Kitabı oku: «Средневековая история. Во славу короля!»
Как зеркало своей заповедной тоски,
Свободный Человек, любить ты будешь Море,
Своей безбрежностью хмелеть в родном просторе,
Чьи бездны, как твой дух безудержный, – горьки;
Свой темный лик ловить под отсветом зыбей
Пустым объятием и сердца ропот гневный
С весельем узнавать в их злобе многозевной,
В неукротимости немолкнущих скорбей.
Ш. Бодлер «Человек и море»
Пролог
Уэльстер. Кардин, королевский дворец.
– Ты сильно подвел меня, Харни.
Королевский кабинет как нельзя более подходил его величеству Гардвейгу, которого еще в юности прозвали Золотым Львом Уэльстера.
Что же было в королевском кабинете?
Разумеется, львиная шкура. Даже несколько – на стене, на диване, на полу перед здоровущим камином. В Уэльстере лев был только один, снимать шкуру с короля никто бы не осмелился, а потому львиные шкуры везли аж из Ханганата. Обитые коричневой с золотистыми прожилками тканью стены, такие же тяжелые портьеры, темный паркет и темного, черного дерева мебель. И на фоне этой темноты – Гардвейг.
В затканной золотом одежде, сияющий, подавляющий…
Его величество знал, как правильно встать и как сесть, чтобы произвести более грозное впечатление. А что удивительного? Раз уж комедианты на подмостках этим пользуются, почему бы королю что-то у них не позаимствовать? Так, чуть-чуть…
Но сейчас его величество не стремился подавлять и растаптывать. Сейчас голос короля звучал грустно, ему было тоскливо и плохо. Не от болезни – эта коварная змея покамест отползла, копила яд, давая передышку измученному телу. Но кто изгонит демонов, терзающих душу?
Гардвейг сидел в кресле у камина и смотрел на огонь.
Старый, усталый лев, которому не нужны уже львицы, не нужен прайд, не нужен стремительный полет по пустыне – было бы тепло, кусок мяса и добрая рука, которая расчешет гриву. Рано или поздно даже самые страшные хищники стареют.
Альтрес понимал это, и искренне сочувствовал королю, но старался этого не показывать. Ни вздохом, ни взглядом. Есть вещи, которые Гард не простит даже брату.
В отличие от своего короля, шут был одет нарочито просто, кожаные штаны и жилет коричневого цвета, такие же сапоги, белая рубашка с шейным платком. Сейчас он не на работе… то есть – на своей второй работе.
Сейчас Альтресу не надо кривляться под личиной шута, здесь и сейчас разговаривают король – и глава его тайной службы.
– Эдоард требует мою голову?
Реверансы тут неуместны. Король и его брат всегда говорили откровенно – максимально откровенно для людей их положения.
О чем-то умалчивал Лорт, что-то оставлял без внимания Гардвейг – есть вещи, к которым лучше не прикасаться. И завоняет, и не отмоешься. Но не здесь и не сейчас.
– Нет. Нам повезло.
Альтрес перевел дух. Тоже незаметно.
Чего уж там, брата он любил больше своей жизни. И голову положил бы за него, не глядя. Но вот именно здесь и сейчас… нельзя ли получить отсрочку? Лет на пятнадцать? Ладно, хотя бы на десять!
Не потому, что Лорт боялся смерти, нет…
Он боялся, что Уэльстер рухнет после их смерти.
Какова главная ошибка множества политиков?
Элементарно. Они слишком боятся вырастить себе преемника. А то ведь как может быть – король еще не умер, а «да здравствует» уже закричали. Бывали в истории примеры. А умирать не хочется, хочется доцарствовать и уйти, но даже в природе молодой лев убивает более старого. В чем-то люди идеально копируют животных, а чем-то еще и урок жестокости им дадут. Даже самым страшным хищникам.
С Гардвейгом все было еще печальнее.
Будучи несколько раз женат, сыновей он получил только в последнем браке, с Милией Шельтской, а ведь ребенка совершенно недостаточно родить! Его надо вырастить!
Выучить, вложить ему в руки державу, короновать, и точно знать, что он – способен. Что он удержит. Что страна не захлебнется в крови и огне, когда он окажется на престоле. Гончарам легче – их ошибку разбить можно, и никто о глиняной посудине не заплачет. А тут за каждым решением человеческие жизни.
