Kitabı oku: «Время Z»
Выездной концерт
Нарядные зрители, поглядывая на часы, ждали, когда поднимется занавес. По расписанию детский спектакль, посвящённый Дню защитника Отечества, должен был уже начаться. Многие взрослые вопросительно бросали взгляды на яркие лампы: почему-то свет в зале ещё не потушили. Детвора весело шумела, предвкушая представление. Вдруг за кулисами началась какая-то возня, а через пару секунд прогремел выстрел. Люди в панике бросились к выходу. Началась давка, послышались крики.
– Это предупредительный! Не будет вам праздника! Уходите по-хорошему! – прорычал молодой человек в камуфляже, возглавлявший пару вооружённых бритоголовых парней с наколками нацисткой свастики.
Он размахивал пистолетом перед седовласым режиссёром, за которым пряталась побелевшая, как мел, директор театра.
– А вы кто такие? – осведомился режиссёр.
Тройка молодых людей оживилась:
– Мы новая власть! Теперь всё будет по-новому! Нет русскому языку! На мове размовлять будем! Спектакли на украиньском ставить будешь!
Мужчина иронично подметил:
– Как я погляжу, вы пока сами мовой не владеете.
Парни оскалились, а директриса, моментально вцепившись стальной хваткой в руку режиссёра, зашипела:
– Владимир Константинович, не злите их.
– Слышь, что начальник говорит? Не зли нас! – хохотнул вожак, и махнул соратникам, – идёмте, актёры разбежались, зрители тоже. Задача выполнена.
Когда тройка скрылась из виду, директор отстранилась от Владимира Константиновича, оправила жакет и возмущённо заявила:
– А я предупреждала, что так будет. Надо было сразу отменить представление, когда они попросили в первый раз. Ну, поймите вы! Это же подростки. Подурачатся, перестанут. Сами знаете молодёжь, они все по духу бунтари. Скоро всё станет как прежде. Просто надо переждать. А вы их, между прочим, провоцируете! Подумайте и побыстрее, пожалуйста, как обновить репертуар театра. Не хотелось бы актёров в отпуск отправлять, разбегутся потом, не собрать будет. Проявите профессионализм, что мне вас учить?
– Сегодня они с пистолетом Макарова дурачатся, а завтра с чем придут? Кто они вообще эти «подростки заезжие»?
– Вы опять? Время сейчас такое. Потерпите. Скоро всё будет хорошо. И чего нам вообще переживать? Вы что на украинском языке пьесу не напишите? Для нас всегда работа найдётся.
– Хорошо. Я подумаю.
Директор удовлетворённо хмыкнула и отстучала каблуками со сцены, а режиссёр стоял неподвижно. Взгляд мужчины проскользил по декорациям, задержался на подъёмных устройствах. Он покачал головой и пошёл в кабинет. Отыскал мобильник, и набрал номер соседа.
– Василич, ты дома? Я зайду в гости?
– Дома, конечно, праздник же! Мясо на мангале к обеду собрался приготовить. Думал вечерком угостить, а ты сам объявился! Тебя же по праздникам не сыскать, ты же у нас заслуженный работник культуры, работаешь тогда, когда другие отдыхают. Приходи, в кои то веки с мясом возиться поможешь.
– Жди меня. Вместе попразднуем.
– Договорились.
Через час у дымящегося мангала во дворе соседа, где ещё стояли изрядно подтаявшие сугробы, и пробивалась куцая зелёная травка, состоялся мужской разговор.
– А людей? Ты да я, да мы с тобой? Потянем ли?
– Сына возьму.
– О, да-а-а. Это помощь. Сколько твоему Пашке? В девятом классе учится?
– В десятом.
– О, мужик уже большой! А вот ещё вопросик. Ну, тебе-то ладно, ты вдовец. А мне как Ольге сказать, куда я собрался? И сыновей у меня нет, дочки только.
– Василич, кто, если не мы?
Сосед почесал бороду с проседью и клацнул языком:
– Сам знаю, что некому. Это я так, по-стариковски ворчу. Когда идти предлагаешь?
– Серёга, сегодня надо. В праздничный день внимание у охранников, как ни крути, рассеянное. Проскочим.
