Kitabı oku: «Мой любимый герцог», sayfa 5
Он натянул поводья.
– В чем дело?
– Пожалуйста, ваша светлость, отвезите меня в деревню, в гостиницу. Это гораздо ближе.
На мгновение он замер. Затем крепче обнял ее.
– Слишком поздно.
Он ударил шпорами, и лошадь понеслась галопом.
Глава 9
От девушки пахло жасмином, сладким и теплым, как летняя ночь в Испании. Запах совершенно не вязался с заснеженными полями, пролетающими мимо, и, конечно, с дрожащим, непокорным созданием в его руках. Как она с решимостью маленького воина брела напролом сквозь сугробы! Как стояла на своем, не уступая ему, пока у нее не застучали зубы от холода! Ее упорное сопротивление оставляло ему два варианта: силой перебросить ее через плечо, подобно варвару, или договориться. Себастьян сжал губы от досады. Никогда он не вел переговоры, если другой стороне нечего было предложить. Эта же девушка вынудила его принести извинения там, на холме, ему даже пришлось прибегнуть к шуткам, чтобы уломать ее. И даже на шутку она ответила неожиданно ловко, чем выбила его из колеи. Разве мог он ожидать, что синему чулку известна разница между дедукцией и индукцией?
Когда они въехали во двор, уже стемнело, фонари на стенах дома отбрасывали на булыжники желтые круги. Лошадь внезапно свернула к конюшне, и герцог наклонился вперед, чтобы направить непослушное животное к дому. Мисс Арчер вдруг повернула голову, и его нос уткнулся в мягкие завитки, а рот оказался прижат к холодному уху.
Она съежилась, а он отстранился.
– Прошу прощения.
На его губах остался привкус ее холодной кожи.
Темнота опустилась бы гораздо раньше, чем она добралась бы до Хоторна. Она вполне могла заблудиться, и утром на одном из его полей нашли бы лежащее ничком замерзшее тело в залатанном пальто.
Монтгомери вдруг охватило странное, жгучее желание встряхнуть ее.
– Ваша светлость. – Конюх стоял возле левой ноги, с нескрываемым удивлением глядя на женщину в объятиях Себастьяна.
– Стивенс, – коротко сказал он, – там вторая лошадь.
Мисс Арчер пошевелилась, отчего ее округлый зад сильнее прижался к его паху. С тихим проклятием Себастьян соскочил с седла, как только Стивенс убрался с дороги.
Ее лицо теперь находилось над ним, неподвижное и бледное, как луна. Монтгомери поднял руки, чтобы помочь девушке, но она не сдвинулась с места, ее пальцы все еще сжимали гриву лошади.
– Прошу вас, мисс.
Окаменела она, что ли, там, наверху? Девушка вела себя подозрительно тихо.
Лошадь пятилась в сторону, стремясь поскорее добраться до конюшни. Аннабель все держалась за гриву.
Монтгомери протянул руки туда, где под слоями одежды должна была находиться ее талия, собираясь снять девушку с лошади, и услышал слабый всхлип.
– Что на этот раз?
– Боюсь, что упаду, – раздался ее раздраженный голос.
До него дошло, что девушка, вероятно, никогда раньше не ездила на лошади, несущейся галопом. Быстрая езда вполне может испугать новичка. У него самого лицо онемело от сильного встречного ветра.
– Не бойтесь, я вас поймаю, – хрипло произнес он.
Аннабель почти упала в объятия Монтгомери и, крепко вцепившись ему в плечи, неуклюже соскользнула вдоль его тела. Наконец ноги девушки коснулись земли, и она подняла глаза. В мутном газовом свете невозможно было определить их цвет. Однако герцог точно знал, что они зеленые, удивительного оттенка, спокойного, приглушенного, как лишайник. Он еще раньше хорошо рассмотрел эти глаза. Монтгомери по-прежнему ощущал тяжесть ее тела и наконец осознал, что все еще крепко обнимает мисс Арчер. Спохватившись, он тут же разомкнул объятия, отступил назад, не переставая поддерживать ее под локоть.