Не получится из тебя гончара – иди в плотники. В булочники… а вот с должности короля увольнение не предусмотрено. С нее уходят только на тот свет, а иногда и близких за собой тянут, заливая страну кровью. Именно поэтому Лорт готов был и покориться, и торговаться за отсрочку – не пришлось. Гардвейг рассказывал сам.
Уже спокойно, без лишних эмоций, вот попадись Лорт ему в руки в Ативерне, еще тогда, после выходок Анелии, не сносить бы братцу головы. А сейчас все уже перегорело, утряслось, успокоилось – и не стоит ломать копья. Наоборот, подумаем, как настругать новых. Вдруг да пригодятся?
– Твои люди промахнулись несколько раз, Харни. Первый раз – вы не убили этого учителишку.
Альтрес фыркнул.
– Его и не собирались убивать. Ваше вели…
– Харни!
Рык получился вполне львиным и даже королевским.
– Прости, Гард.
Альтрес поглядел виновато. Да уж, либо брат, либо король, но здесь и сейчас – брат. И отчитывать его будут по-братски. Так, что шея заранее болеть начинает.
Но что лучше – тяжелой рукой по шее, или топором по тому же месту? Альтрес без колебаний выбирал первый вариант.
– Давай, рассказывай.
Альтрес пожал плечами.
– Я действительно знал, что Анелия спуталась с этим сопляком. И что? Убивать его не собирались, живой он был полезен. Я собирался его напугать до икоты и придержать, но вмешался случай.
– И зачем тебе был нужен этот щенок?
– Ты видел ее высочество Лидию? Жуть жуткая, – поежился шут. – Даже на портрете ей только врагов распугивать. Я ни минуты не сомневался, кого выберет Ричард. А раз так… управляемая и покорная королева Ативерны нам была бы лишней?
Гнев Гардвейга стих, словно на волны плеснули маслом. Да еще, и снова, и опять!
А ведь и верно.
Альтрес заботился о своей стране, не о чужой. Уж как умел, так и позаботился. Анелия стала бы королевой Ативерны, рано или поздно, и смогла бы влиять на мужа. Плоха та жена, которая этого не сможет.
Анелия влияет на Ричарда, Альтрес на Анелию, и страны движутся рука об руку, как равные… одна чуть равнее, но кто там разбираться будет?
Королева должна быть вне подозрений, а потому Анелия все сделала бы, чтобы ее не разоблачили, чтобы не всплыли старые грешки, и аккуратно пугать ее, что вот-вот, и вынырнет из небытия первый муж, и брак ее окажется недействительным – отлично бы сработало.
– Вмешалась судьба, – развел руками Лорт. – Я дурак, признаю.
– Эдоард так не думает. Он сильно на тебя обижен. Очень сильно.
– И? – насторожился Лорт. Королевская обида вполне могла обернуться отсечением головы. А уж официально, или просто за тобой убийц пошлют – не суть важно.
– Нам повезло. Нам просто повезло. Когда девчонка попыталась отравить племянника короля, и ее не поймали, и его откачать успели.
– Иртон?
– Да.
– Король любит его до безумия.
– Умри Джерисон – и Эдоард потребовал бы твою голову, а я не смог бы отказать. Но и так…
– Им нужны мои уши? – изобразил отчаяние Лорт. – Или нос?
– Язык, – огрызнулся Гардвейг. – Понял?
– Лучше смерть, – Альтрес вообще-то не позволял себе такого, но профессия шута – штука обязывающая. Так что шут в бессильном ужасе обвис в кресле и даже дрыгнул пару раз ногой.
– Ссылка, – серьезно произнес Гардвейг. – Примерно на год.
Альтрес тут же перестал паясничать.
– Год?
– Да. Съездишь… куда бы тебе хотелось?
– Домой, наверное. В поместье, – пожал плечами Лорт. – Я там уж сто лет не бывал.
– Вот. В поместье, на воды, искупаешься, отдохнешь – и с новыми силами за работу.
– Через год… что случится?
– Да ничего. Просто все забудут об этой истории. Вернешься из ссылки, и все будет, как и раньше.
Альтрес кивнул.
– Хорошо.
