Kitabı oku: «Когда он проснется»
Иногда жизнь преподносит такие неожиданные сюрпризы, что начинаешь сомневаться — читаешь ли ты детективный роман или, к примеру, находишься в кинотеатре…
Норман Фишер, американский публицист
1
— Нет, нет, Левчик, ты не врубаешься, униатство — это как раз самая клевая вера.
Крупный бритоголовый парень с льняным чубом, в расстегнутой кожаной куртке из белой пушистой овчины, сидя вполоборота к водителю, оживленно и убедительно жестикулируя, пытался донести до своего собеседника весь сокровенный смысл идеи единой христианской церкви. Это у него получалось не ахти как, но недостаток своего красноречия чубастый парень компенсировал искренней и непоколебимой уверенностью в своей правоте. Парень говорил с сильным малороссийским акцентом.
— Это самая подходящая вера для нас. Должна же быть у Украины своя церковь? Ну ты понимаешь, католицизм для поляков, православие для москалей, в Германии, скажем, протестантизм… А для Украины необходимо иметь свою веру, чтобы государственная идея была, понимаешь? Идея объединения всех украинцев против москалей и ляхов. И всех остальных. А это как раз униатство.
Старенькая темно-вишневая, давно не мытая «девятка» проехала мимо станции метро «Университет» и, свернув с проспекта Вернадского на тихую улицу, ведущую к МГУ, притормозила метрах в ста от автобусной остановки. За деревьями, обильно припорошенными пушистым снегом, за высокой решетчатой оградой, желтели немногочисленные университетские корпуса. От них до остановки вела через газоны расчищенная от снега узкая тропинка. Рядом, с другой стороны улицы, возвышалась темно-серая громада Московского университета.
Остановка была пуста. Вскоре появился мужчина в короткой дубленке с портфелем, успел на ходу заскочить в подошедший автобус и уехал. Вишневая «девятка» с тонированными стеклами стояла у обочины, не заглушая двигателя. Прохожие не обращали на машину никакого внимания.
— Униаты — это ж секта? — неуверенно предположил водитель «Жигулей», которого чубастый собеседник называл Левчиком.
Он был немного старше парня в овчинной куртке и, судя по чистому выговору, являлся москвичом, но прислушивался к словам своего напарника с явным интересом и уважением. Однако в его глазах было еще одно — тревога.
— Идея унии — снова объединить православных и католиков, сечешь? Чтобы была единая христианская религия. При Екатерине униатство запретили, потому что москали боялись, что у нас будет своя церковь, — уверенно доказывал белочубый, время от времени делая небольшие паузы, чтобы подыскать русский аналог украинскому слову, — а теперешние красные попы вообще его боятся, как черт ладана. А униатство пришло к нам из Византии, из Константинополя. Когда патриарх Константинопольский призвал всех христиан, католиков и православных снова объединиться в одну церковь, москали первыми откололись и создали свою патриархию. А теперь, когда мы хотим создать свою церковь, московские попы анафемой грозятся. А что нам их анафема? Тьфу — и растереть.
Водитель «девятки» разбирался в истории еще меньше своего «идейного» собеседника, а подозрительная каша из исторических фактов окончательно поставила его в тупик.
— Ты хочешь сказать, что униатство должно быть государственной религией? А если это случится, то что? — спросил он. — Ты думаешь, лучше будет?
— А чего ж?! Конечно, лучше! — уверенно ответил бритоголовый. — По крайней мере на поклон к московским попам ездить не придется. И Рождество будем праздновать цивильно, не седьмого января, а двадцать пятого декабря, как все нормальные люди. Как Европа.
— А Пасху? — заинтересовался Лева.
— Пасху тоже.
— Что «тоже»? Когда будем отмечать, по католическому календарю или по христианскому?
— Не «по христианскому» говорить надо, а «по православному». Эх ты, москаль недобитый! — ухмыльнулся сторонник униатства. — Пасху тоже вместе со всей Европой праздновать будем. Такие времена настанут, Левчик…
— По католическому, значит? — насупился Лева.
— А тебя жаба душит? — заржал его собеседник.
— Нет, просто… Почему именно все надо делать по католическому?
— А чтоб назло твоим москальским попам.
— Так что, выходит, униатство — это просто католичество, только на украинской мове?
— Дубина ты стоеросовая, — обиделся бритоголовый. — Объясняй тебе, объясняй, а все не доходит.
Разговор сам собой затух. Сидящие в машине то и дело поглядывали на часы. Они явно кого-то ожидали. И водитель, и его собеседник в куртке из овчины не сводили глаз с тропинки, ведшей к одному из университетских корпусов.
