Kitabı oku: «Бывшие. Она мне (не) нужна», sayfa 2

Глава 5

– Кто вёл твоё дело? – слова раздирали горло, но рвались наружу.

– Кушаков, сука…

– И моё тоже, – закрыл глаза, откинулся на спинку кресла, готовясь вернуться ровно на семь лет назад. – Меня арестовали у дома, доставили в участок, где уже давно ждали. Провели опознание, свидетели дружно указали в мою сторону, откатали пальчики и только после этого рассказали грустную сказку про то, как хулиган Вороной вскрыл дом главного прокурора и обнёс его на несколько миллионов. Никого не волновало, откуда у нашего прокурора-батюшки столько раритета, как и то, как я в одну каску вынес огромную икону, сумку с золотом и семейным столовым сервизом…

Лиса пересела к мужу. Приткнулась под бочок, сжала его руку и с облегчением выдохнула, пока тот курил, не сводя с меня взгляда.

– Два месяца меня крутили. Уговаривали написать явку с повинной, пришивали всё новые и новые висяки, отчего срок становился непомерным. Но всем срать на меня было! Кто я такой? Сын преподавателей? Все знали, что брать с меня нечего, потому и сваливали в папку с моим делом все, что тяготило их статистику. И к концу второго месяца моё дело тянуло лет на двадцать, не меньше. Проще было убить Левина, один раз испачкавшись в его крови, чем выносить вот это все… А потом такое затишье странное. Неделя тишины и спокойствия. Когда Кушаков вошел в камеру, думал, что меня уже в суд направляют, но все было куда хуже. Он громыхнул ключами, снял наручники и вывел из здания. Напоследок сунул мне в руки записку от… – вот тут я запнулся, не в силах произнести ЕЁ имя вслух.

– Мы поняли, – прошептала Лиса, придя мне на помощь.

– Она бросила меня на обрывке какой-то картонки. Написала, что мы разные, что не пара друг другу. Пожелала счастья, короче. Я не мог поверить, что всё это правда. Ещё в камере почуял запах дерьма… Моя Мартышка не рвалась ко мне, не требовала свиданий, на звонки родителей не отвечала, а когда брат поехал к ней сам, чтобы поговорить, выяснилось, что они с родителями поспешно переехали, не оставив соседям нового адреса. Я умер тогда, Лихой… Отрубилось все человеческое внутри, сдохло и перегорело. Но больно стало, когда на обратной стороне картонки оказались дата и время росписи Левина Константина Михайловича и Голубевой Марины Александровны.

– Хм… Что, из всех бумажных носителей она выбрала именно приглашение? – хрюкнул Пашка и плеснул мне в стопку водки. – Пей.

– Я всё своими глазами видел. Своего лютого врага с довольной миной и мою невесту, вдруг ставшую чужой женой. Он отнял у меня всё… Понимаешь?

– Понимаю, брат, – Пашка вдруг рванул вперед, сел рядом и обнял. Крепко-крепко, как делал это всегда. Костоправ хренов! – Это он разделил нас, чтобы мы не мешали его плану. Но теперь-то ты здесь…

– Лихой, ты обдолбался, что ли? Семь лет прошло! Не верю я в помешательство длиной в семь лет. Не верю… Если она до сих пор его жена, значит, все и правда было к лучшему. Левин всегда был ровней, его фамилию произносили с трепещущей гордостью, вожделением, страхом. Знаешь, а ведь её отец мне тогда это прямо в лицо сказал. Мол, Вороной, рылом ты не вышел для нашей семьи…

– А Левин прям прЫнц, – усмехнулась Лиса и отвернулась. – Говнюк он. Мразью был, мразью и подохнет. Тём, ты прости меня, но он вас уделал, как мальчишек. Знал, что вы упёртые, как два барана, что никто не пойдёт на примирение первым. Ведь у каждого своя правда…

– Лис, если два корабля разошлись в одной узкой бухте и за семь лет ни разу не пересеклись, то виноват не диспетчер навигации, поверь, – я встал, потому что выносить это всё сил не было. – И про Марину мне не говори. Она счастлива, весь город гулял на их свадьбе, забыли, что ли? Так для чего эта встреча? У вас своя правильная жизнь, а у меня своя…

– Вороной! – заорал Пашка, вскочил и вдруг заломил мою руку так, чтобы я согнулся и не смел шевелиться. – Если нужно будет приковать тебя, я это сделаю, поверь! Но ты дослушаешь! Маринка, оказывается, второй месяц лежит в реанимации, а Левин продолжает постить её счастливые фотографии. Все думают, что она просто отходит от родов, просто решила спрятаться!