– Для всех я сильно прогневаюсь. В Ативерне я был не один, пошли сплетни, лучше направить их в нужное русло сейчас, пока не поздно. Ты правильно сделал, что приехал тайно, завтра приедешь при всех, я буду орать, ругаться, угрожать тебя казнить… потом поостыну и заменю казнь на ссылку.
– Ко всеобщему разочарованию, – ехидно ухмыльнулся уже не шут, а глава тайной службы.
– Переживут. А кто не сможет – тот подохнет, – припечатал Гардвейг. – В общем, завтра разыграем спектакль, и поедешь. Через год вернешься, и с новыми силами за дела.
Альтрес кивнул.
– Как прикажешь.
– Все убедятся, что договор выполнен… за это время я отправлю Марию в Лавери, она познакомится с женихом… с этой-то все нормально?
– С этой – да.
– Но ты все равно… твою ж… ладно. Я распоряжусь, чтобы повитухи проверили.
Альтрес с понимающей улыбкой развел руками.
– Мой заместитель граф Дишан. Я ему сегодня все объясню, а завтра дела передам.
– Давай-давай. И пусть организует повитух. Вторую шлюху среди невест нам не простят, сам понимаешь.
Лорт понимал.
И кстати…
– Чем Анелия травила Иртона?
– Эдоард говорил что-то про лилового убийцу.
Альтрес прикрыл глаза. Этот яд он знал. Шансов у Джерисона не было, а все же выжил граф? Почему? И нельзя ли получить рецепт противоядия… у кого, кстати, спрашивать?
– Это графиня Иртон?
– Да. Подробностей я не знаю, но графиня Иртон и Тахир Джиаман дин Дашшар провели всю ночь у постели больного, потом дин Дашшар вышел и сказал, что все будет в порядке с графом.
– Вот с кем бы я не отказался пообщаться, так это с графиней Иртон, – почти мечтательно протянул Альтрес.
Гардвейг кинул взгляд на брата, готовясь отчитать за неуместную игривость, но Альтрес был серьезен, как никогда. Более чем серьезен. И его величество решил чуть развить тему.
– Я разговаривал с ней.
– А я переписывался, – честно признался Альтрес. – Это очень умная женщина.
Гардвейг кивнул.
– Это – да. Что ты о ней думаешь?
– Думаю, что она достаточно умна, чтобы создавать нечто новое, но недостаточно умна, чтобы оставить свою славу мужчинам, – просто ответил Альтрес.
Гардвейг хмыкнул.
Он отлично понял, о чем идет речь. Для женщины было лишь несколько достойных ролей в этом мире.
Дочь, жена, мать, бабушка.
Умная и яркая женщина тут же привлекала к себе внимание, иногда избыточное, а под пламенем факела бабочке неуютно. Есть шансы сильно опалить крылья.
Но если это не совсем бабочка?
– Я разговаривал с ней, и неоднократно, – признался он Альтресу. – Ты не совсем прав.
Шут изобразил внимание.
– Она умна, но это не главное из ее достоинств.
Альтрес вскинул брови. Какие еще достоинства могут быть у женщины? Брат признавал только одно, но вряд ли графиня позволила пациенту, хоть и коронованному, нечто большее? Или он ошибается?
Гардвейг, словно угадав, о чем думает брат, покачал головой. Медленно, раздельно.
– Она ведет себя так… это сразу не объяснишь. Наш мир принадлежит мужчинам, и мы это знаем.
– А она? – уловил намек Альтрес.
– Лилиан Иртон ведет себя так, словно этот мир принадлежит ей.
Глава 1.
У истока.
Ативерна, Лавери.
– С-семейная жизнь, – ворчал граф Иртон, вылезая из-под одеяла. Акробатические упражнения с утра – одеяло было прижато на совесть и со всех сторон. И ведь не выдернешь!
Лилиан открыла глаза – и улыбнулась мужу.
– Бывает?
– Гррррр, – вежливо ответил высокородный граф, да так выразительно, что Нанук поднял ухо и прислушался.
Конкурент?
Откуда?
Ага, семейная жизнь во всей ее красе.
Супружеская постель – это да, это священное место. Только никто не объяснял это собакам, хорькам и детям. И те являются к вам, когда сами того пожелают.