– Вы можете стоять?
– Да, ваша светлость.
Мисс Арчер казалась растерянной. Без сомнения, девушка была очень независимой и привыкла обходиться без посторонней помощи.
На всякий случай он положил ее руку себе на предплечье. Перчатки у нее были старые, потертые, и Монтгомери почувствовал странное желание прикрыть ее руку своей, пока Стивенс, самый медлительный конюх на свете, не уведет лошадь.
Он почти втащил девушку вверх по главной лестнице. В освещенном теплом доме их с нетерпением поджидала небольшая компания – по вестибюлю нервно расхаживала миссис Бичем, а в дальнем конце стояли две молодые леди, готовые броситься к подруге, как только герцог исчезнет из поля зрения.
Мисс Арчер убрала руку с его плеча, лицо девушки было непроницаемым, как ее наглухо застегнутое пальто. И таким же холодным. Но, несмотря ни на что, она была так хороша… Он заметил ее красоту еще раньше, там, на холме. Даже без всех этих продуманных с дальним прицелом нарядов, которые обманули бы менее проницательный мужской глаз, даже с покрасневшим носом и растрепанными ветром волосами эта женщина была прекрасна. И считалась бы красивой во все времена. Такой тип красоты не зависел от моды или положения в обществе: изящная шея, точеные скулы, мягкий рот. Этот рот… Розовые полные губы могли бы принадлежать скорее куртизанке из Бретани, чем англичанке, синему чулку из деревенской глуши… Себастьян поймал себя на том, что пристально смотрит на мисс Арчер, пытаясь понять, к какой из знакомых ему категорий женщин ее следует отнести. И, к своему удивлению, так и не понял.
На шее мисс Арчер все еще оставался его шарф, а монограмма в виде герба Монтгомери, как значок, расположилась прямо на бугорке ее левой груди. При виде этого зрелища герцога будто обдало жаром, в глазах потемнело. Он уже был не в силах мыслить здраво, сохранять спокойствие. Она должна принадлежать ему. На мгновение эта мысль пронзила его, и он уже едва сдерживал жгучее желание, его как магнитом тянуло к этой девушке.
Боже, что же с ним происходит? Герцог отступил назад.
Глаза цвета зеленого лишайника настороженно следили за ним.
– Надеюсь, мы увидимся за ужином, мисс.
Холодный тон превратил слова в приказ, и губы Аннабель дернулись от негодования.
Монтгомери зашагал прочь, представляя, как вопьется зубами в ее мягкую нижнюю губу и какое наслаждение ему это доставит.
Час спустя он смотрел на свое отражение в зеркале умывального столика. Ванна, тщательное бритье, помощь умелого камердинера вернули ему силы. Мог ли он подумать еще утром, сойдя с парома в Дувре, что в тот же день он пустится в погоню за чудовищно упрямой женщиной? И все же какое-то беспокойство, гнетущая пустота в душе не покидали его. Возможно, возраст дает о себе знать.
– Молодые джентльмены весьма обрадованы тем, что им столь неожиданно выпала честь отужинать с вами, ваша светлость, – заметил Рэмси, втыкая булавку в галстук.
Себастьян увидел, как губы камердинера изогнулись в иронической улыбке. Ну один-то молодой джентльмен совершенно точно не испытывает радости от перспективы совместного ужина. И даже не принимая во внимание Перегрина, герцог прекрасно понимал, что, хотя он здесь и хозяин, вряд ли его приезд оказался для гостей приятным сюрпризом. Обычно, когда он входил в комнату, где собиралась компания, разговор прерывался, смех затихал, и все начинали вести себя как-то осмотрительнее. Каждый преследовал свой интерес: одни стремились получить от герцога что-то, другие боялись лишиться чего-либо. Его присутствие всегда заставляло окружающих быть осторожнее в словах и даже в помыслах, чтобы не попасться в ловушку его проницательности, как глупые мухи попадаются в искусно сплетенную паутину. В жизни герцога наступил период, когда ему крайне редко доводилось слышать хоть одно честное суждение, и если бы он вдруг стремительно покатился в пропасть, все вежливо отступили бы в сторону и пожелали ему удачи.