– Лихой, две минуты, и я все равно уйду… Ты решил рассказать, как тяжело прошли роды у той, которая променяла меня на моего заклятого врага? На того, кто изнасиловал мою сестру, а в итоге так и не ответил за содеянное? Мне порадоваться? Отправить цветы и шарики?

– Баран ты упертый! Да не помнит она никого! Он закрыл её в отдельном боксе, как прокаженную, ей даже диагноз толком поставить не могут! На, смотри, – Пашка достал из кармана сотовый, запустил какое-то видео, а после отпустил руку, зная, что никуда я уже не денусь.

Я осел на диван, закрыл глаза, вбирая некогда любимый голос.

– Артёш… Артёш, ты где? Артёёёём!

Картинки на дисплее не было, слышался шорох и отдаленные крики, смешивающиеся с рыданиями.

– Какого хера? – не мог понять, что происходит. Снова перемотал видео, вслушиваясь в суть, пытался абстрагироваться от страха, от панических нот в этом пробирающем душу крике. – Лихой, ты чего молчишь? Что это такое?

– Я две недели назад лежала в больнице, – Лиса, все это время раскачивающаяся в кресле, вдруг повернулась. Её глаза были полны горьких слез, с лица ушел весь румянец, открывая страх и неверие. Лиса встряхнула головой, забрала у мужа стопку, которую он уже давно согревал в руках, опустошила и начала рассказ: – Случайно услышала трёп медсестер на посту. Они шептались, что анестезиолог напортачил, и какую-то богатую сучку скрючило так, что реанимировать пришлось. Ребёнка достали, отдали отцу, а девка в кому впала. Я тогда пожалела бедняжку, но вскоре забыла. А перед выпиской меня отправили на МРТ в другое крыло клиники. Меня сопровождала бабулька, мы с ней сидели в коридоре, когда раздался крик. Такой истошный вой, что кровь застыла в жилах. Я было рыпнулась узнать, что происходит, а она меня остановила. Говорит, на этаже девочка лежит после тяжелых родов, а после комы вовсе кукушка поехала. Никого не признает. Ни родителей, ни мужа, орёт как ненормальная, Артёма какого-то зовёт…

Лиса остановилась, чтобы дать мне время на вдох. Один гребаный вдох, чтобы не отключиться. Сжимал подлокотники кресла, ощущая, как горят пальцы, как ноют суставы.

– Я спать не могла. Эта девушка просто не шла у меня из головы. Стало казаться, что голос знаком, но все никак не могла вспомнить. И я не выдержала. Тайком пробралась в другое крыло и стала бродить по палатам. И нашла, правда, чуть не отключилась прямо там же! Это была Марина. Она лежит привязанная, скрюченная, дергается, как эпилептик, и тихо подвывает. Я зарыдала от ужаса, благо меня услышала та бабулька, а не стервы из ординаторской. Женщина поняла, что мы знакомы, и пока вела меня обратно в корпус, рассказала, что запустили девку. Никто ей не занимается, муж забрал ребенка и пропал, а родители приходят только оплакать… А ещё она никого не узнает, продолжая звать только ей известного Артёма…

– В смысле – не занимаются? Дочь главного прокурора в больнице, и никто над ней пылинки не сдувает?

– Тём, у нас уже несколько лет другой прокурор. Кондрашова помнишь? – Пашка прищурился, наблюдая за тем, как я судорожно вспоминаю знакомую фамилию. – Ну, Кондра!

– Кондра?

– Да. А отца её сняли. Там скандал какой-то жуткий был, Левин всё сделал, чтобы замять по тихой, но тестю всё же пришлось уйти в беспамятье. Никто с ним из сослуживцев не общается, даже руки не жмет. Говорят, пьет он сильно.

– Тём, мы не можем просто делать вид, что ничего не происходит! Она там совсем одна!

