Kitabı oku: «Амарант. История жеребенка»
Рисунки Антонины Шахиной
Посвящается моим сыновьям, а также всем, чьи карманы хоть раз наполнялись кубиками сахара и кружочками порезанной моркови.
Год первый
Глава 1, в которой мы знакомимся с Мариком, а Марик знакомится с людьми и учится считать до четырёх
Он стоял в деннике (так называются комнатки в конюшне, где живут лошади) на подушке из крупных, пахнущих свежей смолой стружек. Тут и там были разбросаны клочки сена. Жеребёнок выбирал травинки повкуснее, отбрасывая слишком сухие и жёсткие стебельки. С трёх сторон – глухие высокие стены, а с четвёртой – дверь, верх которой забран решёткой.
В углу – грубая, сколоченная из досок кормушка для сена.
«Видимо, так и придётся проторчать всю жизнь в четырёх стенах», – думал жеребёнок. Единственное развлечение – смотреть на проходящих мимо денника лошадей и людей. Но и это непросто – приходится привставать на задние ноги, опираясь передними на дверь, чтобы хоть что-нибудь увидеть.
Он поковырял опилки ногой. Начал считать шляпки гвоздей в досках, но, как всегда, сбился на третьей. Вздохнул, покружил по деннику и снова принялся ковырять опилки.
Через какое-то время под опилками показался неровный бетонный пол и… вот он, край дырки – глубокой, широкой! Как раз влезла бы одна нога!
Марик (а именно так звали жеребёнка) заметил дыру, когда из неё несколько дней назад вылезла крыса. Она была маленькой, потрёпанной и жутко болтливой. Крыса забиралась в кормушку, подъедая зёрнышки овса, оставшиеся от ужина, и без умолку трещала, пересказывая конюшенные новости. Марик пристраивался рядом на опилках и с удовольствием слушал о том, что приезжала большая машина и привезла много овса, что тюки сена, сложенные за левадой, накрыли большой шуршащей плёнкой, что слишком часто идут дожди и на улице жуткая грязища. Вот из-за неё-то малыша и не выпускают гулять уже много-много дней…
Марик вздохнул. До ужина была ещё пропасть времени, а значит, и до крысы с новостями тоже. Она никогда не приходила днём. Марик стоял над дырой, размышляя, не засунуть ли в неё ногу, чтобы посмотреть, что из этого получится, когда с улицы донеслись громкие голоса, а затем в конюшню, судя по звукам шагов, ввалилась толпа народу. Марик быстро засыпал дырку опилками и в два прыжка оказался у двери, чтобы подняться на ноги и выглянуть в проход. Но он не успел этого сделать – дверь вдруг открылась, и в денник вошли полузнакомые люди (они обычно приезжали к другим лошадям).
Все шумели, махали руками и хохотали. В гвалте голосов слышались поздравления, но, кого и с чем поздравляют, Марик разобрать не смог. Однако, когда несколько раз прозвучало его имя, жеребёнок поднял уши и насторожился. Люди окружили его, стали гладить, обнимать, теребить и почёсывать.
Марик вконец смутился, увернулся от чьих-то рук и попытался выскользнуть в открытую дверь. У самого выхода его поймала, обняв за шею, девушка с синими ногами (Марик знал, что люди умеют менять цвет своей шкуры по желанию).
– Дикий какой! – рассмеялась она. – Не бойся!
Девушка надела на него недоуздок, пристегнула чомбур и направилась к выходу. Марик, недоумевая, пошёл за ней. Остальные потянулись следом.
В глаза ударил солнечный свет, казавшийся особенно ярким после долгих дней заточения, и жеребёнку пришлось зажмуриться на несколько секунд. Марик судорожно вдохнул воздух. Он был полон влажными запахами елового леса, грибов, хвои, смолы и ещё чего-то лёгкого, неуловимого, ускользающего в ту секунду, когда, казалось бы, начинаешь понимать, что это такое. Марик догадался, что так пахнет осень.
За спиной раздались шаги. Марик обернулся и увидел выходящего из конюшни Тунгуса. Крупный вороной рысак, сморщив ноздри и поджав губы, недобро поглядывал на ведущего его человека в чёрном шлеме. Тот, накинув поводья на руку, не спеша опустил стремена и подтягивал подпругу.
