Kitabı oku: «Морская служба как форма мужской жизни», sayfa 2
Стих третий
Капитан «шнурка»
Все со временем утряслось и встало на свои места. Волынский втянулся в службу, получил выслуженное им звание старшего лейтенанта, проставился – как положено, накрыл «поляну», не скромничал.
Сменился штурман, распущенные «годки», с которыми он воевал насмерть, мстил неразумным хазарам, как мог, создавая уставной ад в одном отдельно взятом кубрике. Потом поняли друг друга, лучше напряженный мир, чем перманентная война – к обоюдному удовольствию. А теперь они ушли домой – к моральному облегчению обеих сторон. Бойцы, которых он воспитывал и защищал от обормотов с самого начала службы, уже оперились и стали его опорой, подымали носы. Но – с оглядкой… Сэм сразу отслеживал такие происки и провокации!
А служба шла своим чередом… Календари листались, часы перещелкивали даты. Сэму казалось, что темп жизни как-то ускоряется. Кто его знает?
Тральщики шли кильватерной колонной, вытягиваясь из Кольского залива. Над ними летели свинцово-серые рваные облака, восток полыхал багряной зарей, обещая сильный ветер по старой моряцкой примете.
Уже и сейчас легкие, плоскодонные корабли заметно покачивало, и Сэм морщился, чувствуя в животе очень неприятные ощущения. Качку он переносил не очень-то здорово, хотя давно уже вроде как и прикачался. Но и сейчас, не то, чтобы побаивался, но предпочел бы обойти, но куда денешься? Однако, в Баренцевом море штиль – редкость.
Как в песне:
Шёл кораблик плоскодонный
То есть – вовсе без киля
И неслось над хлябью сонной
То и дело – Ё… ть, и бл…
(В. Жарский, «Рубаи из прочного корпуса)
Семен старался не отвлекаться от моря и корабля, внимательно следил за дистанцией до головного корабля, за флажными сигналами.
Он одернул сигнальщика, явно клевавшего носом, заставил его проверить флаги в ящике, набрать необходимые в самом ближайшем будущем сигналы.
Его минеры приводили в порядок ют, который вчера легкомысленно, словно художники-авангардисты, вдоль и поперек, жирным, приставучим тавотом, при получении и установке нового трала.
Кроме обычной рутины сегодня нужно было выполнить артиллерийские стрельбы и закрыть план сдачи задачи. Сыграли боевую тревогу: – корабль к отражению нападения воздушного противника приготовить!
– Семен Геннадьевич, а скажите мне, зачем тральщику тридцатимиллиметровые пушки? – спросил командир.
Тот пожал плечами и стал четко излагать положения корабельного тактического формуляра по артиллерии.
– Нет, неверно! – развеселился Александрович: – Для того, чтобы он смог отдать прощальный салют, когда его будут поднимать на палубу авианосца!
Сэм обреченно вздохнул – тоже мне шутка, ей лет 100 уже. Не ржавеет, сволочь!
– Корабль к выполнению артиллерийской стрельбы изготовлен! – доложил Сэм.
– Принять целеуказания! С приходом цели в зону поражения – уничтожить! – скомандовал командир.
Приняли целеуказание по условной воздушной цели.
– Орудия – правый борт 90!
– Цель в зоне поражения!
– Огонь! – скомандовал Сэм. С кораблей уже раздавались орудийные очереди, как будто рвали ткань. В небе расцветали черные цветы разрывов.
Ударило баковое орудие. Очередь, другая… А вот кормовое…
– Кормовое, огонь! Мать твою так! – рявкнул он изо всех сил.
И орудие открыло огонь.
– Комендорам – на ходовой! – прогремело из динамиков ГГС.
У провинившегося командора под левым глазом медленно, но уверенно наливался краснотой свежий фингал.
«Еще день-два, аккурат к возвращению в базу, под светлые очи комбрига и начпо – он аккурат будет празднично и весело переливаться и светиться всеми цветами радуги!» – уверенно заключил Сэм.
– Ну и что? Откуда снаряд «Айовы «прилетел? – насмешничал командир, облокотившийся на пилорус.
