Kitabı oku: «Байки PRo выборы», sayfa 2

«Северные Нью-Васюки»

В год ГКЧП¹², когда «счастливая восьмерка» неудачно попыталась захватить власть в стране, поступал на журфак УрГУ. Моему товарищу, будущей региональной телезвезде Тимуру Иванову за «творческий конкурс» срезали оценку. Экзаменаторов смутили «невысокие» карьерные амбиции абитуриента. На вопрос: «Куда предпочтёт трудоустроиться после выпуска в районную или областную редакцию?» Иванов ответил аллегорией: «Лучше быть большой лягушкой в маленьком болоте, чем лягушонком в огромной луже».

Не вижу ничего страшного в умении ставить перед собой адекватные и реализуемые задачи. В большой луже пусть тонут головастики.

За год до путча мне, недавнему школяру, предложили должность корреспондента в еженедельнике «На ударной стройке!». Без промедления нырнул в это «болотце».

В крохотных редакциях многотиражных газет (на самом деле издаваемых микроскопическими тиражами) тоже кипела жизнь. Попадались и сильные журналисты, но чаще – «серые писаки».

Наибольший градус веселья в нашем коллективе поднимался во время визита внештатного рабкора Сандыкова. Более опытные коллеги частенько подтрунивали над слабостями главреда Лайтера, которых у него было гораздо больше заслуг. Но Сандыков – даже не слабость. Скорее недоразвитость.

Обрисую читателю в общих чертах портрет этого заштатника. Невысокий. Вечно одет в какие-то обноски, с характерным благовоньем кочевника-клошара. Постоянно без работы и денег. Тупиковая ветка потомства последнего сибирского хана Кучума. При виде такого современного «Хозяина Сибири» хочется поскорее убежать не оглядываясь.

Бедность множит рты. Семья нашего «героя» разрасталась со скоростью копировального аппарата. Племя Сандыковых разбило стойбище в комнатенке общежития. Шестой член этой семьи оказался мертворожденным. Неудавшийся отец в причинах этого несчастья винил местные власти и ООН.

Носить горе в себе не посчитал нужным. Стал стучаться в двери всевозможных инстанций: СЭС, пожарную охрану, управление образования, профсоюзы. Наведался и в нашу редакцию. Для пущей убедительности визитер выложил перед журналистами «доказательство» преступного бездействия чиновников. Раскрыл торбу. В мешке – ком одеяла. В него завернуто… тельце несчастного младенца.

Женщины реагировали стандартно: кричали, хватались за сердце, теряли сознание. Мужчины действовали решительней – выпихнули гастролера взашей. Заперли за ним дверь на замок.

Сандыков решил «искать правды» у городского начальства.

Когда-то всесильный первый секретарь горкома партии Сидоров в одиночестве тосковал в своём служебном кабинете. Еще пару лет назад в его приёмной толпился народ. «Первый» принимал, распоряжался, казнил и миловал. У него были полномочия. Людовику XIV приписывают фразу: «Государство – это Я!» Сидоров в кругу друзей под рюмочку на манер короля-солнца без ложной скромности мог бы тоже бахвалиться: «Власть – это партия. А партия здесь – я!»

Но с приходом перестройки всё стало зыбко и неопределенно. Каждая «собака», прежде тихо прятавшаяся под лавкой, нынче тявкала на «начальство». То есть и на него, представителя власти. Перестройка и гласность забрали у первого секретаря могущество, влияние, а главное, сакральность. Как бальзаковская шагреневая кожа, его руководящие полномочия день ото дня сжимались. Пусто было в душе. Тихо и пусто – и в приемной. Проклятые телефоны зловеще молчали. Ещё один никчемный отсиженный день подходил к концу. Сидоров уже начал влезать в пальто, чтобы отправиться домой, когда в приемную неожиданно ворвался посетитель.

Не его ждал начальник… Взъерошенный и помятый гость с порога стал строчить очередями малосвязанных фраз: «Должны, обязаны… Ничего не делаете. Народ с голода помирает… Кто за это ответит?»