Глава 6

Мой мир больше не будет прежним. Услышанное вчера словно разломило вселенную напополам. Тот арест ясно дал понять, что стоимость моей жизни – три копейки. Никто не вступился. А после освобождения от меня будто весь город отвернулся, потому как верили, что именно я обнёс дом Маринки. Друзья поверили этим ублюдкам, потому что так было безопасно. Как раньше – точно не будет. А теперь и вовсе всё в чёрный цвет обратилось…

Море – чёрное. Небо – чёрное. Нутро человеческое – дерьмовое.

Меня раздирало изнутри. Бесы, демоны сражались друг с другом. Убеждая, что не моё это дело. Не мое! У неё муж есть, ребенок, родители, которым я не ровня!

Но тогда почему она там одна? Почему лежит в палате привязанная?

Эти навязчивые картинки, нарисованные взбудораженным воображением, стали преследовать меня. Не мог отвлечься. Истуканом простоял в душе черт знает сколько, потом курил, как паровоз, пока над кромкой чёрного моря не высунулось черное-черное солнце…

Флэшбек из прошлого. Я словно снова погрузился в этот ад. Снова вынужден идти по углям, снова думаю о ней…

Я мог сто раз убеждать себя, что каждый человек в праве делать свой выбор сам. Марина его тоже сделала, выбрала мужчину, союз с которым будет правильным, благополучным и благословленным родителями. И я его сделал.

Вырыл землю, чтобы на меня больше никто не мог посмотреть сверху вниз! Не спал, не жрал, только бы вскарабкаться на ту лестницу, чтобы суметь взглянуть на своих врагов свысока. Только чем больше бабла я косил, тем меньшую ценность оно представляло.

Можно купить секс, но не купишь любовь.

Можно купить покорность, но никогда не купишь уважение.

Можно купить молчание, но никогда не купишь признание в любви.

Можно купить комфорт, но никогда не купишь тепло домашнего очага.

Я покупал всё, чего у меня не было. С избытком, чтобы в горы дерьма превратилось. Но оказалось, что счастье в комплектацию благосостояния не входит.

– Тём, ты готов? – по прихожей прокатился знакомый звонкий бас. А через минуту на пороге показался мой родной брат. Тигран рассмеялся, обнял меня своими ручищами и даже чуть приподнял. – Ну, ты и раскабанел, Тёмыч! Поди, столичное спортивное питание и сутки напролёт в тренажерке?

– А чего ты смеёшься? Железо отлично помогает избавиться от дерьма в голове, – я отпрянул, рассматривая брательника, которого не видел года два. – А ты вот пузо отъел. Ленка тебя кормит, как на убой!

– Ох, я подозреваю, что именно этим всё и закончится. Здорово, брат…

– Привет, малой.

Объятия крепкие, родные, успокаивающие.

Подхватил пиджак, засунул бабочку в карман, и мы отправились на юбилей моего дяди.

По мере того, как поднимался я сам, поднимались и мои родственники. Отец в силу возраста сразу отказался от предложенного мной бизнеса, а вот дядя Марат ухватился за идею мертвой хваткой.

И через пять лет не осталось ни одного района, в котором бы не функционировал наш автосервис. Вскоре подтянулись братья, жены, открывшие кафе быстрого питания, следом пошел шиномонтаж, где уже могли подрабатывать и племянники. Семейный клан.

Я пробил дорогу по доставке оригинальных запчастей, организовал обучение, переквалификацию, чтобы слесари могли браться за любую тачку, а за остальное отвечал Маратик. В этом году оборот побил все рекорды, я даже приятно удивился, когда Марат приехал ко мне с отчетом. Вид был такой важный, словно заработал лярд, не меньше…

– А где тачка? – Тигран осмотрел паркинг, выискивая «Ровер», который пригнал, чтобы я передвигался по городу.

– У Лихого оставил. Выпили вчера, на такси вернулся.

– У Лихого? Тём, ты гонишь? – захрипел Тигран. – Ты обдолбался, что ли? Этот ссыкун бросил тебя, спрятался и хвост поджал, пока тебя менты беспределили!