– Да я забыл снять с предохранителя, а мне вот подсказали… – смущенно ответил матрос.
– И кто же у нас такой просвещенный?
– А я не заметил! – нагло ответил боец. «Так, надо запомнить этого орла! И на досуге, обязательно, перья-то ему повыдергаю! А то может та-а-кое из него вырасти!» – пообещал Сэм сам себе.
– Душу выну! – вмешался командир. – Я и без тебя автора узнаю, обормот! Поймешь у меня, как родину любить! Станем на якорь – весь ют от тавота до блеска отчистить! Лично! Проверю! Мне не надо, чтобы вы устали! Мне надо, чтобы работали! Старшину минной команды ко мне! Семен Геннадьевич, вот чую остатками своей бедной печени – сей пейзаж сотворил кто-то из ваших минеров, больше некому! Иначе я съем свою шапку без кетчупа!
Шапку есть не пришлось – старшина пришел виниться сам, прикинув, что так дешевле обойдется. Корабли шли выполнять задачу обеспечения высадки десанта, для чего надо было расчистить подходы к берегу от противодесантных и минных заграждений. Вот для этого за кормой их корабля тащился на бакштове «шнурок», подпрыгивая на волнах, как мячик. «Шнурок», или на официальном языке «катер-шнуроукладчик», это такая несамоходная, буксируемая посудина из маломагнитного алюминиевого сплава. По форме его корпус был близок к скорлупе грецкого ореха и «шнурок» весело болтался даже на самой щадящей волне, исполняя безумный пиратский танец «Веселого Роджера».
На «шнурке» была смонтирована здоровенная вьюшка, на которую наматывался подрывной шнур. Это такая толстая и длинная-длинная «колбаса» из желтой синтетической плотной материи. Зачем? А в этой шкуре килограммовыми шашками были размещены несколько тонн мощной взрывчатки «морская смесь». Если этот шнур уложить в нужном месте и рвануть, то сила взрыва заставит детонировать все мины, находящиеся даже на большом расстоянии от взрыва. А если они и не взорвутся, то ударом взрывной волны будут покалечены все датчики, все внутренние приборы в минах, да и сам корпус сомнет, как трактор ржавую банку. И проход станет безопасным.
Предстояла интересная работа – надо было передать шнуровой заряд с плавучестями и радиобуем на специальный вертолет, а он его должен отбуксировать к берегу, там его сбросить и, затем вовремя смыться подальше после того, как Сэм замкнет схему на отделение якоря радиобуя и… волны поднимутся до самых небес!
Вышли в заданный район. Волынский перебрался на шнуроукладчик, танцевавший на волнах, сам себе аккомпанирую плеском волн по гулкому пустому корпусу в ритме там-тамов.
Сэм расхаживал по нему с носа до куцей кормы, осматривая вьюшку, мотки заряда. Смотрелся он живописно – в щегольской фуражке, в шинели с белым шелковым шарфом. С морского тральщика начали орать, чтобы он проваливал оттуда к этой самой маме, пока его не сбросило и не утопило.
В это время конец шнурового заряда со всеми плавучестями и подрывными гидростатическими приборами были поданы на подлетевший вертолет.
Опытные летчики подхватили его и шнуровой заряд отделился в точно заданном месте с эффектным подрывом.
Через некоторое время поставили шнуровой заряд, снарядив дублирующий узел подрыва. Когда же корабли отбежали на безопасное расстояние, в установленное время заряд подорвался. По корпусу как будто врезали здоровенным молотом, да так, что все забортные сальники стали сочиться водой. А шнурок выкинул такое «па», что чуть было не совершил акробатическое сальто-мортале.
Вода закипела от бешенного взрывного давления. На поверхность поднялись ил, водоросли, черная муть. А потом множество серебристых пластин, блистающих среди волн, сверкающих в скупых лучах солнца. Это всплыла рыба. Оглушенная морская рыба всплывает на поверхность на очень короткое время. А потом безвозвратно и бесполезно тонет.