– Рэмси, – обратился он к камердинеру.
Тот отряхивал пыль с рукава и без того безупречного смокинга герцога.
– Ваша светлость?
– Если бы вы вошли ко мне в кабинет и увидели, что я стою посреди комнаты, а вокруг все вверх дном и из-под стола торчит пара ног, что бы вы сделали?
Рэмси замер. Осторожно поднял глаза, чтобы определить настроение герцога, хотя знал наверняка, что не увидит на лице Себастьяна ничего, что тот демонстрировать не желал.
– Ну, ваша светлость, – ответил он, – я бы принес метлу.
В этом можно было не сомневаться.
– Вы свободны, Рэмси.
Теперь Монтгомери предстояло пригласить своих гостей в столовую и провести следующие три часа, борясь с желанием задушить своего брата.
Перегрин шел к своему месту рядом с герцогом, словно благородный юноша, идущий к позорному столбу: собранный, бледный, на негнущихся ногах. Его обычно непослушные волосы были тщательно приглажены и разделены пробором. Однако он трусливо избегал встретиться взглядом с Себастьяном. Господи, дай мне сил, думал герцог, ведь если завтра мне суждено упасть с лошади, продолжателем восьмисотлетней династии Монтгомери станет этот мальчишка. А фамильный замок навсегда станет недосягаемым для семьи. Себастьян с трудом сдерживался, чтобы не придушить Перегрина.
Гости рассаживались, двигая стульями, шаркая ногами. Вслед за тем за столом возникло некоторое смятение. Лорд Хэмпшир и лорд Палмер с удивлением уставились на мужчин по левую руку от себя, Джеймс Томлинсон изображал, будто обмахивается веером. Проходи вечеринка в доме здравомыслящего человека, на этих местах восседали бы леди. Немногочисленные дамы, имеющиеся в наличии, – пожилая тетя Джулиана Гринфилда и три синих чулка – затерялись среди тринадцати молодых людей. Себастьян даже не пытался вникнуть в такие тонкости.
– Оригинально, за столом так много молодых людей, – громко произнесла тетя Гринфилда, сидевшая справа от герцога.
– Разве это плохо? – без тени смущения ответил тот.
Перегрин не отрывал глаз от пустой тарелки, будто любуясь ею.
Лакеи выстроились в ряд и сняли с первого блюда серебряные крышки, под которыми оказались отборные куски фазана в кроваво-красном соусе.
Зазвенели столовые приборы, в бокалах отразилось пламя свечей.
Перегрин все еще не решался взглянуть на герцога. Себастьян сверлил взглядом профиль брата, его гнев перешел в ярость.
Очень медленно Перегрин поднял глаза. По телу юноши пробежала дрожь, когда взгляды братьев встретились. Себастьян чуть улыбнулся ему.
– Как фазан?
Глаза Перегрина расширились.
– Превосходен, благодарю. – Он ткнул вилкой. – Надеюсь, ваше путешествие прошло без приключений, сэр?
– О да, без приключений, – сказал Себастьян, делая глоток воды. – Приключения начались позже, когда я прибыл домой.
У Перегрина кусок застрял в горле, юноша чуть не поперхнулся.
Гости оживленно беседовали. Среди гула герцог различал спокойный грудной голос мисс Арчер на другом конце стола. Ее реплики сопровождались чересчур громким смехом разгоряченных молодых людей, сидящих рядом с ней. Себастьян усмехнулся про себя. Ни один из этих юнцов не способен развлечь такую женщину, как мисс Арчер, как бы они ни старались.
