Kitabı oku: «Сибирский спрут»
1
Новая компьютерная игра называлась «Кровавый остров». От захватывающих поворотов сюжета у друзей бежали по спине мурашки.
…Путешественники терпят крушение и попадают на остров, кишащий змеями, крокодилами и кровожадными туземцами. Они пробираются через джунгли, где засел головорез-одиночка, который повсюду расставил мины-ловушки. По ходу действия путешественникам нужно избежать всех опасностей, обойти ловушки, прикончить головореза, взять в плен вождя туземцев и уговорить его стать проводником. Туземец поможет путешественникам добраться до вершины горы, где в кратере потухшего вулкана спрятан маленький вертолет. Они должны успеть покинуть остров до того, как вулкан начнет извергаться. Дополнительной преградой служит маньяк — пилот истребителя, который появляется в небе в самый неожиданный момент и обстреливает все живое управляемыми ракетами…
После школы Леша Трегубов привел товарищей к себе, чтобы поиграть в новую игру на своем домашнем компьютере. Он был одним из немногих, у кого дома стоял настоящий компьютер, а не игровая приставка к телевизору. И этим Леша Трегубов очень гордился.
Сначала мальчишки поиграли, потом, когда пялиться на мерцающий экран компьютера надоело, немного побегали по квартире, гоняясь друг за дружкой с игрушечными пистолетами. Потом Леша, чтобы окончательно закрепиться в роли авторитета, продемонстрировал друзьям отцовский «макаров». Он торжественно открыл ящик секретера и вынул коробку, в которой, завернутый в чистую тряпочку, лежал самый настоящий пистолет!
Мальчишки с уважением причмокивали и качали головами, взвешивая на ладони настоящее оружие. Пистолет внушительно и незнакомо тяжелил руку.
— Вот это да! Здорово. Настоящий… — завистливо восторгались друзья, — …как у милиционеров…
— Я даже знаю, где папа патроны прячет, — похвастался Леша.
— Давай зарядим его и стрельнем с балкона, — предложил толстый Мишка, но Трегубов-младший, минуту поколебавшись, все же отверг предложение.
— В другой раз. Сейчас лучше еще на компьютере поиграем.
Он положил пистолет обратно в коробку, сунул ее на прежнее место в секретер и запер замок. Ключа от секретера у него не было, но Леша давно научился открывать замок маминой пилкой для ногтей.
Мальчики вернулись в детскую и снова расселись вокруг компьютера. Леша занял командирское место за пультом, остальным отводилась роль зрителей и советчиков.
На некоторое время в квартире воцарилась тишина, прерываемая только возгласами игроков и звуковыми сигналами, доносящимися из колонок.
— Класс! Мощно!
— Да уж покруче, чем «Мортал комбат».
— Давай бей! Сбоку обходи! Переключайся на шотган!
Мальчишки тесней сгрудились вокруг Леши Трегубова и, заглядывая через плечо товарища на экран компьютерного монитора, давали ему советы и подсказывали ходы.
— А теперь из гранатомета!
— Ключ ищи, ключ…
— Сам знаю, не командуй.
— Не наступай на камень, там мина-ловушка! Ну дурак… — раздались со всех сторон разочарованные комментарии, а на экране монитора замигала надпись «game over».
Не успев перейти через кишащее крокодилами и змеями болото и добраться до второго уровня, вся команда в полном составе подорвалась на мине.
— Ну вот! В пятый раз из-за тебя с самого начала начинать! Говорил, сохраняться надо! Дай теперь я сяду, — попросил толстый Мишка.
— Отстань, я сам!
— Хватит, ты уже три раза подорвался. Теперь моя очередь.
Свергнутый командир обиженно слез со стула. На его место уселся Мишка, который советовал не наступать на камень, и игра началась с самого начала.
Леше стало скучно — он уже трижды проходил первый уровень. Чтобы развлечься, он поплелся на кухню к холодильнику и сделал себе бутерброд с докторской колбасой.
— Губа, иди скорее сюда, Мишка на второй уровень переходит! Они уже нашли карту и идут через джунгли!