– Тигран, всё немного сложнее, – я закурил, чтобы успокоиться. Как бы мне хотелось верить Лихому… Но годы одиночества, привычка лгать и ловить на лжи, делали своё дело. Когда эмоциональный фон после нашей встречи спал, я понял, что на руках у меня нет ни одного факта. Только слова друга, который предал…

– Дело твоё, брат, но я бы не стал ему доверять вновь. Предал один раз, предаст и второй…

– Разберусь. Слушай. А че с Левиным? – затянулся, замыкая горечь дыма в легких, пока рассматривал вытянутое от удивления лицо брата.

– Ты странный, Тём. То запрещаешь говорить о прошлом, то в гости к Лихому попёрся, а сейчас и вовсе про этого мудака вспомнил.

– Я задал вопрос, просьбы в оценке не было, – я не смог сдержать раздражения и повысил голос, чтобы осадить его.

– Они не живут здесь больше, – Тигран пожал плечами и отвернулся. – Ты свалил, и они после свадьбы сразу переехали. Он замок в пригороде где-то отгрохал, там и живут своей шибанутой семейкой. В городе столько сплетен ходило после их свадьбы, что им просто пришлось сбежать.

– А Марина? – через боль протолкнул её имя. Горло вспыхнуло, а перед глазами снова кадры той видеозаписи всплыли. Чёрт…

– С ним, вроде. Разное говорили про неё…

– Например?

– Что в психушке лежала после попытки суицида, кто-то говорит, что она наркоманкой стала, короче, слухов много, а чему верить – непонятно. Знаю, что отца её с должности прокурора попёрли. Да с шумом, со скандалом. Попался, урод, так ему и надо! Мы уверены, что это он собак на тебя спустил, только бы дочь выгодно замуж пристроить, – Тигран скороговоркой выдал то, что знал. – Насколько я знаю, особняк свой они продали сразу после увольнения и теперь живут в квартире бабушки.

Больше мы к этой теме не возвращались. Я попытался забыться в нашей большой и шумной семье. Шутки, тосты, танцы… Давно мы не веселились так. Прямо как в детстве, чтобы до пустоты душевной, бессвязной речи и настоящего ощущения единства семейного. Только раньше собирались мы в крошечной двушке, а теперь для нас закрыли ресторан…

– Артём! – мама размахивала рукой и не сводила глаз, предупреждая мой побег.

Она весь вечер акулой кружила вокруг меня, таская за собой миловидную девчонку. И пока мне удавалось лавировать, а вот тут попался… Стоило только замечтаться, как мать уже неслась на всех парах, расталкивая толпу танцующих.

– Любушка, это сынок мой старший, Артём, – с гордостью произнесла мама, автоматически застегивая ворот моей рубашки. – Сын, ну где бабочка? Приведи себя в порядок, а то неудобно перед гостьей даже.

– А чего неудобного? – стиснул челюсть, сдерживая рвущийся мат. Отшагнул, чтобы оградиться от рук матери. Она вспыхнула, поняла всё моё негодование, но проглотила, решив не усугублять конфликт. – Любушка… Весьма приятно. А что же вы, голубушка, влюбляетесь только в тех, кто в смокингах? Я вот дома и голышом могу прошвырнуться…

– Артём!

– А ещё я курю прямо в спальне, а пепел на пол стряхиваю. Как вы на это смотрите? Не претит моё невежество вашим интеллигентным корням? – сделал резкий шаг вперёд, отчего девчонка вздрогнула и опустила голову. – Любушка, вам мама, наверное, про меня столько хорошего напела, а давайте я вам правду расскажу?

Я подхватил девушку под локоток и потянул к летней веранде, закрывая за собой дверь, чтобы мама не вздумала идти следом.

Ощущал её страх, смятение. Она почти не дышала, тряслась как осиновый листок, но не решалась вырваться из моих рук.

– Любовь, прошу прощения за спектакль, – как только мы скрылись из вида, я отпустил руку и сделал шаг назад, возвращая дистанцию между нами. – Ещё раз извини, но я не люблю знакомства по настоянию матушки. Вы её простите, она в последнее время не контролирует одержимость, с которой пытается женить меня.

– А вы, я так понимаю, против этого? – нервно усмехнулась девушка, кутаясь в тонкий кардиган.

– Я против суррогата. Если и погибать от любви, то он настоящей, а не по расчету. Давайте я вам вызову такси?

