Kitabı oku: «Наизнанку», sayfa 4
Глава 7
Олег
Громкое рычание за дверью запускало страх во многих, но не во мне. Я прислонился к стене, осматриваясь вокруг. Коридоры частной больницы сверкали чистотой. Черный мрамор на полу, белоснежные стены, серые кожаные диваны вдоль окон.
Черная дверь распахнулась, оттуда выскочила медсестра в коротеньком белоснежном халатике. Она опустила глаза и, быстро передвигая стройными ножками, помчалась по коридору.
– Позови его!
Даже уточнять не нужно было. Я знал, что Моисей говорит обо мне, но идти по первому свисту совершенно не хотелось. Я сел на диван и откинул голову, стараясь привести мысли в порядок. Когда мы с Лазарем выходили, ему позвонили и сообщили, что машину Моисея подорвали. Непонятно, то ли хотели припугнуть, то ли не рассчитали время, потому что машина рванула в тот момент, когда Моисей возвращался от любовницы. Охрана открыла двери подъезда высотки, чтобы встретить шефа, когда прогремел взрыв.
– Олег, идем, шеф зовет, – красное лицо Сереги показалось в дверном проеме палаты. Он поджимал губы и держал в руке неприкуренную сигарету.
Я встал с дивана и направился в палату. Моисей ходил по периметру огромной комнаты, скрестив руки за спиной. Палата была не просто просторной. Это была квартира-студия, здесь были и кухня, и гостиная, а перед окном стоял большой письменный стол. Я кивнул Моисею, который замер, сверкнув на меня глазами. Странный он. Действительно думает, что мне страшно?
– Скала? Что х*йня? – его сдержанный рык резанул слух.
Я сел на высокий барный стул и, включив кофемашину, открыл окно и закурил, поймав смеющийся взгляд Лазарева.
– Щенки! Да я вас всех пощелкаю! – Моисей достал пистолет из кармана халата, с громким щелчком передернул затвор.
– Я не заказывал театрального представления. Завязывай, пока ты не перестанешь орать, нам сложно понять тебя, – я расстегнул пиджак, откинув так, чтобы Моисей увидел кобуру.
– Спелись, орлики? – он подсел к Сереге, при этом не убирая ствол.
– А ты чего хотел? Ведь, именно ты приставил ко мне Лазаря, да?
– Да! Только я не думал, что ты, Лазарь, моя правая рука… – Моисей приставил ствол к затылку парня. – Что ты так быстро забудешь свое место… Ты должен докладывать…
– Убери ствол! – я размешивал кофе, внимательно наблюдая за происходящим. Не могу понять, что больше меня занимало. То ли, что Лазарев так и продолжал криво ухмыляться, смотря «папе» прямо в глаза, то ли полная решимость во взгляде Моисея. Он может….
– Заткнись…
– Разговор есть, убери ствол, – я не выдержал и заорал, чтобы привести его хоть как-то в чувство. Старик сверкнул голубыми глазами и, немного подумав, щелкнул предохранителем.
– Говори…
– Твою дочь никто не хватится еще двенадцать часов. Она в безопасности, чего не скажешь про тебя. Я сначала голову ломал, к чему все это представление, а теперь все так ясно и понятно! – я достал документы и, бросив папку на пол, толкнул ее носком туфель. Моисей дернул бровью, но нагнулся и поднял черный файл.
Откинувшись на спинку стула, я наблюдал за парковкой больницы, которая была заставлена черными джипами.
– Кто старший, кроме Бубы? – вдруг спросил я.
– Ты парней имеешь в виду? Тогда только Буба. – Лазарев тоже подошел к окну и тихо рассмеялся, наблюдая уже знакомую картину. – Никогда не устану смотреть на три вещи: как раздеваются женщины, на деньги и на быдло, которое уверено, что круче никого нет!
– Моисей? – я бросил взгляд на старика, который, держась за голову, перечитывал документы снова и снова. Он махнул рукой, давая понять, что его это волнует меньше всего.
– Звони Бубе, пусть ждет у машины! – я рассмеялся, наблюдая, как Лазарь потирает руки.
– Б*ять… – прохрипел старик и схватился за сердце. Он закрыл глаза и откинулся на спинку кожаного дивана. Его руки сжались в кулаки.
Лазарев налил ему стакан водки и поставил на журнальный столик. Старик открыл покрасневшие глаза, затем быстро опрокинул целый стакан, не морщась.
