Kitabı oku: «Чужое не брать!»
Глава 1
В служебной машине сломался кондиционер. Петр взмок. За окном было 40 градусов, в салоне авто по всем ощущениям на пару градусов ниже. И это потому, что на трассе он ехал так быстро, словно за ним черти гнались. Горячий воздух обдувал его лицо в открытые настежь окна. Из-за шума ветра Петр не слышал ничего: ни сигналящие другие машины, ни мобильный телефон, который разрывался. Но Петр чувствовал себя немного лучше от бешенной езды. Мокрая рубашка даже слегка отлипла в районе поясницы. Зато, когда Петр въехал в город, пришлось ехать гораздо медленнее, и снова ему стало невыносимо жарко. Нарушать дорожные правила в городе было не в его привычках. Ведь он полицейский! Да еще какой! Из отдела убийств. Это вам не «хухры-мухры»…
Петр не выдержал и свернул у ближайшего торгового центра. Он должен спрятаться от жары. Хотя бы на полчаса, иначе ему не дожить до вечера, когда отремонтируют его родную "ласточку", заботливо покореженную его дражайшей супругой. Супруга сбила лося на проселочной дороге. С тех пор она плохо спит, ворочается и стонет во сне, а с нею плохо спит и Петр, так как переживает за нее. Подумаешь, лось. Хорошо, что она не знает о его последнем деле, которое они с коллегами еле довели до суда.
***
В торговом центре было почти холодно. Такая сильная разница температур мгновенно освежила, но чувствовалось где-то на задворках сознания и тела, что это нездоровая свежесть, которая потом обернется головной болью в лучшем случае, а в худшем – пневмонией. Петр задумчиво взглянул на эскалатор, медленно поднимающийся на второй этаж, вспомнил, что тут есть книжный магазин и запрыгнул на ступеньку. Он был еще моложав, спортивен, и, как утверждала жена, красив. Конечно, девушки не оборачивались на него, не теряли сознание от его небесной красоты, но, когда он проводил допрос, они не сразу приходили в нужное настроение от несоответствия внешней привлекательности сотрудника полиции и убогой обстановки внутри кабинета. Это иногда помогало расколоть преступниц женского пола. Но, надо признать, довольно редко. Когда на кону большой срок заключения, то уже не до кружевных манжеток.
Петр оказался в просторном светлом зале, пол которого слепил блестящей крупной плиткой. Людей было немного. Он часто спорил с Надей, с женой, куда все деваются летом в крупном южном городе. Море? Станицы? Чужие теплые страны? Надя умела вовремя отступать в любом споре. Вопрос повисал в воздухе, и она принималась страстно домывать плиту или ванную. Надя занималась бытом так, словно от чистоты зависела чья-то жизнь.
***
Нельзя сказать, что жена была излишней чистюлей, при ее профессии это невозможно, но все же, когда дело доходило до швабры, то нужно было спасаться. Петр и их сын с Надеждой поняли это давно. Если мать бралась за уборку, нужно было уносить ноги, и как можно скорее. Даже их личная «стационарная» собака знала это и пряталась в свою клетку, а уж об очередной собачке «на передержке» и говорить нечего было. Собачка пребывала в шоке и не понимала, как ласковая тренерша превращалась в истинную фурию. «Не тронь! Уйди с глаз!» И коронное: «Убью!».
Петр набрел на книжный магазин. За стеклянными стенами покоились широкие ряды книг в красочных сочных обложках. У самого входа, как было нынче модно, находился стол, где лежали особенно популярные издания по цене крыла самолета.
Петр, как и любой другой посетитель, не мог пройти мимо стола с затейливо выложенными книжками в суперобложках. На одной из них была изображена женщина, бегущая с открытым от страха ртом. Петр снова вспомнил свое последнее дело. И даже качнул головой в обе стороны, словно отрицая существование убийц и насильников в этом прекрасном поэтическом мире. Откуда рождается у них жажда подчинять себе людей, питаться чужим ужасом?