«Записывались на приём? Рабочий день закончен. Приходите завтра!» – опытный секретарь привычно пыталась отшить назойливого визитера.

«Дети пачками мрут!» – Сандыков (а это был именно он) жестом факира развернул одеяльце. Получилось эффектно.

Делопроизводительница завопила и выскочила, в чём была, за дверь на мороз. В летних туфельках по сугробам бежала, не оглядываясь, до самого дома.

Её шеф тоже проявил недюжинную расторопность – в два прыжка заскочил в кабинет и захлопнул за собой дверь. За пару секунд на все обороты закрыл замок. Сандыков отчаянно подергал ручку. Попробовал плечом вынести обитый черным дерматином портал к начальству. Не получилось.

«Что дальше? Вызвать милицию или скорую помощь? Нет, не годится… В нынешние времена такой скандал может выйти боком. Ещё чего… – Первый секретарь лихорадочно искал выход из этой пренеприятнейшей ситуации. – Пережду…»

Прошло около часа, затворник внимательно вслушивался в шумы из приемной. Там мерно гудел холодильник. Негромко бубнило радио. Посторонних звуков не наблюдалось. Кажется, террорист ушел. Чтобы удостовериться наверняка, хозяин кабинета прильнул глазом к замочной скважине. И тут же отпрянул назад – с другой стороны на него тоже взирало чье-то воспаленное око. Ручка опять задергалась, в дверь забарабанили.

Отчаяние охватило партфункционера. Он с тоской смотрел на улицу. Свобода была рядом, за окном, но при этом очень далека.

Если бы кто-нибудь в вечерних сумерках тогда пригляделся к фасаду здания горкома, то очень бы удивился. Зрелище не для слабонервных. Грузный человек в пальто и галстуке, пыхтя и что-то тихо бормоча себе под нос, словно вор-домушник, ежеминутно рискуя свалиться, спускался со второго этажа по хлипкому, качающемуся водостоку. Это бежал от бомжа руководитель города.

Победив власть, Сандыков ударился в журналистику. В лице big boss «На ударной стройке» г-на Лайтера он нашел достойного партнера. Союз двух «гигантов мысли» закрепили меморандумом – главред выдал собутыльнику удостоверение внештатника.

Первым же репортажем Сандыков прославил себя и нашу многотиражку.

Дело было так. На фоне советских магазинов с пустыми прилавками Нижневартовский мясокомбинат был раем для избранных. Местным «Газпромом» и «Сбербанком» за одним забором. Комбинат денно и нощно выпускал сосиски, сардельки и сервелаты. По утверждению счастливчиков, продегустировавших эту продукцию, колбасные изделия были отменного качества.

Только эти деликатесы на прилавки магазинов не попадали. Таинственным образом сразу после изготовления колбаса исчезала в неизвестном направлении. Мясокомбинат был этакой черной дырой советской пищевой промышленности. «По блату», с переплатой, минуя гастрономы, сосиски и сардельки все-таки оказывались на столах избранных.

Весь город знал про несоветские принципы управления колбасной фабрикой, которой руководила отличница производства, коммунистка и просто советская женщина. На неё писались жалобы. Приезжали комиссии и проверки. Уезжали ревизоры с полными сумками дефицитных деликатесов. И всё оставалась по-прежнему. Поговаривали, что эту хозяйку колбасы боится даже первый секретарь горкома. На всё и на всех у неё была управа. С начальством она умела договариваться, на остальных плевать хотела. От любопытных глаз «мясной Эдем» отгородился двухметровым забором с колючей проволокой и контрольно-пропускным пунктом. Нормальному человеку проникнуть на этот спецобъект – ни за что на свете.

Наш новый внештатник смог. Сандыков ворвался на комбинат, как генерал Чуйков на танке в Берлин. Буйного натиска рабкора не выдержала ни двухметровая загородка с колючкой, ни кордон охраны.

