Kitabı oku: «Лабиринт памяти»

Все события, имена, фамилии, названия мест, фирм и товаров выдуманы. Любое совпадение с реальными событиями является случайностью.

Часть первая.

Вопросы без ответов.

Сегодня голова болела не так сильно, и Родион решил прогуляться. Здесь, в этом райском уголке, где жарко было в любое время суток, даже ночью липкая удушающаяся жара дня сменялась чуть менее теплой влажной темнотой, прогулки доставляли особое удовольствие. Этому способствовал постоянный легкий бриз, который в полной мере невозможно было ощутить в помещении.

Далеко за горизонт, насколько хватало взгляда, простиралось насыщенно голубое море. У самого берега, там, куда спускалось основание конусообразного, скорее всего когда-то давно бывшего вулканом острова, вода оставалась заметно светлее. Она белыми пенными брызгами накатывала на песочные пляжи. Когда море было спокойное, как сейчас, вода была чистой, и, откатываясь назад, после себя на песке оставляла лишь редкие бурые водоросли и небольшие ракушки. Когда же где-то в сердце океане проносилась буря, на пляж накатывали мутные белесые волны, вынося на берег довольно много мусора, принесенного течением.

Работники клиники, почти все сплошь туземцы, трудолюбивые и аккуратные, собирали мусор с пляжа, складывая его в пластиковые черные мешки. Мешки эти потом куда-то увозили на небольших багги, которые использовались для передвижения по острову, так как машин здесь попросту не было.

Там, где подводная часть острова заканчивалась, и дно резко опускалось на недосягаемую глубину, вода была значительно темней. Даже с берега было видно, где суша сменялась глубиной. В том месте гигантские волны накатывали на мелкий участок. С суши казалось, что они настолько мощные, что легко достигнут берега, но они разбивались гораздо раньше.

Родион медленно брел по дорожке, опираясь на костыли. Навстречу ему шла пара: парень лет двадцати одетый в светлые шорты и голубую футболку, и совсем еще юная, выглядевшая сущим ребенком молодая девушка в полупрозрачном желтом сарафане, который изящно развевался вокруг ее ног. На вид девушке было не больше тринадцати, но Родион знал, что она уже отпраздновала свой восемнадцатый день рождения. Парень нежно держал ее за руку, и вместе они казались такими счастливыми.

Чужих на острове не было. По ухоженным дорожкам прогуливались только пациенты. Весь этот остров, в сущности, и был клиникой. Искусно оформленный, он был сделан специально для того, чтобы хранить тайны. Пациентами были только те, кто мог заплатить внушительную сумму за услуги, но оно того стоило. Здесь было все, чтобы с успехом реабилитировать самых тяжелых больных. На довольно обширной территории имелся даже собственный аэродром. Частным самолетам требовался специальный код, чтобы получить разрешение на посадку, но только так пациенты могли попасть на остров.

Клиника занималась всем, начиная от реабилитации после тяжелых болезней, и избавлением от различного рода зависимостей, и заканчивая пластическими операциями. Персонал состоял из высококлассных специалистов, и умеющего держать язык за зубами услужливого персонала. Операциям, проводимым здесь, могли бы позавидовать ведущие институты мира.

– Добрый день, Родион. Я смотрю, ты ходишь все лучше. Думаю, скоро костыли уже будут не нужны.

Поравнявшись с Родионом, парень дружелюбно улыбнулся. Девушка же стеснительно опустила голову. Она перенесла ринопластику, швы еще не сняли, и она чувствовала себя неуверенно. Конечно, Родион не видел ее до операции, возможно вмешательство ей и в самом деле было необходимо, но на его взгляд она и без операций была настоящей красавицей. Одни глаза чего стоили. В пол лица, обрамленные густыми пушистыми ресницами, они мгновенно притягивали взгляд чистотой и какой-то незамутненной наивностью.

– Да, местные врачи просто творят чудеса. А как у вас дела? Надеюсь, все в порядке.

– Все хорошо. Еще немного и отправимся домой.

Когда парочка скрылась за поворотом, Родион остановился передохнуть. Вдоль всех гравийных дорожек были установлены скамейки с небольшими навесами из сбитых реек, увитых зеленью. Родион присел на одну из них, пристроив костыли рядом.

