Kitabı oku: «Сказка про царя Сухмана, про жену его Милану, про Змеёвича (про Змея) и соседа их Кощея. Былины и сказки в стихах»

© Фридрих Антонов, 2017

ISBN 978-5-4485-0329-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

В этой книге собрано несколько былин написанных в стихотворной форме. Былина – это яркий образец фольклорного творчества, свойственный славянскому этносу. Само название былины говорит о том, что это то, что некогда было «былью». В настоящее время, былины можно рассматривать, как одну из форм законсервированной информации о прошлом. Это своеобразный репортаж из глубины веков к нашей современности. Разумеется, что всё это облечено в своеобразную поэтическую форму, с определённой дозой поэтического вымысла и определённых временных наслоений, но тем не менее, это не что иное, как посыл из глубокой древности в наши дни.

Именно это и побудило меня использовать некоторые былины, как подстрочники для создания современных поэтических произведений о древности. Разумеется, взяты были не все былины. В эту подборку попали только те былины, которые чем-то поразили меня ещё в детстве. Или наоборот, по какой-то причине они были пропущены в своё время, а теперь оказались чем-то вроде откровения, а может и недоумения, как например, былина – «Вавило и скоморохи».

Первая былина – это Вольга и Микула. Она была первой былиной в системе ещё советского школьного образования. Поэтому, наверное, она и запомнилась больше других. В ней меня поразила архаичность повествования и твёрдая уверенность в незыблемости и основательности всего того, что связано с землёй. Когда даже рафинированные в своей военной культуре богатыри, оказываются беспомощными в сравнении с обычным крестьянином. Такова и вторая былина Святогор и Микула, но она меня поразила ещё большей древностью, несмотря на повествование о том, что Святогор Илью Муромца в кармане носил. Скорее всего – это последнее замечание, есть одно из последующих наслоений на древний сюжет потому, что в действительности между этими героями лежит большой временной интервал, возможно и не одно тысячелетие.

Следующая былина – «Добрыня и Змей». Это одна из наиболее ярких страниц былинного эпоса. Это былина, в которой богатырь показан наиболее близко к обыденному, человеческому образу. Вот, например, Вольга и Святогор – это скорее богатыри-схемы, чем люди, а Добрыня – нет. Здесь он – более живой, более человекоподобен (если можно так выразиться). Этим данная былина выгодно отличается от других былин и тем же самым она и интересна.

Былина о «Садко» интересна тем, что она наверное одна из наиболее близких к нашему времени повестей, в которой чётко прослеживаются следы существования новгородской республики. Несмотря на сказочный сюжет в ней нет следов глубокой древности.

И в этом она больше похожа на жизнеописание реального человека, фантазией сочинителя ввергнутого в сказочные пертурбации.

Былина о Дюке Степановиче, одна из наиболее интересных былин. Она одна из немногих, что более всего и подходит под определение – былина. В ней нет практически сказочных явлений и действий. Исключение составляют разве что ловкое проскакивание Дюка через вражеские заставы на пути из Галича в Киев, да история со сбором меченных стрел с ярлычками, которые собирал орёл для Ильи Муромца. Во всём остальном – здесь описание вполне реальных событий. И вот тут интерес вызывают две темы. Одна из которых – это явное соперничество галицких и киевских земель, что само по себе не является новостью. А вот другая новость является действительно новостью, на которую учёным следовало бы обратить внимание. Во время беседы Дюка Степановича с каликами перехожими, последние заявили, что идут в Галич и уточнили, что идут они – в Индию богатую. Тут следует сказать, что именно из этих мест (пространство между Чёрным и Балтийским морями), по утверждению практически всех серьёзных учёных (кто занимался Синдикой), в III тысячелетии до нашей эры вышли индийские племена и направились страну Джамбу Двипа (современную Индию). То есть «инды» вышли отсюда и понесли с собой название «Индия». Которого в стране Джамбу Двипа не было. Вот и получается, что в былине о Дюке Степановиче запечатлена древняя память примерно 5000 летней давности. Сама былина конечно имеет не более чем 1000 летний возраст, но вот память, зафиксированная в ней, гораздо древнее.

Былина «Вавило и скоморохи» заинтересовала скорее всего, своей необычностью. Во-первых, она не имеет ничего общего с богатырским эпосом. Богатырей, как таковых, здесь вообще нет. По своей структуре и содержанию, это вообще, что-то среднее между скоморошьими, религиозно назидательными притчами, и морально-этическими сентенциями, с оттенками воинствующей религиозности. А ещё в ней есть какая-то невероятная смесь не просто древности, а вообще архаики (например, стада быков, выпивающие воды потопа вызванного колдовством), со сравнительно недавними временами (олицетворением которых являются христианские святые – Козьма и Демьян). В общем, это какая-то довольно странная и довольно необычная былина.

И наконец последняя полусказка, полубылина «Про царя Сухмана, про жену его Милану, про Змеёвича (про Змея) и соседа их Кощея». Сказка хорошая, весёлая, написанная вашим покорным слугой. Предисловие к ней приведено непосредственно перед самой сказкой.

Ф. Антонов

Вольга и Микула

 
Святослав-богатырь долго жил на земле—
Девяносто с лихвой, но преставился.
Жизнь свою он провёл в богатырском седле,
Срок пришел и он к богу отправился.
 