– Завтра я еду в Лондон, – сказал он Перегрину, – вернусь в понедельник и буду ждать вас в своем кабинете в шесть часов.
Лицо его брата побледнело еще сильнее, хотя казалось, что белее уже невозможно.
И непонятно почему, просто посмотреть, что из этого выйдет, Себастьян с силой воткнул нож в кусок мяса на тарелке.
Вилка Перегрина со стуком упала на стол.
Шестнадцать голов повернулись в их сторону, словно в комнате раздался выстрел.
Глава 10
Аннабель проснулась от тихого постукивания, источник которого она никак не могла определить. Она пыталась не обращать внимания на странный звук. Подушка под щекой была мягкой, словно облако, невероятно соблазнительной. И… чужой.
Уже больше шести, она чувствовала это всем своим существом. Она проспала! Аннабель резко села, и где-то в темном углу кто-то ойкнул.
Очертания комнаты стали более четкими: роскошные столбики полога, высокие окна, слабый отблеск люстры… Она находилась в доме герцога Монтгомери, а у камина стояла горничная с кочергой.
Аннабель откинулась на подушки. Здесь не нужно было следить за камином, а рядом не было ни кузена, ни полудюжины детей, ожидающих завтрака… Она провела рукой по лицу. Лоб был влажным.
– Который час?
– Около половины седьмого, мисс, – ответила горничная. – Не прикажете ли подать вам чай?
Как заманчиво выпить чаю в постели… Несмотря на лишние полчаса сна, Аннабель почему-то ощущала странную вялость во всем теле. Но, пока все спят и дневная суета еще не охватила дом, нужно сделать перевод. Аннабель с трудом опустила ногу с кровати. Нога была тяжелой, словно налилась свинцом.
– А в столовой в это время подают завтрак? – спросила она.
Глаза служанки расширились, когда до нее дошло, о чем ее спрашивают. Она, вероятно, никогда не видела, чтобы гость вставал на рассвете. Аристократы спали до полудня. Аннабель хорошо это помнила.
Лакей прошел в столовую, затем резко остановился и щелкнул каблуками.
– Ваша светлость, мисс Арчер, – объявил он.
Аннабель остолбенела.
Ну и везет же ей! В дальнем конце стола уже кто-то сидел. Раскрытая газета скрывала лицо сидящего, но это, без сомнения, был хозяин дома. И разумеется, он оказался единственным аристократом в Англии, который поднимался раньше полудня.
Монтгомери взглянул на Аннабель поверх края газеты. Его глаза, ничуть не сонные, несмотря на ранний час, будто видели ее насквозь. От этого взгляда ей стало неловко, жаркая волна стыда пробежала по телу. Аннабель крепко сцепила руки перед собой.
Монтгомери удивленно вскинул бровь, которая из прямой превратилась в дугу.
– Мисс Арчер. Что-нибудь не так?
Все не так.
Он выбил ее из колеи.
Черт бы побрал эти умные глаза и непринужденную самоуверенность! Они лишали Аннабель самообладания, из-за них она чувствовала себя неуютно и скованно. Она вспомнила сильную руку, обнимающую ее, твердость груди у себя за спиной, прохладное прикосновение его губ к ее уху… Его незабываемый запах, такой тонкий и ни на что не похожий, неотвязно преследовал ее, пока она не приняла на ночь ванну. Едва узнав герцога, ее тело инстинктивно потянулось к нему, хотя так быть не должно. Ведь Аннабель совсем не нравился этот человек!
– Мне сказали, что я могу позавтракать здесь, ваша светлость.
– Можете, – рассеянно ответил герцог, будто его мысли были заняты чем-то другим.
Он отложил газету и жестом указал лакею на место слева от себя, приказав накрыть на стол.
