Kitabı oku: «Невыносимая для Мерзавца», sayfa 2
– Ну, ё-моё, – он закатил глаза и упёрся лбом в стекло. – И часто ты в неприятности попадаешь?
– Никогда, – я огрызнулась, наблюдая за ним исподлобья, пока пыталась руками остудить пятно.
– Ага, так я тебе и поверил. Хорошо, а целуешься ты с первыми встречными по понедельникам? Чётко по расписанию?
– Не бойтесь, Вячеслав Андреевич, вы были у меня первым, – я шлёпнула чашкой по гранитной столешнице, встала и рванула к выходу.
Какого чёрта я тут сижу? Ведь всем понятно, что уже ничего не выйдет. Какой между нами может быть контакт? Да я в жизни его теперь своим начальником не представлю, потому что перед глазами тот поцелуй.
Мне оставалось всего три метра! Три! Рука уже тянулась к бронзовой ручке, как дверь распахнулась, и я чуть не вписалась в ту самую блондинку.
– Ты? – завизжала она, сильнее прижимая к себе растерянного пса. А я не удержалась и захохотала. Волосы девушки были в комьях грязи, по тонкой белой блузке расплывались глиняные подтёки, собственно, белый шпиц был ничуть не лучше.
– Ой, тут Иллариона тоже нет. Пришла проверить, вдруг вы меня тогда обманули? – прыснула я, подхватила свои туфли и рванула на улицу. Замедлилась на секунду, а когда увидела Добби-прораба, стоящего меж деревьев, помчалась в его сторону.
Фух… Спасение!
Глава 3
– Ну что я – маленькая?
Ладони так и чесались что-нибудь сломать, разгромить, разрушить! Негодование, гнев и досада едким послевкусием оседали на языке, но я не могла показать это своему отцу, иначе партия в игре за собственную независимость будет проиграна.
Он до сих пор не может смириться с тем, что не вернулась домой по первому требованию, хотя уезжала за компанию с друзьями своего брата, чтобы просто проветриться и весело провести время у моря.
Но я влюбилась в этот город. Эти сочные рассветы и пропитанные соблазном и пороком закаты. Этот дурманящий бриз, ласковое солнце, плеск волн. Это любовь!
Втайне от родителей я забрала документы из медицинского, где оттарабанила два курса.
Да, я ветреная.
Но не потому что не думаю ни о чем, а потому что хочу найти свое дело! Чтобы по утрам вскакивать с кровати и бежать на любимую работу, а не брызгать ядом на всех подряд только потому, что смелости не хватило что-то изменить в своей жизни.
– Деньги ты у меня брать отказалась. Где жить будешь? – голос отца стал тихим-тихим, как природа перед штормом. – У Раевского поселишься? Так, кажется, у него сын нашелся, ты там лишней будешь. Или у Каратика?
– Я сняла квартиру, пап, – быстро ткнула в экран телефона, переключая звонок на видео. – Ну, посмотри сам! Одна комната, но мне и этого много, – я переключила камеру, чтобы провести для беспокойного папы экскурсию. – Хорошая кухня, свежий ремонт, новая мебель. Ты только посмотри на вид из окна!
Распахнула створки балкона, и в нос ударила солёная духота полуденного города. Звуки ревущих катеров, прибой, всплески волн, уничтожающих волнорезы, и стойкий гул толпы туристов. Уже конец августа, а народа меньше не становится.
– То есть нас с мамой ты не ждешь, я правильно понимаю, раз сняла однушку?
– Папуленька, – я перевела камеру на соседнее здание. – Это отель, и уверяю, что свободный номер для двух встревоженных родителей там найдут. Пап, ну давай начистоту?
Установила телефон на подоконник, а сама села в кресло так, чтобы папа видел моё лицо.
– Мне тут очень нравится. Я за лето заработала неплохие деньги, помогая обустраивать дома Каратику и Раевскому, а еще офис его превратила в уютную юридическую конторку. Мне этих денег хватит на аренду до мая. Я все посчитала. И на еду хватит, даже если работу не найду.