– Яна… Моя Янка. Она – это все, что я боюсь потерять. Мне срать на деньги, тачки, дома… Я отдам все ради ее глаз, улыбки. Сука…. – Моисей уронил голову. – Я вынес эту кроху из роддома, поклявшись, что смогу воспитать настоящей! Не фальшивой! И Янка меня ни разу не подвела. С самого детства с ней было трудно. Она не хотела видеть дома охрану, отказывалась от водителей. Черт! Надо мной смеялся весь город! Я угонял машины у собственной дочери! Кажется, их было семь или восемь… Мы шли в полицию и писали заявление. Как мне было стыдно в первый раз! Менты на меня косо смотрели, как на лоха, у которого можно просто взять и угнать тачку. Но когда мы приходили снова и снова, они стали улыбаться. Все закончилось, когда она согласилась на шофера. Но потом она привела домой этого олуха! Кирилл мне сразу не приглянулся. Никаких хвостов! Ни следа, ни приводов, ни прав… Ничего! Просто родился, вырос в детдоме, закончил техникум. Но Янка… Янка казалась такой влюбленной. А я смотрел на него и не понимал, во что можно там влюбиться? Высокий, худой, нелепый. И в один прекрасный день она сказала мне, что они женятся и хотят жить отдельно! Черт! И я принял его! Принял, потому что знал, что если запрещу, то потеряю дочь. А потерять ее не могу! Просто не имею никакого права! Вот я и закатил пир на весь мир. Загнал певцов, устроил салют, отправил их на Канары и подарил квартиру. Но как только дочь собрала последний чемодан, я стал рвать и метать. Я боялся, что он ее обижает! Я не знал, чем она живет, как она живет! И обокрал ее квартиру, чтобы напугать, заставить вернуться к папе.
– Стратег, е*тыть… – хохотнул Лазарь, за что получил острый взгляд голубых глаз.
– Посмотрю я на тебя, когда у тебя родится дочь! Знаешь, почему все мужики хотят сыновей? Потому что с ними проще. Ты не пропускаешь каждую слезинку, смех через сердце. Когда дочь забирается на коленки и заглядывает в глаза не для того, чтобы получить что-то, а просто так… Просто! Потому, что любит, скучает, переживает…. В такие моменты ты способен на все! Я упустил его из виду… – взвыл Моисей и стал нервно раскуривать трубку, выпуская в воздух терпкий аромат табака. – Мне не жаль денег…
– Моисей? Ты, ведь не дурак. Понимаешь, что он тут не при чем? Он шестерка, – Серега внимательно смотрел на старика, пытаясь понять, о чем тот думает. А я знал, что он обдумывает. Знал. Единственное, что волновало Моисея, была дочь.
– Я знаю, что он не смог бы. Он просто в цепочке.
– Значит так. Хватит. Тут и думать не о чем. Моисей, когда ты просил найти дочь, ты сделал выбор. А было только два варианта! Либо мы тихо ищем крысу, либо спасаем Янку. А теперь поздно. Крыса залегла. И у нас опять нет выхода, кроме как притвориться лохами.
– Убрать! – прошептал Моисей. – Я убивал и за меньшее!
***
– Наскалов, вот скажи мне, почему по земле ходят такие козлы? – Серега весьма разрумянился от принятого на грудь.
Мы сидели в мягкой комнате ресторана Дубай. На низком столике стоял кальян, бутылка виски. Серега пускал кольца в потолок, развалившись на диване, раскидав гору маленьких разноцветных подушек.
– Потому что им позволяют это делать. Папа пустил козла в свой огород, дал допуск к своей капусте, поделился землей, показал, как подминать под себя слабых безродных козликов. И вот он настолько поверил в себя, что забыл свое место! – я откинулся на мягкую спинку дивана, стараясь расслабиться. – Он мелкая шестерка.
– Как поймать того, кто руководит им?
– О! Это будет не скоро. Поверь, сначала мы поймаем еще несколько мелких крыс, прежде чем подберемся к «матке»!
– Ты хочешь сказать, что есть еще кто-то?
– Однозначно, – я достал все ту же папку и бросил ею в Лазарева, который уже несколько часов смотрит на меня косо, не решаясь спросить про содержание. – Он трус, потому что видно, что он начал двигаться мелкими шагами. Кирилл уже больше года спит с подругой жены. За последние десять месяцев, он переписал все, что записано на имя Янки, на себя. Это я уже молчу о многозначной цифре его счетов.