Ладно еще Миранда – та хоть с утра приходит, вытаскивает любимую маму из-под теплого одеяла, и тащит на тренировки. Это как-то можно пережить, тем более, что и сам Джерисон предпочитал начинать день пораньше, и воинскими упражнениями не пренебрегал.
А ночью?
Вы только-только выплатили супружеский долг очаровательной жене (да, и проценты тоже не забудьте, сколько их за это время набежало!), укладываетесь спать, обнимаете супругу… и вас злобно кусают за палец.
Здравствуй, хорек.
Спихиваешь захватчика, встаешь промыть ранку на пальце, возвращаешься, а твое место уже занято.
Здравствуй, собака.
Жена-то спит, ее этот зоопарк по умолчанию не трогает, соображают, гады! А вот графу Иртон приходится спихивать пса, выкидывать за шкирятник хорька, и устраиваться на подушке. И если повезет – заснуть в первые двадцать минут. Потом все возвращается на круги своя.
Нанук плюхается всей тушей на ноги, а тушка там здоровущая, хватит и на графа, и на графиню, и отлеживает их за ночь по полной. Еще и возмущается, когда Джерисон пытается перевернуться на другой бок. Ты чего, хозяин? Я только-только улегся!
А хорьки… если кому нравится просыпаться с хорьком на голове – вы пришли по нужному адресу.
Нет? А хорек все равно пришел. И обидно как-то… почему у Лилиан они спят рядышком, руку протяни, и погладишь, и едва не мурлыкают под пальцами женщины, а ему выкладывают на голову свой хвост и злобно шипят?
Хотя Джерисон отлично знал ответ где-то в глубине души.
Конкуренция это, в самой острой форме.
Вся вредная свора отлично себя чувствовала в постели графини Иртон, задолго до появления ее супруга, и ничего не собиралась спускать наглому захватчику. Гады!
С другой стороны…
Можно не волноваться – жена точно не заведет любовника. Ни один другой мужчина не станет терпеть весь этот зверинец.
С тем Джерисон и удрал во двор.
Вирмане уже были там. Эрик разминался на чем-то вроде поперечных перекладин. Подтягивался, мышцы так и играли, вирманин заметил графа – и кивнул ему.
– Место есть!
Джес махнул рукой и присоединился.
Подтягивания, отжимания – после выяснения отношения с вирманами, они нашли общий язык. И неплохо сжились. Джерисон понял, что этих наглецов теперь никакими силами из дома не выкинешь, но – не протестовал.
Охрана хорошая, слово держат, на жену видов не имеют – чего еще надо?
Минут через пятнадцать появились Лилиан и Мири, обе в свободных брюках и рубашках, но к мужчинам не присоединились. Побежали по кругу…
Двор графского особняка был не слишком велик, но место для полноценной спортивной площадки выкроить удалось. Хватило и на снаряды, и на беговую дорожку, то есть круг диаметром чуть больше десяти метров, вдоль забора. Лилиан и бежала, проделывая привычный еще по той жизни разминочный комплекс.
Простой бег – десять кругов, движения головой, руками, ногами, потом попрыгать, пройтись гусиным шагом, поприседать, и только хорошенько разогрев все тело – на снаряды.
Пот течет, жарко, мышцы ноют…
Слуги уже давно перестали обращать внимание на графские странности. А самым любопытным разъяснили те же вирмане, показав кулак размером с тыкву. Дошло до всех.
Рядом попискивала Мири. Девочка что есть сил подражала приемной маме, и старалась не отставать. После достопамятного похищения (земля иголками барону Донтеру), училась она что есть сил. И ножи метала, и удары отрабатывала, и захваты. Не было у Лилиан уверенности, что Мири сможет убить человека… а может – зря она малышке не доверяет?
Этот ребенок – полностью продукт средневекового общества, в котором человеческая жизнь ценится невысоко. И колебаний, переживаний, а то и размышлений на тему «хорошо-плохо» у Лилиан в критической ситуации будет гораздо больше, чем у Мири.
Джерисон закончил разминаться, кивнул Эрику, и мужчины взяли оружие.
Меч против топора? Кто к чему привык, в бою равного оружия не бывает, там уж кто тебе достался, с тем и дерись, это не рыцарский турнир. И тренироваться лучше на разном оружии.
Примерно так и выглядели сами противники.
Более гибкий и стройный Джерисон против голой мощи вирманина. Лилиан невольно залюбовалась.