Сладковатый морской бриз наполнял легкие. Прямо перед ним белело здание клиники. Внушительное строение, из бетона и стекла, оно единственное здесь выглядело столь массивным. Чуть поодаль от него расположились домики для пациентов. Здесь не было общих палат и шведского стола. Каждый пациент жил отдельно и сам для себя решал, общаться ему с кем-нибудь или нет.

Мимо прошла пожилая женщина. Правой рукой она опиралась на дорогую, ручной работы трость инкрустированную серебром, левой удерживала кожаный поводок, столь же вычурный и дорогой. Маленький белый пудель все время норовил вырваться, и женщина одергивала поводок, заставляя его подстраиваться под свой неспешный шаг.

– Good afternoon, Mr. Norkin! How are you? I hope you’re feeling better?¹

– Thank you, Mrs. Collins. Hi Chori! I feel much better. And how are you? Is Chori naughty today?²

– Oh such a prankster! We’re going home soon. Have a nice day!³

– And have a good day to you!⁴

Женщина величественно прошествовала мимо, беззлобно покрикивая на собаку. Пудель следовал за своей хозяйкой.

Здесь на острове можно было встретить пациентов со всех уголков мира. Клиника подбирала персонал с учетом особенностей каждого пациента. Женщина, которая только что прошла мимо, была британкой. Во время прогулок Родион слышал и французскую речь, немецкий и итальянский говор. Но понимал он только тех, кто разговаривал по-английски.

Природа острова просто поражала своей красотой. Все вокруг утопало в зелени. Насыщенный изумрудный цвет уютно гармонировал с лазурью бескрайнего неба и синевой уходящего за горизонт моря. Этакий рай на земле. В этом раю не хотелось ни о чем думать, только наслаждаться теплом, свежим соленым бризом и шумом волн, накатывающихся на берег.

Но Родиону было о чем подумать. Нога, сломанная в аварии, почти зажила и уже не сильно беспокоила. Раны от осколков на руках тоже прошли, оставив после себя лишь белесые чуть выступающие шрамики. Но вот лицо. Оно сильно пострадало, когда взорвался бензобак, и машина загорелась, так, что его пришлось восстанавливать по частям. Лечащий врач сказал, что сегодня после обеда бинты будут сняты, и он сможет увидеть свою новую внешность.

Родион усмехнулся про себя. Странно звучит – новая внешность. Для него сейчас любая внешность будет новой, потому что, как это ни печально, но свою старую внешность он не помнит. Так же, как не помнит своего имени, своего прошлого…. Не помнит ничего. Вместо памяти в голове девственно чистые листы. И все, что он может вспомнить, это как пришел в себя в палате интенсивной терапии.

Только с чужих слов он знает, что его зовут Норкин Родион Дмитриевич. Его воспоминания об аварии, это тоже чужие слова, ровно, как и то, что он сотрудник одной из ведущих научно-исследовательских компаний в сфере исследований мозга. Он сам этого не помнит. Не помнит, какого рода задачи ему приходилось выполнять, не помнит, где он жил, с кем, даже не помнит, откуда он так прилично знает английский. А то, что он его знает, бесспорно, ведь он прекрасно понимает, когда миссис Коллинс обращается к нему и без труда подбирает слова в ответ. Но вот когда он его выучил, и где?

Он не знает, есть ли у него семья, дети? Что он любит есть, читать? Какие передачи смотрит, чем увлекается? Какое, наконец, у него хобби?

Как он не старался расшевелить уголки памяти, та упрямо подсовывала ему все те же чистые листы, а усилия, предпринятые в этом направлении, вызывали только чувство бессилия и неуверенности. Родион не понимал, как ему жить дальше, не имея прошлого.

Мимо скамейки, на которой он сидел, прошел высокий спортивный парень, одетый только в шорты и сланцы. Под бронзовой кожей красиво перекатывались мышцы. По его вьющимся темным волосам и типичному лицу Родион безошибочно определил в нем итальянца. Когда парень поравнялся с Родионом, он приветливо махнул рукой.

– Buon giorno!⁵

Итальянского Родион не знал, но на эту фразу его познаний хватило. В ответ он приветливо кивнул головой. Парень прошел мимо, направляясь к пляжу внизу под скалой. Оттуда где он сидел, Родион видел удобные поролоновые лежаки и пестрые полосатые зонтики, в армейском порядке расставленные на белоснежном песке вдоль кромки моря. Некоторые из них были заняты. Рядом с одним из таких зонтиков копошились двое малышей, и Родион на какое-то время отвлекся от своих невеселых мыслей, наблюдая за их игрой.

