Kitabı oku: «Острова Спасения. Книга первая»
Посвящается матери
Корректор Индира Салихова
Дизайнер обложки Александр Грохотов
© Фарра Мурр, 2022
© Александр Грохотов, дизайн обложки, 2022
ISBN 978-5-0056-7998-7 (т. 1)
ISBN 978-5-0056-8000-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1. Пансион особого назначения
– Вот ведь сволочи! – хриплый женский голос вернул сознание. Голова раскалывалась на куски, каждый из которых рвался существовать самостоятельно. Пришлось придавить череп подушкой. Вроде лучше. Теперь настойчиво запульсировало в ушах. Глупое сердце продолжает отрабатывать свой хлеб. Значит, ещё жива. Зачем? Так просто попасть впросак. Лучше бы умереть. Это, как-никак, выход. Жаль, никогда не занималась йогой, говорят, они могут останавливать сердце по желанию.
Кто-то выдернул из-под руки подушку. Здесь невыносимо ярко, жжёт глаз. Пощёчина. Ещё одна. Что вам от меня надо?! М-м-м. Язык толст и шершав, не слушается. Слав-те-господи, свет заслонили, можно попробовать разлепить веки.
– Жива? Смотри на меня, на меня, слышишь? – на меня в упор смотрит чьё-то помятое лицо цвета молочного шоколада. Глаза чёрные, зрачков не видно. Мешки под глазами, как портьеры на окнах, складка на складке. Нос, распластанный чуть ли не во всю ширину лица. Запах изо рта. Фу-у!
– Вы кто? Чего вам надо?
О, уже неплохо, язык стал слушаться. Хотя голоса ещё нет. Шёпот получился.
– Я-то? Армель. А ты?
– Та-ма-ра.
– Странное имя. Ненашенское. Откуда ты здесь?
– Где я?
– Ого! Видать, парализатором тебе память-то отшибло. Ничего, отойдёшь! Раз в себя пришла, жить будешь. Святая Дева Мария, хоть имя своё помнишь.
– Где я?
– На острове Дьявола, где ж ещё!
– Остров Дьявола?! Где это?
– Гвиана. Французская. Ты чё? Сама-то откуда родом?
– Франция. То есть Россия.
– Так Франция или Россия?
– Погодите… Дайте в себя прийти. Родом из России. Уже двадцать лет во Франции живу.
– Небось с космосом связана? В городе почти половина жителей там работает. Ты оттуда?
– Откуда оттуда?
– С космопорта! Куру космопорт знаешь? Слыхала?
– Ах, это. Да, я в курсе. Но к нему отношения не имею. Сама по себе. Архитектор.
– Дома строишь?
– Нет. Компьютеры связываю. Вода есть?
– Щас. Сесть сможешь?
Кто его знает, может, и смогу. Надо попробовать. Руки, ноги… чувствую. Вроде слушаются.
– Молодец, села. Вот вода. Пей!
Вода. Боже, как хорошо! Влага юркой змейкой скользнула вглубь, и благодарное тело зашевелилось, заурчало, задвигалось. Картинка стала чётче. Напротив смуглая женщина, мягко скажем, крупного телосложения, лет пятидесяти. Макияж с этим лицом явно в разводе. А может, они и не знакомы вовсе. Ресницы не подкрашены. Ногти без маникюра. Кожа тем не менее без морщин. Впрочем, если учесть избыточное количество жира, вполне объяснимо. Чёрные волосы с проседью заплетены в сотню мелких косичек. Можно было бы принять за симпатягу, если бы не нос. И жёлтые зубы. В ярко-салатовом комбинезоне. А я?
– Ой, что на мне?
– Ты о робе? Пансионный комбез. Вишь, на мне такой же.
– Пансионный комбез?
– Ну да! Такой, сука, порядок в этой тюрьме.
– Тюрьме? Это что такое?
– А-а-а, ты, видать, молодая. Хотя по роже не скажешь.
– Зеркало! Есть зеркало?
