Kitabı oku: «Квантовый мост», sayfa 5
Наконец показался нужный дом. Инга свернула в подъезд и взбежала по ступеням на третий этаж, остановилась перед квартирой с номером сорок четыре. Прислушалась – тихо. Нажала на кнопку звонка, через несколько мгновений раздались приглушенные шаги, щелкнул замок и открылась дверь.
На пороге стояла высокая молодая женщина, светловолосая, с бледным лицом и опухшими голубыми глазами. Длинное черное платье, застегнутое под самым горлом, плотно облегало высокую грудь и тонкий стан, просторным куполом спадало к ногам, подчеркивая белизну узких ступней с идеальным педикюром. Ее прямой нос розовел вокруг ноздрей, очевидно от частого сморкания, белки глаз покрывала сеточка лопнувших капилляров. Женщина окинула печальным взглядом гостью, растерянно спросила:
– Вы из больницы?
– Да… – машинально ответила Инга, но тут же поправилась: – То есть нет, из Института психиатрии и неврологии.
– Так вы Инга? – просияла женщина. Ровную линию губ тронула едва заметная улыбка.
– Да… – опешив, ответила Инга, – а вы…
– Я собиралась вам звонить, – женщина снова погрустнела, голубые глаза заблестели, – Леша много говорил о вас.
Инга удивленно развела руками, собралась что-то сказать, но ей не дали.
– Я – Анастасия, сестра Леши. Проходите.
Она отступила, позволив гостье войти.
Квартира была небольшая, однокомнатная, но обставленная добротной, качественной мебелью, светлая и уютная. У стены – длинный диван, напротив – здоровенный телевизор с плоским экраном. Книжные полки поднимались лесенкой по обеим сторонам от телевизора до самого потолка. Дубовый паркет, выложенный традиционной елочкой, отсвечивал бликами, отражая проникающий из широкого окна солнечный свет. Инга вздрогнула, когда ее взгляд упал на участок пола в дальнем углу комнаты, где белым были очерчены контуры распростертого человеческого тела. В стене примерно в метре над полом темнело круглое отверстие, а под ним – алые потеки, тянущиеся до самого плинтуса.
Инга подняла глаза на Анастасию, та стояла рядом, по ее бледным щекам бежали слезы. Она покивала, как будто отвечала на немой вопрос гостьи, затем дрогнувшим голосом вымолвила:
– Сегодня ночью…
– Но… – Инга задохнулась и всхлипнула, однако быстро совладала с собой, закончила вопрос: – Почему?
Анастасия достала из кармашка носовой платок, промокнула уголки глаз.
– Разве он не говорил?
– Нет, – покачала головой Инга, – последний раз мы с ним разговаривали по телефону дней пять назад или четыре… его голос звучал вполне жизнерадостно.
Анастасия опустилась на краешек дивана, Инга присела рядом.
– Последние три дня с ним творилось нечто ужасное, – начала рассказывать молодая женщина, глядя в свои ладони, словно зачитывала текст с бумажки. – Звонил мне, жаловался на кошмары, нес какую-то околесицу про страшную сиреневую букву и все такое. Он пытался… пытался справиться сам, говорил, что его сознание облучают неким таинственным устройством и что он не может противостоять им…
– Кому? – Инга потянулась к карману джинсов за сигаретами, но вовремя остановилась.
– Я не знаю, не знаю, – она пожала плечами, отвернулась в сторону и высморкнулась. – Леша говорил, вы в состоянии ему помочь, пытался найти вас, когда понял, что не справляется…
– Он звонил мне в ночь на сегодня, но я спала, – виновато развела руками Инга, – и… Анастасия, по правде говоря, я не смогла бы ему помочь. Мне очень жаль…
Женщина посмотрела на гостью с такой тоской, даже обидой, словно ожидала, что та воскресит погибшего брата, а вместо этого – «не смогла бы помочь».
– Скажите, – заговорила Инга после недолгой паузы, – Алексей рассказывал что-то еще о своих снах?