С кораблей мгновенно были спущены шлюпки, которые полетели к всплывшей рыбе во всю мощь азартных гребцов. Вооружившись экологическими сачками и ведрами, бойцы собирали рыбу. Ее было много и всем хватило. Постепенно шлюпки заполнялись рыбой, да так, что от планширя до гребней волн было не больше полуметра.
На шкафуте уже стояли громадные камбузные лагуны, в которые разгружали эту нечаянную добычу. Надо было быстрей успеть на второй заход за добычей, как требовал рыбацкий азарт.
Умельцы-коки делали из этой рыбы – кроме всего прочего – нежнейшие котлеты, смешивая рыбный и жирный свиной фарши, щедро добавляя лук, чеснок – у кого был. Треску – её еще называют «морская курица», за нежный вкус, варили, запекали и жарили, на обед, на ужин, вечерний чай и завтрак. Свеженькая треска, если ее не испортить, как курятина, а то и, на любителя, даже лучше. Испортить приготовлением ее было трудно. Впрочем, честно сказать, некоторым народным умельцам-кокам это, все-таки, удавалось! И, странное дело, свежая рыбка не приедалась, пока не съедали последнюю тушку трески.
Корабельный кот тоже находился в состоянии постоянного переедания и благодушной лени, да так, что наглые крысы воровали куски рыбы из-под самого носа кота, прямо из его священной миски.
Однако, ветер усилился и тральщики получили команду укрыться за мысом Кильдин-Восточный.
Семен Волынский вновь оказался в центре событий. На этот раз – против своей воли.
Их тральщик подходил к «Минеру», который уже стал на якорь. Подали на него бросательный, вполне грамотно. С морского стали быстро выбирать конец, но уже у самого борта, замешкались, отчаянно мешая друг другу.
Кто-то поскользнулся, упал на колено, бойцы выпустили конец и толстый швартов ухнул в воду. И в этот самый момент, вот не раныне-не позже, командир решил подработать машиной. Звякнул машинный телеграф, рыкнул дизель. По недреманной теории подлости, конец попал под винт, его моментально затянуло в воду и намотало на вал и латунные лопасти. Послышался громкий удар. Корабль даже ощутимо вздрогнул. Из трубы пошел черный дым и машины встали. На палубу вылетел взбешенный механик, жаждая чей-то крови прямо сейчас. Бочками! Он всерьез опасался за линию вала, дейдвудный сальник и подшипники.
Швартовый Конец с вьюшки круто уходил под воду в сторону кормы.
Командир сразу же назначил виноватых: Сэм был командиром ютовой швартовой команды, которая и упустила швартов в воду. Правда, при самом деятельном участии в этом позоре швартовщиков с «Минера». Но на них юрисдикция командира никак не распространялась.
– Ну, что, Семен Геннадьевич, берите легководолазное снаряжение, бойцов из трюмной команды… ну, тех из них, у кого есть допуск к водолазным спускам и – вперед! Делать-то нечего. Надо освобождаться от удавки на нашем валу.
– Я не полезу! Там акулы всякие, опять же касатки огромадные, размером со слона, шныряют…
– Да они на людей-то никогда не нападают! – возразил командир.
– А почему их американцы зовут «кит-убийца»? Не все касатки прониклись уважением к человеку? А до них кто-то доводил, что они людей не кусают? Под роспись, а? – огрызался Волынский.
– Да мало ли чего супостат придумает? Америкосам вообще никакой закон не писан, балбесы напрочь зажравшиеся! Ты что, веришь этим наглым империалистам? – возмутился командир: – Ты, Сэм, запомни: на Севере нет ни змей, ни акул, ни волков. Сплошная благодать! Касатки на человека тоже не нападают, они китов, моржей и тюленей метелят. Нерпы и морские зайцы тебе не опасны, а зубатки, согласен, злыдни дикие, придурошные, если и есть, то глубоко на дне… Так что – влезайте в свои гидрокомбинезоны, проверяйте баллоны и – вперед! Да побыстрее – баллонов мало, а наш компрессор медицинского кислорода не выдает! На одной ноге мы просто не дойдем! И да прибудет с вами Нептун… или Посейдон, давно мифы не читал. А лучше – оба! Ибо на одной «ноге» притащиться в бригаду – чистый позор, да и ежели шторм, то нам достанется…
Командир БЧ-5 лично обеспечивал спуски водолазов, а Сэм, старшина трюмных и еще один боец спускались по очереди, подбирались к правой линии вала и, кусок за куском, водолазными ножовками, отхватывали куски пропиленового швартового конца.