– Точно оживаешь. Щас сделаем, – Армель что-то нажала, и серая стена превратилась в громадное зеркало. Оттуда на меня взглянула усталая женщина с печальными серыми глазами. Лицо осунулось, вытянулось, губы застыли в какой-то кривой усмешке. Веки набухшие, отёкшие. На лице складки от подушки. Уф-ф-ф. Массаж, массаж, быстро массаж!
– Тебе сколько лет, Тамара́?
За долгие годы я уже привыкла к этому ударению. Звучит приятней, чем английское Та́мара. Вообще, что с этими иностранцами не так? Даже ударения поставить правильно не могут.
– Сорок.
– Понятно тогда. Их полвека назад позакрывали. В смысле официально. Теперь это называется пансионы особого назначения. Суть та же. У меня пансион пожизненный. А у тя?
– Понятия не имею. А вы давно здесь? За что пожизненный?
– За убийство. Случайно получилось. В баре отдыхала, как человек. Тут ко мне пристал один. Сам, главное, тощий, стручок фасолевый, а туда же. Любитель пышности, видишь ли. Я ему раз – отзынь, два. Нет, всё лезет, гад, да ещё с руками. Ну, врезала ему по переносице. У меня-то рука тяжёлая. Ещё с детства. В полном соответствии имени1. А он плюгавенький оказался. Ласты тут же и откинул.
– Как так откинул?
– Самым натуральным образом. Мне бы на помощь позвать, а я спокойно так коктейль допиваю, думаю, пусть отдохнёт чуток, в себя придёт. Он лежал так смирнёхонько, тихонечко, будто спит. Я ж совсем забыла, что наноботы тогда уже второй год как запрещены к использованию были.
Словно молнией прошибло. Наноботы! Вот оно! Вот зачем я здесь! Плотную пробку беспамятства выдернули, и мутные воды вопросов без ответов разом ухнули в небытие. Мне нужны наноботы! Дура! Законопослушная дура! Зачем их у нас с сыном вывела? Интуиция ведь настойчиво подсказывала – не поддаваться. Можно было на крайняк в тайгу уйти. Там, говорят, до сих пор Н-носители прячутся. Цивилизации терять не хотелось. Уют и комфорт слишком привлекателен. А в цивилизацию с наноботами уже, почитай, пятый год как вход запрещён. Ни на работу, ни в магазин, ни тем паче в путешествия. На каждом шагу наноискатели стоят.
Сейчас даже вспомнить стыдно – сама в демонстрациях протеста участвовала. И ликовала с сыном, когда указ ООН выпустили. «Идя навстречу пожеланиям подавляющего большинства жителей земного шара, использование наноботов отныне запрещено повсеместно». Никогда не предполагала, что мне так можно промыть мозги, считала себя независимо мыслящей. И вот теперь мой Дэнис погибает. Но хуже всего – я не знаю, где он.
Мой мальчик. Ему ведь только-только восемнадцать исполнилось… Память услужливо предоставляет озорной и доверчивый взгляд пятилетнего ребёнка. Непослушные вихры рыжим ореолом вокруг пухлого личика. Странно, не вижу его сегодняшнего. Отдельными фрагментами. Бледную кожу впалых щёк синеватого оттенка из-за постоянной нехватки кислорода, печальные усталые глаза, в которых читаются то отчаяние и ярость, то смирение и тоска. Но чаще всего вижу нос. Дэня вечно стеснялся своего крупного шнобеля (подарочек его отца, будь он неладен), вечно торчавшего, как комок поднявшегося местами теста, посреди благородного лица. Нынче нос стал тоньше, изящнее. Порадоваться бы такому преображению, но Дэнису не до красоты. Муковисцидоз лёгких. Одно название чего стоит. Как он там, жив ли?
– Мне домой надо! У меня сын умирает!
– Тише, тише ты! Чего разоралась! – резко осадила Армель, крепко держа в своих объятьях и не давая подойти к двери. – Ты новенькая тут, порядков не знаешь. Опять на парализатор нарваться хочешь?