– А ты говоришь, что он трус, – Лазарев сел, чтобы прочитать документы.
– Конечно, трус! Потому что, если чувак решил начать водить шашни, это значит, он решил, что скоро слиняет. Ему достаточно многомиллионного счета и все. Он не смотрит в корень, в потенциал открытых возможностей не потому, что не хочет, а потому, что глуп и ему страшно. Ой, как страшно!
– Ушлепок! – Серега отбросил документы и снова присосался к бутылке. – Он мне никогда не нравился.
– Тогда, может, расскажешь?
– Он, как телка! Смотрит по сторонам. Ему важно, чтобы его костюм, тачка, квартира, были лучше, чем у других. Ты бы видел, с каким рвением он участвовал в организации собственной свадьбы! Позвал детдомовских дружков, чтобы показать статус…
– Статус! Да, он только это и имеет. Статус. Только он ничего не сделал для этого, он пользуется чужими заслугами.
– Почему «папа» сказал его убрать?
– Потому, что нет другого выхода. Можно было три дня потратить на поиск крысы, но не факт, что хватило бы времени, но потерять Яну. А можно принять их правила игры и убрать Кирилла. – я рассмеялся, сам удивившись собственному удовольствию, с которым думаю о том, что скоро одной тварью на земле станет меньше. – И, что-то мне подсказывает, что Кирилла кто-то сливает, потому что к нему ведёт слишком много тропинок.
– А, может, его хотят убрать потому, что он слишком много знает? Тогда стоит его оставить?
– Нет, Серый. Если бы он много знал, его убрали давно и без нашей помощи.
– Ну, за живого мертвяка? – Лазарев разлил коньяк и толкнул ко мне стакан.
– О! Бояра! – в кабинку вошел Бояров. Он на секунду замер в пороге, словно пытался понять, нужно это ему или нет.
– Черт! Олег, я не помню, когда видел тебя пьяным, – рассмеялся друг и, сбросив кожаную куртку, упал рядом. Он остановил взгляд на Лазареве, а потом быстро вернул его ко мне.
– Забей… – проскрипел я и налил виски для друга. – Выпей и давай дружить!
– Что-то подсказывает, что дорого обойдётся мне ваша дружба! – проворчал Паха, но все же опустошил стакан. – С представителями криминала нашей области я еще не пил!
– И, что? Вкус другой? – рассмеялся Лазарев и встал, протягивая парню руку. – Сергей.
– Пока не разобрал, – Бояра встал и ответил на рукопожатие. – Павел.
– Завязывайте! Бояра – Лазарь. Лазарь – Бояра! – мне стало так смешно наблюдать за скованными движениями парней. Паха бросил в меня быстрый взгляд.
***
Ключ явно не подходил. Однозначно! Она что, поменяла замки? Я уже несколько минут ковырялся в замочной скважине, стараясь открыть дверь. Вдруг, шорох по ту сторону заставил замереть. У глазка загорелся едва заметный красный огонек.
– Дяденька, а Вы кто? – ее хитрый голос прозвучал так ласково, но я знал, что она улыбается. Точно, она закрылась с внутренней стороны, именно поэтому я не могу попасть своим ключом.
– Деточка, открой дяде дверь?
– А пароль дяденька знает?
– Черт! Открой эту гребаную дверь! – взвыл я, ударяя кулаком в стену.
Тишина продлилась недолго, а потом громкий лязг замка разрушил тишину.
– О! Дяденька, да вы нетрезвы? – Яна стояла в коридоре, прислонившись плечом к двери гостевой спальни.
– Ты пессимистка? – я скинул туфли и, сбросив пиджак прямо на пол, собрался пройти в ванну.
– Почему?
– Потому, что оптимист приходит «полупьяным», а пессимист «полутрезвым». А я оптимист, деточка! Именно поэтому я в *овно пьян! – в темноте коридора я не видел ее лица, да и виски, плескавшееся во мне, не придавало зрению четкости. Я пошел по коридору, пока….