– И чё скажем? Здравствуйте уважаемые, мы к вам с выездным концертом?
– А это мысль. Я гитару возьму.
– Тогда уж и форму давай наденем. Только светиться в ней не будем, под пальто спрячем, а то молодчики из «Правого сектора» приметят, и не дойдём куда хотим.
Скрипнула дверь в дом. Мужчины умолкли. К мангалу подошла соседка с младшей дочкой и румяная девчонка задорным голоском отчиталась:
– Стол накрыт!
– Солнышко, а мы тут к бывшим сослуживцам на шахту хотим сгонять, с праздником поздравить. Ты бери с мамкой мясо, а мы потом присоединимся.
Супруга притворно надула губы:
– Мы там с девочками старались, стол украшали, торт испекли, а ты к друзьям намылился?
– Родная, не могу отказать. И вообще сегодня ж мой праздник.
Соседка покачала головой, и нежно улыбнувшись, произнесла:
– Смотри, чтоб недолго. Детвора торт растащит, на себя пеняй.
Он расцеловал обеих:
– Вы мне фото вас с тортом сделайте и ешьте, сколько душе угодно!
Дочка тотчас побежала в дом с радостным кличем:
– Папа торт разрешил!
Мать схватила кастрюлю с шашлыком и помчалась следом.
– Собирайся и к гаражу. Я с Пашей через пять минут выйду, – отчеканил Владимир Константинович.
– Так точно! – приложил руку к козырьку кепки Сергей Васильевич.
Пашки дома не оказалось. Отец прошёлся по комнатам и, вздохнув, тихо проговорил:
– Что ж, так даже лучше.
Он достал форму из шкафа и быстро переоделся. Тридцать лет прошло после того, как отслужил срочную службу, а она села как влитая. Но этот факт не радовал. С хмурым видом Владимир Константинович прихватил гитару. Он поймал свой сосредоточенный взгляд в зеркале.
– Так не пойдёт, – Владимир Константинович осуждающе покачал головой и «надел» нарядную улыбку, – теперь другое дело.
Вбежал Паша:
– Пап, ты дома! Сколько котлет разогреть?
– Бери с собой. Сейчас выезжаем.
Сын внимательно посмотрел на отца с гитарой: тот обычно не брал его с собой на концертные мероприятия.
– Что-то случилось?
– Случилось, сынок. По дороге расскажу. Я машину прогревать, а ты одна нога здесь, другая там.
Сын набросал холодных котлет в банку, нарезал хлеб и стремглав выскочил вслед за отцом.
Рессоры «Нивы» поскрипывали по дороге, ставшей к концу зимы ухабистой. Пашка, заглатывая котлеты, сосредоточенно слушал отца.
– Ультраправые радикалы зашли слишком далеко. Сегодня Верховная рада отменила закон, по которому русский язык имел статус регионального и его можно было использовать наравне с украинским. Им не нравится, что у Донбасса тесные связи с Россией. Если мы не будет отстаивать свои интересы, то потеряем самое ценное – возможность общаться на родном языке.
– А как дать отпор? Чем? – спросил Паша.
– Толковый парень. В корень зрит, – усмехнулся Сергей Васильевич.
– Вот для этого мы на рудник и едем, – сдержанно ответил Владимир Константинович.
Сын перестал жевать:
– Мы планируем пробраться на секретный 152-й горизонт?
– Именно. Проведём отвлекающий концерт.
– Пап, но все же знают, что там хоть оружия и немерено, но оно всё разобранное. И старое оно. Зачем нам стволы фашистов времён Второй мировой войны? Ещё и ржавое, наверное.
– В смазке и в условиях соляного рудника это оружие и через сто лет стрелять будет, как новое. Сюда, кстати, и после первой Карабахской войны вооружение свозили… Но не суть. Карты составлялись. Всё расписано, где что лежит. К тому же пулемёт Дегтярёва очень даже дельная вещь.
– Ух ты! Так нам надо добыть карты и по ним собрать пулемёты! – потёр руки подросток.
– И патроны тоже нужны, – вставил Сергей Васильевич.