***
Мимо Петра прошла стайка девочек-подростков. Они звонко хихикали и были яркими во всех проявлениях молодости и свежести, которую так хотят иные присвоить. Опять он думает о работе! Ему точно нужен отпуск. Все-таки работать в отделе "мокрых дел", как шутит его коллега Людмила Васильевна, это не «бирюльки» на кассе раскладывать. Что бы он делал без Людмилы! Это настоящий кладезь аргументов и фактов, настоящий друг, лучшая коллега из всех, с кем ему приходилось работать. Именно она твердила начальству, что у него склад ума такой, чтобы искать серийных преступников. Что он может понять, как они действуют. Тогда-то им и выделили отдельный кабинет, отдельную опергруппу. Три серии они раскрыли с Людмилой в прошлый год. Три! Но не от этого у Петра кружилась голова, не от успеха, а от ужаса, от того, сколько уголовных дел не попадают в серию, а расследуются отдельно, оттого и ошибки, оттого и «висяки». А еще у Петра холодели руки, когда он понимал, сколько вокруг него убийц, хладнокровных и безумных. Сколько среди обычных людей монстров.
Жена говорит, он вращается не в том кругу, потому ему и мерещатся кругом насильники. Вот у нее все гладко и ровненько. Собачники, зоопсихологи, ветеринары, фоточки в обнимку с мопсами, видео с милыми играми.
***
Наденька, конечно, умалчивает кое-что. Вероятно, стыдится. Но когда очередная собачка «на передержке» вдруг впрыгнет на диван и успеет сделать свои гадские дела, пока Надя ищет пульт от ошейника с вибрацией, то в их квартире раздаются гром и молнии. Обычно терпеливая и щедрая на ласку Надежда хватает расшалившуюся или мстящую хозяевам собаку за холку и может так треснуть и так отчитать, что ему Петру страшно становится. Откуда у нее столько злости берется и куда она девается, когда Надя в хорошем расположении духа?
Но Петр понимал свою жену, понимал, как никто другой. И не нужны ему были вот эти яркие книжки на стеллажах магазина с названиями "Как сохранить счастливый брак?", "Как прожить с супругой долгие лета и умереть в один день?" Он сам наклепает таких книжек выше крыши, и они будут пользоваться успехом, уж в этом ему уверенности не занимать. Понять женщину трудно, понять другого человека трудно, тем более, если это супруга, с который прожито больше двадцати лет? Кто такое сказал? Да, он читает по ее лицу, что ей приснилось, и что сегодня будет на завтрак.
***
Петр ради интереса взял наугад книжку по психологии супружеской жизни и открыл в середине. Шрифт был скучный, картинок не было, заголовки отделялись от основного текста почти таким же размером букв. Кто будет такое читать? Если это легкое, развлекательное чтиво, то нужны яркие заголовки, а тут название параграфа словно из учебника по геометрии. Почему супруг скрывает от вас что-то важное? И почему же? Петр продирался сквозь текст, основной посыл сводился к тому, что, если вам что-то кажется, то вам не кажется, то следует отнестись к этому настороженно и попытаться выяснить правду.
Петр хохотнул про себя, не вслух, конечно, он ведь взрослый, серьезный дядька. Да сколько ему чего-то казалось в браке, по пальцам руки пересчесть можно. И всегда оказывалось, что дело и яйца выеденного не стоит. Поэтому своей супруге он доверял давно и прочно, как самому себе, а иногда и больше, чем себе.
По молодости он подозревал Надежду то в неверности, то в легкомыслии, но потом он понял, что все его подозрения были вызваны огромной любовью к жене. Все. Дело закрыто.
Петр прошел к выходу. Он охладился и готов сесть в раскаленную пасть машины, чтобы продолжить путь. К кому? К Наденьке, конечно! Он наконец получил отпуск!
