Kitabı oku: «Взятка по-черному», sayfa 3

5

Багров, конечно, рассчитывал на то, что она клюнет. Ведь не такое ж он был все-таки бревно, как презрительно называл его Брус. И ума, при нужде, хватало, и обхождения. Не в тайге рос – среди людей.

А вчера, после разгона, устроенного ему начальником, он подумал и понял, что слова словами, а Брус ждет от него в первую очередь конкретного дела. Только сознательно не называет вещи своими именами. Может, ждет, что Багров сам догадается, без подсказки. А может, не хочет лишний раз подчеркивать свое участие в операциях такого рода. Для этого же есть у него исполнители. И Багров – не из худших, не первый год вместе, проверенный.

Ни к какой Ольге он не поехал и даже звонить не стал. Просто задрать девке юбку – много ума не надо, вон их сколько прохлаждается на улице в ожидании, что кто-нибудь подберет. Да только иной раз себе дороже. Он нашел в регистрационной карточке адрес Ирины Турецкой и поехал на Фрунзенскую набережную, чтоб ознакомиться с обстановкой. Он подъехал и, оставив машину возле дома со стороны набережной, вошел во двор, где располагались подъезды. Удивительно, но ему сразу повезло: у одного из них Багров увидел черную «Волгу» с милицейской «мигалкой», а возле нее Ирину, которая передавала водителю бутылку воды и сверток с пищей. Тот принялся закусывать, а Ирина тут же упорхнула в подъезд. Ну какие еще требовались подтверждения? Да и не бежать же за ней следом, тем более что готового плана в голове еще не было, а действовать по наитию, то есть как бог на душу положит, Багров не любил. Значит, надо было еще посидеть. Подождать, подумать…

Надо бы узнать, чья это машина, к водителю которой выбегала в одном халатике Ирина. Явно крупного ментовского начальника. И, судя по тому, что водитель ожидал его, а не уезжал в гараж, ему предстояло еще везти своего хозяина домой. Значит, тот должен был скоро выйти. Но начальник вышел чуть ли не в третьем часу ночи, и не один, а с провожавшим его, видно, тем самым Турецким, которого босс назвал помощником генерального прокурора. И на госте был расстегнутый генеральский китель.

Багров близко не подходил, а бинокля с собой не имел, в джипе оставил, не бежать же теперь. Издали же возраст обоих собеседников, которые отошли от подъезда к машине и теперь стояли так, что их не особо четко было видно, не определишь. Но, похоже, каждый из них давно перевалил на пятый десяток, хотя и не слабые на вид мужики, нет. Но тут как посмотреть, гантельками по утрам, может, еще и балуются, а вот по бабам уже наверняка не ходоки.

Наконец, генерал уехал, а Турецкий постоял еще у подъезда, докурил и, швырнув окурок в урну, быстро ушел в дом.

Теперь можно было отправляться к себе и начать обдумывать план, что Багров и сделал.

Будильник он поставил на шесть часов, чтобы не позже семи подъехать к своей клиентке. Так Багор называл всех, с кем приходилось сталкиваться во время работы. И ровно в семь он оставил джип у соседнего дома, а сам прошел во двор и занял наблюдательный пост между кустами густой сирени, напротив нужного ему подъезда. Оставалось только ждать – совсем простое дело. Да, в общем, и кое-какой план тоже сложился в голове.

Собственно, сама по себе задача казалась не очень сложной, если бы он мог быть абсолютно уверенным, что при решении ее не возникнет неожиданных трудностей. А вот их-то как раз никогда нельзя исключать, поскольку реакция женщины в определенных обстоятельствах редко бывает предсказуемой.

Итак, по порядку. Как понимал Багров, боссу был категорически не нужен базар, возникший в связи с этим наездом. Ну, как иногда бывает, игра пошла уже по-крупному, у тебя все козыри на руках, и тут твой партнер лепит такое, что тебя самого «ставят на счетчик». Озвереешь! Так то в картах, а по жизни? И еще если ты садишься за стол не с лохами какими-нибудь, а с ментами в генеральских погонах… Тут одно из двух: либо играй по их правилам, либо, если хочешь диктовать свои, не базлай, когда тебя выставят. А так оно, похоже, и может случиться, отчего и вскинулся босс. Значит, какой выход из тупика? Спустить на тормозах. И желательно по обоюдному согласию и уж тем более без мокрухи.