Владимир Константинович закивал:
– Но для начала туда надо попасть. Осторожность не помешает. Кто знает, кто за кого в это смутное время. Коли под угрозами в украинские батальоны людей будут сгонять, то по разные стороны в прицел станут смотреть те, кто сегодня один хлеб делят. Горечь именно от этого осознания… – он прокашлялся. – Подъезжаем. На КПП под гитару споём, а потом к клети. Там уж будем договариваться на каждом уровне, чтоб ниже дали спуститься.
– У нас получится? – задёргался паренёк, приметив вооружённых людей.
Отец сухим тоном изрёк:
– Иначе никак. Даже деревья выживают наперекор бурям.
Сергей Васильевич поднял сжатый кулак:
– Правый люд обязан подняться и поднимется. Вот увидишь, – и он процитировал строку из стихотворения Павла Беспощадного, – «Донбасс никто не ставил на колени».
Герой
Мирон притаился в засаде за диваном. Мальчишке невероятно хотелось услышать то, о чём родителям будет рассказывать дядя Толя, он же военкор, который будучи в отпуске собрался навестить брата. Десятилетний Мирон, случайно услышав переговоры мамы с папой, смекнул, что его могут отстранить от якобы не детского разговора, поэтому придумал обходной манёвр. Сказав маме, что пошёл делать уроки к соседу, он спрятался в гостиной. Дядя Толя должен был прийти с минуты на минуту. Мальчик вспотел от щедро дарившей тепло батареи, ноги начинали затекать. Он хотел поменять позицию, но услышал, как хлопнула входная дверь и из прихожей раздались радостные возгласы. Любое движение обозначало, что он выдаст себя колыханием шторы, и Мирон неподвижно замер, как игрушечный солдатик, которого он прихватил с собой.
На удивление мальчишки, разговор взрослых был наполнен чем угодно, но не историями о боях, которые он так надеялся подслушать. Мама спрашивала про семью дяди Толи, отец рассказывал о здоровье дедушки с бабушкой и планах на отпуск. Обливаясь по́том, Мирон сжимал солдатика и смотрел на ноги, которые ему почему-то казались ватными. Неожиданно папе позвонили с работы, и он поспешил в спальню с ноутбуком. Мама тут же объявила, что тоже собирается покинуть гостиную, и мальчишка воспрял духом.
– … Толик, жаркое уже на подходе. Я на стол буду накрывать. Ты посиди тут, телевизор посмотри. А я пока кухню проветрю.
Раздались лёгкие шаги. И как только мама прикрыла дверь, Мирон решил выползти из укрытия. Он появился перед родственником на четвереньках.
– О! А ты откуда? – рассмеялся дядя Толик.
– Вы не сердитесь? – исподлобья спросил племянник.
– Ты что? Как вымахал! Иди, обними дядьку! – воскликнул мужчина, широко раскинув руки.
Мирон, прихрамывая, рванул в объятия.
– А это у тебя кто? – полюбопытствовал дядя Толя, приметив игрушку.
– Это у меня самый лучший солдатик.
– А-а, понятно. А ты чего спрятался-то?
Мирон, понимая, что в любой момент вернуться родители, сразу перешёл к делу.
– Дядя Толя, вы героев видели?
Лицо мужчины на мгновение застыло.
– Видел. Там все герои.
– А расскажите, пожалуйста, хоть про одного? – взмолился мальчишка.
– Что рассказать?
– Герой – это как? Какой он?
Дядя Толя на какое-то время замолчал. Племянник уже хотел повторить вопрос, как тот вдруг оживился.