***
Ехать куда-то они не планировали. Обычно у них все получалось спонтанно, благо, море рядом, и уж с палатками можно было ехать, куда угодно и когда угодно. Бронь не нужна, не нужны никакие строгие договоренности, пересадки и трансфер. Все под рукой. Муж, жена, сынишка. Сынишка, правда, уже двухметровый, и затащить его с собой в поездку – занятие не для слабонервных. Тем более, у сына образовалась вдруг любовная история, какая-никакая карьера. Гнездо родительское внезапно опустело, и Петр остался с Надей наедине. Надежду поначалу крутило и вертело, то она забывала посолить суп, потом, наоборот, солила его дважды. То вдруг супруга искала телефон невесты и хотела звонить, чтобы расставить все точки над "и". Петр диву давался, куда исчезла его покладистая и мягкая жена, но прошло время, и Надя успокоилась, смирилась, ушла в работу.
Раньше они не брали «на передержку» так часто. Теперь же у них в квартире круглосуточно пребывало животное, не выращенное ими с младенчества, как их Дружок. Кстати же, когда сын объявил, что уходит на съемную квартиру, Надя в отчаянии пыталась всунуть ему Дружка. «Твоя собака! Тебе покупалась! Вот и нянчись!».
***
Людмила Васильевна, Люся, пребывала последние дни в отчаянии. Она жутко боялась срыва. И вроде же привыкла быть такой, как все. С утра пить кофе, расчесывать непослушные кудри, придавать им приличный вид, мазать губы строгой бордовой помадой, искать свои очки, а потом мчаться на работу, нарушая все мыслимые правила дорожного движения. Когда у Люси было дело, то и она была в деле, и не было места для срыва, и в тонкой ее руке покоилась тонкая дымящаяся сигарета, а в голове роились мысли. Рядом был Петька, а впереди бессонная ночь, полная знамений, открытий и ярких загадок. Но теперь дни превращались в мрачную рутину. Она не ходила на службу, и, как считалось, наслаждалась ничегонеделанием. Нет. Сто раз нет!
Люся с ненавистью смотрела из окна своей квартиры на вход в магазин, где торговали ее смертью. Алкоголь. Будь он проклят и будь проклят тот, кто его нахимичил, кому приснился его адский рецепт в кошмарных снах. Люся была потомственной алкоголичкой. В завязке. Срок этой завязки равнялся сроку любого ее трудного дела. Последнее расследование о череде исчезновений девушек из медучилища длилось полгода. Полгода трезвой, ясной жизни… Жизни рядом с Петькой.
Сколько Люся себя помнила, она всегда была рядом или почти рядом с Петькой. Росли они в одном дворе, ходили в один детский сад, потом в одну школу, институт, часто пересекались, но никогда особенно не дружили. Петр был красивым, стройным, высоким, умным и веселым. Особенно пока не женился. Шутки лились из него плотным потоком. Ему не нужно было ничего придумывать. Такой у него был склад ума. Юморной. Петька шутил без улыбки. Люди удивлялись. Но он не шутил в общем понимании этого слова, он просто так думал. Всегда его стакан наполовину был полон. Никогда не пуст. Это могло вызывать зависть. Но не особенно вызывало. Потому что Петька не кичился своими такими способностями ко всему относится легко, все принимать и прощать сразу, как это произошло. Этому не завидуешь. Бессмысленно завидовать человеку, родившемуся в знаменитом городе или с темной кожей. Так случилось. Так природа решила. Просто Петр вот такой вот человек.
Но, конечно, находились и завистники и безнадежно влюбленные. Петр был ярким. Тут уж никуда от этого не денешься. Интересно другое. Как такой очевидно рациональный взгляд на жизнь, легкий и веселый, может помогать Петьке в его профессии?
***
Люся подозревала, что все же где-то внутри у Петьки сидят демоны. Ну не может человек быть таким лучезарным, таким милым и пушистым, даже оставив за спиной жуткую трагедию, что произошла в его жизни. Таня… Наша Таня громко плачет, уронила в речку мячик. Таня страдала многолетней бессонницей и как-то наглоталась таблеток до тошноты. Петька не успел ее спасти. Давно это было. Быльем заросло. Но ведь было? Была у Петьки тоненькая юная любовь. Таня. С огромными зелеными глазищами, которые она подводила серебристо-голубым карандашом. Таня была ему под стать. Тоже высокая, тоже щедрая на улыбку, на непринужденную шутку. Они шли, держась за руки по узким коридорам института. Таня училась отменно. Все ей давалось легко. Как и Петьке. Они были самой гармоничной парой из всех, что можно себе представить, из всех, что видела Люся на своем веку. А видела она немало из-за службы в полиции.