Вот и прикинул Багров свои, как говорится, возможности. Ну первое, что сразу пришло в голову, касалось самой бабы. Заметно, что дамочка не первой свежести, хорошо за сорок. Да и хлипкая, даже толкового базара учинить не смогла, а лицо у нее вчера просто перекосило от испуга. Муж – крупный чин в Генеральной прокуратуре, но молодых и сильных мужиков у них на такие посты не назначают, а он молодым и не показался. И если еще изредка трахает свою жену, то, скорее, по обязанности. И машинка у нее – так себе, газонокосилка и та комфортней выглядит. Небось средства не позволяют. Общий вывод? С таким мужем не разгуляешься. А уж о хорошем пистоне она может только мечтать. Если, конечно, не имеет на стороне паренька, молодого да раннего, которому и дает втихаря – исключительно в целях укрепления жизненного тонуса. Вот, блин, чего женщины только не выдумывают для своего оправдания! От одной из своих телок услышал Багров это умное выражение, понравилось – вроде и без грубостей, и по делу.

Так что если и ей требуется срочно укрепить этот самый тонус, Багров со своей стороны возражений не имеет. А что он сказал Мамону, будто она не в его вкусе, так и на то есть подходящее оправдание. Ты ж в кабаке, к примеру, говоришь халдею: подай мне то-то и то-то. Он и несет, а про возраст той свиньи, из которой приготовлена заказанная тобой отбивная, халдей знать не может, ее шеф для тебя съедобной делает. С помощью того, сего, соусов там всяких, листиков-салатиков. Вот и по жизни так – бабы-то все одинаковые, а если лично тебе чего не нравится, возьми да газеткой прикрой либо раком поверни – и будет без разницы. Некоторые прошлые армейские приятели Багрова называли это своей житейской философией, а вот лично для него – нормалек, обычное дело.

И когда ночью он увидел эту Ирину – не как днем, в брюках, в которых фигуру не разглядишь, а в каком-то легком халатике, с высоко открытыми, длинными ногами, – она совсем не показалась ему страшненькой или старой для него. Правда, света у подъезда было немного, но и того хватило, чтобы успеть разглядеть и сделать вывод: можно, и даже вполне.

Весь вопрос состоял в том, чтобы грамотно вернуть ей права, заручившись дальнейшим молчанием, ну отстегнуть определенную сумму на ремонт той «косилки» – там и «куска капусты» много, в конце концов, всегда можно договориться, накинуть за моральный ущерб и окончательно закрыть проблему, как выразился босс. А если начнет базлать и кочевряжиться, понты всякие разводить, ну тогда можно ее и прижать маленько, показать на деле, как профи умеет поднимать и укреплять жизненный тонус. И тут уж учить Багра не надо, у самого «училка» – дай бог каждому! Вот, собственно, и решение проблемы. Куда она потом пойдет жаловаться? Наоборот, пусть считает, что ей крупно повезло, еще и телефончик попросит оставить. Первая, что ли, такая? Вон их сколько в книжечке-то: Оли, Лели, Юли – одно сплошное ули-люли…

А если все-таки оскорбится и пойдет? Вообще-то не должна, по идее. Да кто их, этих шибко образованных, знает? Ну тогда можно и припугнуть. Что вот, мол, девка, пока ты тут стонала, охала да ножками дрыгала, я успел не только поднять тебе тонус, но еще и пару кадров на память запечатлеть. И показать ей для верности маленькую фотокамеру: будешь дышать в тряпочку, и фотики не понадобятся, а забазлаешь, вся Генеральная прокуратура обхохочется. Тоже старый способ – проверенный…

Владимир Харитонович даже и думать не хотел, что такой вполне проходной вариант может у него вдруг по какой-нибудь причине сорваться. А потому сидел себе в кустах и терпеливо ждал развязки.