Анастасия неуверенно пожала плечами, призадумалась, потом начала:
– Леша был так взволнован, напуган, его трудно было понять. Он говорил сбивчивой, истеричной скороговоркой, будто сам не свой, я его совершенно не узнавала, он никогда в своей жизни таким не был! После первого звонка я решила, что он напился. Знала, что не пьет, но всякое бывает… а потом вторая ночь и опять: страшная буква, облако, сиреневые полоски – словом, настоящий бред. После второй ночи он перестал выходить из дома, взял отгул на работе, не желал ни с кем говорить. Даже со мной. Так жалею, что не навестила его вчера, может, смогла бы что-то изменить, остановить. Ну и сегодняшняя ночь…
Анастасия всхлипнула, но сдержала слезы, продолжила:
– Позвонил мне посреди ночи, что-то около двух. Рыдая в трубку, рассказал еще об одном кошмаре, от которого только что пробудился. Тогда-то и упомянул вас, сказал, что необходимо отыскать сомнолога Ингу Вяземскую, мол, только она сможет помочь. Он звонил по видеосвязи через ватсап. Я увидела его, сидящего на корточках вон в том углу, дрожащего… лица не узнать – искаженное в ужасе, потное, исцарапанное… зрелище было жуткое.
Инга побледнела, сочувственно кивнула. Пытаясь унять дрожь в голосе, спросила:
– Что ваш брат рассказал о своем последнем сне?
– Ох, – Анастасия всплеснула руками, – сущую несуразицу: страшная буква ему улыбнулась. Представляете? Буква улыбнулась! Бедный Леша, он просто лишился рассудка… но почему? Как так?! У нас же в роду никогда не было…
Здесь она не сдержала чувств и разрыдалась в полный голос. Инга не знала, что сказать, чем утешить. Дар речи потерялся, заблудился в переплетении разбушевавшихся нейронов. Она схватилась за голову, закрыла глаза, яростно потерла виски. Мысли заиграли в чехарду, бросая вызов любым попыткам упорядочить их ход.
Не в силах больше оставаться на месте, Инга вскочила с дивана и выметнулась из комнаты. В прихожей наскоро обулась, схватила куртку и выбежала из квартиры, прочь от сюрреалистического абсурда, прочь от фантасмагории и бредовых сюжетов; навстречу ясному и понятному миру – осязаемому, состоящему из голубого неба, ласкового солнца и прохладного осеннего ветра.
Глава третья. НЕСТРАШНЫЙ КОШМАР
1
Ведущая поприветствовала телезрителей тщательно отрепетированной пластмассовой улыбкой, но затем ее точеное лицо, обрамленное роскошными светлыми локонами, приобрело озабоченный вид, и она заговорила встревоженным голосом:
– Начнем наш выпуск с новых подробностей в деле застрелившегося сотрудника правоохранительных органов следователя Алексея Степановича Рогова, который, напомним, был найден позавчера в собственной квартире. Наш корреспондент побеседовал со следователем Управления Федеральной службы безопасности по Санкт-Петербургу Андреем Рыльцевым, который сообщил, что дело взято на особый контроль и все материалы строго засекречены. Однако Рыльцев признал, что ФСБ не исключает версии о действиях иностранных спецслужб. На данный момент проводятся опросы свидетелей и прочие следственные мероприятия, и в скором времени ожидается официальное заявление органов безопасности по этому набирающему ход делу.
На экране появилась фотография улыбающегося Рогова, дикторша продолжала репортаж:
– Напомним, что речь идет о серии странных самоубийств, вызванных кошмарными сновидениями необычайной интенсивности. Во всех зарегистрированных случаях несчастным снился некий таинственный знак, который якобы заставлял их лишать себя жизни. Наши корреспонденты попытались связаться с врачом-сомнологом Ингой Юрьевной Вяземской-Розенквист, – на экране возникла старая фотография Инги, добытая журналистами, очевидно, из институтского отдела кадров, – которая являлась лечащим врачом двух погибших пациентов и, кроме того, была лично знакома с застрелившимся следователем Роговым. Однако доктор Вяземская отказывается от контактов с прессой. По сведениям из надежных источников, следствие в настоящий момент устанавливает факты, могущие пролить свет на ее возможную причастность к загадочным самоубийствам. А теперь к другим новостям…
Майор ФСБ Рыльцев выключил телевизор и развернулся к сидевшей напротив женщине. Окинул ее цепким изучающим взглядом, задержался на руках – маленьких, но изящных с длинными ровными пальцами, на небольшой, но заметной сквозь обтягивающую футболку груди, затем всмотрелся в ее внимательные светло-карие глаза, окруженные россыпью бледных пятнышек.