– *лядь! Что это? – я споткнулся и полетел вниз головой, попутно стараясь схватиться за что-нибудь, чтобы сохранить равновесие. Но под рукой ничего не оказалось, только прохладная штукатурка. И я приземлился на бок, в сопровождении грохота. Как ни странно, я готов поклясться, что услышал лязг замка. Точно! Янка спряталась за дверью. – ЯНА!
– Что, дяденька? – она хохотала за дверью.
Я встал и щелкнул выключателем. Коридор был заставлен коробками. Я стал открывать крышки. Черт! Там были подушки, одеяла, постельное белье, старый плед и даже посуда!
– Немедленно сюда! – взревел я, стараясь не шевелиться, чтобы не броситься к двери, за которой отсиживалась шкодила.
– Это хлам! А от хлама нужно избавляться! Не переживай, я купила все новое! И намного лучше! Ты же сам оставил мне свою карточку! А девочки, запертые в незнакомых квартирах, должны как-то развлекаться!
– Знаю я одного представителя хлама, от которого не терпится избавиться! – я с яростью пнул коробку и влетел в свою спальню, плотно закрывая дверь.
Глава 8
Олег
Шум… Сплошной монотонный шум. Я повернулся набок, упершись взглядом в дверь. Странный звук проникал в щель под дубовой створкой. И я уже знал, что, открыв ее, не останусь в полном восторге. Наоборот! Останусь в состоянии ярости, когда ты в шаге от взрыва. Сжимаю кулак, лишь бы не сорваться. Именно поэтому вчера так сильно не хотелось возвращаться. Именно поэтому сидел в ресторане напротив дома. Дома? Как давно моя квартира перестала быть безопасной территорией? Когда это случилось? Когда нарушил собственные правила и привез ее туда, куда не пускал до этого никого? Когда мое пробуждение по утрам стало приносить сплошные сюрпризы? Почему, покидая собственную спальню, знаю наверняка, что удивлюсь?
Бросив взгляд на часы, валявшиеся на полу, шумно выдохнул. Восемь утра. Голова трещала, а лучшим лекарством была пробежка. Сегодня суббота, поэтому народу на набережной должно быть мало. Мышцы просто ломило от желания пробежаться. Хотелось вытянуть ноги, руки, наполнить кровь кислородом. А самое главное – дико хотелось сбежать. Б*ять? Что я говорю?
Я вскочил с кровати, направляясь в душ. Глаза красные, лицо опухло. Даже через закрытую дверь был слышен странный треск. Черт! Она, что? Сидит под дверью? Заноза! Умывшись ледяной водой, надел спортивные штаны и футболку.
– О! Оптимистам привет! Головушка бо-бо? – в коридоре на полу сидела Яна, прямо под дверью моей спальни. Она сидела в позе лотоса, не поднимая головы, а перед ней стояла небольшая швейная машинка, она строчила что-то из…
– Это моя рубашка? – взвыл я, рассматривая крупную клетку на темно– синем фоне. – Где ты взяла машинку?
– Ой! Правда? Это твоя рубашка? – Яна вскочила, уперев руки в боки. Она прищурилась и встала на цыпочки, чтобы хоть немного сравняться со мной в росте. – Отпусти меня домой, и я перестану портить твои вещи. Или дай позвонить мужу. Папа, вообще, в курсе, что я здесь? А! Кстати, как тебе?
Яна крутанулась, демонстрируя свой наряд. Короткие джинсовые шорты, и обрезанная футболка, открывающая одно плечо. Ее хитрая улыбка и недобрый прищур, не сулили ничего хорошего. Да и мне было все равно. Развернулся и пошел по коридору, по пути натыкаясь на коробки, которых весьма прибавилось! Я застыл, почти добравшись до дверей. Яна до сих пор стояла в глубине квартиры и ждала моего ответа. Черт! Зачем я повернулся? Эти шорты были вырезаны и моих любимых джинс! Ну, что за характер? Я отдал ей карту, любая другая бы накупила себе всего, что нужно и не нужно! Нет же! Мы не ищем легких путей! Нужно перекроить мой гардероб! Расчленить все джинсы и поиздеваться над рубашками. Почему меня так трясет?
– Когда я вернусь, этих коробок не должно здесь быть! Меня не волнует, что ты сделаешь! Но я вернусь через час, ты должна разобрать все вещи и разложить все обратно! А я приду и проверю! Ясно? – я еле держал себя в руках, чтобы не заорать. Грудь вибрировала от кипящего гнева. Этот «кролик» одним своим видом приводил меня в состояние ярости.