В девятом часу утра из подъезда вышел Турецкий с молоденькой, но рослой девчонкой, дочкой наверное. Они прошли к огороженной стоянке машин – Багров проследил – и там уселись в синий «пежо». Но перед тем немного походили вокруг стоявшего рядом зеленого «жука» с ободранным боком. О чем-то говорили, девчонка показывала пальцем, а Турецкий только качал головой. Потом они уехали, и тогда Владимир Харитонович откашлялся, прочистил горло и набрал домашний номер Ирины Генриховны.

Он постарался быть максимально вежливым с ней и терпеливым, насколько мог, разумеется приготовившись выслушать ее нервные крики и всяческие упреки. Но, на удивление, встретил спокойствие и даже отчасти понимание. Нет, она, конечно, пару раз приложила его мордой, что называется, об асфальт, но не со зла, а походя, решив, небось, что ему в другой раз неповадно будет. Пришлось даже маленько поюлить, изображая смирение и раскаяние, и, кажется, она ему почти поверила. Но, интересное дело, чем дольше длился у них никчемный, в сущности, разговор, чем больше он унижал себя перед этой бабой, тем сильнее ему хотелось, чтобы она сейчас не почти, а полностью поверила ему и пригласила войти. Вот тут бы уже она точно не пожалела! Продолжая разговаривать, он чувствовал, как сильно возбуждается его собственный тонус, а перед глазами, будто нарочно, маячили ее длинные голые ноги под коротким халатиком, которые он, оказывается, запомнил вчера. Ну надо же!

А про цветы он соврал, не было у него никакого букета, не привык он к таким глупостям. Да и где их купишь в шесть-то утра, когда ехал сюда? Про цветы – это он так загнул, для блезиру, как говорят. А вообще-то он рассчитывал, что она сама захочет спуститься к консьержке и забрать свои документы. Но тут-то ее и надо будет опередить. А сделать это совсем просто.

Продолжая разговаривать с Ириной, он вошел в подъезд и, зажав трубку широкой ладонью, строго спросил у старухи-консьержки, на каком этаже нужная ему квартира. При этом сунул ей под нос, не раскрывая, свое красное удостоверение с золотым орлом и заявил, что он из прокуратуры и привез документы для гражданки Турецкой. Показал и карточку водительских прав с цветной фотографией Ирины.

Привставшая было, чтобы строже блюсти охрану в подъезде, старуха взглянула и только махнула рукой:

– На шестой езжай. Она, кажись, дома. Может, позвонишь сперва? У нас так положено.

– Да вот же! – сурово нахмурившись, он показал свой мобильник, и та, ничего так и не поняв, снова махнула – иди, мол.

И он пошел. Поднялся на нужный этаж, после чего и «закончил» свою печальную исповедь. И попрощался таким тоном, чтобы она поняла, что определенно оставила в его якобы непутевой жизни заметный след. Им это льстит, и они тогда теряют осторожность.

Потом он немного «поколдовал» в ящике у распределительного щитка, воткнул себе в ухо «улитку» наушника и устроился у двери. Если она станет кому-нибудь звонить, он все услышит.

О чем Багров думал? А о том, что в данный момент Ирина Генриховна наверняка принимает ответственное для себя решение – прямо сейчас сбегать вниз и забрать документы с обещанными цветочками или сделать это попозже? Ведь генерал вчера не зря приезжал сюда. Они, верно, и обсуждали, и советовались, и даже решение какое-то важное для себя приняли. Иначе чего ж до трех-то утра сидеть? Ясно, что просто так они это дело не оставят. А его надо замять – кровь из носу! И остановить заварившуюся кутерьму вполне может сама Ирина Генриховна. А ей, в свою очередь, надо помочь принять правильное и нужное решение. И сделать это сможет только он, Владимир Харитонович Багров, который стоит возле стальной входной двери, в стороне от глазка, чтобы его не могли увидеть из квартиры, и ждет, когда же наконец повернется в замке ключ. Пусть дверь только скрипнет, чуть-чуть приоткроется, а дальше – дело техники.