Допрос свидетельницы, коей врач-сомнолог пока значилась в деле, подходил к концу. Подкрепить эффект сгущающихся над ней туч он решил с помощью выпуска новостей, намекая устами телеведущей на непростую ситуацию, которая сложилась вокруг подозрений в причастности Инги Вяземской к самоубийствам.
Черные брови майора сошлись на переносице, когда он строго спросил низким гнусавым голосом:
– Ну что, доктор Вяземская, что скажете?
Инга безразлично пожала узкими, худыми плечами, закатила глаза.
– Что вы хотите, чтобы я сказала? – спросила она прямо. – Моя единственная связь с этими трагическими происшествиями состоит в том, что я была лечащим врачом Буковского и Шипулина. А Рогов проводил со мной допрос…
– Вы с ним неоднократно созванивались, – бесцеремонно перебил Рыльцев, – у нас есть распечатка ваших и его звонков. А в последнюю ночь так вообще…
– Разумеется, созванивались. Даже встречались. Рогов интересовался результатами полисомнографии Буковского, что вас удивляет?
Майор покачал крупной и тяжелой, как валун, головой.
– Меня удивляет и беспокоит, что вы были непосредственно знакомы с большинством погибших от кошмаров людей, – жестко произнес он и положил руки на стол. Его широкие волосатые кисти казались похожими на обезьяньи лапы.
– Большинством? – с сомнением переспросила Инга.
– Давайте посчитаем, – предложил Рыльцев и принялся загибать пальцы, – Буковский, Шипулин, Рогов…
– Девушку-студентку и деда-пенсионера я не знала!
– Это сейчас выясняют. Но вы забыли еще об одной жертве…
Майор плотоядно ощерился, заметив, как женщина напряглась.
– Вы ведь поняли, о ком я, не так ли? – он криво усмехнулся и победно закончил: – Ирина Владимировна Орлова, теща вашего близкого друга, с которым вы общаетесь… мм… с каких пор?
– Со школы, – вынужденно признала Инга, но взгляда не отвела и продолжила смотреть майору прямо в его глубоко посаженные глаза. – И что? У нее был инфаркт.
– Не пытайтесь юлить, доктор Вяземская, нам прекрасно известно, что ей снился тот же знак, что и остальным, и кошмарами она мучалась три ночи подряд непосредственно перед смертью. Мы допросили ее дочь. Думаете, здесь дураки работают?
– Ваш айкью я не проверяла, – ровным голосом заявила Инга, – но даже ее смерть не имеет ко мне…
– Это мы скоро выясним, доктор, а пока выясняем, к вам убедительнейшая просьба: пределов Санкт-Петербурга не покидать. Я бы не хотел по крайней мере сейчас оформлять эту просьбу в официальную подписку о невыезде, но не забывайте, что ваш статус свидетеля очень легко может поменяться на совсем иной. Вы ведь понимаете, о чем я?
Инга вздохнула, хмуро бросила в ответ:
– Понимаю. Но вы не там ищите.
– Разберемся, – многозначительно пообещал майор и поднялся, давая понять, что разговор окончен, – можете идти.
Она отвесила кивок и, сухо попрощавшись, вышла из кабинета.