– Мы в лес, – сказал человек, садясь в седло. – Посмотрим, как этот ребёнок оповожен…
Он слегка тронул Тунгуса, и конь, прижав уши, с неохотой двинулся по тропинке. Синие ноги (так Марик решил называть девушку) отправились следом, чомбур натянулся и не оставил Марику выбора.
Он никогда ещё не ходил гулять вот так, рядом с человеком, если не считать нескольких метров до левады, куда по утрам выводил его на прогулку мрачный, неразговорчивый конюх. Марик украдкой бросил взгляд на почти скрывшуюся за деревьями конюшню и, чуть ускорив шаги, догнал чёрного, как смоль, Тунгуса. Когда они поравнялись, тот слегка склонил свою голову и прошептал:
– Ну, что ж, поздравляю… Тебе выпал счастливый случай стать частной лошадью.
– Частной лошадью?
– Да. Лошади бывают частные… и несчастные. – По губам Тунгуса пробежала слабая улыбка. – Теперь ты принадлежишь человеку, своему хозяину.
– Хозяину? Но я всегда принадлежал сам себе!
– Все лошади принадлежат людям. По крайней мере, люди думают именно так. Но ты, конечно, можешь считать, что ты особенный.
– А люди, они… они какие?
Тунгус на мгновение задумался, а потом нервно дёрнул головой, как от боли.
– Люди разные. Сам увидишь.
Марик покосился на синие ноги, шагающие рядом, на большие зелёные ноги, свисавшие с Тунгуса, и согласился, что да, пожалуй, все разные. Тунгус ехидно ухмыльнулся:
– В одном только они одинаковы – думают, что знают и понимают лошадей.
По поведению мы разделяем их на четыре вида. Люди, которые таскают мешками морковку и яблоки и обожают целовать в нос – Восторженные – уверены, что лошади без ума от людей. На таких можно щёлкать зубами, наступать им на ноги, таскать за одежду и лазить в карманы за сахаром – поверь, именно этого они от нас и ждут. Укусишь такого за бок, а он, обливаясь слезами, потянется в карман за сухариком. Чтобы задобрить, значит. – Тунгус презрительно двинул ушами. Рот Марика наполнился слюной. Он сглотнул.
– А вторые?
– О-о-о! Эти – Целеустремлённые. Люди, которым от тебя что-то надо, причём мнимым выражением любви ты не отделаешься. Целеустремлённые ищут и растят лошадиные таланты. Им нужно, чтобы ты быстрее всех бегал, или выше прыгал, или, скажем, ходил боком – остальное неважно. Цепляются за любой мало-мальский талант и всё время тратят на него. Они настырны, строги, последовательны и всегда добиваются своего. Правда, и хвалят щедро. И сахар тебе, и яблоки с морковкой. Если Восторженные придумывают за тебя твои чувства, то Целеустремлённые, наоборот, часто их не видят.
– А третий?
Марик не мог поверить своему счастью – с ним, почти как с равным, разговаривает Тунгус! Обычно он едва кивал при встрече. Тунгус щёлкнул зубами:
– Лечители! Ничегошеньки им в жизни не надо, только бы лечить! Стоит тебе чуть оцарапаться, ушибить копыто или почесать хвост, как Лечитель короб свой огромный тащит – он аптечкой называется. Притащит, раскроет и давай оттуда таблетки да порошки доставать… – шёпот Тунгуса зловеще звучал в осеннем лесу. – И вот тот бедолага, которому «посчастливилось» заполучить в хозяева Лечителя, уже с ног до головы обмотан бинтами, обмазан мазями, укутан в три попоны и напичкан таблетками. Так и лечат, пока напрочь не залечат! – Тунгус пожевал губами. – Знавал я одного рысака на ипподроме… Давно, лет десять назад. Так у него хозяином Целеустремлённый Лечитель был! Вот уж хуже не придумаешь! Ветеринар к ним, помню, каждую неделю приезжал.
Тунгус содрогнулся и замолчал, погрузившись в воспоминания. Марик тихо шёл рядом. «Было бы здорово, – подумал он, – чтобы хозяйка моя была из первого вида. Правда, Тунгус о таких отзывался пренебрежительно, но, если подумать, он вообще всех людей презирает. Вот уже о каких-то жутких ветеринарах заговорил»!