Это сейчас Петьку окружают такие обыкновенные, природой вылепленные женщины, как она сама, как Надежда, его жена. Петька говорит, что счастлив с Надей, и каждый ему поверит из тех только, кто никогда не видел Таню. Таню и то, как он смотрел на нее. Как они оба смотрели друг на друга. Так словно сам Бог подарил им эти отношения, их самих, их встречу. Если бы у них были дети, то они были бы чудесны. От такой любви только чудесные дети могут появиться.
***
Зато у Пети с Надей был сын. Костик. Парень как парень. Лежал на диване лет до 18, тихо лежал, никого не трогал. Отучился в училище, звезд с неба хватал, хватал только уровни в компьютерной игре своей излюбленной. А потом вдруг пришла ему в голову мысль, сначала слабо оформленная, потом все более явная. Откуда взялась эта мысль никто объяснить не мог. Костик решил, что мешает своим еще молодым родителям. Что им бы хотелось быть вместе больше, чем быть вместе с Костиком.
Костик никогда не отличался особенной сентиментальностью и деликатностью, поэтому его отъезд из отчего дома воспринимался с удивлением. И едва ли не самым удивленным из них троих выглядел Костик. Он нашел работу, стал снимать жилье, и постепенно отдаляться от родителей. В целом логичная цепочка, если не одно "но". Костик до сих пор пребывал в прострации и в растерянности. Почему он так внезапно повзрослел? Он планировал лежать на диване еще пару лет точно. Его девушка была из таких же инфантильных, разбалованных отпрысков, что и Костик, и она жила на два дома, не в силах навсегда закрыть за собой дверь своей детской спальни, в которой были розовые мягкие игрушки. Не в силах начать взрослую жизнь на съемном жилье с Костиком.
Но у Костика окончательно сформировались в голове нейронные связи. Он вырос. Домой к родителям дороги нет.
***
Люся решила пройтись перед сном. На город опускались сумерки. Так и сон лучше будет, убеждала она себя, и кости размять нужно, а то сидит уже несколько дней, как увалень. Располнеть в ее возрасте недолго. Всякий, кто знал Люсю, улыбнулся бы после такого предположения. Люся была неприлично худа. Длинная, нескладная, ручки-тросточки, ножки-палочки. И как венец всему этому на голове короткие крепкие кудряшки. Выражение лица у Люси было чаще каким-то глумливо-веселым. Она знала толк в похабных шутках, могла материться, как сапожник. Люся умела быть искрометной, но никогда не доброй. Хорошо она относилась лишь к избранной группе людей, куда, естественно, входил Петька.
Люся так хотела ему позвонить, но держалась из последних сил. Они, действительно, закончили важное дело. Нашли виновного в исчезновениях двух студенток. Слава богу, девчонки были живы. Мужчина, который держал их у себя в гараже, был «начинающим» маньяком, и еще не преступил главной черты, после которой человек окончательно превращается в монстра.
***
Люся накинула сверху на майку и шорты просторную рубаху, почти платье. На улице не было холодно, но Люся считала, что рубаха скрадывает ее худобу. Впрочем, Люся давно подозревала, что с возрастом превратилась в даму, которая нелепо одевается. Фрик. Она перестала доверять своему вкусу, просто однажды внимательно оглядев себя в зеркало.
Ну и шут с ним! Люся хотела пройтись. Вечером. Мимо дверей супермаркета, где можно было купить алкоголь. Это был рискованный шаг. Находиться в бездействии было невыносимо. Люся вышла в свет. Возле подъезда скамейка была пуста. Даже на секунду не задержаться, не передумать идти. Мимо. Дверей супермаркета. Так бы она поздоровалась с сидящими на скамейке. Посетовала бы на растущую оплату коммуналки, спросила бы про скорость домашнего интернета, пошутила бы над чем-то, сделала бы едкое замечание. Люся умела держать аудиторию. Но скамейка была пуста, а разговаривать с несуществующими людьми было еще рискованнее, чем пройти мимо дверей супермаркета.