– Вера! – отец схватился за голову. – Ты серьезно? Дочь нефтяника снимает однушку в старом доме и работает после учебы в универе? Это из какой реальности сказка? Постапокалипсис? Хорошо. Я согласен. Оставайся там, но будь благоразумна! Для чего этот показушный демарш с отказом от финансирования? Я тебя что, обидел?
– Нет, папуль. Что ты! Я вас очень люблю. Очень! Но можно мне попробовать?
– Все, я вылетаю… – отец сделал жест, чтобы отбить вызов, очевидно, не успокоившись от моих аргументов.
– Нет!
– Да! – зарычал он в динамик так, что телефон шлепнулся. – Тогда компромисс, дочь моя невыносимая.
– Какой?
– Я беру на себя аренду жилья. Сам свяжусь с хозяином этой бетонной коробки. А вот если ты заартачишься, то полечу. У меня нет сил смотреть на слёзы матери, она же высохла тут вся уже! Ты обманула нас, сказала, что летишь на месяц, а сама? – папа покраснел от злости. Слова его были резкими, а это значит, что вариантов у меня не осталось. Мои родители, и правда, никогда меня не то что не обижали, они с готовностью принимались воплощать любое моё желание. И обижать их, особенно мамочку, у меня не было желания. Придётся соглашаться.
– Хорошо, – выдохнула я.
– Скинь мне контакт арендодателя, я сам с ним переговорю. Ещё у меня есть условие.
– Ну пап! Ты же говорил про компромисс!
– Это и есть компромисс, дочь. Твой брат тоже перебирается на побережье, поэтому считай, что именно он тебя и спас от силы родительского негодования. Ты должна каждые выходные появляться ему на глаза. Каждые! И не дай Бог пропустить ужин. Билет. Вокзал. Комната. Амбарный замок. Ясно?
– Ясно, пап. Ты только маме сам позвони. Расскажи, что разрешил!
– А что? Стыдно? – папа закурил и то только для того, чтобы скрыть улыбку.
– Есть немного…
– Она рядом, – папа кивнул, и в кадре тут же появилась заплаканная мордочка мамы.
– Мам, ну ты-то чего???
– Я что, двое суток рожала тебя, чтобы ты сбежала? Да? Чтобы бросила мать одну?
– Мам, ну ты же с папой?
– Эх ты… – она отвернулась, не желая смотреть на меня. – Отца, может, ты и не ждешь. Но я прилечу сегодня же. Сама посмотрю, как ты там устроилась. Ясно?
– Ясно, мам.
– Ну? Что тебе привезти?
– Себя привези, тут уж разберемся. Мам?
– А?
– Гульнём, пока папа далеко?
Из динамиков рванул дружный смех родителей, извещающий всех о тонком перемирии. До первого косяка. А значит, нужно быть осторожной.
Моя мама хоть и мягкая, но решительная ничуть не меньше отца. А это значит, что может появиться на пороге совершенно в любую минуту. Тут лететь три часа, а если на джете Куталадзе, то и того меньше.
Со скоростью света стала разбирать чемоданы, параллельно делая заказ на продукты. Если мама увидит пустой холодильник, то все, можно опять собирать вещи.
Через час квартира стала напоминать не убежище временного типа, а довольно уютное гнездышко. Я даже включила музыку, кружась по просторной комнате с шикарным видом на побережье. А через час с огромными глазами в квартиру буквально ворвался хозяин, совершенно запыхавшийся и красный от стресса. А за ним вошли какие-то рабочие. Они аккуратно сняли обувь и вдоль стеночки стали пробираться к ванной, бренча инструментами.
– Мы это… Кран поменять, – запыхавшись, прохрипел мужчина, пытаясь сделать нормальный вдох. Суду все ясно… Отец знает, за какие веревочки дергать, отсюда и предынфарктное состояние мужика. А ведь я неделю ему твержу, что кран в ванной подтекает, а гардеробная заполнена его вещами, которые он отказался вывозить. Просто запер на ключ и был таков.