Он и объяснять не будет, как и зачем оказался здесь, перед дверью. Точнее, это можно будет сделать уже потом, когда она сполна получит свое, а он, не отпуская, чтобы не сильно брыкалась, начнет горячо нашептывать на ушко, как сильно хотел ее и на какие уловки пошел ради утоления своей безмерной страсти. Тут, главное, не давить на нее грубо, но при этом надо наглядно показать, что у нее все равно никакого другого выхода нет. Как они сами говорят? Видишь, что насилие неизбежно, так лучше уж расслабься и получи удовольствие.

Ну ладно, важно правильно начать, то есть в стремительном темпе, а расслабиться можно будет позже, когда она сама натурально убедится, что имеет дело с влюбленным в нее человеком, а не с маньяком-насильником. Тогда и базар другой получится. Думая так, Багров основывался, конечно, на личном опыте, который его в сходных ситуациях обычно не подводил. Ну за редким исключением. И то в условиях, приближенных к боевым. Но там не сильно-то и разбирались, к тому же командир всегда прав. Поэтому и сейчас у него особых сомнений в своих действиях не было.

Он ждал. И наконец услышал то, чего больше всего желал: приближающиеся шаги. Багров напряженно ловил в квартире за стальной дверью каждый шорох, каждый скрип паркетной доски на полу. Не контролируя своего дыхания, которое, собственно, и выдавало присутствие человека, к двери подошла она. Багров напрягся и, нагнувшись, прижался ухом к замочной скважине.

Вот в нее вошел ключ. Она старалась сделать это очень тихо, но – почему? Неужели все-таки не поверила?

Ключ между тем заерзал в скважине, чуть повернулся и… замер.

Черт возьми, что она еще придумала?!

И вот тут резко запел какую-то неизвестную мелодию мобильник, но не у него, у нее! Прозвучала всего одна фраза, но она вызвала у Багрова почти шок.

«Так точно! Жду!» – весело и громко сказала Ирина, словно отрапортовала начальству.

И Багров понял, что у него все сорвалось к чертовой матери… Вот же сука хитрая! И как же лихо она его уделала!

Он ринулся к лестнице, уже не рассуждая, но увидел до сих пор стоящую на площадке кабину лифта. Медлить было нельзя. Он захлопнул за собой дверь и устремился вниз. Но пока ехал, успокоился, взял себя в руки и, выйдя на первом этаже, огляделся. Подъезд был пуст. Старуха по-прежнему занималась своей газетой. И Багрову не оставалось ничего иного, как сделать вид, будто ничего не произошло.

– Совсем забыл, передадите, когда она спустится. Странно, сама позвала, а дверь не открывает.

И он быстро вышел на улицу, а затем уже бегом добрался до своего джипа, припаркованного у соседнего дома. Оглядываться и проверяться времени не было. Да он и не совершил еще никакого преступления, чтобы бояться чего-то или кого-то. Но ведь эта дрянь отвечала по-военному, значит, и тот, кто звонил ей, вполне мог иметь отношение к армии. Либо, что хуже, к милиции. А встреча с ее представителями у Владимира Харитоновича Багрова предусмотрена не была.

Но, даже отъехав уже порядочно от ее дома и выворачивая на Комсомольский проспект, чтобы ехать к Садовому кольцу, он все никак не мог успокоиться. Ну разве не стерва? Разговаривала с ним, будто мать родная, посмеивалась, даже сочувствовала! Искреннюю заботу проявляла! А сама тем временем с кем-то уже договаривалась о подмоге… И теперь, решил Багор, повторись ситуация, он уже не станет думать о том, чтобы доставить ей изысканное удовольствие, которого она, разумеется, давно уже лишена, а просто задушит ее. А сам станет с наслаждением наблюдать, как она будет извиваться и корчиться под ним, выпучив глаза и испуская дух.

И эти суки еще в чем-то винят мужиков?! Багрова просто трясло от лютой ненависти к этой проклятой бабе. Олечки-Лелечки? Ну он им всем еще покажет ули-люли!..

– А чего ж ты тогда сбежал, – откровенно презрительным тоном спросил Игорь Петрович, которому Багров, хмуро глядя в стол, пересказывал свою одиссею. – Может, это все туфта обыкновенная! Может, она тебя просто пугануть решила? Ты невольно проговорился, прокололся, а она с ходу просекла. Да и старуха та наверняка ей скажет, что ты поднимался, потом топтался у двери, сам говоришь, минут тридцать и сбежал. И ни адреса, ни букета, как я велел! Ты мне скажи, Багор, у тебя со слухом в последнее время стало плохо? Или это я что-то неясно объясняю?