2
Остаток дня Инга провалялась в постели, раздумывая, не напиться ли до зеленых соплей. Герои «крутых» блокбастеров, попадая в сложные ситуации, частенько поступали именно так, и, судя по энтузиазму, с каким они надирались, состояние крайнего алкогольного опьянения обещало мгновенное решение всех проблем. Но она, даже находясь во включенном режиме нытика, не могла позволить себе такую роскошь. Точнее, не хотела. Просто не хотела. Если бы выпивка, рассуждала Инга, приносила не то что полное избавление от проблем, а хотя бы некоторое перманентное облегчение, может, и решилась бы. Но, прекрасно понимая, что «реально забухать» есть элемент непритязательной тинейджерской романтики, она отказалась от позорных мыслей. Вместо этого сделала нечто иное, не менее для себя непривычное: переоделась в спортивную форму, вышла на улицу и направилась прямиком в парк, благо погода располагала. На выстланных опавшими листьями тропинках занялась бегом и стала наворачивать круг за кругом, пока не ощутила, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Только тогда вернулась домой, физически истощенная, но в приподнятом настроении.
Горячая ванна, стакан крепкого чая и сигарета довершили начатое. Почти веселая, Инга уселась за компьютер в ожидании звонка из Стокгольма.
Скайп заиграл в начале десятого. Инга приняла звонок и, широко улыбаясь, поприветствовала сына.
– Привет, мам! – ответил Алекс и сразу объявил: – Я не стал просить прощения!
Инга поморгала, уточнила:
– У Халеда?
– Да.
– Почему?
– Я не сделал ничего постыдного. Я защищался.
– Ну да… – неуверенно согласилась Инга и спросила: – А кто предложил тебе извиниться?
– Фрекен Хартман и папа.
– И папа?
– Ага. Они вчера говорили. Сегодня фрекен велела. При всем классе. Я сказал нет.
Мальчик, как обычно, прятал взгляд, но в его голосе отчетливо звучала гордость. Поколебавшись мгновение, Инга поинтересовалась:
– А Халед тоже должен был просить прощения?
– Нет. Только я.
Инга скрипнула зубами, прищурилась, но заставила себя мягко улыбнуться.
– Сынок, давай мы с тобой попозже поговорим, а сейчас позови-ка папу. Мне нужно кое-что спросить.
– Пока! – бросил на прощанье мальчик и убежал звать отца.
Прошло несколько минут, прежде чем диалоговое окно скайпа заполнило щекастое мужское лицо. Крупный нос торчал клином меж больших голубых глаз, добродушно взиравших из-под белесых бровей. Волосы цвета соломы торчали во все стороны: приняв вечерний душ, Стефан обычно не расчесывался. «А зачем, – задавался он вопросом, когда Инга в бытность женой указывала ему на расческу, – если через пару часов в постель, а утром снова в душ?»
– Здравствуй, Инга, – прогудел он басом, убедившись, что сын оставил его с мамой наедине.
– Здравствуй, – холодно поприветствовала она, перейдя на шведский, – много времени не отниму. Объясни, пожалуйста, как так сталось, что Алекс оказался единственным, кто должен был извиняться?
– Так и знал, что об этом спросишь.
– Еще бы! Ты считаешь это нормальным?
– Ситуация сложнее, чем ты думаешь, – резковато заявил Стефан.
– Дети просто подрались, что здесь сложного? – ее голос зазвучал железом. – Им по одиннадцать-двенадцать лет.
– Все так, – терпеливо, но твердо сказал мужчина, – но у Халеда выбит передний зуб, разбита губа, а под глазом синяк. И это не считая ссадин и синяков по всему телу.
– А у Алекса?
– Ссадина на щеке, и все!
– Нет, не все! – Инга не удержалась и повысила голос. Стефан сдвинул светлые брови, но огрызаться не стал, хмуро смотрел в объектив камеры, ожидая продолжения. – У кого синяков больше, тот и жертва? Так, что ли?
К возмущению Инги, он утвердительно кивнул. Хотел было аргументировать, но Инга опередила, голос ее задрожал от ярости:
– Дело не в количестве синяков, Стефан. Неужели ты не понимаешь? Алекса гнусно оскорбили и подло унизили. Фактически, назвали неполноценным, ткнув носом в его диагноз, и к тому же ударили первым. Ты же не станешь утверждать, что все это весит меньше, чем выбитый зуб?
Стефан глубоко вздохнул, было заметно, что он призывает в подмогу весь запас своего нордического спокойствия. Голос его зазвучал ровно и подчеркнуто вежливо:
– Ты знаешь, как здесь все работает. Слова – это слова, а действия – это действия, то есть две разные категории оценки поступков. Кроме того, Алекс назвал Халеда тупицей, очевидно позабыв о том, что тот – самый отстающий ученик в классе.