Через сорок минут у меня появились и новый смеситель в ванной, и просторная гардеробная, куда я спрятала остатки неразобранных вещей. С порядком перебарщивать тоже нельзя, маман быстро поймёт, что я готовилась.
– Чудеса…
Плеснув себе в бокал ледяной газировки, села в ротанговое кресло на балконе и открыла ноутбук.
– Мда… Пролетела я мимо работки, как фанера над Парижем, – в голове до сих пор бушевало негодование от встречи с Мятежным. Вот уж где фамилия оправдывает всю сущность. Он как буря. Она разворачивается внутри него, вскипает в крови, бурлит, клокочет, лишь изредка являя всю свою смертоносность в красивых зеленых глазах.
И мужик-то ещё такой зачетный. Высокий, поджарый, сильный. Мне редко нравились мужики, ну тут прям – БИНГО. Сто из ста.
Не было в нем смазливости, на которую у меня аллергия. Зато резкости – с излишком. Он же как острие лезвия. Шаг вправо, шаг влево – смерть.
Пальцы сами заплясали по клавиатуре, вбивая его имя в поисковик. Мне нужна информация, а у друзей промываться – смерти подобно. Сдадут меня братику с потрохами, и на этом закончится вся моя самостоятельная жизнь.
Сама разберусь.
Первая же страница местной и сильно желтой газетенки выдала мне все, что я хотела.
Тридцать девять. Скорпион. Владелец отелей, туристических пароходов, парка тяжелой техники, строительной фирмы… Перечислять сферы деятельности, где звучала его фамилия, было бессмысленно из-за бесконечности простыни фирм и корпораций. Он, как спрут, заполнил своими клешнями все вокруг.
Да здесь к бабке не ходи, понятно, что его в этом городе знают даже деревья.
– Ладно, наверное, это к лучшему, что не срослось, а то о моей рукожопости все узнали бы раньше, чем я опыт получила, – почему-то пальцы продолжали крутить ленту, пока не наткнулись на одну занятную статейку.
Из груди вырвался всхлип разочарования. Женат…
– Женат???
Это та тупоголовая блондинка, бросившаяся искать вымышленного Илариона по салону его машины?
– Ну, Мятежный… Я была о тебе лучшего мнения, честное слово!
Глава 4
– Мам, ты серьезно? – хохотала я, совершенно позабыв о том, что время только шесть утра. Моя мама оказалась чуть медлительнее, чем я думала, но намного оригинальнее, чем предполагала.
Меня разбудил настойчивый звонок в дверь, а когда я открыла, то на меня, сонную и растерянную, рухнул мой тренажер по анатомии, он же скелет, которого я назвала Славиком. И вот теперь я уже двадцать минут не могла успокоиться, таская своего напарника по бессонным ночам из-за архисложных сессий по небольшой квартирке, пытаясь найти для него достойное место.
– Тебя как в самолёт-то пустили?
– Папа договорился, и мне помогли взгромоздить этого уродца на соседнее кресло в джет Куталадзе. Правда, экипаж был совсем не в восторге. Твой Славик до сих пор меня пугает каждый раз, когда я открываю дверь в твою комнату. Вот и пусть живет с тобой! – как я и предполагала, мама первым делом после мытья рук пошла на разведку в холодильник. Где её, наивную, ждала кастрюля с куриным супчиком и забитые овощами и фруктами полки.
– Ладно, пусть воров пугает, – я установила стойку с бряцающим скелетом в нише прихожей.
– Главное, пусть нас не трогает твой Славик, – всплеснула руками мама и умчалась дальше обыскивать мое убежище.
Я поцеловала скелет в холодную скулу, пряча от мамы улыбку. Мой Славик… Нет. Ты теперь будешь зваться Мятежный. А что? Он точно так же пугает меня до ужаса. Да и имя у вас одно на двоих. Так чего мелочиться? Ну, Мятежный, стой тут и охраняй нашу квартирку.