Трос пружинил под пилой и резаться не хотел. Он намертво обхватил вал и винт, и уютно там устроился.
Сэм вдруг стал ощущать боковым зрением, а, может быть, и шестым чувством чье-то постороннее присутствие. Он повернулся в сторону и увидел длинную тень, как силуэт истребителя, теряющуюся в темно-темно зеленой воде на фоне дна. Какая-то большая рыбина вертелась около них, хватая падающие вниз разлохмаченные обрезки троса. Иногда эта рыба толкала Сэма под руку, переворачиваясь на левый бок, и так проскакивая за его спиной, играючи.
Может, она хотела его тяпнуть, но прорезиненный толстый водолазный комбинезон явно был невкусным. И отвратительно вонял новой резиной.
– Пошла прочь, килька пережравшая! – озлился Семен и стукнул, уж как мог, эту кильку ножовкой по носу, вложив удар всю злость. Озадаченная крупная рыба стрелой унеслась прочь.
Наконец, последний кусок троса ушел вниз, опускаясь по спирали на темное дно. Водолазов подняли наверх. Освобождаясь от гидрокомбинезона, усталый Сэм услышал восторженные вопли матросов, живо обсуждающих что-то.
Заурчал правый дизель, механик запрашивал «добро» на пробные обороты.
Он прислушался. Оказывается, когда Волынский изображал Ихтиандра, освобождая маленькой пилой свой корабль от пропиленового змея, вокруг корабля сновала акула, разрезая волны метровым спинным плавником. Этот треугольный плавник, как парус яхты, видели все бойцы. Они даже его пытались фотографировать, закидывали крюки с насаженными на них рыбьими головами. Но тщетно! Хищник, видимо, был сыт и чихать хотел на всякую приманку.
Сэму стало как-то нехорошо. Откуда, какая такая акула взялась на его бедную голову?
А через пару дней ему принесли вполне приличные фотографии акульего плавника на фоне бортового номера «Минера».
– Н-д-а-а! – только и смог сказать Сэм. Опознали по плавнику сельдевую акулу. При первой же возможности (Бог его знает, когда случится вторая?) он пошел в библиотеку и прочитал ряд статей про фауну Баренцева моря и Кольского залива. Черт возьми! Оказывается, сельдевые акулы здесь были совсем не редкость и еще в девятнадцатом веке ловля акул и продажа их шкур, плавников и зубов составляла значимую статью дохода жителей города Кола. И, оказывается, даже в наше скудное время рыбаки нет-нет, да и вылавливали экземплярчики до двух метров.
– Ну, Александрович, погоди! И на моей улице перевернется арба с арбузами! И мстя моя будет, пусть и не страшной, но очень памятной! Будешь ты у меня бредить и в поту просыпаться! Это блюдо надо подать холодным! Из морозилки прямо! – сказал он и затаил лютую обиду. Нет, конечно, спасать свой корабль он бы все равно полез, куда денешься! Зря, что ли он инструкторов по водолазному делу мучил? И на УТС тоже не просто время убивал, да? Но зачем своего ближайшего помощника «разводить», как последнего карася?
И с тех пор уже Сэма никто не мог заманить под воду никакими коврижками! Скоро корабль снова вышел в море и встал в точку дозора. Про свою обиду, при всей доброте характера, Волынский не забыл. Но…
Но… командир, оно понятное дело, лицо неприкосновенное и святое. А помощник должен блюсти авторитет своего кэпа! Но кто говорит о лице? И других деталей у командира хватает! А если его авторитет – настоящий, то его черта с два уронишь! Кажется, так?
Если мы очень хотим сделать не очень красивое, с точки зрения морали, дело, мы всегда сможем подогнать под его мотив благородную базу! Разве – нет?