– Почему Алекс должен думать об успеваемости Халеда? Он не его папа.
– Потому что в этом случае высказывание нашего сына прозвучало таким же гнусным оскорблением, как и эпитет Халеда.
– Ты сейчас цитируешь эту долбанную фрекен Хартман, да? Не поверю, что ты сам так считаешь! Не поверю, что ты с этим бредом согласен.
Стефан вынужденно потупил взгляд, покачал головой.
– Здесь это так работает…
– Не фига это не работает! – вскричала Инга. – У Халеда нет диагноза умственной отсталости, а это значит, что у него есть выбор: учиться хорошо или учиться плохо. Он выбрал второе. Его в это ткнули, и поделом. Алекс же свой диагноз не выбирал! Не смей сравнивать их слова, они лежат в совершенно разной плоскости как с точки зрения формальной логики, так и с точки зрения обычной человеческой морали. И передай это вашей фрекен…
– Ничего передавать я не стану, Инга, – отрезал Стефан, – может, ты и права, но, как я сказал, ситуация сложная…
Инга собралась было что-то возразить, но он вскинул руку, требуя не перебивать, и продолжил:
– Сегодня пришло извещение из опеки: они приняли решение начать расследование в отношении Алекса, условий его содержания и воспитания. Потому я счел за лучшее не обострять конфликт и попросил Алекса выполнить требование школы и извиниться.
Инга отпрянула от экрана. Сердце зачастило, в висках застучало, голова закружилась. Она вытерла внезапно вспотевшие ладони о полы халата и шумно сглотнула.
Стефан молча наблюдал за реакцией бывшей жены. Прекрасно зная ее характер, мог предположить, что сейчас последует. Инга его не разочаровала: несколько отборных русских матюгов встряхнули мембраны на динамиках его компьютера.
– Они охренели? – выпустив пар, спросила она. – Какое еще расследование?
– Так бывает всегда, когда в дело замешана полиция.
– Но…
– Это не обязательно должно привести к какому-то неприятному исходу, но, возможно, мне придется сходить пару раз на собеседования, вероятно, вместе с Алексом. Поговорят со школой, опросят соседей, посетят наш дом и осмотрят его комнату, ну и все такое.
– Стефан, – произнесла она уже другим тоном, – ты уверен, что справишься? Может, я бы приехала…
Она запоздало вспомнила предостережение майора Рыльцева и осеклась, но Стефан твердо заявил, что справится, а если возникнут накладки, то Моника подстрахует. Моникой звали его новую жену, которая в целом неплохо относилась к пасынку, а однажды даже сводила его в кино.
Разговор на этом завершился, они распрощались. Однако неприятные предчувствия остались тлеть тревожными угольками в душе Инги, мешая сосредоточиться на чтении и поиске информации в интернете. Она не оставляла надежд выкопать что-то, что помогло бы лучше понять невероятный феномен, который наделал столько шума и о котором уже заговорили по общегосударственным каналам телевидения.
3
С самого утра Инге позвонил Евгений и пригласил вечером на поминки. О том, что среду не следует занимать другими делами, он упоминал и раньше, но семья долго не могла определиться с точной датой, а потому пригласили в последний момент. Но Инга не возражала, на эту среду никаких важных дел у нее не было. Отстраненная от должности, она страдала от избытка свободного времени – такого непривычного и даже чуждого ее натуре, – и любая возможность занять его чем-то осмысленным и интересным ценилась на вес золота.
Помянуть покойную Ирину Владимировну собралось совсем не много людей: только родственники и ближайшие друзья Наташи и Евгения. Все совершенно искренне скорбели о ее кончине, ведь женщиной она была не такой уж и старой и лишь недавно отметила семидесятилетие. Когда поминки подошли к концу и гости начали расходиться, Инга отвела приятеля в сторонку и пересказала свой разговор с майором ФСБ, на что Евгений заявил:
– Я тут подумал: может, пока загранпаспорт не забрали, свалишь отсюда? Тебе же есть, где приткнуться в Стокгольме.