Мы ещё немного поболтали, а после моя ночная гостья благополучно задремала, а вот у меня сна не было ни в одном глазу.
Как мышка, натянула леггинсы, майку и, тихо попрощавшись со Славиком, выскочила из дома.
В лицо ударила утренняя свежесть, я замерла всего на мгновение, а после рванула на набережную, которую облюбовала для пробежек.
Никогда не питала тяги к физическим нагрузкам, но тут… Воздух был живой, полный ароматами и сладкой прелостью водорослей.
Проезжая часть была вымершей, пустой и тихой, лишь сонные автомобили жильцов тянулись лентой вдоль обочины.
Воткнула наушники, включила музыку и, скрутив волосы в высокий хвост, помчалась навстречу ветру.
В последнее время буквально кожей ощущала новую жизнь. Все было иначе. Не чужим, а новым. Манящим, привлекательным. Я как ребёнок, с подаренными бабушкой деньгами оказавшийся в отделе шоколада.
Но…
Я помнила, что этому ребёнку придётся сначала познать смысл слов «цена», а потом и термин «аллергия». С тех пор я и не ем шоколад.
В тумане бурчали катера, по пляжу бродили сотрудники ближайших заведений, очищая рыхлый песок от следов ночного загула курортников. А меня это не пугало. Я знала, что через сорок минут откроется рыбный ресторанчик, где улыбчивый официант Артур сварит мне кофе. Не в новомодной кофемашине, а в настоящей старенькой турке.
Когда до полюбившегося заведения оставалось рукой подать, нужно было лишь свернуть с прогулочной зоны, я буквально впечаталась во что-то.
Летела вниз лицом, как мяч, готовясь рухнуть на резную брусчатку.
– Черт!
– Сама позвала!
Меня уже отработанным жестом подхватили за руку, остановив позорное падение. Крепкая мужская ладонь сжимала локоть, и я вроде уже стояла на своих двоих, но вот сил или смелости поднять глаза не было. Смотрела на красивые длинные пальцы, вернее, на безымянный, на котором сверкал платиновый обод кольца.
– Доброе утро, Полторашечка, – мой несостоявшийся Босс выдохнул мне в район скулы, и за ухом пролетел табун мурашей. Я зависла над землей, удерживаемая его руками. Колени стояли на земле, руки болтались, а его правая ладонь служила опорой где-то под грудью, подрагивая от ударов моего сердца. Лежала, как на подушке. Это как в йоге «собака мордой вниз». Только у меня «Верочка мордой в асфальт».
– Мой рост выше среднестатистического. Поэтому, Вячеслав Андреевич, ваши попытки добраться до моей истерики вновь не достигли цели, – уперлась ладонью в рыхлые кирпичики и оттолкнулась, усаживаясь задницей на пятки. Слава Богу! Поцелуя с асфальтом не произошло.
– Что ж ты, Грушенька, мне на пути-то постоянно попадаешься? – зацыкал Мятежный и приподнял на лоб солнцезащитные очки. – Так и норовишь в руки упасть.
Этот красавчик сидел на складном стуле прямо посреди прогулочной части набережной. Я даже опешила от оригинальности или эпатажности этой выходки.
Обернулась по сторонам, но город будто был мертв. Тишина и плеск волн. Лишь вереница черных джипов тарахтела двигателями у обочины, охраняя своего хозяина.
Я поднялась с колен, осмотрела себя и, чтобы перевести дыхание, прислонилась к высокому бетонному ограждению, за которым и скрывалась летняя веранда того самого ресторана.
Не стала отвечать на его вопрос. Не было у меня ответа, да и не нужен он ему был.
Со стороны этот взрослый, красивый мужчина выглядел ещё более странно. Он отвернулся, поняв, что на разговор у меня нет настроения, и вновь уставился в горизонт, над которым уже полностью выкатилось солнце. Вячеслав поднял с земли почти пустую бутылку коньяка, сделал два добрых глотка и тихо рассмеялся.