Багров услышал металл в голосе босса и внутренне подобрался – такой тон не предвещал ничего хорошего. А ведь Владимир Харитонович шел к Игорю Петровичу, чтобы покаяться в своем промахе. Хотя если честно, то он новой вины за собой не видел – никого ж не тронул, нигде не засветился, да и сам телефонный разговор с Ириной никакой другой информации, кроме его собственных сожалений и извинений за причиненные ей неприятности, в сущности, не выдал. Так что, может, еще и пронесет. Ну а его личное отношение к тому, что произошло, – чего об этом рассуждать? Личное – оно и есть личное.

И еще, но это когда злость уже схлынула и он немного успокоился, Багров подумал, что, вернув ей права и пообещав сделать любой необходимый ремонт пострадавшей машины, он тем самым как бы снял общее напряжение. И тон у нее в конце стал скорее доброжелательным, хотя и остался язвительным. Но это у всех баб одинаково, не могут, чтоб свой норов не показать. А Брусницын отреагировал иначе:

– Ну так чего ты явился? Каяться? Так я тебе еще вчера все сказал. Чистой бумаги нет? Найдем… – Босс выдвинул ящик стола и, вынув оттуда лист белой бумаги, протянул через стол Багрову. – На, держи. Ручка есть? Или тоже нету? Вон возьми в стаканчике. – Непонятно было, издевается, что ли? – Слышь, Багор, а как она тебе сказала-то, насчет твоего заявления? Повтори-ка!

– Ну, типа того, что давай помогу, чтоб ошибок грамматических не было… – недовольно повторил он обидные для себя слова.

– Молодец девка! – усмехнулся Брусницын. – И чего ж ты сразу-то не согласился? Вот и был бы повод встретиться. И решить все свои проблемы, а?

– Да она ж нарочно…

– Хоть это понял, – хмыкнул босс. – Чего ждешь? Пиши! Генеральному директору и так далее… Прошу уволить меня по собственному, так сказать, желанию в связи с семейными обстоятельствами… Хотя нет, у тебя ж ни семьи, ни обстоятельств. Ввиду необходимости длительного лечения и невозможности выполнения мною моих служебных обязанностей, – невозмутимо диктовал Брусницын. – Точка. Подпишись. И число поставь, сегодняшнее… Давай сюда. – Он взял заявление, прочитал, аккуратно сложил пополам и уставился на Багрова. – Ну чего ждешь? Чтоб я свой автограф поставил? Поставлю, когда надо будет. А ты вот что, – ухмыльнулся босс, откидываясь на спинку кресла, – напомни-ка мне, как она тебе сказала… ну когда ты пожаловался, что тебя уволят?

– Да чего сказала? «Бычарой» обозвала и сказала, что я вам, типа, такой и нужен. Мол, никто меня поэтому не уволит… – мрачно ответил Багров.

– Ай умница! – захохотал босс. – Смотри-ка, и тут просекла! Ну да, при таком муже… Ладно, – он спрятал заявление к себе в стол и, не глядя на Багрова, добавил: – Иди работай. А заявление твое будет пока у меня. С Мамона я тебя снимаю. Джип передашь Смолянинову и сам поступаешь в его распоряжение, а он уже знает, куда тебя направить. Свободен.

– Игорь Петрович, – пробурчал, поднимаясь, Багров, – товарищ полковник…

– Ну чего, чего? – Босс нахмурился, но глаза на него поднял.

– Спасибо. Век не забуду, – произнес Багор, стоя уже у двери.

– Я сказал: иди. – И когда подчиненный вышел, пробормотал скорее уже самому себе, поднимая телефонную трубку: – Ну что ж, если этот залупаться не будет, оставим без последствий… – Он имел в виду помощника генерального прокурора, Александра Борисовича Турецкого.

Глава вторая
Завязка

1

Турецкий, сидя в кабинете Фролова, попросил его:

– Федор Александрович, когда у тебя появится возможность или желание устроить «разбор полетов», ты позови меня. Ирку – не надо. Во-первых, она еще не в себе, а после прочих наездов…

– Что, и такое уже было? – обеспокоенно спросил генерал милиции Фролов.