– Мелькали у меня такие мысли, – призналась Инга, – но знаешь… кто бежит, тот виноват, а так не хочется доставлять им удовольствие и принимать на себя роль козла отпущения.
Они стояли на застекленном балконе, накинув на плечи куртки. Инга посасывала сигарету и цедила мелкими глотками белое вино. Прохладный ветер врывался сквозь открытые створки, ероша волосы, остужая разгоряченное острой едой и алкоголем тело.
– Сегодня третий день со смерти Рогова, – заметила Инга после некоторого молчания и подняла взгляд на Евгения. Тот запустил пятерню в черную, тронутую сединой шевелюру и покачал головой.
– Помню, – мрачно отозвался он, – ты говорила. У меня такое чувство, что сегодня опять кто-то умрет.
– Я в этом совершенно не сомневаюсь, – уверенно заявила Инга.
– Страшно…
Она пожала плечами.
– Мне скорее интересно. Жалко людей, безусловно, но теперь меня гложет любопытство – что это все такое? Руки чешутся до истины докопаться. Только не знаю как.
– У парней в серых костюмах тоже чешутся, – усмехнулся Евгений, – так что поосторожней там.
Инга докурила и под укоризненное цыканье Евгения запустила окурок куда-то на улицу.
Было начало двенадцатого, когда она, ежась под порывами холодного ветра, подходила к своему дому. Небо ненадолго освободилось от туч, выставив на обозрение свои сокровища: россыпь мерцающих звезд, бледную, едва видимую над городскими огнями полосу Млечного Пути и молоденький серпик луны. Войдя во двор, освещенный тусклыми фонарями, Инга направилась к подъезду вдоль вереницы припаркованных автомобилей. Дверца одного из них – черного минивэна с тонированными окнами – отъехала в сторону, из него вынырнули двое мужчин, загородив ей дорогу.
Инга остановилась как вкопанная, пальцы судорожно сомкнулись вокруг перцового баллончика в кармане куртки.
– Инга Вяземская? – раздался в сумраке знакомый гнусавый голос.
Две мужские фигуры взгромоздились над ней, сложив руки перед собой, их темные глаза жутковато поблескивали в полумраке.
– Не надо бояться, это я, майор Рыльцев.
Он шагнул ближе, неяркий свет уличных фонарей осветил широкое круглое лицо, высокий лоб с залысинами, крупный мясистый нос. Инга позволила себе немного расслабиться и вынула руку из кармана. Перевела взгляд на второго.
– Капитан Апраксин, – представился высокий молодой человек и развернул удостоверение, в котором Инга ничего не смогла разобрать в царящем вокруг полумраке. Капитан выглядел подтянуто и атлетично, заметно выделяясь рядом с громоздкой фигурой старшего сослуживца.
– Ничего не видно, но я вам верю, – стараясь сохранять спокойствие, произнесла Инга. – Чем могу помочь?
– Прошу вас, – Рыльцев указал на открытую дверь минивэна, за которой виднелись пустые кожаные сиденья, освещенные мягким голубоватым светом. – Холодно на ветру.
Майор был прав, ветер пробирал до самых костей. Инга молча полезла внутрь и уселась на одно из кресел. Фээсбэшники запрыгнули следом, задвинули дверь.
В салоне пахло настоящей кожей, явственно ощущался аромат кофе; на одном из сидений Инга приметила заляпанный коричневыми разводами термос. На месте водителя темнел чей-то коротко стриженный затылок, но его обладатель даже не обернулся, похоже, просто шофер.
– Просим прощения за столь поздний визит, – вежливо начал майор, – но нам необходимо задать вам несколько вопросов. Где вы находились между восемью и десятью часами сегодняшнего вечера?
– Проще было бы спросить, откуда я сейчас возвращаюсь, – резонно заметила Инга. – Была на поминках тещи моего друга.
– Евгения Гольдберга? – уточнил капитан.
– Да.
– Во сколько именно вы вышли из его дома?
Инга призадумалась, вспоминая.
– Примерно в половину одиннадцатого, – сообщила она.
– Как добирались?