– Отчество она моё раздобыла… Гугл в помощь, да? Или ты изначально знала, к кому шла ромашки сажать? Коварная женщина…
– Ромашка у вас и так растет, правда, грядка больше на могилку похожа, – я еле сдержалась, чтобы не чертыхнуться от обидного прокола. Ну, зачем я сдала себя? Он теперь будет думать, что я до ночи ковырялась по бесконечной паутине статей про него! Но ведь так и было… Я даже уснула в обнимку с телефоном. Все пыталась найти фотографии его жены, потому что поверить не могла, что такой мужик может взять в жены белокурую пробку.
– Не растет уже.
– А что так? Гадали? И как? Стоп! Я предположу – любит? Верно?
Но теперь была очередь Мятежного хранить молчание. Вид у него был странный. Молчаливый, задумчивый, он не испепелил меня своим едким взглядом. Он просто довольно вальяжно развалился на своем кресле, широко расставив ноги, и просто встречал рассвет в компании бутылки крепкого алкоголя.
Это ж сколько наглости нужно иметь, чтобы просто жрать конину в центре города, сидя на раскладном троне? Да по одной его этой выходке уже понятно, что он из тех, вокруг которых крутится весь этот мир. Он берет то, что хочет, и никогда не парится о других.
Нет, надо держаться от него подальше. Задницей чувствую!
Тогда какого черта пялюсь?
Для чего скольжу взглядом по точеному профилю, вздрагиваю от малейшего движения его кадыка? Почему этот мужчина так волнует меня?
Нет, это бред. Наваждение. Девичья глупость. На принца он точно не похож, скорее уж на дракона. А я хоть и малохольная, но не настолько, чтобы не понять, что я не его поля ягодка. Вот только отчего так обидно? Сидит тут такой красивый, наслаждается пробуждением нового дня и совершенно не смотрит на меня?
– Мятежный был безмятежен… – выпалила я, в очередной раз забыв подумать о том, что несу.
Слава громко рассмеялся и всё же обернулся. В его зеленых глазах появилось что-то новое. Странное. Необычное. Он будто бетонную стену забыл выстроить, оттого и мысли казались такими прозрачными.
– Позавтракай со мной, Вера Вьюник?
– А я с женатыми не завтракаю, – процедила и аккуратными шажками припустилась в сторону ресторана. Выдохнула, лишь когда расстояние между нами стало приличным. Бежала и улыбалась. Внутри будто шарик счастья лопнул, топя мой взгляд в необъяснимых слезах.
– Завтра в десять жду тебя на объекте! – внезапно завопил Мятежный. От зычности его голоса сонные птицы взмыли с пушистых шапок пальм, а я лишь рассмеялась в голос.
Вскочила на летнюю террасу ресторана, лишь краем глаза в последний раз осмотрев его фигуру. Мятежный продолжал наблюдать рассвет, а потом вдруг дёрнулся, содрал что-то с руки и с силой выбросил в сторону моря.
– Нет!
Глава 5
Мятежный
– Дура!!! Тупица! Идиотка! – специально орал, чтобы выплеснуть все, что клокотало внутри подобно извергающемуся вулкану.
Я еще никогда не был так близок, чтобы ударить женщину. Никогда! Ладони пекло, в глазах появился туман ярости, и весь мир вдруг окрасился багряным цветом крови. Как зверь желал жертвы, хотелось просто расправиться с той, что испачкала самое ценное, что у меня было – репутацию.
– Ты себя на всю жизнь подписала! В шлёндрах теперь ходить будешь! Сука! Какая же ты сука!
Ирка стояла на коленях в центре моего кабинета и рыдала так, что хрустальные бокалы на барной стойке жалобно визжали. Она стирала подтеки туши, размазывая их по щекам, и не решалась смотреть в глаза. Весь её боевой раскрас превратился в грязь, месиво на палитре художника, под которым скрывается абсолютно гнилое нутро.