– Ха… Хочешь, когда освобожусь, поглажу твои шнурки, а потом переберу гречку? – Яна подпрыгнула и стала тыкать своим пальцем в мою грудь.
– Деточка, мне насрать, чья ты дочь. Это мои вещи! После того, как разберешь коробки, занимайся чем хочешь! Хочешь, гречку перебирай, хочешь, рубашки перешивай, – я выскочил в коридор и закрыл дверь на замок с внешней стороны. – Вот, посиди, деточка.
– Я тебе не деточка, – завизжала Яна, что не могло не вызвать улыбку. Я ехал в лифте и улыбался, потому что знал, что она там бесится.
Сказать, что эта девчонка заставляла меня кипеть от злости – ничего не сказать. Ее ярко-голубые глаза так рьяно старались казаться грозными, напугать меня. Но для меня она была мышонком, который храбрился перед котом. Мышка. Маленькая голубоглазая мышка.
Я быстро выбежал из подъезда и, накинув капюшон серой толстовки, направился по знакомой тропинке вдоль набережной. Вдыхая полной грудью, я старался успокоиться и перестать думать о ней. Потому что есть темы и важнее.
Меня до сих пор очень беспокоит нелогичная ситуация в этой семейке. Так, начнем сначала. Есть Кирилл, который за несколько лет благополучно переписал на себя то, что принадлежало жене. Если бы Янку не нашли, то Кирюша стал владельцем всего тихо и без шума. НО! С другой стороны. Если рассмотреть подрыв Моисея, то и эта ситуация уж очень выгодна Кириллу. Потому что Яна станет единственной владелицей, а это не жалкие пара миллионов «зеленки», дом в Греции, квартира в Питере. И при всем при этом, я не могу избавиться от мысли, что здесь замешан кто-то третий! Потому что, как минимум, глупо организовывать похищение и подрыв одновременно! Либо в окружении этой семьи сплошные идиоты, либо есть две волны, пытающиеся перекрыть друг друга.
Небо потемнело. Солнце спряталось за густыми и кучными тучами, которые опустились так низко, казалось, что вершины берез запутались в серых комках ваты. На утренний, еще холодный асфальт, стали падать крупные капли дождя. Как ни странно, я люблю дождь. Иногда выхожу на улицу, чтобы просто посмотреть, как капли воды падают с неба. Они так долго летят, ускоряясь, что, сталкиваясь с асфальтом, поднимают в воздух крохотные тучки пыли. Это так завораживает, наблюдая за дождем, мы зачастую смотрим в небо, не замечая волшебства под ногами, где из ласковых дождевых капель образуются крохотные микровзрывы. Сделав пару кругов, побежал к дому, не желая вымокнуть.
Вот почему-то я совсем не удивился, обнаружив у подъезда пьяненьких Паху и Серегу. Они были во вчерашней одежде и стояли, прислонившись друг к другу спинами, видимо, для равновесия.
– О! Орлы!
– Не кричи, прошу, – зашипел Лазарь, схватившись за виски.
– Ладно Лазарев, по его лицу видно, что он проспиртован. Но ты, друг мой, Бояра? Как насчет пить с криминальными элементами?
– А мне понравилось, – Паха пнул ногой дверь подъезда. – Открывай! Бояре пить желают!
– Фу.... От вас так воняет!
– Ой, ты сам все пропустил. По собственной воле. Потому что слинял от нас. А между прочим, было еще детское время!
– Лазарев, да он даже в молодости пить нормально не умел! У него после первой бутылки начинается ступор. В него после этого не влить ни одной стопки, без вреда для собственного здоровья! – ржал Паха.
– Заткнитесь, – шикнул я, открывая дверь.
– Янка! А ну-ка, ужин голодным мужчинам! Быстро! Черт! – Лазарев закричал, скидывая кожаную куртку на ходу.
– Б*ядь! – взвыл Бояра и тут же отпрыгнул обратно на лестничную площадку.
– Что за *ня? – я оттолкнул друга и вошел в квартиру. Под ногами что-то захрустело, быстро протянув руку, щелкнул по выключателю. Ну, как щелкнул? Вдарил, что есть дури, почувствовав вибрацию стены.
– Ой, дяденька! Я хотела разобрать все коробочки! Все-все! До единой! А они как начали падать, одна, потом вторая… – противный ласковый голосок давился смехом за дверью кухни.