Леша вернулся в детскую. Привстав на цыпочки за спиной товарища, он с завистью наблюдал, как ловко этот толстяк расправляется со всеми ловушками и ведет команду путешественников через джунгли…
В прихожей послышался резкий, чужой звонок в дверь.
— Губа, ты же говорил, что твои шнурки поздно с работы приходят? — разочарованно переглянулись игроки.
— Ну да. Наверное, это кто-нибудь чужой. Сейчас посмотрю.
Леша выбежал в прихожую, заглянул в дверной глазок.
На площадке перед дверью их квартиры переминался с ноги на ногу незнакомый человек в такой же, как у Лешиного отца, форме офицера милиции. Человек добродушно улыбался. Услышав за дверью шаги и шорох, он сказал, обращаясь к глазку:
— Привет, малыш! Мне нужно передать твоему папе кое-какие документы. Открой, пожалуйста.
— Папы нет дома, — ответил Леша.
— Я знаю, он сам просил меня принести эти документы ему на дом. Открой, пожалуйста.
Леша хорошо помнил о строжайшем запрете родителей открывать дверь незнакомым людям, когда старших нет дома. Но этот офицер не был похож на бандита. Он был похож на одного из коллег отца, которые часто приходили к ним домой.
Немного поколебавшись, Леша снял цепочку и повернул щеколду замка.
В следующее мгновение дверь снаружи толкнули с такой силой, что мальчик отлетел к стене. В прихожую с лестничной площадки ворвалось несколько вооруженных людей в черных масках и пятнистых камуфляжных костюмах. Они, ни слова не говоря, организованно разбежались по всей квартире. Следом за ними вошел офицер и с ним еще какие-то люди в штатском.
— Обыскать квартиру! Трое в спальню, ты — в туалет, вы двое — на кухне смотрите. Проверьте балкон! Перетрясите все вверх дном, чтобы ни одной бумажки не пропустить. Двое в зал, трое оставайтесь в коридоре, ты контролируй дверь. — Даже не глядя на мальчика, офицер отдавал отрывистые команды.
Офицер собственноручно оборвал телефонный кабель и разбил о стену трубку телефонного аппарата.
— Что вы делаете? — закричал Леша.
Он отчаянно вцепился в офицера обеими руками.
— Вы кто такие? Кто вам разрешил?
Отчаянный крик ребенка вызвал смех.
— Отвали, щенок, пока уши не оборвал! — стряхивая с себя мальчишку, ответил офицер. — Весь в папашу, выродок.
Леша упал на ковер, но тут же вскочил, как ванька-встанька, и заметался по комнате, расталкивая своими маленькими ручонками огромных детин в пятнистых голубых камуфляжках.
— Не трогайте! Это мамин шкаф. Мой папа полковник милиции, он вас всех посадит! — глотая слезы, кричал он.
— Уберите маленького засранца! — потеряв терпение, рявкнул офицер. — Заткните ему глотку, чтобы не визжал.
Лешу несильно ударили по лицу, схватили поперек туловища и вынесли в детскую.
Там тоже шел обыск. Одежда из шкафа, игрушки, книги, постельное белье — все было свалено в кучу на полу посреди комнаты. Перепуганные приятели Леши жались к стене и вытаращенными глазами смотрели, как огромный солдат в камуфляжке и черной маске, с автоматом через плечо, сидя на корточках, роется в чужих вещах. Он будто бы сошел с экрана компьютера — настолько нереально все это выглядело.
— Чего уставились? — вдруг повернулась к ним черная голова без рта, с прорезями на месте глаз.
И в мальчишек уперлось вороненое дуло настоящего «калашникова». Глаза мальчишек стали больше чайных блюдечек.
— Пах-пах-пах-пах! — вдруг дрогнул автомат, выплевывая в них невидимую очередь.
С криком перепуганные мальчишки кинулись бежать из квартиры.
Солдат смачно рассмеялся и повернулся к Леше:
— А ты чего же, не боишься?
Он легко перехватил мальчика и бросил его на кровать.