Скулила, как дворняжка подзаборная. Будто и не из известной в нашем городе семьи вовсе. В одночасье растеряла и гордость, и достоинство. Налицо лишь уродливое желание вызвать жалость. Эта же дура хваталась только за это! Ни одного внятного слова оправдания или попытки объясниться. Лишь подлая женская сущность!
Жена… Блядь! И эта дура была моей женой? Почему же была? До сих пор таковой является.
Прошелся подушечкой по внутренней стороне безымянного пальца и с удовольствием выдохнул от облегчения, что обода больше нет. Этот кусок металла стал колючей проволокой! Удавкой! Ранением, что пекло до сих пор… Как я мог так опозориться? Почему был глуп? Слеп? Почему позволил? Недосмотрел, не уследил.
Мне даже страшно представить, что было бы, не впрягись я в дело Раевского. С таким залихватским азартом принялся копать на Ляшко и Горького, что нарыл на собственный хребет.
Отсматривал записи с камер из ночных клубов на окраине города, куда постепенно смещал, Господи прости, бизнес Горького, вот там я и увидел свою драгоценнейшую женушку. Хранительницу моего очага и громкой фамилии своего отца, бывшего губернатора региона.
Сначала глазам своим не поверил. Поставил на паузу, выгнал всех из кабинета и отхлебнул водяры. И только когда горло знатно припекло, смог отжать гребаную кнопку паузы, чтобы с упоением наблюдать за блядством своей жены. Она с таким отчаяньем отплясывала на столе перед лысым мужиком, что аплодировать её скрытым талантам хотелось даже мне. Это было феерично! Обтянутая люксовыми брендами, она с пьяной похотью смотрела на какого-то безымянного утырка, собственно, с ним она и отправилась в приватный зал.
Да, свадьба была обоюдно фиктивной. Её отцу нужен был нормальный зять, а мне – законная жена, чтобы избавиться от пресса журналюг, папарацци, отлавливающих меня по ресторанам с девками, ну и чтобы войти в дома самых известных персон региона. Не то чтобы меня без этого не пускали, нет. Просто на каждом таком рауте за мной охотились мамки, пытаясь втюхать своих дитяток, некоторым из которых и двадцати не было.
Гена педофилии во мне нет. Да и на хрена мне такое счастье? Слюни подтирать? Учить уроки перед сессией? Или подстраивать рабочий график под её каникулы? Или, быть может, детские дни рождения организовывать, приглашая всяких Моргинштернов и Кок? Ну, нет… Я пас.
Отцом ни в прямом смысле этого слова, ни в переносном я становиться не планировал. Уж слишком много дел ещё не сделано. Поэтому и выбрал дочку губернатора. Его я спас от позора, а себе прикрыл тыл. Ирке было уже тридцать, поэтому ванильные мечты были уже в прошлом, что сильно облегчало мне жизнь.
Удачная на то время была сделка.
Да и Ирка вполне недурна собой. Задница – как орех, ротик рабочий, да и ерепениться на стала, даже ради приличия. Покорно раздвинула ноженьки на первом же знакомстве, не требуя ни бриллиантов, ни шуб, ни квартир. Ей достаточно было и туалета в ресторане, чтобы показать все мастерство оральных ласк.
Ну, если она – тупица, то я – попросту еблан.
Вот так, Мятежный. Как рога? Не жмут? А если и жмут, то никому до этого дела нет!
– Ты пожалеешь! – вдруг завопила Ирка и вскочила на ноги. Она, очевидно, поняла, что на жалость надавить не получится, поэтому перешла в атаку. – Отец тебя в бараний рог свернет!
– Ты ёбнулась, пока урке под столом отсасывала, что ли? – жжение в ладони усилилось.