Я обвёл взглядом коридор, пол которого был усыпан битыми тарелками, рваными тряпками. Черт!
– Я убью ее, – ударил кулаком в дверь, за которой пряталась моя жертва. – Деточка! Открой дверь?
– Ага…. ЩАС!
– Иди…. – Лазарев, оклемавшись от смеха, оттолкнул меня в зал. – Янка! Я жрать хочу! Очень! У меня вторые сутки кроме алкоголя, ничего не было!
– Лазарь! Позвони отцу, я выйду, только когда он приедет! Видеть не хочу этого заносчивого придурка, – закричала Яна, ударяя ногой дверь со своей стороны.
– Черт….
– Пошли, покурим, – Паха втолкнул меня на балкон и усадил в плетеное кресло. – Это Моисеева?
– Ага! Именно. Кролик, мышка, как ее там…. Э…э… Яна! – я закурил, откидываясь на спинку.
– С характером?
– Нет, *лядь! Одуванчик, ты же сам все видел.
– Не ори. Подумаешь, беспорядок навела, – Паша стоял, прислонившись к косяку.
– У меня всегда порядок. А как только она переступила порог моей квартиры, у меня ощущение, что я живу в сплошном ХАОСЕ!
– Ну, папа дал задание? – Паша понизил голос и наклонился, чтобы покрепче впечататься в меня своим взглядом.
– Да…
– Может, правовыми…
– Друг мой Бояра, не спрашивай информацию, узнав которую, тебе придется врать.
– С чего ты взял, что я буду врать? – Паха рассмеялся и сел рядом, закинув руку мне на плечи.
– Не спрашивай. А я не буду говорить.
– Мне и спрашивать не нужно, потому что я все вижу.
– Господа, я договорился! Коридор вычищен, а нас покормят завтраком. И даже пообещали, что сегодня без яда, – Серега открыл дверь. – Быстро! Очень хочу есть.
В коридоре мелькнула тень. Яна убрала метлу и снова убежала на кухню.
– Не бойся, не укусит, – Паша толкнул меня рукой в спину, направляя к выходу.
– Боже, деточка! Скажи сразу, в моем гардеробе осталась хоть одна целая рубашка?
Яна нарезала овощи, не обращая на меня внимания. На ней красовалось платье, сшитое из моей синей рубашки в клетку. Руки были обнажены, ткань плотно облегала, расширяясь к бедрам, где превращалась в легкую складку.
– Где ты взяла тот агрегат, которым старательно шумела под дверью моей спальни?
– Соседка же при тебе принесла машинку. Я подшила ей тюль, а заодно пошила себе наряд, – проворчала Яна, не поворачивая головы в мою сторону.
– Паш, помнишь мои голубые джинсы, которые я поклялся никогда не выкидывать?
– Ну? – Паша сел в кресло, осматривая кухню.
– В которых ты пообещал похоронить меня? – не унимался я, при этом не отводя глаз от раскрасневшегося лица «кролика».
– Ну?
– Деточка? Принеси джинсы? Похвастайся дяденькам? – я снова закурил и отвернулся к панорамному окну.
– Что случилось? И что ты там придумал про какие-то джинсы? – зашипел Паха, как только Яна вышла.
– Будет знать, как трогать мои вещи. Я еще не то выдумаю, чтобы опустить эту птичку на землю.
– Олег, – Лазарев потерял равновесие и грохнулся на пол, увлекая за собой Пашку.
– Нет, ну посмотри на этих придурков. Какие вы дяденьки? Янка! Называй их мальчиками…
Я встал, чтобы поднять этих детишек, когда в кухню вошла Янка. На ней были шорты, сшитые из моих старых, но тем не менее, любимых джинсов. Это было больше похоже на трусики, потому что облегали тело так крепко, повторяя вздернутый изгиб попки, а пояс был слишком низок. С каждым шагом голубая ткань опускалась все ниже и ниже…
– Дяденьки, – рассмеялась Янка, наблюдая за нашей реакцией. – Кушать будете?
– Да! А еще налей мне кофе, раз уж ты сегодня пообещала не травить меня! Только в мою, черную кружку.
– Ой…
Вот почему я не удивлен? Почему? Ой…. Ой – это то, с чего начинаются драки, разводы, войны… просто две буквы, в которых таится так много скрытых эмоций.