Эрик ломил силой и мощью, Джерисон старался уворачиваться, не блокировать удары, а отводить их, но вирманин тоже это понимал. Так что поединок шел не сила на силу, а хитрость против хитрости. А то она не знает, на что способен Эрик! Глупцы капитанами не становятся, уж точно не у вирман.
А вот на что способен ее супруг…
Это Лиля только открывала.
И не надо говорить о ночных встречах. Если бы мужчины знали, как они раскрываются в постели, они бы точно последовали примеру турецких султанов – вызвал, полюбил, отослал. Утилитарное отношение к женщине. А здесь…
Джерисон не был эгоистом. Он был внимательным и чутким любовником, при этом достаточно властным, но не тираном и не извращенцем. Идеальное сочетание. Он умел прислушиваться к партнерше, но искренне считал, что должен и обязан быть первым.
Всегда.
Везде.
Он же мужчина, что тут непонятного!
Феминизм здесь даже как ругательное слово не использовали, не было тут феминизма. В принципе.
Так, а от упражнений на пресс не отвлекаемся, работаем, работаем!
Лиля повисла на перекладине и принялась поднимать ноги, не сгибая их в коленях. Вот уж что плохо получалось – так это растяжка. Мышцы просто закостенели за столько лет… хорошо хоть артрит нажить не успела, позорище было бы!
Миранде все это давалось намного проще. Детей легче приучить к спорту.
Да, Але когда-то тоже было намного легче, она с детства чем-то да занималась. Не танцы, так карате, не карате, так айкидо, не айкидо, так плавание…
Профессионалом так не станешь?
А надо ли? Стоит ли гробить свое здоровье и делать ставку только на тело? Может, еще и мозг развивать стоит иногда?
Лилиан закончила разминку, и поглядела на мужа.
Кажется, они с Эриком зашли в тупик. Вирманин не мог пробить защиту, Джерисон не находил момента для атаки. Интересно, кто устанет первым? Или не доводить дело до конфликта?
Лилиан сунула два пальца в рот и звонко свистнула.
Мужчины оглянулись.
– Мы купаться и завтракать! – звонко крикнула женщина. – Ждать не будем!
– Мам, наперегонки?
Мири кивнула на особняк.
– А, давай!
Юбка-брюки не идеал, но бегать в ней достаточно удобно. И все же Лиля аккуратно поддалась. Пусть у ребенка будет радость!
Ляля и Нанук все равно прибежали первыми, но как довольна Мири! Эй, а вот язык показывать – некрасиво! Малявка наглая!
Ванная…
Лиля привычно обтерлась над тазиком и задумалась.
Неудобно…
Полцарства за коня? На фиг мне ваша лошадь, мне бы душ! Тепленький. А если правда попробовать?
Пару минут Лилиан посмаковала идею душевой комнаты, но вынуждена была отказаться. Первое – она медик, она не физик и не механик. Она просто не знает, как наладить подачу воды наверх. А и знала бы – ледяной душ удовольствия не доставляет. Котел-то для обогрева воды она точно не соберет!
Второе. Гигиена.
Плесень даже в двадцать первом веке цветет на стенах душевых, особенно там, где убирают плохо. Здесь она появится еще быстрее.
Третье, и самое вредное. Она графиня, она сама ведра с кипятком не таскает. Пусть слуги стараются, им за это деньги платят, рабочее место обеспечивают…
Обойдемся без водопровода. Тряпочкой оботремся.
Лиля переоделась, благо могла это сделать сама, натянула бледно-голубое платье в стиле «бохо», с вышивкой по воротнику и рукавам, и подошла к зеркалу. Зеркало послушно отразило интересную блондинку с длиннющими волосами и очаровательной улыбкой.
Не модель, и даже рядом не стояла. Симпатичная женщина с пышными формами. Уже не безобразно толстая, но и далеко не худая. И не надо.
В это время модельные девушки вызвали бы у мужчин только одно желание. Нет, не сексуальное. Накормить! И побольше, побольше, а то какие ж дети будут от такого скелета? Ясное дело, больные!
Неслышно вошедший в комнату Джерисон подкрался и крепко поцеловал жену в плечико.
– Красавица!
Лилиан ответила ему насмешливой улыбкой.