Вообще-то детей на острове почти не было. Пациентами в основном были взрослые люди. Так что увидеть малышей большая редкость.

Родион снова вернулся к своей памяти. Давай же, выуди хоть что-то, что прольет свет на его прошлую жизнь. Но память отказывалась понимать его. Она словно бы говорила в ответ: «Я и так делаю все возможное, вот же твои первые дни после того, как ты очнулся в палате интенсивной терапии, вот разговор с врачом и не один, вот беседы с некоторыми пациентами больницы, твои размышления. Все то, чем ты занимался в течение последнего месяца. Все аккуратно храниться на моих полочках, распределенное по дням и событиям, и по первому требованию я охотно представляю тебе любую информацию. Все, что ты загрузил в меня. Но я не могу дать тебе того, чего не имею. Так что перестань меня терзать и мучать, требуя чего-то большего».

Но Родион же не дурак, он понимает, что не родился сразу взрослым. Тогда где его детство? Где школьные годы, вся остальная жизнь? Почему он ничего не помнит? И самый главный вопрос, это как ему жить дальше без этих воспоминаний? Куда возвращаться, когда лечение будет окончено и придет пора покидать остров?

Родион задумался и не заметил, как мимо скамейки, на которой он сидел, быстро прошла совсем еще юная девушка, одетая в мини шортики и плотно облегающий высокую грудь топик. Кивнув ему на бегу в знак приветствия, она тряхнула головой, позволяя копне русых волос подпрыгнуть и вновь густой волной рассыпаться по плечам.

Этот невинный жест вдруг отозвался в его голове каким-то смутным то ли видением, то ли воспоминанием. Прядь светлых волос, закрывшая правый глаз вдруг окрасилась красным, так словно ее окунули в кровь. Тягучая темная капля медленно набухла на кончике прядки и полетела вниз.

Родион тряхнул головой, пытаясь ухватиться за мелькнувшее видение, но оно исчезло. А девушка уже удалялась. Теперь он видел только ее узкую спину. Красивые загорелые ноги пружинили при каждом шаге, заставляя локоны подпрыгивать и вновь рассыпаться по плечам в странном немом танце.

Девушка уже почти скрылась из вида за поворотом, когда перед глазами вновь возникло странное видение.

***

Запись слегка потрескивала, отчего голоса на ней звучали несколько неестественно.

– Скажите, что вы чувствовали в тот момент, когда шли вслед за мальчиком в лес.

Небольшая пауза перед ответом, похоже, собеседник вспоминал свои ощущения.

– Мне трудно это объяснить, но я чувствовал некий азарт. Наверное, именно это испытывает охотник, когда уже выследил дичь и теперь выбирает наиболее удобный момент для выстрела.

Правильная уверенная речь. Волнение если и есть, то оно явно не от страха или осознания порочности своего поступка, а только от воспоминаний того сладостного чувства, которое он испытывал в тот момент.

– И вам не было жаль мальчика? Ведь вы понимали, что собираетесь его убить?

На этот раз паузы не было.

– Жаль? А почему мне должно было быть, его жаль?

Легкая усмешка, настолько отчетливая, что даже на пленке слышно, а потом снова ровный голос.

– Все мы смертны, одни раньше, другие позже. И если бы судьба не хотела его смерти, она бы не свела в тот день его со мной.

– То есть, вы считаете себя неким инструментом проведения?

– Я скорее бы сказал, разящим мечом, или роком.

– Или богом?

Смех, в котором нет нервных ноток, потом снова пауза. На этот раз немного длиннее.

– Я не верю в бога. Я думаю, что и вы тоже. Так что вопрос не уместен.

– Отчего же, я как раз верю.

– Не думаю. Человек, который занимается тем, чем занимаетесь вы, просто не может в него верить. Бог и наука, как-то, знаете ли, не вяжется.

– Тем не менее.

– Допустим, вы в него верите, тогда объясните мне, как вся жестокость мира вяжется с милосердием и всепрощением? Или это, как принято говорить сейчас, другое?

– Но ведь того ребенка убил не бог, а вы?

Вот теперь самоуверенность и спокойствие испарились без следа. Сейчас уже можно было поверить, что перед тобой сидит человек, способный убить.

– Но это он сделал меня таким.

– Кто он? Вы же только что сказали, что бога нет. Так кто создал вас таким? И каким таким? Таким, которому чтобы жить дальше, необходимо убивать? Но я не вижу в вас никаких отличий от других людей. Может быть, это вы сами придумали собственную уникальность?

