматься с земли, опасаясь, что женщина не позволит ему это сделать и нападёт на него. Но Далира не пошевелилась. Кое-как, опираясь на валун, Ильзир поднялся, более-менее твердо встал на обе ноги, поднял щит на левую руку и почувствовав себя гораздо увереннее, спокойно спросил:

– Мстить что ли пришла, буйша кривоногая?

Далира расцепила бронзовую фибулу на плече, сняла тяжелый шерстяной плащ и отбросила в сторону. Правой рукой медленно вытащила из ножен меч Анвелла, левой охотничий нож, тот самый что недавно вонзила в ногу стоявшего перед ней человека. Ильзир усмехнулся.

– Клянусь костяным троном Элриха Бродяжника, ты совсем спятила, буйша.

Он вытащил свой меч и поднял щит, прикрывая торс.

Далира прошла несколько шагов по дуге влево, затем также вправо, оценивая противника и примериваясь для атаки. Ей было очевидно, что у норманна совсем плохо с ногой. Она казалась распухшей в месте ранения, он явно не мог полностью опираться на неё и Далире даже казалось, что она чувствует вонь гниющей плоти. Очевидно, что краснолицый бритоголовый норманн сам не способен атаковать, по крайней мере быстро и решительно. Он еще может стоять на месте, но бегать и прыгать это уже не про него. Молодая женщина хищно улыбнулась: как удачно всё вышло – её враги разделились и она может расправиться с ними по одиночке. Она снова криво усмехнулась, решив, что тот белокурый гигант по имени Хальфар Бринбьёрд, бросил своего краснолицего товарища, как только понял, что тот не может нормально ходить.

– Чего скалишься, убогая? – Сумрачно процедил Ильзир. Ему не нравилось что женщина как волчица ходит кругами вокруг него. – Грибов своих сушенных пережрала что ли? Неужто и впрямь веришь, что одолеешь меня?

Далира ничего не отвечала, она собственно даже не слушала что чужеземец говорит. Он для неё больше не был человеком разумным, тем с кем можно вести какой-то диалог. Вышагивая всё по той же дуге в четвертый раз, она наконец бросилась вперед и ударила мечом с правой от противника стороны. Потом с левой. Потом опять с правой и так далее. Она наскакивала на врага, яростно рубила сыновним мечом, стремясь найти незащищенное место и снова отпрыгивала назад. А потом опять и опять. И не ощущала никакой усталости. Напротив, одно сплошное возбуждение и энергию. Собственная сила казалась неисчерпаемой. И ей представлялось что это Анвелл сражается вместе с ней, сражается в ней. А может и сам Тулла стоит где-то рядом и с усмешкой плещет в неё свою неукротимую пылающую ледяным ветром силу, с которой не смог совладать даже чудовищный змей Огги, который был способен сокрушать скалы и целые острова. Далира изворачивалась, била то снизу, то сверху. Взмокший Ильзир едва успевал подставлять то меч, то щит и всё более мрачнел, пораженный свирепым натиском этой девицы. Он всегда с презрением относился к бриттам и особенно к их женщинам, считая их слабыми, безвольными, податливыми, ни на что не способными, ну разве что только ублажать мужчин, и потому сейчас был неприятно удивлен тем что он, умелый и опытный воин, который в своё время крушил как глиняные горшки диких могучих гэлов, сейчас едва способен защитить себя от нападения какой-то "раскрашенной буйши".

В какой-то момент их клинки сцепились, на секунду заблокировав друг друга, и Далира тут же ударила ножом, буквально распоров правую руку норманна. Ильзир отпрянул назад и яростно выругался. Кельтка тут же отскочила в сторону, довольно глядя на льющуюся кровь из руки врага. И снова принялась ходить туда-сюда по дуге, пристально наблюдая за противником. Ильзир тряхнул рукой, смахивая кровь, но это мало помогло. Рана была глубокой, кровь заливала ладонь и рукоять меча начинала скользить в ней. Было очевидно, что одной обороной делу не поможешь. И теперь он относился к этой девице более чем серьезно. Он наконец поверил, что она действительно может его убить. Ильзир отбросил подальше от себя щит и вытащил левой рукой боевой топор.

Далира атаковала. Ильзир тут же быстрым движением поймал её клинок шейкой топора и ударил мечом. Молодая женщина постаралась уклониться, но меч всё равно ударил её в левое плечо и разрубил бицепс. Далира вскрикнула, выронила нож и выдернув свой клинок из блокировки топора, отпрыгнула и, сгорбившись и склонившись, отбежала на безопасное расстояние.