Марик пересчитал виды людей и сбился, ведь он умел считать только до трёх. Попробовал ещё раз и сбился снова. Наконец, ему показалось, что он нашёл выход из положения.
– А последние? – робко спросил Марик.
Тунгус тяжело вздохнул, на секунду утратив весь свой гордый и высокомерный вид:
– Есть ещё Зануды. Они считают, что понимают язык лошадей. Поэтому ведут себя, как главная лошадь в табуне, повторяют наш язык тела и жесты. Зануды убеждены, что воспитание делает лошадь удобной и безопасной для человека. Потому и воспитывают непрерывно. – Тунгуса даже передёрнуло. – На ногу не наступи, плечом не задень, уж и куснуть мимоходом не дают… – Тунгус скривился. – А провинишься – задом наперёд ходить заставят. Бывает, что и близко к себе не подпустят, если у тебя выражение ушей недостаточно почтительное!
Тунгус на ходу откусил еловую веточку и, прикрыв глаза, с наслаждением её сжевал.
– А морковка с яблоками? – с надеждой спросил Марик.
Тунгус презрительно фыркнул:
– Этого от них не дождёшься! Уж точно не тогда, когда тебя вот так ведут куда-то. В лучшем случае дадут веточку откусить, да и то через раз…
Марик в задумчивости шагал по тропинке. Мыслей в голове было так много, что они, казалось, прыгают и бьются в лоб изнутри. Нужно было себя срочно чем-то занять, и он принялся разглядывать бурые еловые иглы, мягким ковром устилавшие землю. Среди них тут и там попадались старые раскрытые шишки и сморщенные листики, а иногда через дорожку перебегал деловитый муравей, волоча сухую веточку. Муравей был таким маленьким, а ветка – такой огромной, что Марику стало жалко трудягу.
Он ясно представил себя с огромным бревном на спине, на подгибающихся ногах, плетущимся, погоняемым Лечителями и Ветеринарами. Последних Марик почему-то боялся больше всего, хотя почти не представлял себе, какие они. Для страха достаточно было того, что другие лошади, говоря о них, округляли глаза и, озираясь, перешёптывались.
Интересно, какая же всё-таки его хозяйка?
Подняв глаза, Марик с ужасом осознал, что, задумавшись, едва не врезался прямо в хвост Тунгуса. На секунду перед его лицом мелькнул страшный оскал чёрной пасти: уши прижаты, глаза сверкают. Копыто мелькнуло в миллиметре от его носа:
– Никогда! Больше! Так! Не делай!
Голос Тунгуса, казалось, разнёсся по всему лесу. Мысленно съёжившись, Марик пообещал себе, что дальше будет идти с величайшей осторожностью.
Между деревьями появился просвет, и они вышли на дорогу, пересекавшую лес. Прямо посреди дороги разлилась огромная лужа, и Марик готов был поклясться, что из лужи кто-то очень внимательно наблюдал за ним: кто-то весьма опасный и, возможно, злонамеренный. Хотя Тунгус и взглянул на лужу презрительно (Марику показалось, что та даже немного уменьшилась в размерах), он всё же аккуратно обошел её по кромке, стараясь не касаться копытами воды, после чего остановился, поджидая Марика.
Марик замер, опасливо косясь на лужу. Лужа выглядела очень подозрительно. Девушка потянула чомбур, приглашая Марика за собой. И в этот момент жеребёнок догадался, как узнать, кто его хозяйка! Лечителей он отмел сразу, главным образом потому, что ему очень не хотелось узнавать, кто такие Ветеринары. А вот другие виды хозяев его интересовали ещё как, ведь у них водились морковка и яблоки.
Карманы хозяйки были маняще оттопырены и источали душистый яблочный аромат. В животе у Марика немедленно заурчало, и он решил не тянуть с проверкой. План – быстро проскочить мимо лужи на полной скорости – был прост, беспроигрышен и сулил очевидную выгоду. Во-первых, так можно поскорее миновать это подозрительное место. Во-вторых, если хозяйка Восторженная, она непременно восхитится его храбростью и выдаст яблоко. Если же она Целеустремлённая, то сразу заметит, как быстро он сумел промчаться, и без яблока тоже не обойдётся.