Во время стоянки на якоре, по обычаю занимались рыбалкой. Это и времяпровождение и кое-какое разнообразие камбузного меню. А Семену попался на «дуролов» здоровенный краб. Бывает! Когда его занесли и бросили в офицерский коридор, размах его лап вполне соответствовал его ширине. И видок у него был устрашающий! Он шевелил своими клешнями, перебирал шипастыми лапами, таращил глаза на усиках и вообще…
– Ага! – сказал сам себе Сэм – я знаю что с ним делать! Я как-то говорил о холодном блюде? Так холоднее некуда!
К вечеру тральщик должен был сняться с якоря и зайти в базу для пополнения запасов. Командир корабля надеялся выклянчить у комдива сход домой к молодой жене, хоть на пару часов. А посему, он приказал командиру БЧ-5 запустить вспомогательный котел и подать пар в офицерский душ на полчаса.
– А остальные офицеры и мичмана будут мыться в базе! – громогласно объявил он и пошел в душ, завернувшись в простыню и размахивая, словно полководец – жезлом, пропиленовой мочалкой модельно-фигурной вязки. Плетение мочалок из обрывков пропиленового троса – это тоже был способ полезного убийства времени. Даже конкурсы на лучшую мочалку проводились. Но это уже во время длительных боевых служб в море и автономок. Этим искусством владели многие «рукастые» мичмана и офицеры, и матросы.
Офицерский душ на тральщике был крошечный, с квадратный метр. Александрович включил свет, повесил простыню на крючок, включил воду и стал регулировать температуру.
Вдруг, прямо под ногами он почувствовал что-то холодное, жесткое и колючее. И это отчаянно шевелилось! А пар уже заполнил маленькую кабинку, и что-то рассмотреть было трудно. Александрович присел, присмотрелся и увидел… огромного, со средний тазик (на флоте его называют «обрез») таракана-мутанта! Размахивая клешнями, он нагло лез на него из-под деревянной полки.
Командир заорал, как укушенный зулус, вылетел в коридор в естественном виде, сорвал с ближайшего аварийного щита какой-то инструмент и кинулся в бой, размахивая им, как копьем. Выкрикивая боевые девизы на чистом командирско-матерном наречии он быстро мобилизовал пол-экипажа.
Бедный краб пал в сражении! Штурман отнес его на камбуз и там его сварили и принесли в кают-компанию к вечернему чаю.
Александрович успокаивал свою нервную систему, сидя в каюте. Говорил, что пил исключительно валерьянку, но Сэм в это лекарство не верил.
Александрович закрылся в каюте и, вернувшись в Полюсный, на сход не пошел. Он сидел у себя, как в скальном замке, до глубокой-глубокой ночи листал какие-то учебники. Командир так и не нашел того, кто перенес бедного краба в душ. Это мог сделать любой – времени для этого совсем не требовалось. Он долго дулся на офицеров.
Только механик как-то сказал Сэму, что месть – это производное от гордыни. Но Волынский никогда набожным не был, и почему-то был уверен, что уж этот-то грешок ему простится. Не такая уже и гордыня, подумаешь!
Стих четвертый
Сэм и исторические раритеты
Тральщик шел на восток, зарываясь форштевнем в набегающие волны, кивая каждой из них своей рубленной надстройкой. Командир и Волынский вглядывались в горизонт, пытаясь разглядеть там предмет, хоть издали похожий на плавающую мину. Молодой, но знающий штурман Серик Мурзин старательно выводил корабль в точку, где рыболовный траулер обнаружил «предмет темно-синего цвета, похожий на плавающую мину». Перепуганные рыбаки там даже обрывки минрепа разглядели!
Серик сверяясь со своими таблицами, прикидывал и вероятный угол сноса, "плавающего предмета", и упреждающий курс в вероятную точку встречи.
– Пожуем – увидим! – спокойно сказал Александрович, разглядывая море.
Но, кроме волн, переливающихся на солнце, ничего видно не было.