– Метро, потом пешком. Что-то случилось?
– Случилось, – Рыльцев стрельнул глазами в коллегу, потом посмотрел на Ингу исподлобья тяжелым, мрачным взглядом. – Когда в последний раз вы контактировали с Дмитрием Мирошниченко из вашей лаборатории?
Она нахмурилась, припоминая, затем ответила:
– Где-то неделю назад, сразу после моего отстранения. Он позвонил мне…
Майор кивнул, принимая ответ, и сказал:
– Два часа назад его не стало.
– Что?! – Инга вскинулась, вскочила, но ударилась о потолок и села обратно. – Как? Что произошло?
– Давай, Лёва, расскажи, а то меня выворачивает, – обратился он к сотруднику.
Апраксин глубоко вздохнул и начал:
– Дмитрий совершил самоубийство просто невероятным способом, такого даже в трэшевых ужастиках не увидишь… Разорвана грудь, выломаны ребра, вырвано сердце. Кровищи – море. Его и нашли таким, с собственным сердцем в ладони.
– О господи! – выдохнула Инга и растерялась, мысли разбежались в стороны, словно бусинки, упавшие на пол с разорванной нитки ожерелья. Взгляд заметался по салону, голова закружилась. Она выдала первое, что пришло на ум: – Неужели человек может сам себе вырвать сердце?
– Получается, может.
– Но… почему? Что…
– Не догадываетесь? – Рыльцев подозрительно прищурился.
– К-кошмары? – обреченно выдавила Инга.
– Три скрещенные посередине сиреневые линии, – безжалостно подтвердил майор, – три ночи подряд, а сегодня… вот, во сне прямо. Жена рассказала. Мы оттуда – сразу к вам.
Инга схватилась за голову, поверить, что это не розыгрыш, было почти невозможно.
– Почему же он мне не позвонил, не сказал…
– А что бы вы сделали? Смогли бы помочь?
Инга вынужденно покачала головой, признавая правоту майора.
– Вот и он думал так же, наверное, – заключил Апраксин.
– Это ужасно, просто чудовищно, – хрипло пробормотала она, глядя в затоптанный пол минивэна.
– Не спорю, – спокойным голосом произнес майор, – особенно если учесть, что это седьмая жертва. Но что странно – опять в вашем окружении.
– Что за бред! – вскричала Инга, глаза ее вытаращились, голос задрожал. – Это я их всех заставила себя на куски растерзать, да? Что вы несете!
Фээсбэшники невольно отпрянули, неготовые к такому эмоциональному взрыву. Затем, после секундного замешательства, Рыльцев кашлянул и с укоризной произнес:
– Возьмите себя в руки, доктор Вяземская, криком дело не решить.
Инга тяжело дышала и смотрела в пол. Майор продолжал:
– Не то чтобы мы вас обвиняем в неких предумышленных действиях, повлекших эти… хм… происшествия, хотя, откровенно говоря, вашу причастность полностью исключать нельзя. Но, анализируя ход событий, нетрудно догадаться, что и вам может угрожать опасность. Вы об этом не задумывались? Некие силы могут в следующий раз выбрать вас в качестве жертвы.
Инга совладала с приступом, подняла взгляд на Рыльцева.
– Некие силы? Темные, надо полагать? Хм… тогда арестуйте меня и заключите в бронированную камеру, – без тени улыбки попросила она, но, заметив замешательство на лицах агентов, поняла, что с классикой те не дружат. Сказала другим тоном: – Если честно, не задумывалась. Меня как сомнолога и как обычного человека сильно беспокоит природа этого жуткого феномена, который уже унес жизни семерых человек. Я прилагаю все усилия, чтобы разобраться в этой загадке. Но в моем распоряжении лишь интернет и общедоступные источники информации. От должности меня отстранили, как говорится, до выяснения, доступа к оборудованию больше нет. А потому: угрожает мне что-то или нет – какая разница, если я ничего изменить не могу?
– Резонно, – признал майор, а его молодой коллега лишь покивал. – Не стану вдаваться в подробности, но мы тоже не сидим сложа руки. Однако должен сразу со всей откровенностью предупредить: мы обязаны установить за вами наблюдение. Оно необходимо в обоих случаях – являетесь ли вы причастной к трагедиям или рискуете стать следующей жертвой этих чертовых полосок.