Люся со скучающим видом обошла свой дом. Ни одного собачника, возле которого можно остановиться и изобразить любопытство, ни одного знакомого.
***
Неожиданно Люся ощутила себя стоящей возле блестящих стеллажей с бутылками. В супермаркете играла музыка, похожая на джаз. Люся совсем не разбиралась в музыке, но она отлично разбиралась в алкоголе. Почти каждая из этих стройных бутылочек побывала у нее в руках, а их содержимое у нее в желудке. С водки Люся тупила, с первым глотком на голову падала словно меховая шапка отгороженности от всех. После нескольких рюмок Люся становилась глухой и слепой ко всему, что происходило вокруг нее.
Шампанское часто вызывало головную боль, если, конечно, была выпита не вся бутылка. Зато со второй бутылки шампанского начинало что-то резать внутри пищевода, какая-то кислота разливалась внутри, и тогда приходило время жестоких, искрометных шуток. Хорошо, если рядом не оказывалось никого из коллег. Только Петька мог вытерпеть ее насмешки. И то, потому что над Петькой было сложно шутить. Только одна тема в его жизни могла быть подвержена смеху, а именно, его покорность воле жены. Люся вспомнила их последнюю болтовню, когда они уже собирали в большие картонные коробки все материалы по последнему делу.
– Вот, смотрю я на тебя Петр, и диву даюсь! – начала громко Люся.
– Что такое? – рассеянно поинтересовался мужчина. Он был занят тем, чтобы закрыть коробку по всем правилам канцелярского мастерства.
– Вспомнила я как в последний раз мы все в автобусе ехали… – Люся издала смешок.
– И что тебя развеселило?
– Много чего, если честно. Но особенно потешно было, когда твоя Наденька тебя по салону мотала с рюкзаками. Тяжело тебе было? То солнечная сторона, то скучный вид, то ее укачивает, то воздуха мало… Такое впечатление, что она хотела тебя вывести из себя, а ты все не выводился. У вас дома так же? Все же она должна понимать, что у тебя такая работа, что нервы беречь нужно. Нас коллективом вывезли к морю, чтобы мы как-то отвлеклись от суеты, еще штатного психолога взяли. Беседы планировались в узком кругу. Но с твоей Надей это просто невозможно.
– Ты права насчет работы, вот что я тебе скажу. У жены моей работа сложная. Кинолог. Я очень уважительно отношусь к ней и к ее нервам. Иметь дело с собаками – это не менее сложно, чем на нашей работе. Так что, Люся, отстань.
– Да, я не пристаю. Удивляюсь только. Как ты ее терпишь? Небось, дома отрываешься? Да, ладно, шучу. Уж и в лице сразу поменялся. – Люся злорадно усмехнулась.
***
Надя повернулась к двум собакам, которые сидели смирно и смотрели на нее так, словно в руках у нее была чаша Грааля, а в чаше миллиард сахарных косточек. Конечно, такой чаши у Нади в руках не было, но зато у нее в руках были две миски, наполненные сухим кормом. Корм в мисках был разный. Для собаки на «передержке» хозяева не поскупились и купили что-то совсем дорогое. Своего Дружка Надя кормила кормом попроще и подешевле. Зачем приобретать еду для собаки по цене, которая дороже человеческой еды, если и обычный корм неплохо справляется со своей задачей? Ее Дружок здоров и энергичен и без элитного корма.
Но в миске для Дружка сейчас лежал как раз дорогущий корм для собаки, которую Надя взяла на передержку. А в миске капризного шарпея лежал корм Дружка. Почему бы иногда не побаловать родную собаку, если представилась такая возможность? Шарпей не сможет рассказать хозяевам о такой несправедливости, что его корм дают хозяйской собаке. Надя мысленно пожала плечами. Мир несправедлив. Нужно уметь вертеться. Тем более, если ты собака, сданная на передержку.