– Все было, Федя, но не будем копаться в подробностях, которые к конкретному делу отношения прямого могут и не иметь. Хотя вряд ли. Но ты же очных ставок устраивать не станешь. Нужды в них нет, если виновный готов признать свою ошибку и оплатить ремонт пострадавшего транспортного средства. Я верно излагаю твою мысль?

– Да, в общем… – неопределенно как-то ответил Фролов. – Есть, понимаешь, некоторые аспекты, нюансы, мать их… А если по существу, то у пустякового дела оказалось вдруг столько радетелей, что прямо голова кругом. Мне казалось, что проблем с оплатой не будет, как и встречных претензий. Ну ладно, давай тогда так и договоримся. Но ты Ирину Генриховну все-таки предупреди, ведь фактически пострадавшая – она, а не ее супруг и защитник. Я думаю, мы увидимся где-нибудь завтра, во второй половине, если не возражаешь. Нет? Тогда привет, до встречи.

До встречи так до встречи, решил Турецкий, а Ирине сказал:

– Ты сегодня времени не теряй и вызови представителя своей страховой компании, пусть произведет оценку повреждений. Скажи, что виновник ДТП сам оплачивает ремонт и нужно на основании оценки выставить счет. А будут звонить тебе, приглашать куда-то, отвечай, что простудилась, перенервничала, короче, приболела. Врачи прописали постельный режим. Я сам поеду к Фролову, мы уже договорились.

– Здрасте вам! – раздраженно воскликнула Ирина. – А как же работа? Мне теперь что, и занятия в училище отменять? Это в конце-то учебного года?!

– Такси возьми, если у тебя нет выбора. Но оценку необходимо провести сегодня, до конца дня. Да там у тебя, я смотрел, немного. По «жестянке» – одна небольшая вмятина на дверце, а остальное – грунтовка да окраска. Больше шума, чем серьезного дела.

– Так, может, вообще отказаться от претензий? Подумаешь, копеечное дело! – с вызовом сказала Ирина.

– Нет, отказываться совсем не надо, чтоб они полностью не обнаглели. А что наказание для них выглядит чисто символическим, ну так слава богу, что хоть «выглядит». Короче, занимайся делом, а я поехал служить Отечеству…

И он «служил» до самого вечера, пока не позвонила Ирина и не сказала, что оценщики приезжали, осмотрели машину и составили акт. По их оценке, ремонт влетит «в копеечку», в рублевом исчислении, на сумму десять с лишним тысяч, а говоря современным языком – на триста пятьдесят баксов. Турецкий примерно так и предполагал: игра не стоит свеч, но дело в принципе.

Одновременно возник и другой вопрос: а нужно ли вообще устраивать разборку, да еще в кабинете главного начальника московского ГИБДД? Не выстрел ли это из пушки по воробьям? Ну передать им акт – и пусть оплачивают! Может, действительно не стоит разводить церемонии и восстанавливать справедливость?

Своими сомнениями Александр Борисович поделился с Вячеславом Ивановичем Грязновым. А тот прямо взвился:

– Да ты что, Саня?! Хочешь вовсе оставить этих говнюков безнаказанными?! Они же эти три сотни баксов проституткам по дороге на работу швыряют, пока те их в служебных автомобилях обслуживают!

– За триста баксов? – тоном знатока усомнился Турецкий.

– Ну это я так… – сообразив, что перебрал с суммой, поправился Грязнов. – Суть, Саня, в самом факте!

– Аналогии у тебя, однако, старик, – хмыкнул Турецкий.

– Чего? А-а, извини, Саня, как-то не подумал. Но я бы на твоем месте им не спускал. А что, давай вместе к Феде подъедем? Говоришь, он ужом крутится? Нюансы у него вдруг появились? А вот и поглядим, что это за нюансы! Ох Федя, ох жук!.. Давай потом заедем куда-нибудь, вольем в него приличную дозу и расколем, а? Не станет же он врать близким своим приятелям?

– А если станет? – скептически усомнился Турецкий.