– Да, пожалуйста, – она улыбнулась и присела в кресло, наблюдая за тем, как медленно катится к горизонту солнце. Золотые лучи рассыпались, подсвечивали её миловидное личико, наивно распахнутые глаза и яркие веснушки на носу.

Она казалась такой молоденькой, хрупкой… А уже втянута в этот абсурд сватовства.

– А вы врач, да?

– Да, заведую отделением акушерства, – она выдавила улыбку вежливости, вот только во взгляде все равно опаска читалась. И на вопросы мои она отвечала скорее как на собеседовании, сухо, кратко. – Но в последнее время все чаще подумываю уйти в министерство. Там спокойнее.

– Не бойтесь меня, Люба, – я закурил, придвинул кресло, осматривая девушку. – Мне тут рассказали страшную историю, случившуюся в нашем городе. Девушка с инсультом, слышали?

– С инсультом? – Люба задумалась, впервые подняв взгляд от земли. – Нет… А что конкретно?

– Говорят, что во время кесарева сечения у девушки случился инсульт. Реанимировать начали поздно, спасая ребенка, – говорил мягко, чтобы не напугать, не насторожить.

– Нет, я не слышала ничего. А давно это было? – она явно заинтересовалась и даже телефон достала.

– Не знаю…

– А фамилию знаете?

– Левина, кажется, – вытолкнул набор этих букв, пытаясь не взвыть от боли. Они полосовали нутро, пуская кровь каждый раз, как только я их произносил.

– Левина? Хм… Странно, – Люба прикусила губу. – На совещании в Минздраве об этом случае не докладывали, хотя подобные факты на контроле у правительства области. А вы уверены, что это у нас случилось?

– На все сто…

– Это ваша знакомая? – сказала и вздрогнула, вчитываясь во что-то на дисплее, а после вскинула встревоженный взгляд.

– Люба, а вы не могли бы мне помочь?

Глава 7

Любовь долго молчала, обдумывая мою просьбу, а когда подъехало такси, твёрдо встала и направилась к авто. Шаги были медленными, нерешительными, а коснувшись ручки задней двери, она вдруг обернулась:

– Вы со мной, Артём? – голос её был полон сомнения, но я не стал рисковать и рванул вперед, пока не передумала.

Всю дорогу Любовь что-то читала, с кем-то переписывалась, то и дело громко хмыкая. Она не проронила ни слова, а я не мешал, видя откровенную заинтересованность случаем. Что-то девушку сильно зацепило. Это читалось и во взгляде, и в поджатых от возмущения губах. Но при всем при этом она отчаянно пыталась держать себя в руках.

– Артём, давайте так, – зашептала она, как только мы вышли из такси. – Вы попробуйте попасть к главврачу сами. Поговорите, поинтересуйтесь, может, она сама вас проводит к пациентке? А я схожу к девчонкам, поболтаем за чаёчком. Думаю, будет лучше, если мы сначала тихо проведем разведку, – Люба подмигнула, сунула в руку свою визитку, а после засеменила в сторону кондитерской напротив. – Напишите, как что-то выясните!

Её суета передалась и мне. Бросил взгляд на часы, понимая, что до конца рабочего дня осталось слишком мало времени, чтобы вот так стоять и раздумывать. Кого я обманываю? Ведь всё равно не смогу уйти, не убедившись, что это не злая шутка, что за этими серыми стенами находится именно Марина.

Не вошел, а ворвался в здание. За стойкой сидела молоденькая администратор. Она мило улыбалась, даже пыталась строить глазки, но как только услышала имя интересующей меня пациентки, с лица спал румянец. Она стала тыкать в кнопки телефона, чтобы узнать, на месте ли главврач.

– Вас ждут на пятом этаже, – она указала мне в сторону лифта.

Административный этаж был тихим, спокойным. Стоило выйти на площадку, как двери нужного кабинета распахнулись. В пороге стояла женщина лет пятидесяти, строго смерила меня взглядом, а после пригласила.

– Значит, вы к Левиной?

К Левиной… В очередной раз внутри все сжалось. Чужая фамилия резала меня на ленточки, напоминая, сколько боли и обиды было пережито.