Ту самую жемчужную сережку, которую супруг получил на маскараде, она так и хранила в шкатулке. Как-то времени не было все прояснить до конца, да и страшновато. Войну они выиграли, теперь начинался мир, а каков окажется ее супруг в мирное время?
Эдоард не вечен, а когда на троне окажется Ричард… Джерисон – его ближайший друг. Кого поддержит король в случае конфликта? Лилиан и так знала ответ.
Страшновато. До сих пор Лиле было страшно за свое будущее. И ведь не сбежишь никуда, не скроешься – куда она от Миранды? А теперь еще от Романа и Джейкоба? Не бросишь ведь, никого не бросишь. Мы в ответе за тех, кого приручили. Приучили. Прикормили, в конце концов!
– Вы тоже очаровательны, дорогой супруг.
– Подождете меня, госпожа графиня? – легко принял игру Джерисон. – Я с удовольствием составлю вам компанию за завтраком.
– Ни за что! – торжественно объявила Лилиан. – Явлюсь в столовую первой – и в одно лицо скушаю всю овсянку! Вам не оставлю!
– О горе мне! – Джерисон поспешно обтирался над тазиком. Привычка жены к чистоте его не раздражала. Могло бы и хуже быть… и вообще, когда женщина всегда чистенькая и свеженькая, это стимулирует на подвиги. Например, на отдачу супружеского долга. – Чем же я буду кормить своего боевого коня, госпожа графиня?
– Судя по виду этого чудовища – сырым мясом, – фыркнула Лилиан.
Джерисон расплылся в польщенной улыбке.
Его конь, хоть и уступал аварцу, но впечатление все равно производил. Этакая здоровущая черная зверюга, копыта аж с суповую тарелку…
Один раз наступит – считай, полноги нет. И зубы, как у гиппопотама, только клыков не хватает.
– Уговорили, госпожа графиня. Овес вам – мясо мне!
Так беззлобно перешучиваясь, супруги и спустились в столовую, чтобы замереть на пороге – и от души расхохотаться.
Овсянку как есть, в большущей миске, придвинула себе Миранда и упоенно копалась в ней ложкой. А чего накладывать в тарелку, если и так неплохо?
Мясо честно поделили между собой собаки и хорьки. Супругам Иртон никто ничего оставлять не собирался. Опоздавшим – кости!
Обычно за столом графа Иртон собиралось куда как больше народа. Но сегодня выдался непривычно тихий день. Эрик еще не закончил тренировку, Лейф и Ингрид были в Тарале, который все больше превращался в вирманскую вотчину, Тахир и Джейми заночевали во дворце – его величество был сложным пациентом, так что за столом оказалась только семья графов Иртон. В кои-то веки.
Нашлись на кухне и овсянка, и жареное мясо, и сыр, и ветчина, и вареные в вине яйца, и много чего другого, так что промедление не стало фатальным.
Джерисон отправил в рот кусок мяса и поглядел на супругу.
– Какие планы на сегодня, ваше сиятельство?
– Тараль, ваше сиятельство. И только Тараль… а у вас?
– А я поеду на верфи, пообщаюсь с Августом. Не хотите присоединиться?
Лиля задумалась.
А может, и правда? Свильнуть ненадолго в сторону, а потом вернуться на маршрут?
Но пока она размышляла, судьба все решила за госпожу графиню. Как и всегда – по своему разумению.
– Письмо от его величества!
Гонец был молодым, растрепанным и очень боялся собак. Однозначно. Или только вирманских собак? Ляля и Нанук приводили его просто в шоковое состояние и заставляли держаться на почтительном расстоянии. Причем, мохнатые паршивцы все отлично видели и понимали. Лиля поклясться была готова, что барбосы нагло скалились. Ухмылялись. С-собаки страшные!
Джерисон принял свиток и небрежно сломал печать. Лилиан молчала, не спрашивая ни о чем. Сам расскажет. Но Миранда подобной тактичностью не отличалась.
– Папа? Что-то случилось?
Джерисон отвел взгляд от письма и улыбнулся, мол, ничего страшного. Рабочий момент.
– Мири, солнышко, поедешь со мной?
– Куда, пап?
– В гости. К Анжелине и Джолиэтт.
– ДА!!!