– Тогда будем знать, с кем дело имеем! – словно обрадовался Грязнов. – Помнишь анекдот про еврея, который изобрел машинку для печатания червонцев? Одному приятелю показывает, другому. А после того как продемонстрировал станок третьему, к нему является НКВД. Предъявляйте, говорят, ваш печатный станок. Еврей им: нате, смотрите. Вот сюда я тихо кладу червонец, а с другой стороны он же выпадает на лоток. Я кладу, он выпадает. Те: значит, он ничего не печатает? Еврей: не-а. Те опять: а зачем вам эта херня? И тут мудрый еврей изрекает: но я ведь должен знать, с кем дело имею!.. Слушай, чего я рассказываю? У тебя же точно такое дело было!

– Было, в Люберцах слушали. Только не у меня, а это Юрка Гордеев защищал студентов, которые кавказцев «обули» на подобном своем «изобретении». А Юрка так поставил вопрос, что присяжные хохотали, и те босяки, по-моему, вообще условным сроком отделались.¹

– Ну верно! А чего тогда смеялся?

– А чего ж мне, плакать, что ли? Да и «бэсэду паддэржать!» – с кавказским акцентом добавил Турецкий, напомнив Вячеславу другой анекдот.

Едут два «лица кавказской национальности» в купе, молчат. День молчат, другой. Наконец один спрашивает: «Слюшай, куда едем, а?» Второй отвечает: «В Бакы едем». Снова вопрос: «Слюшай, в Бакы сито есть?» Ответ после длительной паузы: «В Бакы есть сито. В Бакы каждый семья имеет свой сито… Зачем спросил, а?» Вот тут любопытный и отвечает: «Просто так спросил – бэсэду паддэржать…»

Хоть и знал анекдот Грязнов, но расхохотался. И, отсмеявшись, твердо заявил, что обязательно будет присутствовать у Фролова. А вдруг и в самом деле понадобится беседу поддержать?

Федор Александрович не удивился, увидев друзей вдвоем, будто заранее знал об их приезде. Поинтересовался настроением, посетовал на погоду. Мол, синоптики обещали жару, а пока все дождит, и на даче делать нечего, не отдохнешь путем…

А дача у него была в «генеральском месте» – под Звенигородом. Поближе к Москве, конечно, было бы лучше, но именно это «поближе» – уже не генеральское, а, считай, маршальское место – Барвиха, Успенское, всевозможные там Горки и тому подобное. Не тянул пока на владения в тех «райских угодьях» главный московский гаишник. Хотя, надо сказать, некоторые коллеги как-то устраивались. Да и он давно уже не прочь поменять добротный бревенчатый дом с усадьбой на коттедж из красного кирпича и потому старается проявлять повышенную «гибкость» в решении некоторых вопросов, вызывающих неоднозначную реакцию «наверху». Но опять же эти вечные нюансы, будь они прокляты…

Вот, видимо, по этой причине и оставался «хороший приятель и честный мужик» Федор Александрович Фролов не в друзьях, а все-таки в приятелях у Грязнова с Турецким. И большего душевного сближения им как-то не требовалось. Приятельство обязывает к одному типу отношений, а дружба – это, насколько известно, нечто большее. А вот тональность разговоров не менялась, всегда оставаясь в высшей степени доброжелательной.

– О, какие люди! – изобразил искреннюю радость генерал при виде посетителей, входящих в его кабинет.

– Добавь традиционное: и без охраны, – хмыкнул Грязнов, пожимая Федору руку. – Ты на него, – он ткнул пальцем в Турецкого, – не греши, я тут не в качестве группы поддержки, а исключительно затем, чтобы вы потом, после вашего высокого заседания и прений сторон, если таковые состоятся, не разбежались в разные стороны, а составили бы мне компанию. Есть мысль поужинать. Нет, надеюсь, возражений?

– Чего это вдруг? – Фролов взглянул на Грязнова с подозрением.

– Ну если ты ужинаешь вдруг, а не как все люди, по необходимости, сделаю для тебя исключение. Посоветоваться хочу. По личному делу. А где ж с тобой еще можно пересечься? Не на Житной же. Вот и повод.