— Не рыпайся, пацан, а то…
Он приставил дуло автомата к голове мальчика и произнес:
— Паф! И мозги по стенке…
У Леши затряслись губы. Он сжался в комок, забился в самый угол кровати, загородился подушкой и смотрел оттуда, как обыскивают его комнату.
Камуфляжник уселся на стул перед компьютером, поставил автомат между ног и стал перебирать лежавшие на столе компакт-диски. Те, что ему нравились, он прятал в нагрудный карман куртки, остальное вытряхивал из коробок на пол и давил каблуком тяжелого ботинка.
— Так, что мы здесь обнаружили? — доносился до Леши из прихожей голос офицера, который заправлял обыском. — Оператор, камера готова? Снимай. Во время обыска на квартире полковника Трегубова в тайнике под ванной был обнаружен склад боеприпасов в виде боевых патронов, пистолета «макарова» и одной ручной гранаты РГД-5… Покажи крупнее патроны. А также в шкафу в спальне была обнаружена картонная коробка от обуви… открывай коробку… с большой суммой иностранной валюты внутри. Достань пару пачек, поднеси к камере поближе. Понятые где? Ага, вот… Разложи валюту на столе. Веером, веером, вот так, чтобы видно было… Все видят. Возьми покрупнее… Подписывайте протокол обыска. Так… Дальше. В ящиках обнаружено большое количество ювелирных изделий…
— Мой папа всех вас посадит, — едва слышно прошептал Леша, вытирая слезы углом подушки. — И тебя тоже.
Камуфляжник поднял голову.
— Твоему папаше кранты, — спокойно сказал он, проводя ребром руки под подбородком. — Ты его больше не увидишь, сопляк.
Референт губернатора — смачная двадцатисемилетняя блондинка с розовыми накладными ногтями, получившая свою должность за безупречное знание немецкого языка и умение красиво, покачивая бедрами, ходить на высоких каблуках, — стояла возле длинного стола и со скучающим видом рассматривала картину, висящую на стене за спинкой губернаторского кресла.
В соответствии с лучшими традициями соцреализма на картине был изображен хозяин кабинета — Анатолий Францевич Шварц — плечом к плечу с президентом России. Оба они — губернатор и президент — стояли на высоком берегу реки и любовались Сибирской ГЭС и косым журавлиным клином, пересекающим небо в том направлении, куда указывала губернаторская длань. Тот факт, что в действительности президент государства никогда не бывал в Сибирской губернии и тем более не любовался на пару с губернатором мощными турбинами гидроэлектростанции, ничуть не смущал ни автора живописного полотна, ни хозяина кабинета.
Смущало другое — изображение Президента России морально устарело, и на холст само собой просилось новое, молодое лицо.
— Может, все-таки лучше новую нарисовать? — размышлял вслух Анатолий Францевич, также устремив взор на шедевр местного придворного живописца.
Секретарша всем своим видом выражала полную готовность поддержать любую точку зрения, которую одобрит шеф. Живописец скромно держался в стороне. От его сапог на паркете растеклась грязная лужа. Художник мял в руках лохматый татарский малахай и всей душой надеялся на новый заказ.
— Пожалуй, лучше новую, — рассуждал Шварц. — Хотя… если только лицо перерисовать и фигуру немножко подправить, то и эта сойдет.
— Немножко не получится, — вставил художник, — телосложение отличается сильно.
— Да? — Наклонив голову, Шварц изучал картину. — Что ж, тогда, пожалуй, новую…
— Лучше подождите, — советовала секретарша. — А то мало ли? Сами знаете, где живем. В такой стране все может произойти.
— Да-да, это точно, это точно, — задумчиво подтвердил губернатор. — Любая неожиданность, любое западло… Напишем, деньги потратим, а потом раз, и опять что-то случится… Так портретов не напасешься. Может, получится? Если только одно лицо изменить? Нет, не получится, теперешний ниже ростом и морда у него узкая. Если тонко так подмалевать, с этой стороны убрать, березки подрисовать, облаком закрыть. Васькин, ты как считаешь? Можно только одну фигуру перерисовать, а все остальное оставить как есть?