Миранда аж подскочила на стуле. К принцессам в гости она хотела, и еще как. Сдружились, малявки. Хотя принцессы, конечно, старше. Анжелине почти семнадцать, Джолиэтт помладше. Поздние дети, любимые и балованные. Хотя это по чьим меркам поздние – подумаешь, рожала ее величество, когда ей уже за тридцать было. Кто и в сорок с хвостиком рожает…
Лиля развела руками.
– Значит, в Тараль я одна. Меня не приглашают?
Джерисон покачал головой.
– Пока одного меня, а там видно будет. Простите, дорогая супруга, служба.
Лиля махнула рукой.
– Все в порядке, дорогой супруг. Служба – это святое.
Джерисон подозрительно покосился на супругу, поймал лукавый огонек в зеленых глазах, понял, что Лиля не обиделась – и улыбнулся в ответ.
Иногда его ставили в тупик и манеры жены, и ее слишком вольное подшучивание, но… ничего менять он уже не хотел.
– Вирмане с тобой поедут?
– Да.
– Вот и отлично.
Мало ли что. Мало ли кто. А вирмане – это надежно, кто не верит – может в подробностях изучить топор Эрика и убедиться. Вот, кстати, легок на помине.
Эрик вошел в столовую быстрым шагом.
Мокрая грива золотых волос, липнущая к телу рубашка – явно облился у колодца. Джерисон покосился на жену, не мелькнет ли в ее глазах чисто женский интерес, этакая непроизвольная реакция на красивого и сильного самца, но Лилиан даже не смотрела на Эрика. Они о чем-то шептались с Мири.
Вот подняла голову, увидела вирманина и улыбнулась. Не призывно. Просто – как другу. И Джерисон незаметно даже для себя, перевел дух. Все же неуверенность оставалась.
Одно дело – домашняя курица, та точно не улетит. Другое – экзотическая птица из дальних стран. Как ни подрезай крылья, не удержишь. И…
Сложно у них пока было.
Лилиан не клялась в любви, не вешалась супругу на шею, не демонстрировала своей слабости и беспомощности – и решительно выпадала из круга привычных Джерисону дам. Те всячески намекали, что не смогут жить без дорогого графа. А его родная супруга…
Эта и без десятка графов проживет, Джес и не сомневался.
Непривычное ощущение, когда к тебе приглядываются. Опасаются, размышляют, стоишь ли ты доверия… ничего! Лошадей он тоже приручал, и жену приручит! Рано или поздно!
– Эрик, мне сегодня надо съездить в Тараль.
– Сейчас, позавтракаю, ваше сиятельство, и сразу в путь.
Вирманин тоже предпочел мясо и налег на колбаски. Потом отломил ломоть хлеба, окунул его в мед…
Лилиан смотрела на это смеющимися глазами. Есть что-то умилительное в мужчине под два метра ростом, жутко брутальном, в шрамах и с могучими мышцами, который слизывает с пальца мед и чуть ли не мурчит от удовольствия.
Сладкоежка!
Джерисон почувствовал укол ревности, но тут же запинал ее поглубже. И демонстративно поцеловал жену – на этот раз в шейку.
– Дорогая, удачного дня.
– И вам того же, господин граф.
Улыбка, прощальный взмах рукой, и вот уже здоровущая черная зверюга уносит Джерисона и удобно устроившуюся перед ним Мири во дворец, а Ляля бежит рядом с конем.
На душе у Джерисона было подозрительно хорошо и спокойно. Видимо, ненадолго…
Предчувствия графа не обманули.
И Эдоард, и Рик ждали его в кабинете.
– Приветствую, – помахал рукой благородный граф, улыбаясь во все зубы.
– И тебе привет, племянничек.
Рик тоже улыбнулся, но как-то вяло. Джерисон поднял брови.
– Я в чем-то виноват, дядя Эд?
– Не ты, – вздохнул Эдоард. – Не ты. Но… ознакомься, что ли?
Брошенное Риком письмо Джес поймал на лету, развернул и вчитался.
Выругался. Подумал – и еще добавил.
– Дядя Эд, ну это уж… Твою ж…
– Язык придержи? О короле говоришь, – цыкнул дядюшка. Вышло неубедительно.
И было, было отчего злиться и ругаться благородному графу. Письмо было от Гардвейга.