Вскочил и рванул в её сторону, не зная, за что бы себя удержать, лишь бы не прибить эту мразь! Просто один взмах, и эта курва в мокрое пятно превратится. Я, как маньяк, представлял всю эту картину и буквально подрагивал от удовольствия.
– Твой отец продал тебя мне, лишь бы не признавать своего позорного банкротства. От вашего имени осталась только звучность. Вы оба живёте на мои деньги. Эти дома, тачки, шопинг в Милане и отдых раз месяц – это всё Я! Так чем ты решила меня пугать? А? Мне принадлежит весь город, дура, а тебе не подвластна даже собственная пиз… – я кое-как вовремя прикусил язык.
– Что? – Ирка внезапно поняла, что её план «Б» дал трещину, и отойти под крыло папочки не удастся, поэтому она вновь рухнула на колени, отчаянно сжимая мои руки.
Тянула, ползла, слюнявила по коже своим противным языком, а я чувствовал запах чужого мужика. Накрывало спазмами тошноты, отвращения, разочарования. Наблюдал её позор, эти театральные всхлипы, лживые и щедрые извинения, которые уже ничего не могли изменить, и вырвал руки из её влажных ладоней.
Мне было противно! Гадко! Бр-р-р… Нет, я знал, что она не целка. Знал, что беру далеко не робкую лань, чтобы птенцов дома высиживала, но и блядину я не заказывал! Это ж сколько на моём темечке рога-то растут? Быть может, я уже того… Олень?
Меня просто разрывало на кусочки! Желание задушить её и вывесить флагом на вертолетной площадке было настолько реальным, что я был в миллиметре, чтобы не воплотить это в жизнь.
Это ж надо было меня так отхлестать? Опозорить! Ладно бы ферзю какому-нибудь дала, хотя бы слегка равному мне, но, сука, смотрителю казино! Даже не владельцу, а пересидку с голубыми портаками на пальцах! Убью, мразь…
Я был так близок к падению… Смотрел в её безжизненные глаза, в которых не было ни капли сожаления, и готов был сжать её тонкую лебединую шейку, но двери кабинета распахнулись. Как вовремя.
– Мятежник, блядь, – взревел Марк и схватил меня за локоть, оттягивая от Ирки на безопасное расстояние. Откинул к столу, а сам встал так, чтобы быть готовым разнимать в любой момент. Марк Сталь даже смотреть на неё не хотел, развернул голову, контролируя мои движения, и лишь скалился, слушая тупой жалостный скулёж мрази. – Отпусти ты её, пусть идёт с Богом.
– Слава! Ну, прости меня! – не унималась Ира, она ползла на коленях, пытаясь зацепить мои брюки длинными ногтями цвета бурой крови. Знала, что я на грани. Видела. Но вот чего нет в человеке, того нет. А не было в ней ни чувства собственного достоинства, ни меры, ни смелости признать, что проиграла. – Этого больше не повторится! Ну, хочешь, я тебе ребёнка рожу? Ну, хочешь, дома буду сидеть?
– От кого ты мне ребёнка собралась рожать? От утырка, отсидевшего за изнасилование? Или от швейцара? Ты охрану уже всю перебрала? Рожать она мне собралась! Через два часа от тебя и духу не должно остаться в моем доме. Ясно?
– В твоем доме? В твоем? Да я три года вокруг тебя на цирлах хожу, Мятежный! И что? Ты просто вышвырнешь меня?
– Не устраивай сцен, – меня вдруг отпустило. Жар схлынул, будто в купель окунулся, мысли посветлели, и взгляд стал такой чистый, способный увидеть в этой жалкой твари то, на что попросту закрывал глаза все это время. – Вставай, собирайся, и у тебя есть уже меньше двух часов.