— Можно все испортить, — обиженно гудел художник, — реализм пропадет. Придется фигуру менять, пейзаж дописывать, кое-что передвигать… Может не получиться. Будет не слишком эффектно. Надо подумать…
— Думай, — разрешил губернатор и резко поменял тему разговора: — А что Трегубова? Все еще сидит?
— Сидит, Анатолий Францевич, — подтвердила секретарша.
— Ты сказала, что меня нет?
— Сказала.
— Что сегодня приема нет?
— Да.
— Говорила, что я завтра ее с утра приму?
— Говорила, Анатолий Францевич.
— А что в областную думу срочно еду?
— Все равно сидит.
— Черт! Вот настырная баба, — с досадой покачал головой губернатор.
Секретарша изобразила на своем лице полное понимание чувств высокого начальства.
— Всю неделю ходит, как на работу, — подтвердила она. — Лучше бы по адвокатам бегала. Они ей сейчас больше нужны… Вот, кстати, — доставая из папки лист бумаги и укладывая его на стол перед Шварцем, добавила она. — Трегубова передала новое письмо на ваше имя.
Губернатор одним глазом покосился на бумагу и сморщился, словно хлебнул уксуса.
— Ну вот! Вот опять — «разберитесь, разберитесь, разберитесь»… Опять я должен разбираться. Как будто я прокурор… Они думают, раз губернатор, значит, все на свете может… На свидания ее к мужу не допускают… А я тут при чем?
Секретарша пожала плечами, тоже выражая досаду по поводу правовой неграмотности людей.
— Эх, привыкли в советское время, что все за них решают…
— Она пишет, что ее мужу уже назначен государственный защитник, а она хочет нанять частного адвоката, — подсказала секретарша, заглядывая через плечо в текст письма.
— И пускай нанимает! Пускай делает, что хочет, я тут при чем? Зачем она меня хочет припутать ко всей этой истории? Только этого мне не хватало. Сами разберутся: РУБОП, Военная прокуратура, ГУВД, МВД… Там своих начальников хватает. А меня в это дерьмо не впутывайте! Своего собственного… не разгрести!
Шварц, разозлившись, грохнул ладонью по полированной столешнице из карельской березы.
— Все! Гоните ее в шею! В следующий раз предупреди охрану на вахте, что Трегубову — не впускать. Тебе ясно?
Секретарша кивнула.
Жена арестованного две недели назад руководителя регионального управления по борьбе с организованной преступностью, тридцатилетняя Евгения Трегубова, в волнении ходила взад-вперед по приемной губернатора, поглядывая на широкие двойные двери, ведущие в кабинет Шварца.
— Ну что?! — с надеждой бросилась она к секретарше, когда та появилась на пороге кабинета, плотно прикрывая за собой дверь.
— Не примет, — покачала головой блондинка.
— Почему? Он прочитал письмо?
Секретарша кивнула.
— Как же так? — растерянно повторила Трегубова, ломая пальцы.
Этот хруст вывел секретаршу из терпения.
— Ах, пожалуйста, не трещите вы пальцами! — прикрикнула она на посетительницу. — У меня и так от вас голова трещит! Сказал, что не примет и что помочь вам ничем не может. Не теряйте напрасно времени. Лучше сами по адвокатам бегайте. Губернатор вам ничем не поможет.
Она смерила взглядом субтильную фигуру Трегубовой.
— Но как же так? Я не понимаю… Что же мне делать? Что же мне делать? — чуть не плача, повторила женщина.
Секретарша повела плечами, давая понять, что ее эти вопросы не касаются, и поспешила к своему столу, где разрывалась батарея телефонов.
Евгения Трегубова никогда не производила впечатления бой-бабы, а неожиданно свалившееся несчастье, казалось, полностью сломило эту красивую женщину. С первого взгляда определив, что перед ней интеллигентная размазня, секретарша Шварца потеряла бдительность и на мгновение выпустила из-под контроля вход в хозяйский кабинет.
Женя и сама прежде ни за что бы не поверила, что способна на такое, но как только церберша отвернулась, она бросилась к заветной двери.
— Женщина! — заорала изумленная секретарша. — Вы куда?!