Его величество выражал свои дружеские чувства к Ативерне, всячески раскланивался, сообщал, что принцесса Мария в любой момент готова выехать в Ативерну, но… не лучше ли, если за ней приедет жених? Или его представитель?
Чтобы исключить любые случайности и ассоциации у кого не надо?
Гардвейг, конечно, готов на любые жертвы, и дочь лично в карету запихнет, но… не хотелось бы терять лицо. И если любезнейший брат пойдет ему навстречу, то его величество король Уэльстера будет весьма признателен и очень обязан.
Брат во Ативерне был откровенно недоволен. Но!
О, это страшное слово всего из двух букв.
«Но!»
И меняются планы, и рушатся горы, и поворачивают свое течение реки. Очень могущественное заклинание, куда там бедолажным шильдам.
– Дядя?
– Ричарда я отпустить не могу, – честно признался Эдоард. – Сам дороги не выдержу. Еще кандидатуры есть?
– Дядя!
Джес возмущался, но не всерьез. Все взрослые люди, все всё понимают, чего уж там. Политика – дело такое, ритуальное. Нравится вам, не нравится, но любое движение каждого политика обставляется бесконечным множеством условностей.
Кто как поклонился, как посмотрел, даже как о погоде побеседовал. Надо учитывать все интересы, надо уметь кланяться во все стороны, но при этом следить, чтобы не прогнуться слишком низко…
Искусство?
Да, и это – тоже.
Гардвейга можно было понять, ситуация сложная.
Ричард выбрал его дочь после личного знакомства, предпочел ее Лидии Ивернейской, и это вызвало определенное напряжение в отношениях с Бернардом. Потом…
А что – потом?
Мало кто знает. И про бегство, и про отравление, и про интриги. Для всех Анелия Уэльстерская куда-то пропала (куда именно – определяет богатство фантазии сплетника), ее отец вернулся на родину, а Ричард женится на младшей сестре Анелии.
И что думать людям?
И как странам сберечь лицо?
Идея была проста. До конца сохранить хорошую мину при плохой игре королям не удастся, это так, но…
Гардвейг объявил, что Анелия решила послужить богу. Вот так, неожиданно, у нее прорезалось благочестие, и она отправилась в монастырь, молиться и каяться.
В чем? А ваше какое дело?
В какой монастырь? Сейчас узнаете, определим вас в соседнюю келью.
Не надо?
А чего тогда интересуетесь? Конкретнее надо, конкретнее…
Разумеется, Ричард был оскорблен, и его величество предложил ему взамен свою дочь Марию. Его высочество согласился, но поставил условием воспитание Марии при дворе в Лавери. Мало ли? Вдруг и у этой благочестие прорежется?
Это – официальная версия.
Но теперь, для сохранения хороших отношений, надо бы пошевелиться и Ативерне. К примеру, отправить за невестой посольство, показывая, что отношения между Ативерной и Уэльстером теплые и дружеские, как и раньше. Никто не ссорился, проблем не было, все улыбаются и машут лапками.
А кого послать?
Раньше разговоров не было бы – можно отправить герцога Фалиона. Но после бунта его разве что альдонай куда-то отправит, подняв из могилы – нашел время, гад!
И кого посылать?
Да по всему выходит, что графа Иртон. Это для общественности. И для Гардвейга. Своеобразное «я не обиделся, никто не обиделся, претензий нет, проблем нет». Все прощено и все забыто.
Джерисон обошелся бы одним письмом, можно очень проникновенным и искренним, но когда это и у кого был выбор? В политике? В высшем свете? Да никогда! Хочешь быть свободным – твое место в глуши, в тиши и спокойствии, где-нибудь в Иртоне, но не при дворе.
К чести Джерисона, он отпихивался, как кот, которого тащат купаться – всеми четырьмя лапами и даже хвостом.
– Дядя, ну я только что начал отношения в семье налаживать! А ты мне предлагаешь опять уехать?
Эдоард вздохнул.
Да, это было одной из множества сложностей. До столицы Уэльстера месяц пути, при самых лучших раскладах, пока еще там, пока оттуда…
А у мальчика только что-то начало складываться. Эдоард вспомнил все недопонимания, которые пришлось разрешать ему, своей королевской волей, и вздохнул.
– Джес, мне некого больше просить. Просто некого.