Чуть подрагивая от нетерпения, Марик приближался к луже. Он специально немного отстал и теперь шёл за спиной у девушки, косясь на лужу и выжидая момент. Ещё шаг. Ещё. Сейчас! Сжавшись, как пружинка, жеребёнок с силой оттолкнулся ногами и прыгнул вперёд, по пути больно наткнувшись боком на резко выставленный девушкой локоть. Обогнав её, он в несколько скачков одолел расстояние, отделявшее его от Тунгуса, и остановился, предвкушая награду. Чомбур болтался у его ног. Ещё лучше! Значит, он не только быстрый, но и сильный, раз смог вырвать верёвку из рук человека!
Девушка подошла к нему, улыбаясь. Она опустила руку в карман и вытащила громадное, пахнувшее на весь лес яблоко. Широко раскрыв рот, она… откусила от него кусок, подняла болтавшуюся верёвку и сказала: – Ну, что ж, малыш, попробуем ещё разок.
Осознание обрушилось на Марика, как поток ледяной воды. Его хозяйка оказалась Занудой! Из того самого вида людей, о котором он совсем забыл, потому что до этого момента умел считать только до трёх.
Зануда подвела жеребёнка обратно к луже, и началось!
Нет, честно говоря, ничего сложного от него не хотели – нужно было лишь спокойно пройти мимо лужи. Но попробуй пройди спокойно, когда лужа такая большая и зловещая! Марик то и дело фыркал от страха и старался проскользнуть мимо лужи как можно скорее. Зануда же требовала идти медленно, нога к ноге и следить за чомбуром, ни в коем случае не натягивая его. А ещё нужно было следить и за Занудой, чтобы не толкнуть её плечом, иначе она пребольно пихалась локтем в ответ.
Наконец, Марик на ватных ногах со скоростью улитки прошёл мимо лужи. Зануда почесала ему лоб и разрешила встать с ней рядом. Марик облизал пересохшие губы. Тунгус оценивающе смотрел на Зануду, но по выражению его лица было сложно сказать, что он думает. Точнее, сложно было сказать, что он думает что-то хорошее. Зануда тем временем подошла поближе к жеребёнку, и Марик подумал было, что она опять потащит его ходить через лужу, но та протянула ему своё яблоко. Оно, хоть и надкушенное, пришлось очень кстати. Потом появилось ещё яблоко. И ещё. Живот перестал урчать, а в голове мелькнула мысль, что Зануды, пожалуй, не такие уж и занудные.
Вернувшись домой, Марик переступил порог денника и удивлённо огляделся. Над старой деревянной кормушкой повесили новую, из странного, не поддающегося зубам материала. Марик попробовал на всякий случай сломать её ногой, но это не удалось. В другом углу возник большой, поблёскивающий, словно иней, брикет соли. А на полу, на горе вечернего сена лежала сочная, ароматная морковь, вся в капельках воды – видимо, её только что помыли.
После ужина (Марик оставил несколько зёрнышек для крысы) на него навалилась такая усталость, что он даже не поднялся на ноги, когда Зануда забежала попрощаться перед отъездом.
Из дырки в полу вылезла крыса и, удобно расположившись в кормушке, принялась рассказывать Марику последние новости. Тот слушал вполуха, изредка поддакивая или хмыкая. Крыса не заметила равнодушия жеребёнка – её больше заботила судьба крошек от торта и обрезков колбасы, оставшихся в комнате, где жили люди.
Глава 2, в которой Марик узнаёт о конеедах и даже сражается с одним из них
С того дня, как Марик научился считать до четырёх, его жизнь изменилась. Самым приятным было то, что конюх опять начал выводить его гулять в небольшую леваду рядом с конюшней. Компания была скучновата – взрослые лошади да гнедая Лилу, нескладная и угловатая, как все подростки. Она была девчонкой и куда старше Марика, поэтому играть с ней было неинтересно. Обычно Марик бродил по леваде из угла в угол, грыз забор или всматривался в лес. Прислонившись к деревянному столбу ограды, он впадал в странное оцепенение, вглядываясь в хмурую серо-зелёную глубину между замшелыми стволами. В такие моменты жеребёнку казалось, что лес отвечает ему внимательным, изучающим взглядом.