Безликий голос, жесткий теперь, звучал из динамиков, но Илья видел вживую того, чей голос сейчас слышался на пленке. Он был красив, какой-то совсем не мужской красотой. Темные как смоль волосы, карие глаза за густыми ресницами, полные чувственные губы и прямой нос. А еще он обладал настолько располагающей улыбкой. Наверное, именно она помогала ему входить в доверие к людям.

– Но если я самый обычный, то чем вы объясните мои поступки? Разве обычные люди совершают такое?

Ударение на обращении вы, словно у него-то самого объяснение есть. И как быстро он взял себя в руки. Голос снова ровный и спокойный.

– Вы просто ничем не примечательный подонок и извращенец, который не ценит человеческую жизнь.

– А вы считаете, что человеческая жизнь такая уж большая ценность?

– А разве нет?

Снова усмешка.

– Возможно, это зависит от той пользы, которую конкретный человек приносит обществу. Есть ценные экземпляры, а есть такие, которые только обуза для общества.

Ну, надо же, прям философ!

– И вы, надо думать, избавляли общество от таких ненужных людей?

– Именно так.

Ого, санитар планеты!

– Что-то не вяжется с вашей теорией. Владиславу Ярохину было всего девять. Он еще не успел проявить все свои таланты. А вдруг, с годами он стал бы очень ценным членом общества? Ведь он мог бы, например, выучиться на конструктора, или врача, программиста…

Сейчас этого не видно, но Илья знал, что глаза собеседника при этих словах недобро блеснули.

– Ваш Ярохин уже в свои девять лет был законченным подонком. Он без зазрения совести обижал тех, кто слабее и младше. Причем, обижал жестоко. Так что, вряд ли, он бы со временем поменялся. Да, и потом, откуда у него деньги на то, чтобы получить образование. Отца вообще нет, мать пьет, на сына ей плевать. Если и имела что, давно пропила. Так что, пополнил бы ваш Ярохин ряды шпаны на районе и мешал бы нормально жить добропорядочным гражданам, пока не нарвался бы на такого же отморозка, но посильнее. Получил бы нож в спину, и на этом все бы закончилось.

– Но если вы ошибаетесь. Вы ведь даже шанса попробовать ему не дали.

– Сколько их по улицам ходит тех, кому шанс дали и что, много этим шансом воспользовалось? Да вы посмотрите, что твориться вокруг!

Пару минут раздавалось только потрескивание пленки. Илья вспомнил, что в это время собеседник улыбнулся ему своей открытой обезоруживающей улыбкой. Той улыбкой, которая помогала этому зверю легко входить в доверие к будущим жертвам. Голос снова зазвучал, и на этот раз он был насмешливым.

– Что же вы задумались? Похоже, понимаете, что я прав. Общество убивает себя само, так что я не хуже и не лучше других. Таких, как я, много, просто остальные делают все изощрённее, не так откровенно. Или вы будете утверждать, что алкаш, отнимающий у матери пенсию, обрекая ее на голодную смерть, не убийца? Или банк, устанавливающий грабительские проценты для людей, вынужденных занимать деньги, например, на лечение близких? Как назвать людей, наживающихся на несчастьях? Молчите. Не знаете ответ, или ответ слишком чудовищен? Задайте себе эти вопросы. Я уверен, честные ответы вас удивят, и вы по-другому посмотрите на многие ситуации и поступки.

Илья должен был признать, что его собеседник был умен и достаточно образован. Он уже знал, что тот способен поддержать разговор на многие темы, включая музыку, искусство и даже политику. Но мышление у него было несколько своеобразное.

Своеобразное! Илья усмехнулся своим мыслям. А какое мышление должно быть у человека, который хладнокровно убил двенадцать человек, включая двоих детей? Пожалуй, слово своеобразное тут не подходит, скорее уж чудовищное.

– То есть, по-вашему, вы делаете благое дело?

Снова усмешка. И тон немного другой.

– Да бросьте вы! Отрицать очевидное, это прятать голову в песок. Я ведь не говорю, что все общество порочно, просто в нем уже слишком много паразитов. А когда короста на дереве разрастается, то рано или поздно, она убьет дерево. Так что тут единственный выбор, или они, или их.