Потом, усадив насильно и крепко держа руку, спросила шёпотом:
– Чего с сыном-то?
– Умирает он. Задыхается. Лёгкие полны жидкости.
– Сердце?
– Нет. Генетическое, говорят.
– Ну, тут ничего не попишешь… Большой? Как зовут?
– Восемнадцать. Дэнис.
– Взрослый уже. И где он?
– Не знаю…
– Как это?
– Его похитили.
– Больного, при смерти?
– Да – больного, да – при смерти, да – похитили!
– Чё орёшь-то? Поняла я. А какого… ты здесь делаешь?
– Хотела доктора Валери найти.
– Фьюить-фью, – присвистнула Армель, – теперь понятно, почему ты здесь. Небось и в Господа нашего Иисуса не веруешь?
– Агностик я.
– Это куда?
– Не уверена, что Он есть.
– Ишь ты, цаца какая! Не уверена она, вишь ли. А што мильоны знают и верят, тебе не указ, да?
– Не помню, кто из великих сказал: «Не стоит руководствоваться мнением большинства. И миллионы мух не уверят меня в том, что дерьмо – это вкусно».
Очнулась лежащей у гладкой, мягкой на ощупь стены с болью в затылке и ссадиной на локте. Надо мной грозной тучей стояла на широко расставленных ногах женская туша. Лицо Армели стало неузнаваемым, искаженное гримасой ненависти и гнева:
– Ах ты, стерва бесстыжая! Нашего Спасителя с говном сравнивать! Пришла в себя, гадина? Слабо, видать, я тебя шандарахнула! В следующий раз ваще убью, Дева Мария, прости меня грешную, – внезапно переходя со свирепого тона в смиренный, добавила она, крестясь на оконную решётку.
– Успокойтесь, вы, прошу вас. Извините, вовсе не хотела оскорбить ваши чувства. И Господа тоже, – добавила я на всякий случай.
– Ладно. Живи покуда, – женщина помогла мне встать. – Болит?
– Ничего. Переживу.
– Нет тут твоего Валери. И никогда не было. Его, видать, давно уж нет. Без толку вы все сюда едете.
– «Вы»?
– Ну да. Вас тут, ищущих, уж полный пансион. Того и гляди Сент-Джозеф придётся осваивать.
Видя моё непонимающее выражение, продолжила со вздохом:
– Смотри!
Армель нажала что-то на стене, и теперь зеркало превратилось в окно.
– Видишь остров? Это Сент-Джозеф. Там тоже раньше тюрьма была. Нынче вроде клиника, психушки вроде, тьфу-тьфу, боже упаси! Да, такие дела. А вон тот остров, Иль-Рояль, самый большой – для начальства. Там и допросы проводятся.
Я подошла вплотную к экрану, чтобы внимательней рассмотреть окрестности. Но Армель будто прочла мои мысли:
– И не вздумай даже, девка. Отсюда не сбежишь. До материка всего-то навсего километров пятнадцать, но сплошь рифы да акулы. Напрасный труд. Даром, что ли, остров так называется – Иль дю Дьябль – остров Дьявола.
Глава 2. Допрос
– Вы не скажете, сколько я провела без сознания?
– Слушай, ты, хорош строить из себя воспитанную! Перестань мне выкать! А то я тоже перейду на «вы», только тебе это не понравится.
– Хорошо, хорошо. Ты не скажешь, сколько времени я тут?
– Так-то лучше. Понятия не имею. Когда вернулась с работы, ты уже здесь валялась.
– Здесь работать заставляют?
– Нет. Просто на этом долбаном острове чем ещё заниматься? Когда работаешь, и время быстрей проскакивает. Сегодня часа три работала. Спина разболелась скрючившись.
– А что вы… ты делаешь?
– Сети вяжу. Рыбацкие. Хоть бы одного порядочного рыбака посадили, что ли. Эти дроиды тупые, почитай, каждый день сети об камни рвут. О, лёгок на помине, сука.