А мы так любили мечтать. Маринка примеряла мою фамилию, говорила, что ничего красивее никогда и не слышала. Придумывала имена нашим детям, представляла небольшой домик подальше от мегаполиса, где горит камин, а в воздухе витает аромат корицы и ванили.

– Да.

– А вы ей, собственно, кто? – аккуратно спросила главврач, осматривая меня внимательным взглядом.

Останавливалась точечно, шаблонно: туфли, часы, а уже после в глаза посмотрела. И тут я порадовался костюму, потому что именно эта сбруя порой настраивала людей на деловой лад. А с этой дамой можно договариваться…

– А это неважно. Просто неравнодушный знакомый, – вздохнул и достал кошелек. Выгреб наличку, завернул в белый конверт, оставшийся после вручения подарка дяде, и вложил его в папку документов на её столе. – Виктория Михайловна, я прошу вас без лишних вопросов рассказать о пациентке. Факты, диагноз, и почему к ней запрещены визиты.

– С чего вы взяли, что запрещены?

– Очевидно, с того, что меня отправили сначала к вам, а не проводили в палату к Левиной.

– Время уже позднее, но в порядке исключения можно, – женщина взяла конверт, спешно закинула его в ящик стола, а после махнула рукой, указывая дорогу. – Идём… Артём Данилович, с такими пациентами сложно…

– С какими такими?

– С лежачими, – она словно возмутилась моему вопросу. – Левина пережила инсульт во время кесарева сечения. Пока её родоразрешали, не могли предпринимать реанимационные действия, а потом, когда ребенок был вне опасности, они оказались бессмысленны. Большая потеря крови, кислородное голодание и остановка сердца.

Она говорила, говорила, а я поверить не мог. Главврач с такой легкостью описывала то, что в простонародье называют «состояние овоща».

Да бред… Этого просто быть не может! Как Марина Голубева, главная красавица университета, отличница, гордость своих высокопоставленных родителей, могла оказаться в таком положении? А как же её друзья, родственники, муженёк идеальный? Где все эти блага, о которых они всем скопом пеклись, пряча её от меня?

– Слушайте, вы мне хотите сказать, что пришла здоровая беременная женщина, а стала крайне больной? Вы уж простите, но в сказки я не верю, Виктория Михайловна. Кстати, насколько я знаю, то в первую очередь спасают мать, а не плод, почему произошла заминка? Почему у Марины остановка сердца, инсульт? Или вы мне байку про волю Господню расскажете, за которой прячется дрогнувшая рука конкретного человека?

– Артём Данилович, это не тема для дилетантских дискуссий, – женщина закатила глаза, словно слышать моё невежество было просто невыносимо. Она всем видом пыталась сыграть оскорбление тонкой докторской души…

Дура! Но пусть сначала проводит, а потом я ей устрою глубокую проверку. Главврач попыталась улыбнуться, очевидно, сглаживая резкость своих слов, и продолжила. Только вот речь её будто была заучена, аж от зубов отлетала.

– Она буйная, кричит, зовёт какого-то… – и тут её тряхануло. Виктория Михайловна замерла, вскидывая на меня странный взгляд. – Какого-то Артёма.

– Дальше, – сцепил зубы, дав понять, что это не её ума дело! Я всё хотел услышать хоть один внятный диагноз, что-то определенное… Но вместо этого приходилось довольствоваться её никчёмной оценкой.

– Шансы на реабилитацию, конечно, есть, но нужны люди, которые будут этим заниматься, понимаете?

– А вы? Вы чем здесь занимаетесь?

– Артём Данилович, мы обычная муниципальная больница со стандартным набором отделений, куцым штатом врачей. Всё, что зависит от нас – выполняется в полном объёме: капельницы, уход, мониторинг показателей. Этого достаточно для поддержки, но катастрофически мало для подобной клинической картины. Нужны связи, поддержка родственников, любовь, забота. Она должна захотеть жить, бороться… А она явно не хочет. Живёт в своём мирке.

Мы остановились у дверей палаты, откуда доносилось тооооненькое: «Артём…».

Глава 8

– Артём…

– Мне можно войти? – я даже говорить не мог. Не сводил глаз с небольшого прозрачного окошка в дверном полотне, сквозь которое видел крошечный силуэт.