Шарпей накинулся на корм Дружка, лишний раз подтвердив, что он глуп и всеяден. Надя провела рукой по своим коротким темным волосам. Скоро приедет Петька. У него долгожданный отпуск. Долгожданный ею. Она устала делить супруга с преступниками и с потерпевшими. Устала успокаивать его, когда он с криком просыпается или задыхается во сне, хватается за горло и с дикими глазами бежит на балкон сделать глубокий вдох. Она устала отстирывать его рубашки, которые он не снимал по двое суток, потому что именно столько был на работе без права заехать домой и просто переодеться. Она устала лечить его гастрит от пищи всухомятку и на бегу. Она устала, но ни за что не отпустит его. Не отдаст его работе. Он будет дома. Ближайший месяц он будет дома! А на остальное плевать. Они поедут на море, поедут вдвоем путешествовать на автомобиле. Столько еще всего не видели даже в родных краях! И лучшего попутчика для автомобильного путешествия, чем Петька не найти. Спокойный, уверенный, никогда не заблудится, всегда поможет, остановится в любом месте, чтобы супруга могла пройтись после долгого сидения.
Надя поставила в духовку блюдо с лазанью. Скоро приедет Петька. Раздался лай. Опять! Никак не мог их беспородный Дружок наладить контакт с шарпеем, у которого совсем другой темперамент. Дружок суетлив и скандален, а шарпей спокоен и величав, словно сомнамбула.
Как-то ради смеха Надя накрыла пса на ночь покрывалом, так утром оно не сдвинулось не на сантиметр. С ее Дружком такое бы не прокатило. И как бы она с ним не занималась, все в Дружке рвалось наружу, внутри него сидела пружинка, которая дожидалась своего часа. Это чувствовалось. И в этом они с Дружком были похожи. В ней в Надежде покоилась бомба замедленного действия, впрочем, однажды она уже рвалась. Ах, нет, не однажды.
Надя схватилась за щетку и принялась яростно вычесывать свою собаку. Кругом его шерсть! Дружок повизгивал, но покорялся. С хозяйкой лучше не спорить.
***
– Вам помочь?
– Нет, спасибо. – Торопливо ответила Люся, заметив молодую девушку в белой рубашке и в темном жилете. Элегантно… «Впрочем, вы не могли бы мне подсказать, как напиться, чтобы никто этого не заметил? Как напиться, чтобы трезвую не мучил стыд? Не знаете? Так нечего подходить ко мне со своей лестью! Помочь! Как жаль, что у нее сейчас нет работы, нет мозгового штурма, нет ничего, только пустая квартира. Как удержаться? Хоть бы убили кого-то сегодня вечером, пока она не пробила на кассе бутылку коньяка.». Люся прикусила кончик языка. Как она может так думать? Но стыда не было. Более циничной работы, чем у них с Петькой сложно себе представить. Люди и их судьбы давно для них не священны, давно превратились в дела и в отчеты. Ничто не трогает. Чужое. Свое только. Свое трогает. И трогает сильно. Страшит одиночество.
Люся вышла из магазина с коньяком. Сегодня одиноко не будет. Сейчас она достанет томик Чехова и будет пить коньяк. Замечательный вечер!
***
Петр застрял в пробке прямо на подъезде к собственному дому. Он кожей чувствовал, как нетерпеливо ждет его жена. Позвонить?
– Надя, я уже почти дома, стою в пробке. Что? Что ты сказала? Я не слышу! Тут гудят.
Надя чертыхнулась. Слава богу, ее супруг всегда вовремя глохнет. Интересно, он привирает или, действительно, обладает таким удобным инструментом психики, как не слышать неприятное.
Тем временем Петр невозмутимо смотрел на проезжающие в противоположном направлении машины. Только мелкая венка пульсировала возле виска. Конечно, на такой-то жаре!
Потом был ужин. Надя застелила стол скатертью, достала высокие бокалы и бутылку шампанского отметить начало его отпуска. После второго бокала Петра немного отпустило. Он откинулся на спинку стула и с иронией в глазах наблюдал за веселой и шумной возней собак.