О его триумфе редакцию известил телефонный звонок. Свидетельство безоговорочной капитуляции мясных бюрократов. «У вас есть такой корреспондент Сандыков? – с ужасом спросили в трубке. – Это беспокоит мясокомбинат. Ради всего святого, заберите его отсюда! Он парализовал нам всю работу!»

Спустя непродолжительное время на стол главреда лёг отчет о визите на этот сверхсекретный объект гастрономии. Сандыков рубил сплеча.

Начинался репортаж примерно так: «Давно хотел разобраться с безобразиями на мясокомбинате. Предъявил удостоверение редакции на пропускном пункте. Потребовал вызвать директора ко мне. Немедленно! Контролер отказался. Пригрозил его уволить. Охранник куда-то исчез. Я пошел искать колбасный цех. Навстречу выбежали несколько представителей руководства. Пытались мне зубы заговорить. Несмотря на их уговоры, начал осмотр. Зашли в какое-то помещение. „Почему трупы на земле валяются? – я указал им на тело дохлой лошади. – Кто тут ворует колбасу? Всех посажу!“ Сопровождающие разбежались как крысы. Попрятались в кабинетах и каптерках. Наткнулся на мужика в деловом костюме и в очках, выходившего из кабинета с табличкой „Заместитель директора“. Прижал его к стене. Спросил: „Где прячете ворованную колбасу?“ Но он вырвался и заперся в женском туалете».

Журналистика этому Гиляровскому Сибири быстро надоела. Он тонко чувствовал дух эпохи. Он и был дитя того смутного времени. Плоть от плоти. Экс-корреспондент подался в бизнесмены.

На суд впервые демократически избранных депутатов горсовета вчерашний корреспондент-террорист представил грандиозный проект. Сандыков был просто гениален. А его план – гениален своей простотой! Наш новоявленный Ротшильд разглядел на карте, возможно впервые, что Нижневартовск расположен далеко от «Большой земли». Вокруг тайга и болота. Географическое открытие породило в голове исследователя меридианов инвестпроект. С нехитрой логикой.

Из-за сильных морозов и короткого лета овощи и фрукты не зреют в местных топях. Как известно, помидоры неплохо краснеют в степях Казахстана. Зато в Западной Сибири с лихвой хватает лучшего, по мнению этого новоиспеченного агронома, удобрения – торфа. «Еὕρηκα!¹³» – с тюркским акцентом вскричал этот предприниматель от бога. Нужен бартер. Сибирь Казахстану – торф. Последний взамен будет поставлять на север томаты. Все в выигрыше. И счастливы по самые помидоры! Осталось уладить только небольшое недоразумение – выстроить новый «шелковый», точнее «томатный», путь. Проложить прямую дорогу от казахских овощных грядок до Самотлорских болот. Какие-то 2000 километров…

Дальний потомок Чингиз-хана решил закончить то, что не удалось его знаменитому предку: соединить Западную Сибирь и Среднюю Азию. Доморощенный экономист путем вычислений, известных только ему и Аллаху, пришел к заключению, что для строительства «помидорного» пути необходимо задействовать: 6 кранов, 19 бульдозеров и 134 КамАЗа. Возвести три моста. К этому плану «ГОЭРЛО–2» новый Адам Смит приложил собственноручно сделанные расчеты, небрежно набросанные рукой маэстро на вырванном из школьной тетради листочке «в клеточку».

О своем открытии это гений болотной экономики поспешил уведомить «Ну ударной стройке!». Главный редактор сиял. Наконец-то на страницах нашего заурядного издания вместо рутины появится материал, меняющий мир! Растроганный литературный начальник плакал от радости в предвкушении всеобщего внимания к газете и роста тиража на 30–40 экземпляров.