Снова пауза, во время которой, Илья это помнил, он обдумывал ответ. Разговаривать с его собеседником было сложно. Практика общения с различного рода душевнобольными и маньяками у Ильи была обширная, но этот человек не был похож ни на кого из них.

Илья хорошо помнил свой ответ, а так же то, что произошло после. Он нажал клавишу, останавливающую запись и, вынув диск, убрал его в пластиковый футляр, поместив на его место в картотеке.

***

Вот уже последние пару месяцев Лиза живет в каком-то страшном нереальном сне, отчасти напоминающем день сурка. А началось все с того, что ее муж однажды не вернулся с работы домой. Вот так вот ушел утром в контору, в обед позвонил ей как обычно, чтобы сказать, что он скучает. Денис даже попросил приготовить ему на ужин его любимый плов, а вечером он просто не пришел. Плов так и остался в казане нетронутым.

Обычно он не задерживался. Его смена в банке заканчивалась в пять, а в шесть вечера он, как правило, уже был дома, сидел в кухне за накрытым столом, уплетая приготовленный Лизой ужин. Сегодня же все было не так, потому что муж не пришел не в семь, не в девять, не в одиннадцать.

Когда к полуночи она, не находя себе места от волнения, влетела в ближайшее отделение полиции, грубый усталый дядька в форме, сидящий за окошком сообщил ей, что заявление о пропаже мужа у нее не примут. Вот по прошествии трех дней, если он так и не объявится, тогда уж, так и быть приходите, откроем дело. А сейчас, так как он взрослый самостоятельный человек и мог просто загулять, или уехать куда-нибудь с друзьями, нет никакого смысла его искать.

Лиза очень старалась разжалобить этого грубого дядьку в форме сотрудника полиции, но разве объяснишь равнодушным, бесцеремонным людям, что ее Денис не мог загулять или куда-то уехать. Особенно сейчас.

Когда тест, наконец-то, показал заветные две полоски, Денис так радовался известию о скором отцовстве, что, Лиза просто уверена в этом, не мог уехать куда-либо, не предупредив ее. Беременность протекает очень сложно, Лиза постоянно испытывает дискомфорт и тошноту. Ну, не позволил бы он ей в ее положении так волноваться. Он же не мог не понимать, что Лиза не будет места себе находить от волнения.

Лиза и не находила. Все эти три дня она металась по квартире, пыталась обзванивать его знакомых. Но все было напрасно. Еще и Светка, как назло, была в командировке.

Никто не знал, где сейчас Денис, ни друзья, ни родственники, ни коллеги, потому что на работе он тоже больше не появлялся. Он никому не звонил, не отсылал СМС, а вызов на его номер сначала просто отзывался длинными гудками, а потом начал твердить равнодушным голосом компьютера, что абонент выключен или находится вне зоны действия сети.

Через три дня она снова пришла в отделение. На этот раз заявление у нее приняли, но время было упущено, поэтому все действия, направленные на установление местонахождения ее мужа результата не принесли.

Сама она, то ли в силу своего положения, которое предусматривает гормональную перестройку организма, то ли просто оттого, что по жизни человеком была мягким и уступчивым, в сложившихся обстоятельствах просто растерялась и все что могла, это только реветь. Хорошо, что Светка, как только вернулась в город, не растерялась.

Девушки с самого рождения жили в одном доме. Лиза уже не помнит, когда началась их дружба, но уже в детском саду они были в одной группе. Потом вместе пошли в школу и, несмотря на негласное правило, особенно в младших классах, сажать за парту девочек с мальчиками, просидели вместе все одиннадцать лет обучения. На этом настояла Светкина мать, женщина скандальная и властная. Занимая высокий пост в местной администрации, она не терпела отказов и всегда добивалась своего. В школе ее побаивались и к Светке относились настороженно, предпочитая не связываться с их семьей.

Сама Светка пошла в мать. Такая же пробивная и резкая, она могла словом так отбрить человека, что мало не покажется. Но гнев ее распространялся только на тех, кого она невзлюбила. Как подруга же она была настолько предана и самоотвержена, что это иногда граничило с фанатизмом.

Например, когда Лиза в шестом классе серьезно заболела и три месяца провалялась в больнице, Светка сначала каждый день моталась после уроков к ней и проводила в палате все свободное время. Когда же Лизу выписали, и она вернулась в школу, оказалось, что она и так, довольно слабенькая ученица, сильно отстала по математике, так, что за четверть ей светила заслуженная тройка, вместо обычной четверки.