– Ну, рассказывай.
– Она была старая… – Яна стала пятиться к выходу.
– Чувствую, что мы сегодня не поедим, – Паша похлопал меня по плечу.
– Ну, на этот раз тоже накажем ее? – прошептал Лазарев, когда девушка выбежала.
– Ой, Серый, на этот раз все серьезно и без шуток.
– Видимо, хорошо, что мы приехали, да?
– Да… Крови было бы…. Во… – Паха провел рукой над головой.
– Вот… – в руках Яны было 3 осколка, которые когда-то были моей кружкой. Она проехала со мной весь мир. Ни в одном аэропорту ее не разбили, а она…. Я затушил сигарету и открыл ящик кухонного гарнитура.
– Паш? Накрой на стол, а то в ближайшее время наша деточка будет занята, – я положил на стол тюбик суперклея. – Вперед, кролик!
– Почему кролик? – прошептал Лазарев.
– Не спрашивал… мало ли какие сексуальные предпо….
– Замолчи, а то не получишь свою кружку! – взвизгнула Яна и ударила меня, так и не дав договорить
Яна ходила у дверей кабинета почти час, даже несколько раз бралась за ручку, но потом отпускала и уходила. Мне стало интересно, сколько времени ей потребуется, чтобы наконец, войти. 51 минута… не мало.
– Прости меня!
– За что простить?
– Когда я нервничаю, веду себя странно…
– Это мягко сказано! – я крутанулся на кресле, повернувшись лицом к приоткрытым дверям. Яна стояла, прислонившись к косяку и теребила длинные светлые волосы.
– Почему ты всегда меня перебиваешь? Я пришла, чтобы извиниться за испорченные джинсы, рубашки, разбитую кружку!
– Кружку ты склеила, а остальное – бездушные тряпки!
– Почему ты не разрешаешь позвонить мужу?
Яна села на самый край кожаного дивана, так, словно готова была сбежать в любую минуту. Полуденные лучи солнца заглядывали сквозь деревянные жалюзи на окнах, раскрашивая кабинет в причудливую полоску. Она чуть нагнулась, пряча глаза от слепящего света. Я допил остывший кофе одним глотком.
– А можно встречный вопрос?
– Да…
– А почему ты до сих пор не позвонила? Домашний телефон я не отключал. Руки не связаны, в комнате не заперта, – я закурил, выпуская тонкую змейку дыма в потолок.
– Потому что ты сказал, что нельзя!
– Это все?
– Я знаю… Я все знаю! – вдруг зашептала Яна. Она стала выкручивать свои пальцы, теребя тонкое обручальное кольцо, которое носила на среднем пальце.
– Не понимаю, о чем ты.
– Ты все знаешь. Такие, как ты, не могут не знать. Наверное, я еще не повзрослела, – Яна встала и, подойдя, аккуратно забрала сигарету из моей руки. – Я до сих пор верю в чудеса, любовь и верность…
Я молчал, наблюдая за мягкими движениями девушки. Она подошла к окну, и медленно поднесла сигарету к губам. Слегка коснулась фильтра, сделала быструю затяжку и выдохнула. Конечно! А я всю голову сломал, почему она срывает свое негодование на мне.
– Это единственная, по-настоящему вредная привычка.
– Курение?
– Доверчивость! Когда растёшь среди себе подобных, стараешься при любой возможности поговорить с теми, кто далек от привычного мира! Лариса. Мы познакомились в школе. Она была из неблагополучной семьи. Мы стали дружить, она почти жила у меня. Я делила с ней дом, еду, гардероб…. Но никогда не думала, что придётся делить и мужа! А она тоже замужем. И между прочим, Кирилл с ее мужем лучшие друзья. Как это возможно?
– Тогда почему ты с ним, ведь все знаешь! За, что? Чем они заслужили твоё доверие? Или дружбу? – слова вырвались, а я не хотел ничего говорить. Одно дело догадываться, а другое – когда твои мысли становятся фактом. Яна закусила нижнюю губу и сосредоточила взгляд на тлеющей сигарете. Пепел падал в пепельницу, а она крутила ее, наблюдая за тем, как сигарета тает в ее руках.
– А разве любят за что-то? – она выбросила сигарету так быстро и перевела на меня взгляд, сложив руки на груди.