Иногда к привычным звукам леса примешивалось неприятное бурчание машин, привозящих людей. Каждый раз, глядя на эти странные железные штуки, Марик думал о том, что людям, наверное, очень неприятно путешествовать съеденными. Однако те, вылезая на свет, оставались прежними, и малыш решил, что сидеть в желудке у машины, может, и неприятно, но, по крайней мере, безопасно.
Окружавший леваду лес был знаком Марику до мелочей. Гуляя, он успел запомнить каждый сучок, каждый изгиб коры на каждом дереве. Но иногда привычные взгляду пень или коряга вдруг обрастали призрачными, клубящимися над ними чёрными тенями. Тени колыхались в воздухе, вытягивая чёрные лапы-щупальца, из которых сочился почти осязаемый ужас. Марик долго не решался поделиться своими страхами с остальными лошадьми. Но после того, как ужас возник в одном из стволов совсем рядом с левадой и переполошил весь табун, Марик решительно подошёл к Лилу.
Он почтительно опустил голову, немного почавкал (на языке лошадей чавканье пустым ртом означает, что жеребёнок мал, беззащитен и пришел без дурных намерений) и рассказал ей о своих страхах.
– А-а-а, да, – сказала Лилу, понизив голос. – Это конееды!
– Конееды? А кто они такие?
– Я и сама не знаю точно, а взрослые лошади редко о них говорят. Кроме, пожалуй, Тётушки Бу, – Тётушка Бу была весьма пышной нарядной вороной кобылой, неизменно переживающей по любому поводу. – Думаю, что конееды – это существа, которые пугают лошадей. Они могут появляться, где захотят – в лесу, на плацу, в леваде, конюшне… Никогда заранее не узнаешь, откуда выпрыгнет конеед!
– А почему люди не прогоняют их? Им что, совсем не страшно? Я видел, как спокойно они на этих чудищ смотрят…
– Не на них они смотрят, а сквозь них! Предмет, на котором притаился конеед, они видят, а самого конееда – нет! Вот мы – видим дерево, а на нём – конеед сидит. А люди что? Они только дерево и различают! Ещё смеются над нами, трусами считают, говорят, что мы обыкновенных вещей боимся!
– А конееды едят коней?
– Нет, они едят только наши страхи.
Лилу отошла к забору, чтобы продолжить выгрызать начатый на нём узор, а Марик остался стоять в центре левады. Это место казалось ему самым безопасным из тех, где можно было спокойно подумать.
Вообще-то он не совсем поверил словам Лилу о том, что конееды не едят лошадей. Ведь, если бы они питались страхами, их назвали бы страхоедами? Или едострахами? А они КОНЕеды!
Значит, кого-то они всё-таки уже съели, и очень может быть, что не один раз! Как плохо, что люди не могут их видеть! Они бы точно нашли способ от них избавиться.
Ещё, наверное, помогло бы и самому их не бояться… Марик видел, что некоторые взрослые лошади не обращают на конеедов никакого внимания, но ведь эти лошади такие большие и сильные!
Марик снова посмотрел в лес. Он скорее ощущал, чем видел, осеннюю суету его мелких обитателей. Белки резво скакали по ветвям, держа в остреньких зубках жёлуди или шишки. Целые полчища мышей забегали под прогнивший от старости пол кормовой, чтобы поскорее выхватить из мешков зёрнышки овса и тут же умчаться с ними в свои подземные лабиринты с таинственными кладовыми. Не поддавались суете лишь вороны, которые хрипло и насмешливо каркали, глядя с еловых вершин на кипящую внизу жизнь.
В ближайших зарослях орешника завозился леший, бормоча под нос что-то про уборку, дождь и грибы. Марик зачарованно глядел, как, повинуясь мановению его рук, листья медленно опускались с ветвей на землю. Жеребёнок чуть подался вперёд, желая получше разглядеть лешего, оступился, моргнул, и леший исчез. «Вот всегда он так, – огорчился Марик. – Лешего никогда толком не разглядишь»!