Светка не стала мириться с таким положением дел. Сама она была отличницей, и так взялась за Лизу, заставляя ее после уроков штудировать пропущенный материал, что Лиза получила-таки в четверти четверку. Светка тогда пренебрегла всеми жалобами и нытьем Лизы, заставляя ту трудиться, через «не хочу». Но результата она все-таки добилась.

Так девчонки и держались вместе все годы, пока учились в школе. И всегда в этом тендеме Светка была лидером, а Лиза ведомой. Более мягкая и ранимая, она редко имела свое мнение, а если и имела, то безапелляционные доводы подруги частенько действовали на нее отрезвляюще.

К восьмому классу Лиза уже поняла, что у Светки менталитет несущегося поезда и перестала сопротивляться, безропотно подчиняясь подруге.

Когда они окончили школу, пути их немного разошлись. Светка, как и задумывала, поступила в МИФИ. Лизе же с ее не слишком высокими балами по ЕГЭ, пришлось довольствоваться кулинарным колледжем. И работать бы ей потом поваром в какой-нибудь школьной столовой или третьесортном кафе, так как показать себя она не умела и вообще робела, когда нужно было проходить собеседование, но на четвертом курсе она познакомилась с Денисом.

Познакомилась совершенно случайно. Лиза еще с детства знала за собой одну особенность и очень ее стеснялась, но ничего с этим поделать не могла. Она была крайне неуклюжа. Еще в школе, если кто-то ставил портфель рядом с партой на пол, то она обязательно спотыкалась. На улице она могла упасть на ровном месте, стукнуться лбом о перекладину, а на физкультуре с ней то и дело случались какие-то неприятности, так, что даже их учительница, строгая и принципиальная, наводящая ужас даже на старшеклассников Нина Федоровна предпочла оставить девочку в покое. И вроде проблем со зрением у Лизы не было, но она все время витала где-то в облаках и оттого не замечала ничего вокруг.

Вот и в тот день она, как не старалась, умудрилась свалить на пол трехлитровую банку с вишневым соком в магазине, недалеко от ее дома. Звон разбившегося стекла привлек внимание персонала и посетителей. Лиза вспыхнула, оказавшись в центре внимания, и принялась лепетать что-то бессвязное из серии:

– Простите, я не нарочно! Я сейчас все уберу!

Но то, что последовало дальше, еще долго вызывало в ней внутреннюю дрожь. Молоденькая продавщица, ярко накрашенная со жвачкой во рту девица, глядя на растерянную Лизу, сказала грубым презрительным голосом так, словно припечатала.

– Косорукая идиотка! Оплатишь сок на кассе.

Лиза была не против оплатить сок. Она понимала, что пусть и нечаянно, но товар поврежден по ее вине, но тут сзади раздался спокойный уверенный голос.

– За товар в магазине ответственность несет магазин, так что ничего платить она не будет. И потом, все ваши потери уже включены в стоимость товара. А вот за оскорбление вам придется извиниться, поскольку если вы этого не сделаете, то она предъявит иск к магазину. Это вы разместили товар настолько неаккуратно, что из-за вашей халатности чуть не пострадал клиент. А я на суде выступлю свидетелем. Причем не только грубости, но и вымогательства.

На шум прибежал старший администратор. Быстро оценив случившееся, он принес извинения Лизе. Из магазина они с Денисом вышли вместе.

Вот так начался их роман, закончившийся свадьбой. Большого торжества они не устраивали, так как лишних денег ни у кого было, и помочь им было не кому. Лизу воспитывала бабушка, которая уже практически не выходила из дома и ей самой требовалась помощь. Денис был в таком же положение. Он тоже вырос в неполной семье. Отец его ушел, еще, когда мальчику было пять, и с тех пор больше в жизни сына не появлялся. Мать одна поднимала Дениса. И если у нее и были какие-то накопления, то они были потрачены еще тогда, когда Денис учился на юридическом.

Но ребята не унывали. Главное, что они есть друг у друга, а свадьба…. Отметят как-нибудь потом, когда хорошо встанут на ноги и будут достаточно зарабатывать.

Так что они ограничились небольшим застольем в кафе. Из гостей были только мама Дениса Светлана Игнатьевна и Светка со своим очередным ухажером. Лиза даже имени его не помнила, потому что с момента своего скоропалительного, еще на первом курсе института замужества и всего через год за этим последовавшего развода, Светка сменила их столько, что уже, наверное, сама путалась в именах. От брака у нее остался сын, которого воспитывать ей помогала мать, уже лет шесть как вышедшая на пенсию.