Вытирали слезы и сотрудники редакции, но уже от смеха. Весельчак и дамский сердцеед спецкор Казарян, с трудом сдерживая смех, то и дело живо интересовался деталями «большого проекта». Почему именно три, а не четыре моста? Точно ли хватит 19 бульдозеров? Не остановится ли прокладка «помидорного» пути, если под ружьё встанет на пару грузовиков меньше, чем запланировано?

Горе-экономист побаивался и всячески избегал своего редакционного визави. Поэтому ответы на эти вопросы оперативно от него получить не смогли. Находиться в неведении тоже не было сил. Главред уже было направил сандыковские тезисы в печать. Но вся редакция встала на дыбы. Не хотелось работать в издании, которое после публикации этих «философских писем» сибирского конкурента мысли самого Петра Чаадаева неминуемо бы превратилось в филиал тогда популярной телепередачи «Смехопанорама». Решили пресечь путь неучу с помощью экспертов от науки. Направили это «рацпредложение» для оценки в Тюменский институт экономики.

Ответ не заставил себя долго ждать. Читали всей редакцией. На фирменном бланке этого уважаемого научного учреждения хорошо просматривались пятна-разводы. Ученые писали и плакали. Плакали и писали…

С трудом подбирая цензурные фразы, кандидаты и доктора наук резюмировали, что «проект, мягко говоря, нецелесообразен». Читали и плакали. Плакали и читали.

Рубен торжественно внес в кабинет главреда запретительный документ из Тюмени и прибил его кулаком к столешнице. Лайтер вынужденно снял «гвоздевую» статью десятилетия и от расстройства заболел.

Воспользовавшись отсутствием работодателя, нырнули в летний отпуск остальные корреспонденты. На хозяйстве в полном одиночестве оставили самого молодого – вашего покорного слугу.

Но предприимчивый дух Сандыкова не могли остановить ни болезнь главреда, ни письмо экономистов, ни даже жаркое лето.

Однажды в дверь редакции постучали. Открываю, вижу на пороге и не узнаю недавно изгнанного с позором местного аналога экономиста Джона Кейнса в сопровождении какого-то верзилы.

Куда пропало видавшее виды замызганное пальтишко с лоснящимися рукавами? Вместо него дорогой, хрустящий от новья кожаный плащ – хит десятилетия. Где стоптанные, вечно чумазые башмаки? Вместо них по полу редакции, как по плацу, гарцуют блестящие модные туфли.

Не узнать и хозяина обнов. Куда пропала поза просителя? Где вечно блуждающие глаза пациента, описанного Чеховым в «Палате № 6»?

Гость с достоинством излагает просьбу. Предлагает сделку. От меня требуется немного: несколько статей в поддержку очень важного для продовольственной безопасности региона проекта. Того самого – «помидорного пути».

Моё замешательство визитер оценил по-своему.

«Не беспокойся, хорошо заплачу. Первый транш из бюджета уже получен!» – Сандыков повелительно поманил пальцем стоящего у него за спиной громилу-телохранителя с дипломатом. «Открой», – небрежно приказал хозяин.

Челюсти кейса послушно распахнулись, и на меня насмешливо уставились тучные пачки денежных банкнот.

От взятки в особо крупном размере тот семнадцатилетний юноша отказался…

Из-за моего юношеского максимализма, а может, были правы тюменские эксперты, но Сибирь и Казахстан до сих пор так и не удалось соединить посредством трех мостов, 6 кранов, 19 бульдозеров и 134 КамАЗов.

Как говорят казахи – когда нет людей, лягушка кричит: «Озеро мое!»

Слишком много таких квакунов пришло тогда к власти и деньгам на волне перестройки.

Сандыков – символ смутного времени.

Сандыковщина неискоренима…

Университетская каллиграфия

Студенты – активный класс, утверждают классики науки о политике. Не врут. Проверено на собственном опыте.

Учился одновременно на факультетах «Журналистика» и «Политология». Специализация накладывала отпечаток на образ быта сокурсников. Летом на практике будущие «акулы пера» заколачивали «длинный» рубль. Зимой вели жизнь беззаботную, больше проявляя интерес к богу виноделия Дионису, чем к его сводной сестре мудрой Афине.