Не обращая внимания на вопли, Евгения вскочила в узкий тамбур между двойными дверями и, отпихнув назад секретаршу, которая двумя прыжками нагнала ее и попыталась силой помешать ей войти, прорвалась в губернаторский кабинет.
Шварц вздрогнул, когда громко хлопнула дверь и на пороге его кабинета раздались крики.
— Женщина, да вы с ума сошли! Как вы смеете! Туда нельзя! Я вызову охрану! Назад! Хамка! — визжала секретарша, вытаскивая Трегубову вон из кабинета.
— Анатолий Францевич, я не уйду, пока вы меня не примете! — цепляясь за столы и стулья, сопротивлялась зарвавшаяся просительница.
Круто развернувшись, Трегубова неожиданно для самой себя влепила секретарше лихую пощечину. Та буквально застыла на месте. Широко раскрытые глаза выражали полное непонимание происходящего. Затем через неколько секунд она осознала, что ей нанесли пощечину, и снова завыла, как пожарная сирена.
Шварц услышал звонкий хлопок ладони и поежился, невольно представляя себя на месте секретарши. Но тут же взял себя в руки и дал знак секретарше умолкнуть. Та сразу же закрыла рот, как будто ее выключили из розетки… Воцарилась тишина.
— Евгения Павловна, зачем же так нервничать! — Разводя руками, он с фальшиво-добродушной улыбкой пошел навстречу Трегубовой. — Я бы вас обязательно принял… Завтра! Разве Ольга Алексеевна вам не сказала? Я только что отдал распоряжение записать вас на завтра первой на прием, вне очереди. Проходите, присаживайтесь… Я понимаю ваше состояние и всячески вам сочувствую, но зачем же устраивать скандал?
Одной рукой взяв Трегубову под локоток, губернатор свободной рукой отдал живописцу приказ немедленно убраться из кабинета.
Оставляя на паркете огромные мокрые следы, напуганный происходящим, придворный художник исчез за дверью. На его лице была безнадежность. Следом за художником выскользнула и блондинка.
— Анатолий Францевич, вы должны вмешаться! Произошла чудовищная ошибка, — волнуясь и задыхаясь от волнения, заговорила Трегубова.
Она говорила долго и сбивчиво. Губернатор сочувственно кивал головой, возмущался, удивлялся, негодовал, пытался дозвониться в прокуратуру и в ГУВД…
— Никого нет на месте! — стуча телефонной трубкой по карельской березе, беззастенчиво лгал он, глядя в глаза Евгении Трегубовой. — Народ, а? Вот это наш народ! Половина пятого, а на месте уже никого не застать. Вот как мы работаем. Ну я им покажу!
— Пожалуйста, Анатолий Францевич, разберитесь. Это просто заговор, иначе я не могу это назвать. — Просительница вытирала слезы.
Анатолий Францевич бил себя в грудь, обещая лично во всем разобраться, лично со всеми переговорить и вообще сделать все от него зависящее, чтобы полковник Трегубов как можно скорее оказался на свободе.
— Я лично знал вашего супруга, я знаю, какой это кристально честный человек! — уверял он. — Это досадное недоразумение. Кто-то где-то напутал, перестарался… Знаете, как бывает в такой работе? Кто-то что-то неправильно понял, перестраховался. Перестраховщики, а? Ну ничего, я им покажу!
— …Черт знает что!
Спустя полчаса, когда Трегубова, убаюканная обещаниями, покинула резиденцию губернатора, Шварц пил коньяк и вытирал вспотевшее лицо салфеткой.
— Эта стерва меня просто наизнанку вывернула. Хороша штучка! Под стать своему благоверному. Как говорится, с кем поведешься, от того и наберешься… А ты учти! — Он ткнул пальцем в сторону секретарши, с виноватым видом стоящей на пороге. — Учти, еще раз такое повторится — выкину тебя пинком под зад. На хрена ты мне нужна? Не для того тебя держат… Чтоб ноги этой стервы больше у меня в кабинете не было! На пушечный выстрел не подпускать! Поняла?
Заплаканная секретарша прижала платочек к глазам.