В комнату вкатился андроид-охранник. Марка ДэП-73. Я все марки знаю. Была пара проектов по связыванию андроидов разных типов для работы по одной задаче. Я бы их даже так и не называла. Ведь похожими на людей в настоящее время оставили только роботов для секса, да и те – контрабанда. Остальные чётко разделены по функционалу. ДэП – Defender-and-Pacifier – модель охранного робота. «Защитник-и-Успокоитель» – по-русски. Этот точно и успокоит, и защитит. Мощный тяжёлый куб с головой-полушарием, которой он даже вертеть не может. Хотя, впрочем, и не к чему. У него ведь восемь глаз по периметру. От них не скроешься.
– Прошу следовать за мной. Вас просят на допрос, – послышался баритон с металлическими нотками в голосе из недр куба. Приглашение явно относилось ко мне. Чтобы не возникло никаких сомнений, приказ был дополнен двумя тонкими пучками света: один – на лоб, другой – на грудь, в любой момент способных перейти на полную мощность и выжечь аккуратные дырочки в теле в случае неповиновения. Пришлось встать и выйти из комнаты перед своим сопроводителем. За дверью ожидал второй такой ДэП. Взяв меня в коробочку между собой, они повели по длинному, слабо освещённому коридору.
– Не дрейфь, подруга! Прорвёмся! – в спину мне раздался хриплый вопль сокамерницы.
Скрипучая дверь распахнулась, и свежий ветер со щенячьим восторгом ворвался внутрь. Стоило мне выйти из здания, как экваториальное солнце принялось за свою любимую работу – медленное тщательное прожаривание человеческого тела со всех сторон. Пока спустились к причалу, была уже липкой от пота. Охранники вместе со мной взошли на борт небольшого кораблика.
Точнее, это был треугольный плот. Плоский, без командной рубки, по краям ограждённый высокими по грудь бортами, корабль управлялся, видимо, автоматически. Стоило нам войти и поднять за собой откидывающийся в виде трапа задний борт, как плот начал движение. Двигался он, скорее всего, на подводных крыльях, во всяком случае, скользил над рябью волн без колебаний, с приподнятым над поверхностью передним углом, быстро, плавно и спокойно. Всё это непроизвольно отпечаталось в памяти движущейся картинкой помимо моего желания. Сознание было подавлено страхом, сжимавшим тело в один комок нервной дрожи. Что будет? Что меня ждёт? Вопросы без ответа сверлили мозг.
Наш полёт над океанской гладью продлился от силы минут пять, но состояние постоянной тревоги истощило меня, и я с какой-то отчаянной радостью вышла на берег другого острова. Бьюсь об заклад, Иль-Рояль. Скалистый остров покрыт густой растительностью. Пальмы, цветущие лианы, аккуратные дорожки, посыпанные белым песком. Идиллическая картинка. Невольно оглянулась. Наш тоже издали казался тропическим раем. Острова, как люди, суть выявляют лишь при близком знакомстве.
Однако передышка быстро закончилась. Настойчиво направляемая охранителями, вошла в белое одноэтажное здание с распахнутыми окнами. У одной из дверей мы застыли в ожидании. Не успела досчитать и до десяти, как дверь распахнулась – и на пороге увидела преклонного возраста мужчину в белой парусиновой церковно-офицерской форме. Он приветственным жестом пригласил меня внутрь, предложил сесть, а сам направился по другую сторону письменного стола. Офицер церкви, заметив застывшего у входа андроида, досадливо махнул рукой и громко произнёс:
– Ждите снаружи. Позову. И закройте дверь!
Едва она захлопнулась, седовласый мужчина обратился ко мне:
– Так-то лучше! Честно говоря, терпеть их не могу. Всё-таки живое человеческое общение ничем не заменишь, не так ли? Я их даже побаиваюсь слегка. Ведь ни черта же по этой каске на кубе не поймёшь. То ли дело мы, люди. По одним глазам можно повесть жизни прочесть! По вашим, например, можно сразу сказать, что вы понятия не имеете, почему вы здесь. Честно говоря, я тоже. Давайте вместе и выясним? Чай, кофе, вода?