– Хорошо. Слушай. Сижу я, значит, в блиндаже. Это такое подземное укрытие от снарядов. Там тепло от печки, фонарь ярко светит. Приготовил блокнот, жду отличившегося солдата, чтоб интервью взять. Заходит командир. За ним парень, на вид ему чуть больше двадцати. «Вот он, наш герой» – отчеканил командир, и удалился. Начинаю выспрашивать, что да как. Без подробностей ведь статью не написать. А он мне сухо так отвечает: «Ну, командира ранило», «Ну, оттащил его в безопасное место», «Ну, вернулся в бой и БТР подбил», «Ну, медаль дали». Как тут из такого куцего наборчика данных на статью насобирать? Я и так и этак изловчался, а он мне по кругу то же самое толкует. Спрашиваю, где хоть этот БТР стоит, показать можешь? Он кивнул. Выходим из блиндажа. Ночь. В бинокль ничегошеньки не видно, как я только настройки ни крутил. А он вдруг говорит: «Эх, картину бы написать. Лесопосадка, где БТР подбитый стоит, силуэт лисы с лисёнком напоминает». Я присмотрелся и правда, что-то есть. Ещё подумал тогда, что парень-то не «одеревенел» от войны, живой сердцем. Я же ему: «Какие твои годы? Нарисуешь ещё!». Он соглашается: «Как война закончится, нарисую, а пока надо с нацистами разобраться» и постучал автоматом по левой руке. Раздался глухой звук… Спрашиваю, как же он с протезом на фронт пробился. А солдат отвечает: «Да вот так. Это моя земля». Вот и скажи мне, Мирош, какой он, герой?
Племянник изумлённо посмотрел на дядю, и крепко сжав солдатика, выдал:
– Как какой? Настоящий! Я завтра всем своим друзьям о нём расскажу!
Мужчина похлопал мальчишку по плечу:
– Вот и я думаю, что настоящий.
Они выполняют боевые задачи
Военный госпиталь работал в режиме типичного муравейника. Люди в белых халатах слажено делали свою работу. Вот и сейчас медсестра распахнула дверь в палату, въезжая с металлическими осьминогами-стойками, на которых болтались полимерные лианы-капельницы.
В стандартной палате на четыре койки шёл горячий спор. Приметив симпатичную практикантку из медколледжа, мужчины тотчас умолкли: у девушки для каждого всегда находилось ласковое слово, и они его ждали.
Практикантка, уверенно манипулируя иглами и зажимами, поприветствовав пациентов, защебетала как птичка:
– Сегодня видела первую ласточку. Скоро совсем тепло будет. Сирень уже так пахнет.
– И чем же она пахнет? – поинтересовался голубоглазый крепыш, которому она в этот момент выставляла скорость подачи раствора.
– Мёдом, – девушка одарила парня улыбкой, и заговорщицким тоном произнесла, – а сегодня двоих выписали с диагнозом, как у вас, но там случаи совсем тяжёлые были. Так что скоро сами пойдёте сиренью дышать.
Крепыш мечтательно вздохнул, а медсестра лёгкой походкой упорхнула к соседней койке, где расположился на подвесных механизмах, перебинтованный, словно мумия, пожилой десантник. Сделав ему укол, практикантка шёпотом сообщила:
– Свечки поставила. Не переживайте, – и более громко заявила, – доктор ваши снимки утром смотрел, очень радовался, восстановление идёт, как надо.
Она повернулась к третьему пациенту:
– А вас ждут приятные сюрпризы. Один большой и два поменьше.
Молодой человек с нечёсаной бородой вытянул шею. – Что-что?
– На прогулку повезу, всё сами увидите.
– Опять на рентген, а потом ещё куда-нибудь анализы сдавать? Так себе сюрпризы… – вяло отозвался бородач.
– Не угадали.
Мужчина стал интенсивно приглаживать бороду:
– Мои? Мои приехали?
– Да! Прямо в цель! Но им надо подождать. После обхода доктора я вас провожу.
Медсестра закончила процедуру, и перешла к седоватому мужчине с изрядно отросшим «ёжиком»:
– У меня для вас кое-что есть, – она протянула упаковку аскорбинки в таблетках, – доктор запретил сладкое, а это можно, только по чуть-чуть, договорились?
Мужчина помедлив, кивнул и заговорщически улыбнулся.
Практикантка, закончив визит, удалилась. С минуту пациенты молчали. А потом голубоглазый крепыш напомнил тему спора:
– Война – это всё-таки мужское дело. Там сила физическая нужна. Потому отбирать толковые кадры нужно и по мышечной массе. А женщинам там совсем не место.
Десантник издал хриплый звук и, откашлявшись, проговорил:
– Не, браток. Я теперь ещё больше убеждён в том, что в бою от любого польза будет. Пусть хоть хромой идёт в армию, лишь бы по зову сердца.
– И что же тебя доубедило? – поинтересовался крепыш.