Внутри Аннабель все опустилось. Ей совсем не полагалось сидеть рядом с герцогом! Но тот уже сворачивал газету, как будто вопрос был решен.
Чтобы добраться до отведенного ей места, Аннабель пришлось проделать долгий путь мимо пустых стульев, вдоль всего длинного стола.
Монтгомери смотрел на нее с присущим истинным аристократам неопределенным выражением лица, взгляд его был тусклым. На гладком черном шелке его галстука так же тускло поблескивала бриллиантовая булавка.
– Надеюсь, ваш ранний подъем не связан с какими-либо неудобствами в вашей комнате? – спросил он.
– Комната превосходна, ваша светлость. Просто для меня это вовсе не рано.
В его глазах блеснул огонек интереса.
– Разумеется, не рано.
В отличие от нее, ему, вероятно, не было нужды подниматься до рассвета через силу. Наверняка он делал это с удовольствием.
Лакей, подвинувший ей стул, склонился над ней.
– Вам чаю или кофе, мисс?
– Чаю, пожалуйста, – сказала она, стараясь не забыть о том, что в таком доме прислуге не говорят «спасибо».
Лакей спросил, не подать ли ей что-то из еды. Чтобы не подниматься сразу из-за стола, Аннабель согласилась. По правде говоря, есть совсем не хотелось. Должно быть, горничная затянула корсет слишком туго.
Монтгомери, казалось, давно закончил завтрак. Рядом со стопкой газет стояла пустая чашка. Почему же он приказал ей сесть рядом? Ведь он был так погружен в чтение. Но она уже поняла, что герцог был человеком долга. Учтивость, вероятно, была для него таким же долгом, как и скачка по морозу ради спасения взбалмошной гостьи от нее самой. Придется сделать в его анкете пометку «очень учтив». Правда, лишь до тех пор, пока он не ошибется, посчитав даму алчной шлюхой, промышляющей в свете.
– Вы, кажется, одна из этих, из активисток леди Тедбери, – сказал он.
Так-так. Не слишком-то он и учтив. Выражений не выбирает.
– Да, ваша светлость.
– И что же привело вас к ним?
Аннабель чувствовала его интерес, отнюдь не поддельный. Капли пота выступили у нее на спине. Какая досада! Сейчас, когда у нее есть шанс повлиять на врага, она, как назло, была совершенно не в форме.
Спокойно. Сохраняй спокойствие.
– Я женщина, – ответила она. – Вполне естественно, что права женщин мне небезразличны.
Монтгомери удивленно пожал одним плечом, совершенно по-галльски.
– Большинство женщин даже не задумывается о каких-то правах, – сказал он. – Ну а вам-то лично какая разница, будет ли изменен Закон о собственности 1870 года или нет?
Опять эта заносчивость и бесцеремонность! Герцог прекрасно понимал, что у нее нет никакой собственности, которую она могла бы потерять, выйдя замуж, и, следовательно, нет права голоса, которого можно было бы лишиться. Высокомерие Монтгомери особенно раздражало, когда в словах герцога была доля истины.
Аннабель облизала пересохшие губы.
– Кроме того, я согласна с этикой Аристотеля, – сказала она, – а он считал, что стремление к общему благу имеет бо́льшую ценность, чем к личному.
– Отчего же тогда во времена Аристотеля у греческих женщин не было права голоса? – произнес он, и на его губах мелькнула тень улыбки. Он будто получал удовольствие, ставя ее в тупик.
Насмешливый блеск в его глазах сделал ее безрассудной.
– Древние греки просто забыли включить права женщин в общее благо. Небольшое упущение, в истории такое случается сплошь и рядом.
Монтгомери кивнул.
– Ну а как вы относитесь к тому, что мужчины, не имеющие собственности, тоже не могут голосовать?
Он определенно наслаждался этим разговором. Как кот наслаждается, прихлопывая мышь, прежде чем ее проглотить.