— Ну де ж вона? — нетерпеливо теребя пуговицу, приговаривал «малоросс».
Тот, кого они ждали, должен был появиться с минуты на минуту. Он или, вернее, она ходила по этой тропинке каждый день. Но сегодня она почему-то задерживалась.
Стоял морозный солнечный день. Ночью и утром в Москве шел снег, и белоснежные сугробы по обе стороны узкой расчищенной тропинки искрились, слепя глаза. Весело чирикали снегири, перепрыгивая с ветки на ветку, отчего отдельные снежинки, а то и небольшие комки снега падали вниз. Чистый морозный воздух был особенно прозрачен.
— А почему православие не может быть на Украине государственной религией? — нарушил молчание водитель.
— Потому что православие — русская вера, — наставительно ответил бритоголовый парень, — все, кто ходят в церковь, — русские. Кто в костел — католики. Нужно же, чтобы и украинцу было куда пойти? Справедливость должна быть?
— Не ведь есть отдельная Украинская православная церковь? — несмело возразил Левчик.
— А автокефальная православная церковь вроде секты, — строго отвечал чубастый, — русский патриарх на нашего анафему наложил, как на Мазепу.
— Поэтому Кучма своего отца в русском православном храме отпевал, а не в автокефальном? — спросил Лева, внимательно что-то про себя обдумывая.
Парень в овчинной куртке несколько раз смигнул. От напряженного всматривания у него заслезились глаза.
— От бис, — выдохнул он. — Солнце слепит.
Достал из кармана куртки солнечные очки и надел.
— Вот я потому и говорю, что лучше было бы государственной религией сделать униатство. Все сразу ясно станет. Кидал бы ты, Лева, свою Москву да перебирался обратно к нам у Львив. Там сейчас весело. Хлопци таки гарные дела робять, закачаешься. А то ты тут совсем обмоскалился, гляжу. Зараз, як у мови размувляти, забув. Так, чи ни?
Водитель вздохнул, немного сдвинул на затылок аудионаушники, подключенные к обычной автомагнитоле. Из-за них он плохо слышал своего напарника.
— Мороз сегодня, — задумчиво произнес он. — Слишком холодно, чтобы стоять. Все пешком до метро топают. Может, она по другой дороге пошла?..
— Не, она точно придет… Следили же. Наблюдали. Кожний день ходить, значит, и зараз пойдеть.
Они снова помолчали.
— Богдан, а у униатов свои святые есть? — спросил Лева.
По всему было видно, что эта идея глубоко его поразила и теперь, несмотря на напряженность момента, никак не шла из головы.
— Есть, — не очень уверенно ответил парень в овчинной куртке и резко поменял тему разговора: — Да, Львив теперь бы ты не узнал. Гарно там. Москали у нас по улицам шастать теперь так запросто, как раньше, не рискуют. Заходим мы раз с хлопцами в «Бульбяную» на проспекте Джохара Дудаева, слышу, в углу за столиком кто-то нагло так по-москальски чешет языком. Подхожу к ним, говорю: «Хлопци! На родиме нашего проводыря Семена Бандеры брехать по-москальску дюже не раю». А там трое таких лохов, знаешь, сразу замитусились, один на мове ко мне: «Дзецюки, ми сами вкраинци, то наш сябор з Литвы не говориць на украиньской мове». Видал бы ты, как они хвосты прищучили.
Слушая напарника, Лева мечтательно улыбнулся.
Остановка постепенно заполнялась людьми. Со стороны университетских корпусов вышла толпа подростков лет семнадцати-восемнадцати, все в ярких «кислотных» прикидах. Парня в овчинной куртке особенно поразил субтильный молодой человек с рыжей донкихотской бородой и усами, в красных джинсах и пестрой вязаной шапочке.
— Видал? — ухмыльнулся он, кивком показывая Леве на студента. — Цирк сгорел, и клоуны разбежались. Вот у Львиви мы такому враз бороденку-то повыщипываем.
— Занятия кончились, а ее нет, — повторил Лева.
Ему было не по себе. Хоть он и вызвался добровольно помочь землякам провернуть это дело, но в его планы не входило долго стоять в запрещенном месте на виду у прохожих. Да и вообще, положа руку на сердце, дельце это ему не слишком нравилось.
— Ничего, Лева, не журыся, будет тебе белка, будет и свисток. Сейчас она появится.
Богдан достал из пачки последнюю сигарету, закурил, смятую пачку выбросил в форточку.