— Клянусь, Анатолий Францевич, больше не повторится.
— То-то! — смягчился губернатор, опрокинул рюмочку и принялся массировать виски…
Вторая неделя промелькнула, как кошмарный сон.
Женя Трегубова сидела на кухне, остановившимся взглядом смотрела на разбитый телефон, перебинтованный коричневой лентой скотча.
«Позвони! — мысленно просила она. — Позвони! Скажи что-нибудь хорошее!»
Она сама не знала, кого именно заклинает позвонить — мужа, губернатора, главного военного прокурора? Она уже успела обить пороги всех высоких кабинетов. Всюду ее убеждали, что скоро во всем разберутся, уговаривали не нагнетать ситуацию, подбадривали, обнадеживали, обещали взять дело под личный контроль…
Лгали, лгали, лгали… Все лгали. Женя почувствовала, что она осталась одна-одинешенька в этом городе, если не считать, конечно, сына. Никто ей не поможет. Мужнины коллеги как сквозь землю провалились, с тех пор как Игоря арестовали, никто и не позвонил даже. Хотя в лучшие времена были очень даже любезны с ней, приходили в гости, приносили цветы и шампанское…
Ложь. Все одна большая ложь!
Телефонный звонок раздался так неожиданно, что Евгения вздрогнула. У нее оборвалось сердце, застучала кровь в висках.
— Да? — торопливо проговорила она, прижимая к уху разбитую трубку.
И сразу же, как только поняла, кто и зачем звонит, ее охватило досадное, до слез, разочарование.
И как это у людей хватает совести беспокоить по таким пустякам? Ведь все знают о ее горе…
Звонил сосед из третьего подъезда, просил выйти во двор и забрать молоток, который он пару месяцев назад одолжил у ее мужа…
— Пусть останется пока у вас, я в другой раз заберу, — ответила Евгения и бросила трубку, но через пару минут телефон зазвонил снова.
— Да вы пьяный, что ли? — крикнула она, услышав тот же голос. — Что это вам приспичило? Плевать мне на молоток, отстаньте, я уже сплю!
После четвертого звонка она с изумлением поняла, что настырный сосед просто так не отцепится. Он спокойно, раз за разом убеждал ее выйти во двор за молотком…
— Ладно, я сейчас оденусь и выйду, — наконец согласилась Женя. — Подождите возле подъезда.
Когда она вышла на крыльцо, то в свете фонаря увидела внизу темную мужскую фигуру.
— Это вы звонили? — крикнула она, плотнее запахивая полы шубы. — Давайте скорее, холодно.
Мужчина не вышел из тени, но обернулся и посмотрел в ее сторону:
— Евгения Павловна?
— Да.
Внезапное предчувствие заставило ее спуститься со ступенек и подойти поближе. Тапочки проваливались в рыхлый снег, но Евгения забыла обо всем на свете.
— Я Евгения Павловна, — тише повторила она, рассматривая незнакомца.
Молодой человек старательно скрывал свое лицо. Черная спортивная шапочка была надвинута на брови, нос и подбородок он прятал в высоко поднятом воротнике куртки.
— Я не мог с вами иначе связаться, ваш телефон прослушивается, — пробормотал молодой человек, протягивая Евгении молоток. — Берите и делайте вид, что мы с вами знакомы. Это ваш муж просил передать.
Незнакомец быстрым шагом пошел прочь и скрылся за дверью третьего подъезда.
Дрожа не от холода, а от волнения, Евгения вернулась в квартиру. Опустив жалюзи на кухонном окне, она села за стол, положила на стол молоток и попыталась разобраться, что к чему. Молоток, который передал ей незнакомый доброжелатель, казался самым обычным хозяйственным инструментом. Его деревянная ручка для большего удобства была обмотана слоем синей изоленты.
Повертев инструмент в руках, Трегубова не нашла никакой зацепки. Понятно, что это не просто молоток, что должно быть какое-то сообщение… Или знак. Только где? Почему молоток? Трудно подыскать что-либо более неподходящее для передачи…
Она думала и автоматически ковыряла ногтем верхний слой изоленты. Вот отлепился край. Евгения потянула за него и стала разматывать ленту метр за метром… Под последним слоем она заметила крошечную бумажную трубочку.