В голове Аннабель будто стучал огромный молот, в висках пульсировала боль. Но ведь она наедине с герцогом, у нее есть возможность на него повлиять. Она должна, должна попытаться.
– Возможно, больше равенства необходимо и для мужчин, ваша светлость.
Не стоило этого говорить.
Герцог покачал головой.
– Да вы еще и социалистка, а не просто феминистка, – произнес он. – Я даже опасаюсь, как бы ваше общество не повлияло разлагающе на моих слуг, мисс Арчер. Вдруг они поднимут бунт, когда я завтра вернусь из Лондона?
– Я бы не осмелилась, – пробормотала она. – Ведь под домом, вероятно, есть темница.
Он посмотрел на нее хищным ястребиным взглядом.
– Еще какая, – сказал он, а затем спросил: – Вам нездоровится, мисс?
– Нет, все в порядке.
Темница? Что за вздор? У нее, без сомнений, легкая лихорадка.
Лакей вернулся и поставил перед ней тарелку. Копченая рыба, жареные почки и зеленоватое месиво. От горячей еды шел солоноватый аромат. Аннабель замутило.
Монтгомери щелкнул пальцами.
– Принесите мисс Арчер очищенный апельсин, – сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно.
Она уставилась на его руку, без перчатки, вновь лежащую на столе. Изящная рука с длинными тонкими пальцами. Такая вполне могла бы принадлежать музыканту. На мизинце герцога поблескивал фамильный перстень с темно-синим сапфиром, который отбрасывал блики, словно крошечный океан.
Аннабель почувствовала на себе его взгляд. И поняла, что он заметил, что она почувствовала.
– Надо же, «Манчестер Гардиан», – быстро сказала она, кивая на отложенную в сторону газету.
Монтгомери искоса взглянул на нее.
– А вы, кажется, приняли меня за читателя «Таймс».
– Скорее «Морнинг пост». – Она назвала газету еще более консервативную, чем «Таймс». Суфражистки читали «Гардиан».
– И вы не ошиблись, – сказал герцог и приподнял номер «Гардиан», под которым лежала «Таймс». А под ней «Морнинг пост».
– Не слишком ли много, ваша светлость?
– Не скажите. Чтобы получить полную картину происходящего в стране, нужно читать газеты всех направлений.
Аннабель вспомнила, что именно этому человеку королева поручила обеспечить победу партии тори на выборах. И он хотел знать все, что происходит в стране, чтобы лучше управлять ею.
О, она почувствовала это уже на Парламентской площади, когда они встретились взглядами. Да кто угодно почувствовал бы: Монтгомери был умным, очень умным человеком. И эта мысль волновала ее так же, как и мысль о том, что под его шелковым жилетом скрывается мускулистое тело.
Аннабель потянулась за чашкой и неловко задела ее. Тонкий фарфор звякнул, чай выплеснулся через край.
– Извините, – пробормотала она.
Монтгомери, сощурившись, внимательно посмотрел на нее.
Лакей подскочил, забрал чашку с блюдцем и унес.
Аннабель попыталась выпрямиться и поглубже вдохнуть. Но не смогла, казалось, ей на грудь свалился валун.
– Прошу прощения, – прошептала она. – Ради бога, извините.
Герцог что-то сказал, но она не смогла разобрать его слов.
Ноги у нее отяжелели, она едва смогла подняться со стула. Сделала шаг, другой… Стоило ей отойти от стола, перед глазами все поплыло. О, господи, нет! Покачнувшись, Аннабель задела стул. В глазах потемнело, и она будто провалилась в черный туннель…
Когда она пришла в себя, в голове гудело, будто внутри роились миллионы пчел. Аннабель лежала на диване, ее ноги упирались в спинку. В нос ударил едкий запах нюхательной соли. Над ней склонились экономка миссис Бичем, дворецкий и Монтгомери.
Лицо герцога было мрачным.
– Как я и предсказывал, вы все-таки заболели, – произнес он.