Командир даже объявил награду сигнальщикам, которые первыми обнаружат мину. Ни Сэм, ни сам командир в мину не верили, хотя и хотелось. Все-таки – «мужские игры на свежем воздухе», а офицеры были молоды и, представьте себе, любили свое дело! А вдруг? И хотелось сделать свое дело красиво! Чтобы и запомнилось, и похвастать было можно, не превирая! Ну, почти!
И вот, наконец, сигнальщик издал радостный вопль и заорал: – Пеленг 70, плавающий предмет!
Все шарахнулись на левый борт.
– Помощник! Боевая тревога! Кормовую артустановку к стрельбе по плавающей мине изготовить!
Мину, сорванную с якоря в каких-то неведомых просторах моря положено было расстрелять из артустановки. Если это мина, конечно.
Подошли поближе, рассматривая предмет в бинокли и в визир «Тромбона». Естественно, это была не мина! Который уж раз рыбаки «тренировали» миннотральные корабли плавающими бочками.
Вдоль побережья Баренцева и других северных морей, на больших и малых островах было много маяков, постов, разных метеостанций, воинских частей и научных станций, типа орнитологических. И все они получали топливо и масло в больших двухсотлитровых бочках. Пустая металлическая тара накапливались, сваливалась кучами на берегу. Вывозить их на материк – себе дороже! А шторма у нас, особенно зимой, бывают еще те!
Бешенные волны бросаются на берег, забегая в глубь побережья, на песчаные отмели и утаскивают за собой, все что попадется. Вы не поверите – даже приличные камни и тяжеленые ржавые остовы старых судов, казавшихся вечными в этих пустынных местах. И, в том числе, и бочки, которые потом бродяжничают по волнам годами, пока их вновь не выбросит куда-то на осушку, или не засунет ее меж острых камней, не разобьет об камни.
А моряки опасаются мин, еще с самого начала века. Мин было установлено в море великое множество, никто не знает – где и сколько! И до сих пор гремят взрывы, рвущие обшивку кораблей и судов.
Эта же была просто бочка. Обычная бочка, просто немного вздутая. Командир решил ее утопить – иначе нет гарантии, что не придется бегать за ней по морю еще раз. Как минимум.
Потренировали комендоров, постреляли. В основном – в белый свет, аки – в копеечку! Попадешь в нее, как же! Прям щас! Эта хитрая гадина подпрыгивает на волнах, то прячется за гребнями. Корабль тоже вовсю качает, и вовсе не в такт наглым прыжкам чертовой бочки! Комендоров всенародно осмеяли. Рукой подать, мишень – с корову, патронов – ящик, и – в белый свет… ага, уже – было!
И Сэм предложил старый, дедовский метод. Надо спустить шлюпку, подойти к бочке, навесить на нее подрывные патроны и ка-а-ак рвануть! А все это оформить как учение по уничтожению плавающей мины. На обратном пути Сэм сам же все и оформит. А кто еще?
Так и порешили.
– Аврал! Шлюпку – на воду! Подрывной команде – в шлюпку!
Лебедка взвыла и шлюпка уже на воде. Шторм-трап полетел за борт. Еребцы из минеров быстро попрыгали в нее, разобрали весла и расселись на банки. Сказались тренировки Сэма. Сам минер занял свое место на корме и взялся за румпель.
Подошли к бочке. Сэм решил показать своим бойцам, как надо это правильно все делать на практике.
Сближались с «миной» осторожно, будто и впрямь в ней дремала смерть. По приказанию Волынского, матросы делали маленькие, тихие гребки. Сам он и его старшина расположились на корме шлюпки, а Сэм даже свесился с нее, лег на заспинную доску, осторожно пристраивая на бочке подрывные патроны. Ему было сложнее – на настоящей мине всегда есть, за что зацепить подрывной заряд. А бочка была ровная, зараза, и гладкая. Он извернулся и все-таки прицепил заряд за пробку, еще и обвязал по кругу стропой из сигнального фала. Затем, укрепил детонатор и полуметровый огнепроводный шнур.