– О! Я не специалист в делах душевных. Не верю я ни людям, ни словам, ни клятвам! – я подкатился к столу, чтобы ближе рассмотреть ее лицо. – Никому не верю! Это все сказка, выдуманная слабаками! Можно жить и без привязанности, и без дружбы! Все это слабость! И мне это не интересно! Иногда близкий, за которого ты готов получить пулю, становится твоим палачом. А я не хочу быть тем, кто будет всматриваться в его глаза и надеяться, что это розыгрыш! Запомни, чем ближе человек, тем больнее он предает!
– Циник, – прошептала Яна.
– Факт.
– Любят вопреки, – Она нагнулась, приблизившись настолько близко, что я почувствовал аромат яблок, из которых она готовила пирог. – Нельзя любить за внешность, за характер, за голос. Нельзя любить в благодарность, по приказу, по необходимости! Нельзя! Любишь вопреки принципам, времени, обстоятельствам! Вопреки здравому смыслу! Отдаешь себя всего! Без остатка, без жалости! Только в силу того, что чувствуешь необъяснимую тягу к человеку! Просто тянет, как магнитом! И все!
– П-ф… как просто. Спасибо, деточка, что объяснила всё. Тогда скажи мне, вот ты… вопреки…
– Не люблю, – выпалила Янка, резко выдохнув весь воздух из легких, словно было тяжело.
– Тогда в чем причина?
– Я хотела не замечать, вдруг всё это окажется шуткой! – она сильно зажмурила глаза, отчего веки покрылись множеством глубоких морщинок.
– Однозначно не любишь, – я еле сдержал улыбку, которая непонятно отчего хотела растянуться на моем лице.
– Почему?
– Потому что не вопреки! Потому что не готова принять измену, потому что больно. Потому что надеешься, что ошиблась. Тут два варианта. Либо не любишь, либо твоя теория «вопреки» – бред!
– Хм…
– Ты только что проиграла своим же картам!
– Ты опасный игрок.
– Я просто честный игрок. Ваша тяга к самоуничтожению, путем влюбленности, мне дика.
– А как же семья?
– Семья должна быть.
– А как же… – Яна опустила глаза и снова закусила губу.
– Разве нужна привязанность, чтобы создать семью?
– Уже не знаю… но любовь нужна просто… не для семьи. Просто, чтобы была!
– Нет. Семью можно выстроить на симпатии, желании.
– Как все просто у тебя.
– Проще не бывает!
– Я говорила, что ты циник?
– Я говорил, что это факт?
– Можно я поговорю с отцом? Или ты и его подозреваешь?
– С чего ты взяла, что я кого-то подозреваю?
– Мне достаточно знать своего отца, – Яна вновь чуть наклонилась, стараясь показать всю уверенность в своих словах. Больше для себя, чем для меня. И вопрос она задала не просто так, а чтобы получить ответ, чтобы расслабиться, успокоиться. И не настаивала до этого только оттого, что боялась услышать то, что не смогла бы вынести. Ее голубые, такого нежного цвета глаза, очерченные длинными светлыми ресницами, были полны грусти. Полны разочарования.
– Ладно, – я рассмеялся и встал, отходя из омута ее глаз. – Твой отец – единственный, кто действительно подставит свою грудь, чтобы прикрыть тебя!
– Я знаю. Это любовь? – она прищурила глаза, приготовившись возликовать.
– Это другое. Он твой отец.
– Но ведь любовь?
– Родительская! Это гены. Это правильно.
– Почему за весь наш разговор, ты ни разу не произнес слово «любовь»? Ты заменяешь все безликим «привязанность».
– Иногда одно и то же слово, произнесенное разными людьми, может означать кардинально противоположный смысл!
– Тебя не переубедить? – еле слышно произнесла она.
– Слова – звук. Просто сигнал для мозга, в котором он трансформируется в ассоциацию, а потом в картинку. А у этого слова есть картинка?
– Ну… кольцо, поцелуй, свадьба… – сказала Яна и осеклась, прикусив губу так сильно, что из глаз брызнули слезы. Она закрыло лицо руками, выстраивая барьер. Конечно! Была и свадьба, и кольцо, и миллионы поцелуев…. Любовь….
– Я же говорю… Это все сказка. Есть правда и от нее не нужно прятаться! Он – крыса, трусливо дрожащая в эту минуту! А ты не смей! Не смей лить слез…