 
Сын его малолетний остался один,
В колыбели беспечно забавился.
Мамки-няньки растили младенца-Вольгу,
Чтобы вырос и громко прославился.
 
 
Стал Вольга подрастать, в игры ловко играть,
Рос весёлым, не ведая хмурости,
Молодецкую стать стал уже набирать,
Захотелось ему много мудрости —
Рыбой-щукой ходить, серым волком бродить,
Рыскать всюду, не ведая трудности.
 
 
А потом стал Вольга и дружину сбирать —
Тридцать молодцев, но без единого.
Двадцать девять бойцов, удалых храбрецов,
Сам Вольга был, для счету былинного,
Три-десятым бойцом да таким молодцом —
Боевого борения славного,
Что ему в этом не было равного!
 
 
Так и стал он, средь равных, таким удальцом,
Что его все признали за главного!
 
 
Был еще у Вольги дядя – киевский князь.
Подарил ему как-то три города —
Первый Гуровец был,
Был Орехов второй.
В третьем тоже, от пят и до ворота,
Все крестьянами были. Пахали поля.
Так и звался тот город – Крестьяновцем,
И дарила им хлеб золотая земля.
В общем, все они были – крестьяновцы.
 
 
Вот поехал Вольга дань свою собирать,
Со своей богатырской дружиною.
В поле выехал, видит в том поле мужик
Пашет землю сохою старинною.
 
 
Понукает кобылку, кобылка идет,
Борозду методично проводит,
Пашет будто бы песню какую поет,
Землю к севу в порядок приводит.
 
 
Захотелось Вольге оратая догнать,
Он коня в след ратаю пускает,
Два дня гонится! Тщетно! Не может догнать,
Наконец-то его догоняет:
 
 
«Бог те в помощь, ратаюшко! Поле вспахать!
И крестьянствовать дальше на поле».
«Ну, спасибо, Вольга! А куда ж ты идёшь?
Со своею дружиною вольной?»
 
 
Отвечает Вольга: «За получкой иду!
За урочной положенной платой
К городам Гурчевцу и Ореховцу,
После пойду и к Крестьяновцу…»
 
 
«Я на кудлатой,
На соловой кобылке вот этой своей,
Был намедне в том Гурче. Скупался!
Много соли привёз – два по сорок пудов.
Ну, скажу тебе, страху набрался!
 
 
Ведь живут там разбойники! Деньги берут.
За проезд – подорожные просят!
Я им всем заплатил, крепкой палкой своей,
До сих пор там отметины носят!
 
 
Тот, кто стоя стоял, – после сидя сидел,
Потому, что стоять нету мочи.
А кто сидя сидел, – нынче лежа лежит.
Больше брать подорожных не хочет!
 
 
«Слушай, пахарь умелый! Поедем со мной!
Ты поможешь с моею заботой!
Ты, я вижу, – напарник надёжный такой.
И не будет отказа в работе.
 
 
И с оплатой не будет! Что скажешь ты мне?
Что тебе эти – труд и забота…?
Тот бросает соху в борозде, средь полей.
И – к Вольге, на шальную работу!
 
 
Но отъехав от места с версту, с небольшим,
Невзначай, как-то так, вспоминает,
Что оставил соху средь степи, в борозде
И к Вольге свою речь обращает:
 
 
«Ты послал бы Вольга трёх своих удальцов,
Пусть они наконечники снимут.
Омеши-наконечники – ценность у нас!
А соху осторожно поднимут,
От земли отряхнут (не сочтя за труды!)
Да в ракитовый куст и закинут».
 
 
Посылает Вольга трёх могучих ребят.
Но они и подвинуть не могут.
Он десяток туда. Но одна суета.
Эти тоже ничем не помогут!
 
 
Вся дружина собралась и к сошке идет —
Крутят, вертят, но сошка – ни с места!
Пахарь сошку одною рукою берет,
От земли кое-как отряхает,
А другою омеши из сошки берёт,
В общем просто из гнёзд вынимает.
 
 
А потом, размахнувшись, в пол-силы, с плеча,
Как игрушкою, будто играя,
Без натуги, свободно (и не сгоряча) —
В куст ракитовый молча бросает.
 
 
«Дармоеды, однако, они у тебя», —
Земледелец Вольге замечает.
 
 
Снова сели они на рысистых коней,
Дальше, только лишь в сказке бывает —
У крестьянина рысью кобылка идет,
Остальные же, не поспевают.
 
 
Стал Вольга колпаком, то есть шлемом хлестать,
Стал покрикивать – не догоняют,
Ты постой-ка, постой!
Он кричит мужику:
 
 
«Придержи! Наши не поспевают!
Если б эта кобылка была бы конём,
За неё бы пять сотенок дали».
 
 
«Я её сосунком, за пять сотенок брал.
За пять сотен её и отдали!
А теперь, коль была бы кобылка конём,
Ей цены бы наверно не склали!
 
 
И пытает Вольга, восхищенно дивясь,
«Как зовут тебя, мирный селянин?»
 
 
Отвечает ему этот пахарь-мужик:
«Да я весь, по натуре, – крестьянин!
Я вот ржи напашу да в скирды намечу,
С поля выволочу, дома вымолочу!
 
 
Потом пива наварю – мужиков всех угощу.
Загуляют мужики – запоют на ужинки!¹
Тут и станут плясать, и меня величать,
Разговаривать и приговаривать,
Под осенние звоны малиновы.
И Микулой зовут Селяниновам.