Сэм закурил папиросу. Дело в том, что минеры давно минувших лет при подрыве плавающей мины закуривали папиросы или сигареты. Причем, даже не курящие в обычной жизни. Вся штука была в том, что тогда у мины торчали во все стороны «рожки Герца». Этот самый Герц придумал такие взрыватели с мягкими свинцовыми колпачками. При навале или ударе колпачок сминался, ампула с электролитом внутри раздавливалась. Образовывался электроток и… Так вот, чтобы этого самого навала не случалось, старший минер в шлюпке одной рукой отталкивал мину, не давая шлюпке на нее навалиться, одной рукой держал огнепроводный шнур (его еще бикфордовым тогда звали) и поджигал его от огня папиросы. Русские офицеры курили, в большинстве своем именно папиросы – по примеру своего императора. А потом гребцы изо всех сил налегали на весла, а минер считал секунды. В нужный момент все бросались на дно шлюпки и гремел взрыв. Тут еще штука была в правильном выборе дистанции. Близко остановишься – взрывом достанет, опрокинет, оглушит. Далеко – получишь осколки и пополам с водой на свою голову. Умное это дело – быть минером! Заздря флотская молва нас подкалывает!
И Сэм все выполнил, как учили. Вот только водой все равно окатило! Рвануло сильнее, чем Волынский ожидал. Видимо, в раздувшейся бочке скопились какие-то газы.
Бойцы были довольны – настоящее дело с настоящей взрывчаткой. Будет, чем похвастаться перед братвой в базе! А потом – и дома, после долгожданного ДМБ! А про то, что это была простая бочка, а не мина – можно и промолчать. Никто за язык-то не тянет!
Только подняли шлюпку на борт, только штурман рассчитал курс в базу, как ожил приемник и голосом оперативного дежурного передал приказание следовать к острову Гирвас, там оказать помощь местному гарнизону. Они там пытались своими силами уничтожить мину, выброшенную на берег. Рванули. Мина – целехонька, заряд только корпус слегка проковырял. Дилетанты хреновы! Командование уже клюв кому надо начистило. Кому не надо – тоже… Теперь надо довести дело до ума, а то, неровен час, детки доиграются… Александрович только матерился на весь ходовой пост. Это было совсем рядом с ними, какой-нибудь час средним ходом, и он был железно уверен, что эта мина – родная сестра их бочки, только что эффектно отправленной на дно с порванным боком. И тогда, какого же такого огородного корнеплода…
Но пошли. Военный корабль в море – это совсем не то место, где обсуждают приказания и ищут уважительные причины, чтобы перевалить неудобное дело на кого другого. Не тот случай!
Нет, ругаться и искренне желать начальству диарею, критические дни всем их законным и незаконным женщинам во время редких свиданий – можно, не возбраняется! Но и только. Это еще никогда не мешало выполнению заданий.
К тому же, все, как вполне нормальные люди, понимали – лучше рвануть старую бочку, чем старая мина рванет под чьим-то судном.
Подошли к острову, опять спустили шлюпку, быстро-весело подскочили к месту с указанными по радио ориентирами. Местные борцы с минной опасностью еще и фальшфейер зажгли. Но и так бы не промахнулись.
Сэм вышел к матросам размещенного здесь поста, собираясь вдоволь над ними поиздеваться с высоты своей минной подготовки. Он глянул на запачканных в глине и песке матросов и офицера, как выпускник на первокурсников. Тем более, оперативный успел рассказать, что командир местной роты – из «военнопленных». Уже открыл было рот, чтобы выдать бессмертно-убийственную шутку, как вдруг его взгляд упал на большой цилиндр из меди или латуни. Сейчас он был зеленый от окиси. Только в месте, где, по всей видимости, грянул взрыв, корпус был цвета красной меди. На нем были закисшие круглые горловины, закрывавшие приборы.
Рот закрылся сам собой, а под ложечкой неприятно заныло. Он нервно сглотнул вдруг пересохшую, словно в песчаной буре, слюну. Семен вспомнил морской музей и его экспонаты. Вот он! Только не экспонат! А весь антураж вокруг на музей никак не смахивал… Живая история! Которая кое-кого из любопытствующих вполне может сделать и мертвым.