Ильзир победно хмыкнул, считая, что оставил свою противницу без одной руки – считай половина победы. Впрочем, он как никто знал, что побед наполовину не бывает. И ухмылка быстро исчезла с его лица, когда он увидел, что кельтка выпрямилась, расправила плечи и абсолютно уверенно действует левой рукой. Она вытащила из-за спины второй нож. Более того на её левой руке вроде как не было никакой рассеченной раны. Разорванная ткань рубашки и кровь были, а вот самой раны не разглядеть. Ильзир нахмурился, не в силах уразуметь происходящее.

Далира быстро приблизилась к нему и перешла в атаку. Но теперь она наступала на него только с правого бока. Ильзир в такой диспозиции не мог использовать против неё одновременно меч и топор. А легка стремительная Далира еще и заходила ему за спину с правой стороны. Ильзир со своей больной ногой не поспевал вовремя развернуться. Кроме того, он не уже не мог уверенно держать меч окровавленной рукой. И в какой-то момент он получил удар мечом в правое плечо, рука обвисла. Он попытался резко повернуться и ударить топором, Далира нырнула к земле, уклонилась от топора и со всей силы ударила мечом по левому колену. Ильзир вздрогнул всем телом и не удержавшись на ногах, упал на колени. Далира, оказавшись у него за спиной пнула его в область лопаток. В этот момент она вполне могла убить его, ударив сзади мечом по голове, но у неё был другой план. Ильзир повалился лицом вперед. Правая рука уже не слушалась и он кое-как уперся в землю левой. Далира убрала нож, подскочила, схватила левой рукой топор и дернула к себе. Ильзир растянулся на земле, вытянув левую руку, но топор удержал в кулаке. Тогда Далира со всей отпущенной ей силой ударила мечом по левому запястью норманна. Ильзир взвыл и Далира, завладев топором, отскочила назад.

Всё было кончено.

Ильзир барахтался на земле, пытаясь как-то подняться. Но залитая кровью правая рука не слушалась, левая наполовину отрубленная кисть вообще болталась как чужая, разбитое левое колено не давало использовать левую ногу, а правая давно уже превратилась в ноющее пылающее бревно. Далира обошла поверженного врага и носком ноги отбросила его меч далеко в сторону. После чего убрала в ножны клинок Анвелла, засунула за пояс топор, подошла к валуну и взяла своё копье. Осмотрев его, она отошла от камня и остановилась в 3–4 шагах от поверженного норманна.

Ильзир, стиснув зубы, обливаясь потом и кровью, всё еще пытался подняться, чтобы принять более достойное положение.

Далира молча наблюдала за этим.

Еле-еле, напрягая все силы какие остались, превозмогая гудящую по всему телу боль, упираясь локтями, дергая ногами, Ильзир всё же сумел поднять себя и с невероятно багровым лицом, усесться на колени, выпрямить спину и поднять голову.

Далира двумя руками взяла копье.

Ильзир, пытаясь отдышаться, сопя и кряхтя, с ходящей туда-сюда могучей грудной клеткой, холодно глядел на женщину. Она отвечала ему тем же.

– Позволь…, – глухо проскрежетал он, перевел дыхание и закончил: – позволь мне умереть с оружием в руках.

Далира, пристально глядя на него, отрицательно покачала головой.

– Прошу тебя…, – задыхаясь, проговорил он, – прошу тебя, бриттская дева, позволь мне взять в руки меч.

Далира снова отрицательно покачала головой.

– Я сражался с тобой честно и достойно. И там, и здесь. За что ты так ненавидишь меня?

Далира подошла к нему, обмакнула пальцы правой руки в рану на его плече и нанесла себе на лицо три красных мазка, на лоб и каждую щеку. Потом вернулась на прежнюю позицию и подняла копье, направив его в грудь Ильзира. Тот понял, что придется умирать без оружия в руках. Он усмехнулся:

– Ну тогда знай, сука: мой друг и я вчера весь вечер по очереди насиловали твою дочь во все её маленькие тугие дырки. – Он плотоядно усмехнулся: – По очереди. Несколько часов. Всё ей там между ног разорвали. Теперь там просто кровавая каша. Девка вся кровью изошлась. Орала и выла. Тебя звала, какую-то туллу звала, хныкала, ревела. – Ильзир засмеялся, увидев совершенно мертвенное лицо кельтки. – Не, не волнуйся, жива она пока еще. Мой друг сказал, что попользует её еще денёк другой, а потом продаст её вонючим арабам, чтобы те развлекались с ней как им захочется.