Надежда на то, что это злая шутка, глупая ошибка и просто совпадение, в пепел превратилась… По языку растеклась горечь, череп заломило так, что думать было больно, а в ушах застрял голос моей Марины. Не было больше сомнений…

Не стал ждать разрешения, вошел в палату, и с каждым шагом сердце мое начинало биться все быстрее и быстрее.

Мы так давно не виделись… А я до сих пор помню её образ, её заразительный легкий смех, способность видеть во всем только хорошее, светлое. Парни её со школы называли блаженной… То булку свою отдаст, то сочинение за разгильдяев напишет, то к завучу пойдет, чтобы защититься за очередного хулигана.

Моя Мариша… Узнаю её из тысячи лиц, даже странная одутловатость, паутина трубок и тонкая простынка, покрывающая обнаженное тело, не могла спрятать от меня мою красавицу.

Девочка моя, что они с тобой сделали?

– Ааааартём, – тихо-тихо проскулила Марина, пытаясь сосредоточить свой взгляд на мне. Но её движения были резкие, устрашающие, очевидно, поэтому её и привязали. Дёргалась и сама пугалась этих движений.

Она казалась куколкой, сломленной, запуганной и совершенно беспомощной, беззащитной. Хотелось прижать, спрятать и унести из этого неуютного помещения с жужжащей аппаратурой.

– Это я, Мариш, это я…

И как только она услышала мой голос, некогда мягкие сочные губки изогнулись в какой-то странной гримасе. Зажившие трещины лопнули, капли крови стали собираться, срываясь на подбородок. Марина дергала рукой, словно пыталась коснуться меня, но не получалось.

– Тише, тише, – сел на кровать и прижался к ней. И Марина заплакала. Так жалостно заскулила, каким-то образом сумев сжать мой большой палец правой руки. – Я рядом. Не бойся…

– Артём… Артёша? Я ждала тебя, – каждое слово ей давалось с большим трудом. Бесцельно скользила взглядом по палате, то и дело ёжась, будто замёрзла.

– Меня? А муженёк твой с длинной родословной где? – я не смог сдержать злость, обиду, накопившуюся тоску и досаду. Они вырывались в хлестких словах, желании задеть побольнее.

Хотелось разозлить её, сделать так, чтобы Марина встала и вспыхнула ярким огоньком, отстаивая своё право на решения, на ошибки, на выбор!

Но ей словно всё равно было. Марина не отреагировала, только качнула головой, сталкиваясь со мной взглядом.

– Какой муж? Чей муж? – зашептала, а после снова вздрогнула. – Артёш… Артём!

– Да-да, Мариш, я здесь…

По взгляду видел, что бессознательного в ней сейчас больше. Глаза были красными, бегали, а тело содрогалось в судорогах на смятых застиранных простынях больничной койки. Моя хрупкая нежная девочка… Разве этого она достойна? Разве этого хотели для неё родители, заключившие союз с подонком и насильником?

Внутри всё оборвалось от жуткого страха, от непринятия реальности!

Что они сделали с тобой?

– Врача мне сюда! Быстро! – не отпуская руки Марины, я начал оборачиваться. В палате было откровенно холодно, а она лежала на рыжей больничной клеенке, накрытая серой простынёй. Скинул с себя пиджак, укутал её, прижал к себе, ощущая робкие попытки сопротивления.

– Жить она должна захотеть? А как это сделать, если вы её как собаку тут держите!

Хотелось волком выть. Во всю глотку вопить от увиденного!

Разберу это логово извергов по кирпичикам, глотки им перегрызу, душу вымотаю, но Маринку свою вытащу!

Слышал, как за спиной поднимается волна шепота, тихих голосов, а после быстрые шаги и суета. Помещение заполнилось медсестрами, меня аккуратно вытолкнули в коридор, принявшись перестилать койку.

– Другие палаты есть? – мне выть хотелось, но вместо этого организм собрал все остатки сил, чтобы не дрогнуть.

– Но они платные…

– Вопрос был в другом!

– Хорошо, – Виктория Михайловна поджала губы и побежала на сестринский пост, нервно оборачиваясь в мою сторону. И уже через пять минут мою Маришу везли по коридору в сторону платного бокса.