Записка!
Трясущимися от страха и волнения руками она разглаживала и разглаживала бумажку. Слезы застилали глаза. Долго она не могла разобрать, что там написано. На клочке бумаги размером с почтовую марку микроскопическими буковками было написано:
«Женя! Спрячь Лешку и дуй в Москву. Вытаскивай меня! Игорь».
Почерк мужа… Его бы Женя узнала из миллиона других. Это был крик о помощи.
Евгения не знала, сколько времени просидела она неподвижно, прижав ладони ко рту и уставившись на записку полными слез глазами.
Ее муж был сильным, очень сильным человеком, порой даже жестким. Меньше всего он когда-либо нуждался в ее помощи. Наоборот, Женя всегда пользовалась его опекой и поддержкой. Она привыкла чувствовать себя за плечами мужа, как за каменной стеной.
И если Игорь просит вытащить его, значит, все очень плохо. Гораздо хуже, чем ей казалось. Хуже некуда… Значит, у него вся надежда только на нее.
А она… Что же она может сделать? Что? Уже не осталось чиновничьего кабинета, где бы она не побывала, где бы не умоляла, доказывала, требовала, плакала…
— Мама, ты опять плачешь?
Сын обнял ее за шею.
— Не буду больше, — поспешно вытирая глаза и пряча в кулак записку, сказала Евгения. — А ты что не спишь?
— Мне одному страшно, — признался Лешка. — Почитай мне на ночь.
— Хорошо, беги в кровать, а то замерзнешь. Я сейчас приду.
Когда сын ушел, она снова свернула записку и, поискав глазами надежное место, спрятала маленькую трубочку в одну из жестяных коробок с крупами…
На следующий день Женя отправила сына в Саратов, к бабушке.
Прощаясь с матерью на вокзале, Лешка излучал восторг. Он никогда еще не путешествовал самостоятельно на поезде, и радость от внезапных каникул омрачало только одно обстоятельство — дома у бабушки не будет компьютера.
— Мам, как ты думаешь, в Саратове можно будет у кого-нибудь найти приличный компьютер? — в сотый раз спрашивал мальчик, вертясь на своей полке в купе. — Я на всякий случай взял все свои игры. — Он тяжко вздохнул и добавил: — Те, что остались после обыска…
Евгения попросила проводницу присмотреть за сыном.
— В Саратове его обязательно встретят, я уже договорилась. Ну пока, Лешенька! Дай маме тебя поцеловать.
Мальчик насупился, но вытерпел «слюнявые нежности».
«Мне необходимо с кем-то посоветоваться!» — думала Женя, провожая взглядом удаляющийся состав и медленно возвращаясь по перрону на привокзальную площадь.
«С кем-то из друзей Игоря. Сама я представления не имею, куда мне обращаться в Москве! Да-да, обязательно необходимо посоветоваться».
С вокзала она отправилась в центр города.
Серое казенное здание РУБОПа, расположенное рядом с суворовским училищем и местным отделением ФСБ, почти закрывали густо посаженные голубые ели. Напротив здания, на гранитном постаменте, задрав залитое свинцом дуло, возвышался танк времен Отечественной войны — произведение местных оружейников.
Евгения подошла к дежурному и попросила его позвонить по внутреннему номеру.
— Полковник Заметалин? Это Евгения Трегубова, здравствуйте. Можно с вами сейчас встретиться? Да, я внизу на вахте.
Через полчаса ей выписали пропуск.
Она поднялась по знакомой лестнице, покрытой красной ковровой дорожкой, вошла в кабинет.
Валеру Заметалина она знала лично. Несколько раз он с женой приходил к ним в гости. Мужчины пили пиво, говорили о работе, женщины обсуждали детей, обменивались рецептами и узорами для вязанья…
Войдя в кабинет, Евгения и не вспомнила о том официальном тоне, которым беседовала с Заметалиным по телефону. Одно дело — при посторонних, другое дело — наедине…
— Привет, Валера, — сказала она, расстегивая верхнюю пуговицу шубы. — Мне необходимо с тобой посоветоваться. Мы можем здесь поговорить?