Водитель, ничего не отвечая, снова надел наушники и продолжал всматриваться в пеструю толпу, идущую по тропинке со стороны университета. Время от времени он бросал нетерпеливый взгляд на стрелки часов на приборном щитке. Со стороны казалось, будто он слушает музыку.
— Вон она, — внезапно сказал Богдан.
— Где?
— В блакитной… э-э, в голубой шубе. Идет мимо остановки. Не одна. З парубком.
— Вижу. Остановилась возле киоска. И фраер с ней. Кто такой? Ты его раньше видел?
— Не, не видел. Какая разница? Побубнят и разойдутся.
Водитель не сводил глаз с парочки.
Девушка в длинной шубе из меха голубой нутрии и ее спутник — высокий парень в спортивной куртке с фирменным значком «Найк» на спине — остановились у рекламного щита метрах в десяти за остановкой.
— Ну что, Лева, их слышно?
— Так, более-менее.
Водитель отрегулировал громкость на щитке автомагнитолы. Микрофон направленного действия был установлен снаружи, на месте антенны. В наушниках среди уличных шумов и разных других помех послышались голоса девушки в голубой шубе и ее приятеля.
— Кажется, сегодня еще холоднее, чем вчера, — сказала девушка.
— Минус семнадцать, — ответил ее кавалер. — Я посмотрел на термометр, когда выходили.
— Я уже дошла до семидесятой страницы, но так еще и не поняла, кто убил миссис Редгрейв.
— А это пока еще не известно, Дженнифер выяснит все в последней главе.
Девушка облегченно вздохнула:
— Слава богу! Значит, я не такая тупая, как мне показалось. Вообще, Костя, у меня искушение зайти в библиотеку, найти перевод этого романа и узнать все по-быстрому, чем там дело кончилось.
— Я так и думал, поэтому специально для тебя выбрал такой роман, который у нас еще не издавался.
Девушка и ее приятель стояли на остановке, чуть переминаясь с ноги на ногу от сильного мороза.
— За что базарят? — Богдан нетерпеливо потеребил водителя за рукав. — Про что треплются?
— Так, ерунда всякая. Приготовься, сейчас будут расходиться.
— Костя, вот твой автобус, — сказала девушка. — Пока! Завтра увидимся.
Богдан подался всем телом вперед, готовясь выскочить из машины, но ничего не произошло. Они по-прежнему стояли вместе. Девушка в голубой шубе, видимо, никак не могла расстаться со своим приятелем.
— Блин! — Богдан откинулся на спинку сиденья.
— Тут стоянка запрещена, — недовольно сказал Лева. — Уже двадцать минут тут светимся, не хватало только гаишника.
— Спокойно, не дергайся. Дотреплются и разойдутся.
— А вдруг за ней машина сейчас приедет?
— Не приедет.
— Откуда ты знаешь?
— Лева, не е…и мне мозги! — отрезал Богдан.
Разросшаяся толпа на остановке неожиданно спрятала из виду парочку у рекламного щита.
— Подъедь поближе, — попросил Богдан. — Я их не вижу. Поближе подберись.
«Девятка» на малой скорости проехала мимо остановки и притормозила у обочины, по-прежнему не глуша мотор. Теперь рекламный щит оказался справа, и Богдану хорошо была видна девушка в голубой шубе и ее приятель. Они по-прежнему о чем-то беззаботно болтали, собираясь расходиться, но все еще медля. Услышав шум подъезжающей машины, девушка мельком посмотрела в сторону «Жигулей», но сразу же отвернулась.
— Не глуши мотор.
— Знаю, — огрызнулся Лева. — Она нас засекла.
— Не важно. Не трясись ты так. Все в порядке. Сиди спокойно.
Сзади к остановке подходил автобус. Шофер автобуса просигналил им, мол, чего встали, не загораживайте проезд. Лева еще немного подался вперед и прижался к самой обочине.
— Куда? Там снега выше колес! — рявкнул Богдан. — Завязнешь в самый момент — убью.
— Я что, нарочно? — примирительно сказал Левчик. — Хочешь, чтобы автобус весь зад нам помял?
— Тебе пять минут осталось сидеть в этих долбаных «Жигулях», а ты трясешься над каждой царапиной?
— Еще не известно, сколько мне в них сидеть, — буркнул тихо Лева.
— Побубни еще. Скажу батьке.
— Ладно, я ж ничего…
— И включи тарахтелку на всю громкость, я же не слышу ни хрена!
Лева снял наушники и переключил звук микрофона на динамик автомагнитолы. В салоне, почти заглушаемые посторонними звуками, зазвучали голоса девушки и ее кавалера:
— …Собирается на Татьянин день устроить что-нибудь эпохальное. Ты в курсе?