Здесь даже пахло иначе. Не моргом и безнадёгой, а цветами и домашней едой. По коридору, держась за стеночку, бродили пациенты под чутким контролем медсестёр. Шли слабо, путаясь в ногах, совершая рваные движения головой.

Есть бабки, с тебя пылинки сдувают. Нет бабок – лежи и помирай, как собака сутулая. А ещё утром я говорил, что за деньги не купить счастье… Нет, оказывается, в рамках некоторых учреждений можно хотя бы попытаться купить желание выгребать из дерьма.

Но это была не полная правда…

Всё оказалось намного сложнее. Когда ты богат, но одинок, тебя ждёт та же участь, что и последнего БОМЖа с обморожением.

Тогда правда в том, что если за твоей спиной есть тыл, есть любящие люди, то и без денег можно побороться за жизнь.

– Артем Данилович, нашей больнице не нужен скандал. Её супруг заверил, что все будет тихо…

– Тихо? Я вам такое тихо устрою, что даже гром покажется шепотом! – нагнулся, чтобы в глаза этой суке заглянуть. Видел там ярость, страх, панику… Понимал, что, если бы не беленький конверт с деньгами, она бы выгнала меня взашей, даже не думая.

Боится, дрянь…

Бойся!

Я сам жил в аду. Я сам научился творить ад для таких бездушных тварей.

Я – для вас ад!

Приятно познакомиться…

Глава 9

Когда вышел из больницы, город уже сверкал вечерней иллюминацией. Во рту все пересохло, в носу стоял приторный запах лекарств. Хотелось вымыть себя, очистить, но не сейчас… Сейчас я буду убивать!

Стоило сделать шаг, как фары авто, припаркованного напротив меня, моргнули, и захлопали двери. Не сразу сообразил, что вывалившаяся толпа мне очень знакома и явно по мою душеньку.

– Вороно́й! – крякнул Сава Витязев, мой старый друг, связь с которым я тоже оборвал, желая поскорее залечить свои раны. Следом шел Андрей Туман, ну и замыкал это шествие Лихой.

– Здоро́во, черти!

Мы обнялись так крепко, словно шеи друг другу пытались свернуть. Душили, молчали, терпели, но продолжали…

Время шло, менялся круг знакомых, друзей, партнеров, но вот дворовая шпана, с которой ты впервые курил за углом школы и воровал персики у ворчливого дедка – осталась яркой и четкой. Раскабанели, стали настоящими дядьками, у которых ворох своих забот и проблем. Но сейчас именно они были рядом… Рядом со мной и Мариной.

С грустью посмотрел на окна палаты, куда её перевели. Хотелось вернуться, сесть в кресло, взять её за руку и уже никогда не отпускать.

– Поехали, выпить надо, – Андрюха махнул в сторону машины, но я не торопился. Несмотря на то, что не виделись мы долго, друзья отошли на задний план. Они живы, ходят, а значит, потом поговорим. Сейчас Маринку нужно вытащить отсюда.

– Подождите, мне встретиться кое с кем нужно, – как только я договорил, из-за угла выскочила моя новая знакомая, Любовь, и стала растерянно оглядываться, очевидно, высматривая меня. Нагнулся к распахнутой двери автомобиля, моргнул ей фарами и вышел из толпы парней, чтобы не пугать. – Ну, что скажет разведчик-нелегал? Удалось что-нибудь выяснить?

– Зд-д-равствуйте, – Люба испугалась мужиков и инстинктивно отшатнулась назад, только тут же споткнулась о высокий поребрик и упала на тротуар.

– Люба, это мои друзья. Не бойся, – мне пришлось поднять её, но как только она сделала шаг, тут же вскрикнула от боли. – Что такое?

– Ногу подвернула…

– Тогда предлагаю проехать в мой ресторан. – Андрюха подошел и без разрешения стал ощупывать щиколотку девушки. – Ничего страшного, ушиб. Сейчас наложим лёд, и утром будете порхать.

– Люба, я уже говорил, что не обижаю девушек. И поверьте, мои друзья тоже вполне воспитаны. Не бойтесь нас…

Сели в машину и через несколько минут уже парковались у ресторана. Туман махнул нам в сторону летней террасы, а сам подошел к управляющему, вытянувшемуся в струну при виде шефа.