– Меня же ефрейтор спасла. Меня и ещё одиннадцать десантников. Ползала под плотным огнём противника и неотложку всем оказывала. Потом на себе с поля боя вытащила в безопасное место. А когда стихло, нашла способ эвакуировать всю группу. Мы все ей жизнями обязаны. В тот день она ещё четырехлетнего мальчишку спасла. Машину мирян боевики из крупнокалиберного обстреляли.
Бородач, продолжая прихорашиваться, закивал:
– У нас тоже ефрейтор знатная. Сама тростинка, а шесть раненых мужиков под миномётным обстрелом собрала, загрузила в санитарный автомобиль и в полевой медотряд доставила.
Крепыш ругнулся и отчеканил:
– М-да слышал я про такое и сам видел. Брат рассказывал. Фельдшер, молодая девчонка, прапорщик. Собрала раненных. А неонацисты жахнули по санмашине. Снаряд совсем рядом взорвался. Все укрылись, а он тяжелораненый даже двинуться не может. Слышит только «Бабах!» и понимает: конец ему. А тут эта прапорщик, как кошка, прыг и накрыла собой. Спасла, а сама осколок выхватила. И так с осколочным ранением потом всех в госпиталь. Все пацаны выжили. А в нашей мотострелковой старшина два десятка раненых военнослужащих как-то за один бой вынесла. Маскировала, а потом в медотряд эвакуировала. И откуда только силы взялись?
Воцарилась тишина. Из приоткрытого окна доносился шелест листвы тополей. Каждый думал о своём. Но тут подал голос, по обыкновению, сохранявший молчание седовласый, озвучив финал спора:
– Они выполняют боевые задачи, как и все мы… Но только бьются, как матери. Через них в этот мир жизнь приходит… Все мы для них дети.
Иваныч
Пробравшись сквозь скованный снежными объятиями двор, седовласый мужчина в камуфляже с объёмным рюкзаком на спине, взялся за лопату и стал расчищать крыльцо низенького дома, спрятавшегося позади двухэтажки, в которой зияли провалы от артобстрелов.
Дверь скрипнула, показалась сгорбленная старушка в пуховом платке.
– Надежда Фёдоровна, зачем встали?
– Услыхала, что кто-то пришёл. Как гостя не встретить?
– А если б мародёры какие?
– Так летом ВСУшников как русская армия выгнала, так больше мародёров и не было. Я и не запираю с тех пор. Да и сюда, кроме тебя, никто не ходит. Сам знаешь, моя единственная сестра давно в России живёт, всё зовёт к себе, а я родину не брошу. Тут на погосте все мои дети и внуки лежат. Я и за могилками присмотрю. Ну, пойдём, пойдём, слышишь, чайник на печке зовёт. Отдохни малёк. Ещё успеешь по морозу набегаться.
Отказаться от приглашения, означало обидеть, и Дмитрию Ивановичу пришлось согласиться. Протиснувшись через заставленный баклажками с водой коридорчик, они вошли в гостиную, где на самодельной «буржуйке» у окна с одеялом вместо штор свистел чайник.
Разлив горячий чай по кружкам, Надежда Фёдоровна стала расспрашивать:
– И как оно тебе Дмитрий Иванович работается, ты же теперь начальник?
Мужчина отмахнулся:
– Да какой я начальник, одно название. Жигулёнок бы какой отыскать. «Газель» конторская то и дело барахлит, капремонта требует. Ещё нужны дрели, перфораторы, генераторы… Без всего этого кашу из топора варить приходится.
В глазах старушки заиграли лукавинки:
– А «отказачить» нельзя?
Дмитрий Иванович с лисьим прищуром осведомился:
– У кого «отказачить»? У вас что ли? – он махнул рукой, – ушлые националисты начисто подчистили, да весь жилой сектор «лепестками»* забросали.
При упоминании о минах, нижняя губа женщины затряслась:
– Что думаешь, скоро город восстановят?
Гость тяжело вздохнул:
– В центре дефектовка водопровода, энергосетей и других коммуникаций произведена. Ремонтные бригады работают не останавливаясь. Частично уже что-то удалось восстановить. И к нам на периферию однажды доберутся…