— Нет. Меня они не пригласили.
— А ты сама хочешь пойти на этот бал?
— Не знаю. Мне как-то неловко… Я почти никого с нашего курса не знаю.
— Мне одному тоже идти не хочется. Может, пойдем вместе? У меня пригласительный на два лица. Хочешь пойти?
Девушка тянула паузу.
— Ну не телись, соглашайся скорее, — хмыкнул Лева.
Батька обещал ему за помощь в этом деле машину — почти новую «ауди» девяносто четвертого года выпуска, растаможенную и уже пригнанную с Украины. В Москве автомобиль стоил тринадцать тысяч, Леве, как своему, его отдавали за треть цены. Теперь, когда Богдан пригрозил пожаловаться батьке, Лева старался держаться перед напарником наигранно бодро.
— Даже не знаю, Костя. Наверное, было бы неплохо, — сказала наконец девушка.
— Значит, идем? — обрадовался ее приятель.
— Ладно, идем.
— Значит, скоро повеселимся. Я очень рад, правда. Пока!
— Пока-пока, скоро повеселитесь, — негромко пообещал им Левчик. — Очень скоро…
Совершенно неожиданно для него Богдан вдруг вылез из машины и пошел в сторону парочки.
— Куд-да ты?.. — только и успел процедить Лева сквозь зубы. Но Богдан уже не слышал своего напарника.
Глубоко проваливаясь в кучу снега, наметенную на краю тротуара, сунув руки в карманы овчинной куртки, Богдан равнодушно прошел мимо парочки, слегка толкнув плечом приятеля девушки в голубой шубе, и подошел к табачному киоску. В это время к остановке подкатил автобус-»гармошка», и плотная человеческая масса ринулась в распахнутые двери салона.
Богдан вытащил из кармана купюру и, протянув ее в окошко, получил взамен пачку сигарет. При этом чубастый не забывал поглядывать в сторону парочки.
Молодые люди решили наконец расстаться. Стоя спиной к «Жигулям», девушка помахала рукой своему кавалеру. Он в последний раз обернулся, запрыгнул в автобус. Остановка опустела: люди набились в автобус.
Лева почувствовал, что у него задрожали колени и руки покрылись липким холодным потом. Он выключил микрофон, приоткрыл заднюю правую дверцу и положил руку на переключатель коробки передач. За действиями Богдана он наблюдал в зеркало заднего вида.
Купив пачку сигарет, тот с независимым и равнодушным видом, сунув руки в карманы, продефилировал мимо девушки к «Жигулям», но потом, словно что-то вспомнив, вернулся и обратился к ней с вопросом. Как и было запланировано.
Девушка выслушала его, огляделась, пытаясь сориентироваться, и, показывая варежкой в сторону проспекта, стала что-то втолковывать Богдану.
«Сейчас… Сейчас начнется… — думал про себя Лева, стараясь изо всех сил сдержать дрожь в руках. Его даже затошнило от волнения. — Скорей бы уже, чего он тянет?»
Внезапно быстрым натренированным движением Богдан поймал руки девушки, заломил их за спину так, что девушка согнулась пополам, свободной рукой натянул ей на голову капюшон шубы и, сжимая одной рукой ее запястья, другой держа за капюшон, головой вперед потащил жертву к машине.
Разумеется, он и не думал, что ему окажут сопротивление, но на деле все оказалось еще легче, чем он себе представлял. Девушка была маленького роста и такая легкая, что Богдан запросто поднял ее одной рукой за капюшон шубы, другой распахнул заднюю правую дверцу и, как щенка, легко зашвырнул на заднее сиденье. Потом залез и сам. Машина сорвалась с места.
Все происшествие заняло не больше минуты, и, скорее всего, на него никто не обратил внимания. Да, собственно говоря, на улице практически никого уже не было: все уехали в автобусе. Это совершенно не было похоже на похищения, которые показывают в боевиках: без криков о помощи, без сопротивления и угроз. Все произошло спокойно и буднично, как обычная семейная ссора, средь бела дня, на оживленной московской улице, и случайные очевидцы этого происшествия — пассажиры маршрутного автобуса — уже через несколько минут забыли об инциденте.
Все, кроме одного.
…Костя уже успел зайти в автобус и протолкаться к компостеру, когда в проталину на заиндевевшем стекле увидел, что незнакомый человек в черной овчинной куртке тащит Ольгу к машине.
— Пропустите! Дайте выйти! Не закрывайте двери, я выхожу! — крикнул он, проталкиваясь к выходу под недовольное шиканье пенсионерок, столпившихся у двери. Он так интенсивно застучал по дверям, что водитель, несмотря на инструкции, притормозил и открыл дверь.