Объявления типа: «Требуется политолог!» не увидишь на заборах. Такую рекламу никогда не печатали в газетах. Но и будущие профи публичной власти проходили практику без отрыва от учебного процесса.

Иду по университету. Вижу – сокурсники сгрудились в коридоре. Кто на парте, кто на коленке – что-то старательно пишут. Не скрою, заволновался. Товарищи к экзамену готовятся, а я ни ухом, ни рылом!..

Подхожу, интересуюсь. Ложная тревога. Сдают письменный зачет не кандидатам наук, а кандидатам в депутаты. Подписи «рисуют». Для непосвященных поясню.

Для регистрации претендентам на публичные должности в зависимости от региона и статуса выборов необходимо собрать от нескольких сотен до нескольких миллионов автографов избирателей. Выдвигаемого должны поддержать один-два процента граждан, проживающих на соответствующей территории. Была и еще лазейка для оппозиционеров поучаствовать в выборной гонке на основании внесенного залога. Если за выдвиженца проголосует меньше 4 % участников этого шоу, то такой взнос остается в распоряжении государства. Отличный способ пополнить бюджет за счет амбиций страдающих манией величия! Но потом залог отменили, чтобы «непрошеные» во власть случайно не прошли. По подписям оппозиционеру сегодня зарегистрироваться кандидатом – что свой локоть укусить.

Кажется невероятным, но в конце ХХ-го века в России даже губернаторов реально выбирали. В Свердловской области, к примеру, претендентам на эту должность в сжатые сроки было необходимо собрать порядка 40 000 рукописных согласий избирателей в свою поддержку!

Это целая история. Представить для проверки подписные листы, по особой форме. С паспортными данными и автографами зарегистрированных непосредственно в округе. По иронии законодателя, ничего не решающие граждане обладают активным избирательным правом, а кандидаты – пассивным.

«Серьезные» политики с бланками подписей по улицам за прохожими не бегают. Это удел профессионалов: партфункционеров, консалтинговых агентств, политтехнологов. Хорошо, когда есть «административный ресурс». Тогда в подписных листах избиратель ставит закорючку со своей фамилией одновременно с расчетной ведомостью по зарплате. Что называется, не отходя от кассы.

В остальных случаях в «поля» за автографами обладателей активного права отправляют студентов. Вдоволь настучавшись в закрытые двери, на общавшись с «приветливыми» собаками-сторожами и их рычащими от злости хозяевами, сборщики технологизировали процесс. Копируют и продают подписные листы с прошедших выборов. Такая «база» – ценный товар. Идёт нарасхват на «базаре» технологов. Обыватель бы очень удивился, узнай, что одновременно подписался под выдвижением соперничающих между собой за депутатский мандат каких-нибудь Сидорова и Петрова. Стоит однажды неосторожно чиркнуть свои инициалы за кандидата «N», и они автоматически попадут «в базу». Можете потом сменить место жительства, фамилию, пол и даже «сыграть в ящик». Но год за годом память о вас будет жить в «базе». Ваш вензель и паспортные данные в подписных листах непосредственным образом продолжат участвовать в предвыборных кампаниях. Не знаю про душу, но участие ваших персональных данных в избирательном процессе может сделать вечным. Это колесо сансары личных данных и автографа гражданина может прервать только эксперт-графолог. Но студенческая каллиграфия подписей – невинная шалость по сравнению с административным ресурсом, заставляющим являться к урнам «мертвые души». Прекрасный сюжет для Гоголя!

Ваш покорный слуга для мэров провинциальных городов читал авторский спецкурс «по противодействию коррупции». По списку слушателей – чертова дюжина. Люди все уважаемые, занятые. Угадайте: сколько из них увидел за партами в своём классе?.. Не буду долго томить. Сперва – девять. Постарался их заинтересовать. Раскрыл тему в нужном ключе. Продемонстрировал слайды. Разобрал примеры из судебной практики. Присутствующие в аудитории позвонили и позвали отсутствующих. Ещё трое подтянулись. Тема для руководителей местных администраций оказалась актуальная. В конце семинара разговор зашел про выборы.