– Да? – как-то недоверчиво произнес Фролов. – А что за дело-то?

– Как говорила когда-то моя бабка, на сто тысяч целковых.

– Ну да, откуда твоя бабка могла такие числа знать? – натянуто улыбнулся Фролов.

– Барнаул, дорогой, – нравоучительно заметил Грязнов, – откуда моя бабка родом, всегда на золоте сидел. Для них это – не суммы, понял? В школе надо было не пропускать уроков, тогда б не задавал глупых вопросов.

– Ох ты, гляди, какие мы! – Фролов даже руками развел.

– Такие! – Грязнов погрозил потолку указательным пальцем и показал на один из стульев у длинного стола для заседаний. – А это что за перец? – Всем было ясно, кого он имел в виду.

– Ах этот? – небрежно спросил Фролов, почему-то тоже глядя на пустой стул. – Это, мужики, забавный тип.

– В цирке работает? – наивным голосом спросил Турецкий.

– Почти, – горько усмехнулся хозяин кабинета. – Есть у нас такой мало известный милицейский Благотворительный фонд. Оказывает вспомоществование сотрудникам МВД, пострадавшим в Чечне. Ну вот и…

– И что, всем помогает? – изумился Грязнов. – Так на это же целого государственного бюджета не хватит, а ты – какой-то фонд!

– Там хитрая ситуация, – начал объяснять Фролов. – Есть учредители, есть члены фонда, разовые взносы, процентные отчисления, прочие доходы. А в сумме получается вполне солидно, хорошее дело делают, – вздохнул главный московский гаишник.

– Это ты сам знаешь или тебе сказали, Федя? – не отставал Грязнов.

– Славка, да что с тобой? – засмеялся генерал, но несколько натужно. – Хочешь подробней узнать, спроси. Он сейчас подойдет. Бывший полковник вэвэ по фамилии Брусницын. Зовут Игорем Петровичем. Нормальный мужик, так мне кажется.

– Погоди, Федор, – встрял Турецкий, – а какое отношение он имеет к моему делу? То есть к тому наезду?

– Он как бы представитель ответчика.

– А кто ответчик? – продолжал интересоваться Турецкий. – И имеет ли он право?..

– Имеет, – ответил Фролов. – Я поинтересовался, мне доложили, что по этой части вопросов к нему не возникало. И оценит, и оплатит.

– Оценку уже произвели. – Турецкий вынул из кармана акт и протянул Федору.

Тот развернул, посмотрел и… заразительно захохотал. На вопросительные взгляды, продолжая смеяться, ответил наконец:

– Ну, мужики, ну, ей-богу, цирк! Триста баксов, а мы!..

– Да вот и я ему говорил. – Грязнов быстро взглянул на Турецкого и едва заметно подмигнул ему. – И на кой тебе хрен возиться, Саня? Ну были бы еще хоть бабки приличные, а то? Не слушает старых друзей, принципиальный, блин! Не знаю, может, по-своему и прав… А чей он представитель, этот, как его, Брусницын, да? Не он же наехал? Ему-то чего? Какая радость?

– Наехал там один мудак, – поморщился Фролов, будто его заставляют говорить о чем-то чрезвычайно неприятном. – Да вот транспорт был не его.

– Привет! – перебил Вячеслав, спокойно усаживаясь у длинного стола. – Ты ж сам помогал мне пробить номер. Депутат Госдумы, за что ж ты его так неуважительно, старик?

– Да не депутат совсем наехал! Его машиной воспользовался один его знакомый. Предприниматель. Земляк, что ли. Хрен их всех разберет. Короче, там у них уже целый скандал, понимаете?

– Ничего не понимаю, – продолжал настаивать Грязнов. – Машина одного, ездит другой, ДТП устраивает третий, а угрожает пострадавшей вообще четвертый! Федя, либо я сам уже тот, кого ты только что назвал красивым именем на букву «эм», либо… Черт его знает, что…

– Вот именно, – подтвердил Федор, – об том, как говорится, и речь. Сплошной «кроксворд», мужики, если разобраться, – засмеялся он неестественно. – С одной стороны, депутат, уважаемый человек, который ни сном ни духом, с другой – тот Мамонов…