Аннабель сердито взглянула на герцога. Все из-за него. Ведь это он вчера посреди поля напророчил ей болезнь.
– Не стоит беспокоиться, ваша светлость, со мной все в порядке.
Он опустился рядом с ней на одно колено, его взгляд был суров.
– Вы бы разбили голову о пол, если бы я не удержал вас.
Девица, которую приходится везти на лошади, девица, теряющая сознание в его объятиях… Аннабель захотелось расхохотаться во весь голос, но вместо смеха получился какой-то пугающий сдавленный звук. Миссис Бичем испуганно зажала рот рукой.
– Скоро прибудет мой врач, – сказал Монтгомери.
Врач? Аннабель попыталась подняться.
– Нет-нет, не надо…
Его рука легла ей на плечо и мягко, но решительно усадила обратно.
– Она, возможно бредит, – сказал дворецкий миссис Бичем, как будто Аннабель не могла их слышать.
– Как вы не понимаете! – сказала она, ненавидя себя за отчаяние в голосе.
Аннабель не болела с тех пор, как была девочкой. Она просто не могла позволить себе заболеть. Вечно некогда, вечно какие-то дела. И теперь у нее курсовая работа… ученики…
– Кого я должен уведомить о вашей болезни? – спросил Монтгомери.
Аннабель с трудом осознавала сказанное.
– Профессора Дженкинса, – ответила она. – Боюсь, что не смогу закончить перевод вовремя.
– Да она точно бредит, – сказала миссис Бичем. – Бедная девочка.
– Я имел в виду ближайших родственников, мисс, – нетерпеливо сказал Монтгомери.
– О, – сказала она. – У меня никого нет.
Что толку сообщать Гилберту? Ее болезнь только раздосадовала бы его. Ведь это она должна была заботиться о его семье, а не наоборот. В носу защипало, на глаза набежали слезы. Если она не сдаст курсовую работу, то ее стипендия будет под угрозой… как и ее будущее…
– Никого нет, – повторила она, – поэтому мне нельзя…
Нельзя болеть.
Последовала пауза.
– Понятно, – сказал Монтгомери.
Она подняла на него глаза, потому что его тон показался ей подозрительно мягким.
– Не беспокойтесь ни о чем, о вас позаботятся, – заверил он.
Его рука все еще лежала у нее на плече, он все еще удерживал ее тело, которое, казалось, превратилось в горячий пар.
– Я не могу позволить себе…
«Доктора», хотела сказать она.
Герцог покачал головой.
– Здесь вы будете в безопасности.
В безопасности.
Трудновыполнимое обещание. Но голос герцога звучал так уверенно, что не возникало никаких сомнений в том, что оно будет исполнено. На этого человека можно положиться, вручить ему свою судьбу на некоторое время. Оказывается, чтобы доверять мужчине, необязательно любить его.
Себастьян расхаживал перед дверью комнаты мисс Арчер, хмуро поглядывая на карманные часы в руке. Скорее всего, когда прибудет доктор Бервальд, он будет уже на пути в Лондон. Придется положиться на своего дворецкого, которому доктор даст все необходимые советы.
Она чуть не упала в обморок посреди столовой, рухнула, как срубленное дерево. И этот проблеск страха в ее глазах только что… Но в том нет его вины. Она взрослая женщина и сама должна управлять своими чувствами. И решение убежать в мороз в своем жалком поношенном пальто приняла сама.
Он сунул часы обратно в карман и повернулся к Бонвиллю.
– Если ее состояние ухудшится, пока я буду в Лондоне, пошлите телеграмму в резиденцию в Белгравии.
Дворецкий удивленно поджал губы.
– Да, ваша светлость.
– И вот что, Бонвилль…
Дворецкий подошел ближе.
– Ваша светлость?
– Прикажите моему человеку разузнать, кто такая мисс Арчер.
Ücretsiz ön izlemeyi tamamladınız.