Когда Костя выскочил из автобуса, то успел увидеть лишь, как «Лада», набирая скорость, обгоняет грузовик и сливается с потоком машин, идущих в сторону Ленинского проспекта. Через минуту машина скрылась. Однако Костя успел с толком использовать эту минуту. Он успел рассмотреть номер машины.
В полной растерянности Костя огляделся по сторонам. Все кругом было так же, как и пару минут назад. Мимо торопливо семенили прохожие, закрывая шарфами и варежками красные от мороза носы.
На том месте, где только что стояла «девятка», валялась смятая пачка сигарет «Кемел». Без всякой конкретной цели, интуитивно, Костя поднял ее и сунул в карман.
Машина скрылась за поворотом. Теперь на улочке, рядом с университетом, все было так, будто ничего и не произошло. Люди шли по своим делам, проезжали машины, на покрытых снегом ветках деревьев весело чирикали снегири. Только Костя Маковский знал о том, что произошло.
Что делать? Пожалуй, Костя знал ответ на этот вопрос.
Лева едва сдерживался, чтобы не гнать свою «девятку» как можно быстрее. Но ему приходилось ехать не быстрее семидесяти километров в час, чтобы не выделяться из ряда таких же грязных, замызганных, покрытых прилипчивой московской грязью автомобилей, в три ряда заполонивших проспект Вернадского.
Промелькнул гаишник в объемистом тулупе с поднятым воротником. На перекрестке со стороны центра скопилась страшная пробка, Лева мысленно возблагодарил Бога, что им не нужно ехать в том направлении.
В салоне «девятки» запахло эфиром.
— Что, что такое?! — заволновался Левчик.
— Я немного разлил на сиденье, — признался Богдан.
— Сколько? Много? Мы сами не вырубимся?
— Ты же у нас профессор, чего ты меня спрашиваешь? — огрызнулся Богдан. — Я на всякий случай форточку не буду закрывать.
— А если девчонка очнется? — всполошился Лева. — Лучше закрой.
— Да ладно тебе. Ты лучше скажи: эта фигня вообще долго действует?
— Не очень. Несколько минут. Держи все время платок возле ее носа.
— Сколько это — «несколько»? Три минуты, пять, пятнадцать?
— Сколько надо, столько и будет! — разозлился Лева. — Только не отпускай платок.
Богдан заглянул в лицо спящей.
— А она не каюкнется? — с сомнением поинтересовался он.
— Не должна.
Ехали они не долго, минут пять, и вскоре свернули с проспекта на узкую улицу. Потом проехали немного вниз, и вскоре машина, вписавшись в темную арку, оказалась во дворе жилого дома.
— Ну вот, — с облегчением вымолвил Левчик, — кажись, все тихо.
В занесенном снегом тихом дворе высотного сталинского дома, в условленном месте, их ожидал джип, синий «ниссан». За рулем сидел мужчина лет тридцати.
— Живе вильна Украина! — бодрым тоном приветствовал его Богдан.
— Здорово, Михась, — кивнул Лева.
Мужчина молча деловито кивнул.
Спящую девушку под руки вытащили из машины и положили в багажник джипа. Руки ее склеили за спиной широким скотчем.
— Рот тоже, — тихо посоветовал Михась.
Богдан оторвал зубами еще кусок скотча и наклонился, чтобы заклеить жертве рот.
— Подожди. — Лева накрыл лицо девушки платком и на всякий случай плеснул сверху на платок еще эфира. — Поверху заклеивай.
— Фу, гадость, — сморщился Богдан и, стараясь не нанюхаться эфира, задержал дыхание.
Девушку накрыли ковром и набросали сверху пустых картонных коробок от электрических чайников. Багажник заперли.
— Ну все, можешь прощаться со своей старушкой. — Богдан похлопал Леву по плечу.
Лева на всякий случай предусмотрительно протер руль своей машины носовым платком, вытащил магнитолу и вырвал из гнезда для антенны маленький радиомикрофон направленного действия, приобретенный давеча на Митинском радиорынке. Затем запер «девятку», а ключи зашвырнул подальше, за заборчик детского сада. Они пролетели метеором по широкой дуге и глубоко утонули в сугробе.
— Мог бы и в зажигании оставить, — сказал Богдан.
— Вот еще! Не хочу, чтобы какой-нибудь лох ее угнал.
Богдан хохотнул.
Подельники сели в джип. Зажглись фары. «Ниссан» спокойно вырулил со двора и исчез, слившись с потоком машин на залитом огнями проспекте.