– Я могу вернуть шарпея раньше хозяевам, если ты хочешь.
– Зачем?
– Чтобы он тебе не мешал наслаждаться отдыхом.
Петька накрыл маленькую ручку Наденьки своей могучей лапищей, посмотрел в суетливые карие глаза, и на секунду вместо этих глаз увидел светло-зеленые… Даже сам вздрогнул. Давно с ним такого не было. Уж и забыл. Тьфу, уходи, призрак!
– Рядом с тобой мне ничто не мешает. – Но вышло неискренне. Всему виной пронесшийся словно облачко образ перед внутренним взором.
Надя подняла одну тонкую бровь. Вид у нее получался с такой бровью подозрительный, как у ищейки. Уж если жена к чему-то прицепится, то ее сложно переубедить. Не завидовал Петр тому, кто попал бы на допрос к Надежде. Как хорошо, что она ему полностью доверяет. Тем более, что придраться не к чему. Петр – верный и сдержанный супруг. Нет у него никаких тайн от жены ни в настоящем ни в будущем. В прошлом, если только. Если только. И снова эти прозрачные зеленые глаза. Плохо на него шампанское сегодня действует.
Петька расстегнул ворот у рубашки, пригладил волосы, влажные у висков.
– Я в душ!
– Но ты не доел! – запротестовала Надя.
– Позже, все позже.
Петька стоял в душевой кабинке, прижавшись лбом к непрозрачной стене. Вода плащом стекала вниз. Смывала прожитый день, законченное дело, последний допрос мужчины, который похищал студенток и еще не научился убивать их.
***
Петька вспомнил, что у мужчины была супруга и дети, которым просто не разрешалось заходить в его гараж.
– Да, и что там делать? У мужчин вечно эти железяки дороже семьи. Мне, вообще, не было интересно. Папаша мой такой же был… – откровенничала жена преступника. – Ой, я не то говорю!
– Успокойтесь, я все понимаю. – тихим голосом твердил Петька. А Люся наступила под столом ему на ногу, ее душил злой смех.
– Я имею ввиду, что мой отец любил все выходные лежать под машиной, что-то там чинить, откручивать, смазывать и прикреплять заново. Доводить машину до ума. Так он всегда говорил. А муж мой, оказывается, не машину чинил. – Женщина закрыла лицо ладонями.
На одном из ее пальцев красовалось колечко. Петька сделал стойку. Это колечко принадлежало пропавшей студентке. Недорогое, позолоченное, с фианитом, которого даже не было видно. Только, когда двигалась рука мелькало свечение. И сейчас женщина потерла руками щеки, и блеснул фианит.
– У вас обручальное кольцо? – спросил Петька.
– Это? – Женщина повернула руку чуть от себя. – Нет. Это муж мне подарил. И ни тени подозрения не промелькнуло на ее лице. Только красование. Жена преступника искренне наслаждалась подарком, рассматривала тонкое кольцо.
– Видите ли, я не избалована вниманием мужа. Он редко мне что-то дарит. Поэтому это колечко мне особенно дорого.
Люся снова надавила ногой на ногу Петьки. Он пообещал себе мысленно, что запретит ей или это делать, или присутствовать на допросе. Хотя она прекрасно знала, что без ее помощи Петьке не обойтись, поэтому так и вела себя привольно. В допросной она и королева, и госпожа. А Петька уже переживал и за свой ботинок и за свою ногу.
– Вам придется отдать нам это кольцо. – Петька достал из тумбочки маленький пластиковый пакетик с молнией.
– Зачем? Почему это? – Захлопала глазами женщина.
Как можно было быть такой глупой? Неудивительно, что муж прямо перед ее носом разворачивал свои грязные дела. Ему, наверное, не стоило утруждать себя и прятать девушек в гараже. Он легко мог бы поместить их в собственную квартиру. Скажем, на балкон. Его благоверная все равно ничего бы не заметила. Петька цокнул языком.
– Это кольцо принадлежит одной из девушек. Одной из жертв вашего мужа. Отдайте мне кольцо, пожалуйста, будьте добры.