Инга равнодушно пожала плечами, всем видом давая понять, что ей по барабану. Особенно во втором случае: как будто ей чем-то смогут помочь.
– Считайте это приставленной к вам личной охраной, – закончил Рыльцев.
– Замечательно! Хулиганов можно теперь не бояться. У вас все?
– Пока да. Всего доброго!
– Взаимно.
Инга позволила капитану отодвинуть дверцу и соскочила на асфальт. Холодный ветер принялся с энтузиазмом трепать ее куртку и ерошить волосы. Под пристальным взглядом двух пар глаз она прошагала оставшиеся пятьдесят метров и свернула в подъезд.
4
На следующий день Инга решила навестить отца. Позвонила и обрадовала его с самого утра. Она не заглядывала к нему уже несколько недель. Крепкий, все еще бодрый мужчина шестидесяти пяти лет, он не нуждался в помощи или уходе, да и жил не один, а со своей гражданской женой Ниной Семеновной. Но Инга тем не менее мучилась стыдом, когда пропадала на много дней, а то и недель – ни звонка, ни визита. Отец не обижался и видеть старшую дочь был рад всегда, ведь младшая после переезда к мужу в Москву пять лет назад навещала его еще реже.
Ехать предстояло до самого Ваганово. В этом поселке располагался дачный домик – утепленный и приспособленный для комфортного проживания и в зимнее время, – где обитала пожилая пара пенсионеров.
Ингу встретили, как всегда, тепло и радушно. Нина Семеновна накрыла замечательный стол, выложив аппетитные парующие пироги с мясом, с капустой и с лесными ягодами, которые умудрилась испечь к ее визиту буквально за пару часов. Отец заварил чай из гуавы, и экзотический аромат разнесся по маленькой уютной кухоньке, щекоча ноздри и нагоняя аппетит.
Когда чаепитие завершилось и Нина Семеновна вышла в сад, Инга вкратце рассказала отцу о происходящих вокруг нее трагедиях. Юрий Александрович расстроился и предложил дочери сходить в церковь, поставить свечку и поговорить с батюшкой, но Инга отмахнулась. Воспитав дочерей убежденными атеистками, сам он обратился к вере и принял крещение. Произошло это после гибели Анны, матери Инги, в автокатастрофе несколько лет назад, и теперь – иконы в красном углу (или божнице, как это место ласково именовал Юрий Александрович), иконы и кресты на тумбочке у кровати, Библия на самом видном месте на книжной полке. А может, размышляла Инга, так повлияла на отца его новая любовь, которая, по ее собственным словам, с самого детства посещала чуть ли не каждую церковную службу и знала многие молитвы наизусть. Как бы то ни было, взгляды отца и двух дочерей в последние несколько лет сильно разошлись, вызывая порой яростные дебаты или просто заставляя по-разному смотреть на одни и те же события.
Вот и сейчас Инге меньше всего казалось разумным искать объяснение жуткому сомнологическому феномену в церкви или в священных писаниях, порожденных фантазией древних пропагандистов много столетий назад. Стараясь не поддаваться раздражению, она вежливо поблагодарила отца и отказалась от его идеи. Когда часы показали семь вечера, Инга распрощалась и отправилась домой. По настоянию Нины Семеновны захватила с собой порядочную порцию пирогов. Инга мучным особенно не увлекалась, но отказаться от такой вкуснятины было выше ее сил.
Домой она попала в восьмом часу. Заходя в подъезд, заметила краем глаза стоящий неподалеку минивэн с тонированными стеклами. Рыльцев не обманул, разведка не дремлет.
Инга успела принять душ, прежде чем наступило время свидания с сыном.
Алекс набрал первым, Инга сразу же ответила на вызов.
– Привет, мам!
Мальчик слегка улыбнулся.
– Приветик, – весело сказала Инга, вглядываясь в светлое лицо на экране. Синяк на щеке почти зажил, но что происходит с «синяками» внутри, оставалось лишь гадать.