– Водички, пожалуй.
– Одну секунду, – он хотел было уже выйти, но у самой двери остановился. – Да! Совсем забыл предупредить. Пожалуйста, не пытайтесь сбежать. Понимаю, открытое окно слишком привлекательно, но не советую. Смотрите сами.
Он вытащил из кармана бумажку, смял её в комок и бросил в окно. Комок, достигнув оконного проёма, вспыхнул ярким пламенем и наружу выпал уже кусочком пепла. Очень доходчиво, надо признать. Выйти в окно не удастся. Или, наоборот, если серьёзно припечёт, можно просто решить проблему – «выйти в окно». Но, судя по первому впечатлению, он собирается играть в «доброго исполнителя воли Божьей».
Надо осмотреться. Явных камер слежения не видно. Хотя портрет над столом какого-то устрашающего вида латиноамериканского генерала вызывает подозрения. Слишком чёрные зрачки. Хотите следить – чёрт с вами, прости меня господи. Побуду паинькой. Интересно, офицер женат? Обязательные по ритуалу фотки на столе отсутствуют. Но сам он одет аккуратно и чисто, хотя это может говорить о чём угодно. Возможно, офицер просто франт и был стилягой до воцарения Единой Церкви.
В каком он звании? Никогда не могла запомнить разницу между двумя крестиками и тремя. У него три. Автоматически заметила, что есть симметрия в знаках. Слева на воротнике буквы RAR, справа – крестики. Redire Ad Radices. Будто рычат на всех. Мне больше импонирует русский перевод этого девиза – «Возвращение к истокам». Намного благозвучней.
– Вот вода, прошу, – мужчина поставил передо мной откупоренную бутылку.
В один заход полбутылочки осушила. Благословенна влага, жизнь дарующая. Офицер тем временем спокойно разглядывал меня. Чёрт с тобой, радуйся, пока даром. В мои сорок есть ещё на что посмотреть. Жаль, лифчик забрали, а то эффект был бы ещё круче. Последнее время груди немного осели. По-моему, это нарушение моих женских свобод. Это моё право делать со своим телом, что захочу. А я хочу посадить свои груди в обшитые шёлком кельи с мягкими стенками для их же блага! Может, это одно из положений Единой Церкви – ходить без бюстгальтера?.. Всё-таки назад к истокам… кто знает, до каких истоков надо дойти, чтобы соответствовать? Я ведь, грешным делом, так и не прочла «Откровение» дальше пятой страницы.
Все эти мысли мелькали в голове встречными курсами, пока лихорадочно пыталась понять, что от меня хотят и как себя вести. Офицер, заметив, что отставила бутылку, сказал:
– Это последствия воздействия парализатора. Я имею в виду жажду. К вам ведь пришлось его применить, не так ли?
– Я ничего не помню.
– Это тоже объяснимо. Скоро память вернётся.
– Спасибо… за воду. Как к вам правильно обращаться?
– По званию проще всего. Патронус. Точнее, патронус Дэвид. А вас?
В мозгу сразу промелькнула иерархия званий Единой Церкви, вызубренная ещё в школе: адепты, апологеты, дефензоры, патронусы, кустосы, клекирусы и, наконец, сасердос прима. Что эти слова означают, забыла сразу после сдачи экзамена по Единой Церкви, а порядок помню. И цвет погон! У этого – зелёный. Мой офицер ближе к верхним эшелонам.
– Тамара. Тамара де Семэн. Две тысячи сто второго года рождения.
– О?! По вам не скажешь.
– Спасибо.
(Он решил пококетничать со мной? Или это только уловка?)
– Что вас привело во Французскую Гвиану?
– Туризм.
– Жаль, жаль… жаль, что решили играть со мной в кошки-мышки. Ведь Всевышнему известна правда, не так ли? И нам тоже. Вы ведь прибыли сюда сознательно, чтобы согрешить.