– Жертв? Да, что такого сделал мой муж? Он же не убил их, не избил, не изнасиловал? Приносил еду, воду. Зачем вы делаете из него монстра?
– Вы, действительно, не понимаете, что сделал ваш муж? – Вступила Люся. Веселость ее смыло, как рукой. Полные губы превратились в тонкую линию. Маленькие темные глаза за очками ультрамодной формы с угрозой уставились на женщину.
– Ваш муж удерживал двух девчонок, совсем молодых, в своем гараже. Они были привязаны. – Люся пододвинула снимки рук крупным планом. На коже запястий были кровоподтеки в виде браслетов.
– Вы думаете, что это не больно? Что это не страшно? Мы сейчас оформим вас как соучастницу! – Люся быстро заморгала, стала щуриться. Кто же сидит перед нею. Такой же изверг, как и муж, только в женском обличье?
В допросной вдруг замигал свет, выключился на секунду. Все погрузилось во тьму. Петр встал и наощупь, по памяти нашел выключатель, пощелкал им безрезультатно. Женщины молчали. Только слышалось тяжелое дыхание жены преступника. Петька внезапно осознал, что Люся испугалась и боится пошевелиться. За годы работы вместе они научились угадывать действия и мысли друг друга. Неожиданно свет зажегся снова. Петька обернулся. Люся сидела на своем месте, обхватив себя руками, бледная и беспомощная. Зато у жены преступника на лице было написано самодовольство. Какое звериное отвратительное выражение! Петька поразился. Глаза рысьи. Выпученные, выпуклые, с черными точками на рыжем фоне радужки.
***
Петька вздрогнул. В дверь стучали, а он, укутанный паром и не замечавший, что стоит дома под душем, не сразу понял, где он, кто он. Ему и правда нужно в отпуск! Было полное ощущение, что он только что побывал в машине времени, и переместился из допросной в собственную ванную комнату. Надя из-за двери что-то говорила. Петька выключил воду, вышел из душевой кабинки, которую они с женой установили, внезапно испугавшись старости и немощи. Из ванной тяжело вытаскивать стариков. Надя это хорошо знала. Ей пришлось ухаживать за больной родственницей и тягать ее по несколько раз за неделю. Надя худенькая, маленькая. Спину сорвала. Так они и купили душевую кабину, снесли лежачую ванну, как только сын повзрослел и покинул родное гнездо. Петька вышел в коридор. У Нади было обеспокоенное лицо. Он обнял жену и удивился, как обычно. Так она радовалась, словно впервые Петька ее обнимает, а не миллиард какой-то там раз. Родное, милое лицо, родные глаза, человеческие, а не те звериные, что у той женщины в допросной. Петька поежился, как в ознобе. Даром, что в душе мылся почти кипятком.
***
И если этот эпизод, когда Люся сжалась в допросной при банальном отключении света, вызывал у Петьки понимание, чувство сопричастности, то для Люси это стало еще одним позором. Всю свою жизнь Люся боялась стыда. Не хотела стыдиться себя, своей внешности, своей ревности, своей запретной влюбленности в Петьку. Она давно, еще при Тане, внушила себе, что блестящий во всех отношениях Петька, ей не пара. Пусть Люся умная, но объективно она хорошо знает цену своей женской привлекательности. Она на любителя. На редкого любителя и ценителя необычной внешности. Люся угловатая словно подросток, хотя ее возраст уже приближается к пятидесяти. Она не чета была Тане с ее зелено-стальными глазами сытой кошки. Она не чета и стала его жене Надежде. Маленькой, хрупкой, суетливой и подвижной, будто воробышек на морозе.
Люся открыла дверь в свою квартиру, зашла на кухню, открыла коньяк, и забыла достать томик Чехова. Ни к чему это. Все равно под действием алкоголя никогда она не оценит ни тонкого юмора, ни откровенной тяжеловесной шутки. Алкоголь давал ей право только на жесткие циничные фразы. Хорошо, что она живет одна. Ей некого обидеть, кроме себя.