За всех отрапортовал староста группы – глава района:

– Сегодня сложилась порочная система подушного финансирования. Муниципалитеты получают субвенции и субсидии в расчете на количество жителей. Размер самостоятельных доходов местных бюджетов – курам на смех. Вот и приходится, чтобы выжить, завышать цифры статистики. Увеличивать демографию на бумаге. В моём районе в списках избирателей значатся все, кто уехал и умер за последние 20 лет! Прикажут сверху, и наши «мертвые души» воскреснут.

Как в анекдоте.

Старик приходит в избирательную комиссию:

– Моя бабка проголосовала?

– Да, проголосовала. А что?

– Пять лет, как померла моя старуха. Но на выборы исправно ходит. Всё никак не могу ее застать!

Среди сборщиков автографов установилась иерархия. Чем длиннее список подписавшихся, тем круче его обладатель. «Базы» продаются «сырыми» – только паспортные данные. И «под ключ» – с «нарисованными» подписями. Такая каллиграфия – неплохой заработок для студента. Как и во всяком ремесле, профессионализм приходит с опытом. Сперва заполняли формы – «рисовали» поодиночке. Сольная работа дается автографисту тяжко. Хорошо, когда перед глазами образец росчерка беспечного обывателя. А если принесли «голую» базу?.. Придумывай буквенные пируэты напротив каждой фамилии! Тяжкий творческий процесс. Попробуй поставить такой «крестик» за добрую сотню соотечественников, и чтобы техника письма не повторялась! Фантазия откажет. Схожие элементы написания, направления росчерка, одинаковый цвет чернил наведут опытного эксперта на мысль, что перед ним «липа».

Более совершенная техника подделки – бригадный подряд. Работали целыми студотрядами! Вместо изучения мертвой теории публичной власти студенты постигали на практике азы живого избирательного процесса. Несколько нехитрых приёмов такого рукотворного конвейера помогут сбить с толку проверяющего.

Первое правило – чем меньше сгрудилось фамилий на странице, тем лучше. Дабы единообразие почерков и чернил не бросалось в глаза.

Завет номер два – на одном листе «художник» проявляется лишь раз. Не спеша, перелистывая тома подписей, сличая наклон букв, чернила, различного рода завитушки, можно увидеть халтуру. Но расчет прост. Документов – тьма. Времени на проверку – в обрез. Да и глаз контролера замыливается.

Если не будет заказа сверху, «нарисованное» примут. «Удовлетворили» же проверяющих сотни тысяч таких росчерков в поддержку выдвижения многих действующих и бывших: депутатов, мэров, губернаторов. Можно, конечно, тешить себя мыслью о первой коммуникации с электоратом посредством агитаторов-паспортистов. Денно и нощно проводить первичную проверку собранных автографов. Отбраковывать документы с техническими недочетами, неправдоподобными персональными данными. Но выявить «липу» – могут только настоящие профессионалы своего дела. Реальность сурова. «Настоящие» факсимиле жителей округа слишком дорого обходятся! Работенка не для гончаровского Обломова. Приходится много ходить, стучаться в глухие двери, частенько выслушивать рекомендации по поводу направления движения от «радушных» хозяев. Обыкновенный сборщик с трудом за день наскребает в частном секторе двадцать подписей и в полтора-два раза больше – в многоэтажках. Если закон требует 40 тысяч автографов, с «запасом» нужно собрать не меньше 60 тысяч! Такой труд по силам лишь полку политических фрилансеров. Этих солдат избирательного фронта ещё нужно рекрутировать, обучить, отправить в бой на конкретный участок. Проверить и рассчитаться с ними за работу, наконец. Пять-десять целковых за подписанта привлекают на эту «шабашку» отнюдь не самую надежную публику. Это в умных книжках агитаторы – сплошь домохозяйки средних лет. Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить… Штабистам в основном приходится иметь дело со студентами, пенсионерами, безработными.