– Не поняла? На что намекаете?
– О-о-о, мадам, вы меня не так поняли. Я имел в виду ваше желание приобрести наноботы. Вы ищете доктора Валери, не так ли?
– Я просто турист. Хотела посмотреть страны Латинской Америки.
– Настаиваете на своём? Что ж, воля ваша. Поверьте, вы только усугубляете своё положение. Жаль, что такая красота пропадёт здесь. Срок вашего покаяния назначен – десять лет строгого пансиона. Я хотел помочь, но раз вы упорствуете…
Будьте добры, взгляните на это видео.
Он развернул дисплей компьютера ко мне. Сердце тревожно забилось – сразу узнала тот погребок в Париже, в котором состоялась встреча с мистером Джоном. Господи, когда же Ты научишь меня верить своим предчувствиям? Они ведь шептали, что нельзя идти на эту встречу. Всё с самого начала было вне закона, начиная с полутёмного бара-погреба, в котором, вопреки закону, вместо андроидов официантами работали девушки в практически разоблачённом состоянии, как во времена позапрошлого века. Сам погребок под очевидным названием «Между нами» должен был включить голос разума и вызвать опасения! Но разве можно остановить женщину в отчаянии? Я решила идти до конца… и, скорее всего, дошла.
Поначалу было видно лишь пустой стол с одинокой ромашкой в простенькой вазе да полутёмный зал с барной стойкой. Потом появилась я. Как ужасно, оказывается, выгляжу со стороны! Какая-то взлохмаченная, с отёкшими веками от недосыпа, испуганно озираясь, подхожу к столу и спрашиваю:
– Это вы – мистер Джон?
Я решительно отвернула от себя компьютер. Что было дальше помню и без него.
– Значит, мистер Джон – это ваша подсадная утка?
– Скорее селезень. Ха-ха-ха-ха! – закатился в смехе офицер Дэвид. Потом, внезапно став серьёзным, продолжил:
– А как вы хотели? Как нам, ревностным служителям Единой Церкви, выявлять скрытых врагов и греховодников? Как направить вас на верный путь? Развелось вас последнее время…
В это время на столе зазвонил телефон. Офицер нехотя ответил:
– Ола! Да, патронус Дэвид слушает. Что? ¡Maldito infierno!2 Опять? Среди недели? Ладно, приму меры, – и бросил раздосадовано трубку. – Чёрт подери этих вояк и учёных! Без всяких предупреждений?! Ведь есть же утверждённое расписание!
Затем Дэвид нажал кнопку в столе, и вскоре в комнате появился офицер чином ниже – с оранжевыми погонами. Значит, апологет. Он смиренно сложил руки на груди и произнёс:
– Что прикажете, патронус?
– Вот что, голубчик. Распорядись отменить все поездки на остров Дьявола на сегодня и завтра. Вечером, волею Всевышнего, назначен внеочередной запуск корабля.
Апологет склонил голову в знак покорности и покинул комнату. Тут наконец патронус вспомнил обо мне.
– Что же мне с вами делать? – офицер замолчал и закрыл глаза в раздумье. Лишь нервное постукивание пальцев по столу напоминало о том, что он не спит.
– Послушайте, мадам Тамара́, вы ведь образованный человек, не так ли? Как вам роль гувернантки на одну ночь, максимум две? Сегодня в пансион вернуться не удастся из-за запуска космического корабля.
– Гувернантки?
– Да… видите ли, у меня сын десяти лет. Совсем от рук отбился. Работы у меня невпроворот, а он совсем один дома. Андроидов в доме полно, конечно, но человеческое общение никто не заменит, не правда ли? Жена в настоящее время на материке по своим женским делам. Ну как? Не против? Только вам придётся переодеться. Думаю, платье вам больше подойдёт. Вам вернут одеяние, в котором доставили сюда. Одну минутку, я распоряжусь, – и офицер вышел из комнаты.