До его слуха долетели шорох шин и тарахтение двигателя, запахло бензином и металлом. Марик очнулся, помотал головой и принюхался. Хотя машину из-за конюшни было не разглядеть, Марик точно знал, что приехала его Зануда, потому что все машины шумели и пахли по-разному. Заслышав шаги, другие лошади поспешили к воротам, и Марик посторонился, привычно пропуская старших вперёд.
Тем временем Зануда, подойдя к леваде, открыла ворота и двинулась прямо на лошадей. Она умела делать это так внушительно, что начинала казаться очень большой и грозной. Лошади почтительно расступились, пропуская её внутрь. Даже Тунгус нехотя отошёл последним.
Зануда поманила жеребёнка, и Марик нерешительно подошёл, охотно съел предложенное яблоко и, горько вздохнув, дал себя погладить. По носу. Марик очень не любил, когда его гладили по носу!
Зануда вывела малыша из левады, привязала его к ближайшему дереву и принялась чистить. Это было довольно приятно, особенно когда Зануда трудилась над его шеей и холкой, но вот возникшее после процедуры непривычное ощущение чистоты слегка обеспокоило Марика. Он встряхнулся, прогоняя его.
Из конюшни вышли Тунгус, Тётушка Бу и Малаген – все в уздечках и с сёдлами на спинах. Тунгус неодобрительно взглянул на вычищенного жеребёнка и хмыкнул. Хозяева забрались на спины лошадей, и все отправились в сторону поля. И Зануда за ними! Она тянула Марика за собой, помахивая на ходу чёрной палкой. Марик палку понюхал, немного погрыз и оставил – ничего интересного.
Деревья расступились, открывая небольшое уютное поле, окружённое лесом. Из-под ног выпорхнули Хранители полей – замелькали среди травы полупрозрачные крылышки. Марик опустил голову, любуясь стремительным полётом…
Тунгус и другие лошади неспешно уходили вперёд, но Зануда остановилась и, отступив подальше от Марика, вытянула в сторону руку с зажатой в ней палкой.
Раздался хлопок, и из палки вырвалось что-то огромное, тёмное, похожее на летучую мышь!
Марик присел от неожиданности, но тут же успокоился, узнав зонт – штуку, которую люди надевали на голову во время дождя. Жеребёнок хотел было подойти к зонту поближе, но порыв ветра качнул зонт в руке Зануды, и из него чёрным облаком вырос конеед!
Сердце Марика пропустило несколько ударов, и он замер, боясь шевельнуться. Остальные лошади, издали увидев конееда, тоже напряглись и захрапели. Тётушка Бу даже слегка побледнела (насколько может побледнеть от страха вороная лошадь) и, широко раздув ноздри, начала нервно переступать ногами. Тунгус выглядел спокойнее, но тоже не сводил с конееда настороженного взгляда.
Зануда, рассеянно глядя куда-то вдаль, небрежно помахивала зонтом. Конеед на нем скалился, обнажая мелкие острые зубы, и злобно шипел, пытаясь дотянуться до жеребёнка. Красные угольки его глаз ярко светились в густой, распространявшейся от чудовища тьме. На секунду Марик замер от ужаса, а затем резко отпрыгнул в сторону, всей душой желая оказаться как можно дальше от конееда. Однако чем дальше Марик отпрыгивал, тем больше и чернее становился конеед, обволакивая зонт клубящимся облаком. Сердце жеребёнка колотилось где-то в горле, не давая дышать.
Конеед снова зашипел, протягивая к малышу скользкие щупальца, с которых на землю падали чёрные капли страха.
Не спуская с конееда глаз, Марик отскочил и налетел на выставленный Занудой локоть. Боль в рёбрах заставила его на секунду забыть об ужасе. До него, как сквозь туман, донеслись слова Тётушки Бу о том, что волнение обязательно скажется на её пышных формах, и она будет выглядеть, как какая-нибудь скаковая селёдка.
Тётушку Бу, нервничая, грациозно перебирала своими точёными ножками, стараясь встать так, чтобы между ней и конеедом поскорее оказался Тунгус.
Тунгус, не выпуская конееда из виду, бурчал сквозь зубы, что формы Тётушки не испортит даже месячная голодовка. «С такими формами, – ёрничал он, – прятаться от конеедов надо не за тунгусами, а за слонами, а ещё лучше – за слоновьим стадом»!