– Дела-а-а! – только и смог сказать Семен. Он озадаченно сдвинул пилотку на затылок. Это действительно была морская мина! Скорее всего – английского производства времен первой мировой войны. Воюя с Красной флотилией на Северной Двине, англичане со своих кораблей вовсю ставили мины против речных пароходов, кое-как оборудованных сухопутной артиллерией. Великая война-то кончилась, а мин этих осталось до елкиной мамы… да, много, очень. Здесь же были опробованы первые электромагнитные мины, а при разминировании специалисты Красного Флота впервые сконструировали электромагнитные тралы и применили их вовсе не без успеха.
Слышать-то об этом Сэм слышал, и даже читал чью-то монографию об английских минах, которые долгое время еще выносило в Белое море до самой Иоканьги. Но вот «живьем» сталкивался впервые.
Подорвать ее было не просто – БЗО (Боевое Зарядно Отделение) находилось у этой мины снизу, а сверху была емкость, придающая положительную плавучесть. И чтобы заставить ее сдетонировать, надо очень извернуться, даже обладая хорошими специальными знаниями и кое-каким практическим опытом подрывов.
На это ума и знаний у «аборигенов», понятное дело не хватило. Сэм осмотрел конструкцию. В развороченном боку, через рваную дыру были видны какие-то мешочки, надо полагать – целлулоидные, и, видимо – со взрывчаткой, (нет, – с пряниками, ага!) Судя по времени изготовления этого чуда техники – еще что-то из пироксилиновых порохов, или дремучего лиддита, (припомнил Волынский название одной английской взрывчатки, из самых первых – Взрывчатка такая, производилась в городе Лиде. Она же мелинит. Она же «шимоза», но уже у японцев. Применялась в английской армии еще с англо-бурской войны).
Она тоже впервые использовались для начинки мин, торпед и снарядов. До этого применялись разные пороха. Когда эти мешочки «спекались», а пороха темнели – взрывчатка становилась опасной сама по себе. И почему ее не убедил предыдущий взрыв – непонятно!
Мина, вся заросла ракушками, бородой водорослей. Была у минеров такая мифологическая примета – мол, если заросла – значит опасности взрыва нет, а если всякие водоросли и ракушки на ней селиться не хотят, то, значит, жди сюрприза. Но за семьдесят-то лет зарастет моллюсками сам Аид вместе с Плутоном. Взрывчатка со временем должна потемнеть, поляризоваться в общую массу и стать опасной…
Как быть? Корпус был толстый, можно его еще раз покорежить или сделать в нем еще одну дыру. А надо разнести ее на кусочки! Разнести на кусочки? – повторил он вслух. И тут Сэму вдруг пришла идея. Просто сама собой!
Вдвоем с офицером, через пробоину в корпусе они залили «англичанку» водой доверху. Вода не сжимаема! Это мы все знаем, однако, в большинстве своем выводов не делаем. А взрыв в воде многократно повышает давление, и ударная волна получалась мощнее в пять раз, снося все на своем пути.
Вот поэтому Семен сунул в отверстие один подрывной патрон, затем – второй, вставил детонаторы, подсоединил огнепроводные шнуры. Местных аборигенов и своих бойцов он убрал подальше – чтобы осколками не посекло или сорвавшимися скалами не подавило. Вообще матрос не зря полосат – это сама природа предупреждает командиров – будь бдителен, если матросы у тебя под носом, и дважды – если они вдруг оказались вне поля твоего зрения. Говорят. полосатая окраска зверя не только маскирует его, но и предупреждает окружающих об опасности! А что? Тигры, осы и матросы…
Сэм последовательно поджег шнуры и сам удрал за дальний высокий мысок, и упал на светлый, чистый песок.
Ох, и рвануло! Эхо еще долго гуляло по острову, отражаясь от отвесных скал. Кустарник напротив мины скосило осколками. Рухнули и сползли вниз большие обломки скал и пласты земли.
От самой же мины не осталось ничего! Разве что воспоминания. Воняло сероводородом, огромная воронка уже заполнялась морской водой.
Местные аборигены были обескуражены эффектом, и тем как старший лейтенант на ходу, по-быстрому разобрался с этой миной.