Типичный представитель народа за пределами Большого садового кольца, как бы мигрировал в современную Россию с картины художника Эдурада Мане «Любитель абсента». Путешествуя во времени и пространстве он лишился парижского «charme¹⁴», цилиндра и плаща. И на современный манер «ядерный» электорат выглядит так.

По темному, вонючему, исписанному граффити подъезду хрущевки поднимаемся на второй этаж. Упираемся в железную дверь, обитую местами подпаленной вагонкой. Вместо звонка гостей встречают растопыренные, оголенные «жилы» проводов. Осторожно стучим – нет ответа. Барабаним настойчивей. Не сразу, но открывают. Заходим. Осматриваемся. «Двушка». Ремонт тут не делался последние «…цать» лет. С потолка на «макаронине», как и тридцать лет назад, угрожающе свисает лампочка Ильича. Её тусклый грязный свет падает на потертые, местами порванные обои. Сквозь дырявый линолеум прорывается бетон. Треснутое оконное стекло на кухне закрыто от небесного света по-военному – бумажной полоской. Зарегистрированы на жилплощади пятеро. Живут – и того больше. Дед – инвалид ума и труда, бабка – гипертоник. Внучка не закончила школу, но уже в положении. Уставшая от собственной плодовитости, вечно всем недовольная мамаша. К ней прилагается «детсад» от двух до двенадцати лет. С волнением ждут главу семейства: «Придет с работы пьяный и добрый или трезвый и злой?»…

Благополучную публику застать дома сложнее. Предприниматели, служивые и бюджетники целыми днями пропадают на работе. По вечерам водят отпрысков в кружки и секции. Спешат в спортзалы или кафешки.

Собирать у этой категории подписи поздним вечером перед сном можно, но лучше – на конкурента.

Хочешь не хочешь, а сборщики вынуждены общаться с «цветом» общества. Попробуй после этого не заплати агитатору. Объясни, что его «ваяние» не соответствуют требованиям закона.

У одной гражданочки не приняли такоё бумаготворчество. Много брака. Достоверность многих росчерков вызывала сомнение. Мадам халтуру не признала. Заголосила как сирена. Пуще ведьмы, завертелась, заметалась по кабинету и с проклятиями вылетела вон. Через пару минут ворвалась обратно. С криком: «Не доставайтесь тогда никому!» схватила кипу своих, а заодно и чужих документов. Вынесла плечиком входную дверь и, не переставая завывать, стремительно скрылась.

К кому обращались за сбором подписей в середине 90-х? Конечно к студентам-политологам. Они же науку о господстве человека над человеком изучают!

Коридоры родной alma mater¹⁵ напоминали филиалы избирательных штабов. В перерывах между парами и после лекций как часы работал «рукописный» конвейер. Автографы в поддержку многих политиков на Урале проштампованы на этом «ксероксе».

Гром грянул в университетских чертогах предсказуемо, но всё равно неожиданно. Власти включили знаменитый «административный ресурс». Неугодного претендента уличили в предоставлении поддельных данных. Возбудили уголовное дело. Расследование привело в вуз. Люди в погонах быстро стряхнули университетскую пыль с наших преподавателей. Однокурсников тоже стали дергать на допросы. По версии обвинения, на философском факультете готовят не будущих политологов, социологов, а фальсификаторов и мошенников. На этажах, занимаемых профильными отделениями, повисла угнетающая тишина. Философию раздавила юриспруденция. Но выборы закончились, и ответственным должностным лицам хватило ума закрыть дело. Продолжать расследование было всё равно что тянуть себя за ухо. С помощью «рисованных» ведомостей слишком много избрано депутатов, мэров, губернаторов. Их тоже всех привлечь по данному уголовному делу?..