Задохнувшись от возмущения, Тётушка Бу всё же покраснела (насколько может покраснеть от обиды вороная лошадь), но попыток спрятаться за Тунгусом не прекратила.
– Зануда уверена, что ты боишься зонта, – усмехнулся Тунгус, перехватив взгляд Марика. – Конееда-то она не видит.
Марик едва успел отскочить в сторону, чтобы не коснуться чудища, продолжавшего жутко раскачиваться рядом с безмятежной Занудой.
– Тогда почему она не уберёт этот зонт, если видит, что я его боюсь?!
– Потому что это Зануда, – терпеливо объяснил Тунгус. – Она уверена, что, спрячь она зонт, ты будешь пугаться его снова и снова. А если тебе как следует объяснить, что он не страшный, то ты навсегда перестанешь бояться зонтов.
Марик скрипнул зубами от отчаяния.
Распухший и отяжелевший от съеденного страха, конеед заколыхался на зонте, пытаясь дотянуться до жеребёнка, и Марику понадобилась вся его ловкость, чтобы оставаться на безопасном расстоянии.
Прыжок влево, замереть, сжаться пружинкой и снова влево! Два шага назад, на длину верёвки, затем резко вправо и тут же назад! Марик так увлекся восхитительно-опасной игрой, что не сразу заметил, как конеед начал исчезать. Прыжок, ещё прыжок, остановка, чтобы проверить… Да! Конеед медленно втягивал свои щупальца!
Почувствовав прилив уверенности, Марик сделал крошечный выпад в сторону конееда. Тот настороженно замер. Марик нервно облизнулся, а конеед вдруг обмяк и… множеством чёрных капель стёк по ручке зонта на землю.
Что же произошло? Неужели можно напугать сам страх?!
Марик задумался, опустив голову. Ответ был где-то рядом, крутился в голове, но ускользал, стоило только зацепиться за него мыслью. Марик нахмурился от напряжения, пытаясь не дать ответу уйти. Когда он снова поднял голову, то не сразу понял, что конеед исчез. Перед ним снова был обыкновенный зонт – огромный, чёрный, но вполне безопасный.
Зануда помахала зонтом вокруг, потом прямо перед Мариком и в конце даже положила его ему на спину. Зачем она это делала? Зачем ей вообще потребовался зонт? Марик не понимал – дождя не было и не будет ещё пару дней (он знал это по запаху воздуха)…
– Ушёл? – Тётушка Бу, часто дыша, осторожно выглянула из-за Тунгуса. – А ты молодец, малыш, храбро сражался!
– А куда он делся?
– Конееды уходят, унося с собой наш страх. – Тётушка Бу часто захлопала ресницами. – Им нужен не ты, а твой страх. Едят они его. Без страха ты им неинтересен.
– А куда они уходят?
– Никто не знает. Наверное, прячутся где-то. А как опять проголодаются – выходят на охоту, нас пугать… Люди не знают о конеедах – машут, машут перед нашими носами своим мусором! То блестящим! То гремящим! То по-ли-э-ти-ле-но-вым! Думают, что это заставит нас потерять бдительность! Как будто нам жизнь не дорога…
Марику представилась Зануда, яростно размахивающая жестяным ведром, в котором громыхали морковь и яблоки. Он улыбнулся. Такое ведро – это тебе не зонт с конеедом.
Тётушка Бу, повинуясь просьбе хозяйки, побежала по краю поля, высоко поднимая ноги, видимо, опасаясь затаившегося конееда. Остальные порысили за ней.
Зануда с видом победителя торжественно спрятала зонт и, отстегнув чомбур, отпустила жеребёнка. Марик тут же помчался за лошадьми, подскакивая, как мячик (он считал, что когда так двигается, выглядит очень серьёзным и значительным).
У Марика была любимая игра: на всем скаку проскочить перед носом бегущей под всадником лошади, затем быстро-быстро развернуться и удрать. О, как это было весело! Когда кони рысили под седлом, хозяева не позволяли им преследовать Марика, не говоря уже о том, чтобы дать ему тумака копытом. Радость от безнаказанного озорства кружила голову, превращая игру в настоящее приключение.