— Почему нет? Садитесь, — кивнул Заметалин.
Евгения пропустила мимо ушей этот сигнал, это холодное «садитесь» вместо приятельского «садись».
— Игорь передал мне записку, — усевшись на стул напротив заметалинского стола, приглушенным голосом сообщила она.
Лицо Валеры удивленно вытянулось.
— Что?!
— Он просит, чтобы я поехала в Москву, там добивалась правды. Подскажи, к кому мне ехать? Я ничего в ваших делах не понимаю. Куда мне обращаться? В Генеральную прокуратуру? В Администрацию Президента? Или в Военную прокуратуру? Я не знаю…
— Он так и написал, что ты должна поехать в Москву?
— Да. Написал дословно — «дуй в Москву, вытаскивай меня».
Заметалин задумчиво посмотрел в окно, потом спросил:
— Записка с тобой?
— Нет. Я ее сожгла.
Что-то заставило ее соврать…
— Плохо, — нахмурился Заметалин.
— Почему? — испуганно встрепенулась Женя.
Заметалин не ответил.
— Кто ее передал?
— Я не знаю. Принес какой-то молодой человек, поздно вечером позвонил, попросил выйти во двор…
Заметалин выведал у нее подробности, а потом снова уставился в окно.
— А что? Ты думаешь, это провокация?
— Сейчас, одну минуту, — сказал Заметалин, снимая телефонную трубку и той же рукой набирая три цифры внутреннего номера. — Сейчас во всем разберемся.
Евгения кивнула, вздохнула с облегчением.
— Евтюхов, ты? Срочно зайди ко мне, — приказным тоном бросил в трубку Заметалин.
Через мгновение Евтюхов материализовался на пороге его кабинета.
— Бери ребят, отправляйтесь к этой гражданке на дом, — кивком показал на Евгению полковник. — Возьмите ее квартиру под охрану до моего распоряжения. С дамы глаз не спускать.
— Это как?… — привставая со стула, прошептала Женя. — Это как понимать? Я что, арестована?
Заметалин посмотрел сквозь нее и еле заметно кивнул.
— Как? — воскликнула Женя. — За что?
— У нас ни за что не арестовывают, — ухмыльнулся Заметалин.
Евтюхов молча подошел к Евгении, взял под локоть и потащил вон из кабинета.
Он вывел ее на улицу, но не через парадный, а через служебный выход. Во внутреннем дворе Евгению запихнули в черный джип. В машине уже сидели вооруженные люди в камуфляже и черных масках. Ошеломленная женщина не могла поверить, что все это происходит с ней на самом деле.
Ее привезли домой. Войдя в квартиру, омоновцы распределились по комнатам, а Евтюхов стал требовать у Жени записку.
— Я же сказала, я ее сожгла!
Евтюхов посоветовал подумать.
— Я сожгла ее на кухне!
— Ключи от квартиры!
— Что?
— Ключи от квартиры давай, корова! — замахиваясь на нее, рявкнул Евтюхов.
Женя отдала ему ключи.
Евтюхов по-хозяйски прошелся по квартире. Принес два пустых чемодана, бросил на пол перед Трегубовой.
— Снимай сапоги, шубу. Всю теплую одежду из шкафов складывай сюда! Поворачивайся живее, чего уставилась?
На кухне затрещал телефон. Женя хотела подойти, но ее грубо толкнули обратно в комнату.
— К телефону больше не подойдешь.
Один из охранников снял трубку:
— Да! Кто говорит? Она не может подойти. Что передать?
Когда Евгения сложила в чемоданы всю теплую одежду, Евтюхов придирчиво осмотрел остатки гардероба. Отобрал и бросил на кровать халат, спортивный костюм, кофту и юбку.
— Хватит с тебя. Если еще что понадобится, только с моего разрешения.
Чемоданы он вынес в прихожую, намереваясь забрать с собой. Что не поместилось — приказал унести из спальни в соседнюю комнату, где разместились охранники.