– Я что, не знаю, что у тебя две бляди на квадратный метр этого города? – Ирка вспорхнула и так резко прыгнула к моему столу. Оперлась руками, склонилась, желая выплеснуть свой яд прямо в лицо. – Знаю. И прощала тебя, супруг мой, потому что, в отличие от тебя, понимаю, что ангелов не существует. Ты ж нищеброд, поднявшийся из грязи! Тебя сколько ни отмывай, всё босяком останешься, как бы ловко ты не орудовал столовым ножом. И мысли у тебя босяцкие: чистота, честь, репутация. Сейчас это совсем не важно, Славик. Сейчас всех интересует, сколько у тебя бабла, и кто у тебя друзья. И как только сила на твоей стороне, то и достоинство тебе вымоют так, что жрать с него можно. Вот только тебе этого не понять. Ты ж нищеброд ментальный.
Я вдруг словил дзен. Будто курнул чего покрепче.
Сколько раз я слышал подобные слова! Сначала было обидно, больно, а потом зависть брала такая, что аж желудок в узел скручивался. Глотал ярость и рыл землю, чтобы закопать очередной бизнес придурка, решившего ткнуть меня носом в мое дерьмо. И не жалел. Никого и никогда не жалел. Гасил каждого, пока в городе не остались только те, кто признавал и мою силу, и преимущество. Ну, нет во мне функции слабости и прощения. НЕТ! Сотру в порошок…. С грязью смешаю. Ни одного врага не оставлю. Сожру.
Да, я не родился с золотой ложкой во рту. Да, мой отец был машинистом, а мать всю жизнь бортпроводницей на железке отпахала. Но это не значит, что всякий придурок имеет право тыкать меня носом в данность. Этого уже не изменить. Это я и без них знал. Вот только стыдиться мне было нечего! Да, был никем, вот только в лицо этого теперь мне ни один здравомыслящий не скажет.
Гораздо обиднее, когда ты была звездой, славной дочерью губернатора, а теперь в шлюху превратилась, довольствуясь благами других. Вот это настоящая гадость. Это и есть духовная бедность, нищебродство и нежелание иметь свою жизнь, а не подаренную на чужое бабло.
– У тебя остался час и сорок минут, Маркина. Все, что не успеешь забрать из дома, отправится в утиль, – я закурил и развернулся в кресле лицом к панораме вечернего города. Смотреть на бесстыдство своей бывшей жены меня сильно утомило. А когда хлопнула дверь, дышать вдруг даже легче стало.
– Ты все сделал? – я повернулся к Марку, осматривая его серое от мыслей лицо.
– Да, завтра выдадут свидетельство о расторжении брака.
– Очень медленно ты работаешь. Очень, – я пускал под потолок кольца дыма, а сам думал о другом…
Вот жизнь моя опять качнула свой маятник, сталкивая с продажностью и грязью, а мозг упорно отказывался думать, лишь картинки той девчонки подкидывал. И в носу вновь запах её кожи вспыхивал.
Странная. Живая, упорная, а в глазах огонь. Эта никогда бы не встала на колени перед мужиком, будь даже сто раз неправа. Не… Никогда. Она знает себе цену не потому, что продажная, а потому что бесценная для себя.
Но девчонка…
Молодая, сочная, как яблочко наливное. Говорит и не думает. Просто палит, как из ружья. Я, вроде, терпеть этого не могу, а её прям слушал, да ещё и провоцировал, питаясь её теплом и искренними эмоциями. Что ты за зверь такой, Грушенька?
– Висит груша, нельзя скушать, – пробормотал под нос, наблюдая, как на эвакуаторе увозят тачку бывшей жены. А скушать пиздец как хочется…
– Это понятно, что медленно. Ты когда похвалишь-то? Слушай, ну на похоронах хоть речь трогательную толкнёшь? Расплачешься? Погорюешь по-киношному? Ну, типа… На кого ты меня, Маркуша, оставил? – Сталь усмехнулся и сел в кресло. – Кстати, Мятежник, а зачем ты её погнал в дом, если ещё утром все шмотье отцу отослал?
– А пусть походит по пустым коридорам. Кстати, продай эту халупу. Я больше и шага в неё не ступлю…
Значит, Груша, ты отказалась с Мятежным завтракать? Зараза…