Сделав два круга по полю, лошади направились в лес, тот самый, через который проходила дорога в таинственные дальние поля, где Марик никогда не был. Но Марику, как обычно, пришлось остаться с Занудой. Она, правда, больше не занудствовала, а сидела на траве, наблюдая, как он пасётся. Жеребёнок высматривал трилистники клевера, искоса наблюдая за крошечными Хранителями полей, резвящимися в сочных зелёных стеблях.
– Смотри, что ешь! Это же лютики! Лю-ти-ки! – звенели Хранители своими хрустальными голосками. – Они ядовиты для лошадей, мы же сто раз объясняли! Опять забыл?
Марик, набивший полный рот лютиков, начал, извиняясь, отплёвываться.
Хранители захихикали. Они знали о травах всё и объясняли лошадям, какие полезны или даже лечебны, какие ядовиты, какие нужно есть весной или осенью, а ещё, как сейчас, спасали несмышлёных жеребят от отравления.
Слушая вечерние разговоры лошадей на конюшне, Марик узнал, что встречались те, кто пренебрегал советами Хранителей. И судьба их была незавидна – у несчастных начинали болеть животы, глаза, а то и копыта! И (тут уж всем известно) – заболел? Жди Ветеринара! А от Ветеринара спасенья нет…
Марик принялся лихорадочно перебирать в уме вредные для лошадей растения: лютик, люпин, люцерна, ламинария… хотя нет. Люцерна и ламинария, кажется, были полезными. Но переспросить он не решился – не хотел снова слушать хихиканье Хранителей.
Тем временем Зануда посмотрела на небо и засобиралась, решив, что будет дождь. Ошиблась, конечно! Даже конюшенные мыши знали, что дождя точно не будет ещё пару дней. Но спорить с ней было бесполезно, поэтому пришлось послушно идти в конюшню, навстречу ароматам предстоящего ужина.
Глава 3, коротенькая, в которой Марик скачет под дождём
Марик стоял в леваде в сторонке от табуна и смотрел на небо. Тяжёлые тучи, казалось, из последних сил сдерживали ледяной поток, готовый обрушиться на землю в любую секунду. Северный ветер пронизывал каждую клеточку тела.
– Наконец-то! Давно пора! И что только волынку тянули? Непонятно! – Леший с кряхтеньем влез на старый еловый пень, торчавший на опушке, и ткнул узловатым пальцем в небо. – Зима на носу, а они ещё с осенью не простились!
Марик оторвался от неба и подошёл к ограде.
– Кто – они? – робко спросил он.
– А-а-а-а, малыш, должно быть, это твоя первая осень? – Леший, взглянув на жеребёнка, улыбнулся в кустистую бороду. – Ну, тогда гляди, да повнимательней! Тебе понравится!
Тучи опускались всё ниже, закручиваясь в тугие тёмно-серые спирали и превращаясь в призрачные горы и пропасти. Ветер рвал их, швырял клочьями гор в обрывки пропастей, создавая прекрасные и грозные пейзажи. Он гудел в чаще, срывал с деревьев последние бурые листья, завывал в трубах печей, лязгал железными засовами на дверях, трепал занавески на окнах… и вдруг стих. Это случилось так внезапно, что в ушах зазвенело от обрушившейся на мир тишины. Лес настороженно замер.
В тяжёлый, налитый свинцом и угрозой небесный пейзаж ворвались кони. Словно сотканные из плотного тумана, с пышными клубящимися гривами, со зловещим оскалом пастей, они храпели, вставали на дыбы, топтали копытами облака в безумной, отчаянной, невыразимо прекрасной скачке.
Донеслось протяжное ржанье. Ветер, снова вырвавшись из незримых оков, бушевал с удвоенной силой.
Волна безудержной радости захлестнула жеребёнка. Встав на дыбы, он резко развернулся и побежал, стремясь влиться в беснующийся, восторженный, ликующий табун. Он нёсся вместе со всеми, не слыша ничего, кроме гулкой дроби копыт, чувствуя, что каждую мысль, каждое движение другой лошади он воспринимает как свои. Каждый удар копыта о землю, каждая рвущаяся на ветру прядь гривы, стук сердца, ржание, храп, вскинутые головы, вспыхивающие стальным блеском глаза – всё так смешалось, что он уже не понимал, где кончается он и начинаются другие лошади.