Но, несмотря на такую скромную свадьбу, они получили отличные подарки. Светлана Игнатьевна отдала молодым свою двухкомнатную квартиру, а сама переехала жить в Лизину однушку, и взяла на себя все заботы о ее бабушке. Женщины быстро нашли общий язык. Лиза очень нравилась Светлане Игнатьевне, а та была благодарна свекрови за ее помощь.

Светка же помогла Лизе с работой. Одна из ее подруг открыла свое кафе и искала персонал. Вот Светка и поспособствовала. Зарплата оказалась достойной, а график приемлемым. Так что, все вроде начало налаживаться.

Денис с Лизой уже вздохнули чуть свободнее, они даже сделали ремонт в квартире и отложили кое-какие деньги на будущее. Планировали даже взять машину. А за шесть месяцев до исчезновения Дениса тест показал заветные две полоски. Денис так обрадовался. Они уже начали подбирать имена малышу. Правда, это было сложно, так как Лизе отчего-то было страшно, и она категорически отказывалась делать УЗИ. Поэтому пол ребенка они не знали.

И вот теперь, всего через год с небольшим их совместной жизни Денис пропал. Буквально за день до УЗИ, на которое Лиза, наконец-то, решилась. И если бы не Светка, Лиза не знала, как пережить это. Она бесцельно металась по квартире, растерянная и истерящая, когда Светка возникла на пороге. Она быстро заварила крепкий чай, напоила Лизу, заставляя успокоиться. А потом развила бешеную активность.

Светка сама обзвонила все морги и больницы, связалась с волонтерами, и вместе с ними расклеивала листовки с фотографией Дениса и сообщением, что он не вернулся домой. Вместе с ребятами-волонтерами ходила по домам, опрашивая людей, вдруг кто-то что-то видел, теребила полицию, заставляя их делать хоть что-нибудь. Но все усилия были напрасны. Дениса так и не нашли.

Лиза уже отчаялась узнать хоть что-то о судьбе мужа, как вдруг сегодня, по прошествии шести недель с того дня, как он пропал, увидела его в новостях.

Лиза чуть не села мимо дивана, ошарашенно уставясь на экран. А молоденький корреспондент, ничего не подозревая о ее смятении, бойко вещал высоким тонким голосом:

– Дмитрий Свирин, называемый в народе Воскресным маньяком, так как все его жертвы были убиты в Воскресенье, год назад был осужден на пожизненный срок за убийство двенадцати человек. И вот сегодня он сам стал жертвой несчастного случая. Подробности пока не разглашаются, известно лишь, что он сейчас находится в областной больнице в крайне тяжелом состоянии. Нам удалось совершить невозможное, и мы побывали в его палате.

Лиза с трудом осознавала услышанное. Она очумелыми глазами смотрела на картинку за спиной корреспондента. Там на кровати укрытый одеялом, с головой, забинтованной так, что были видны лишь глаза, опутанный проводами, лежал мужчина. Его рука, та, что была ближе к камере, свисала из-под одеяла, и на ней отчетливо было видно татуировку. Волк, воющий на луну, на фоне фантастической причудливой машины будущего.

Такая татуировка была только у ее мужа. Она знала это совершенно точно, потому, что в годовщину их знакомства Денис сам нарисовал картинку, чем несказанно удивил Лизу – она и не знала, что он так великолепно рисует – а татуировку ему сделал близкий знакомый. Другой такой быть просто не могло. А значит, это именно Дениса показывают сейчас, лежащим на больничной койке. Но, тогда почему корреспондент утверждает, что это убийца, осужденный на пожизненный срок? Что за бред? Да, Денис и мухи не обидит. Он добрый и справедливый, наоборот, всегда готов подставить плечо тому, кто нуждается в помощи.

Сюжет сменился. Перед ней на экране возникла улица, по которой уныло тянулась вереница усталых машин. Голос за кадром рассказывал о заторах на дорогах в преддверии отпусков. Там на экране на город едва спустились сумерки, и огоньки многочисленных фар перекликались с уличной подсветкой, которая необыкновенно преобразила город, придав ему нарядный беззаботный вид. Эти яркие гирлянды было видно и из Лизиного окошка.

Раньше, когда Денис был дома, и не было всего этого кошмара, Лиза очень любила лето, солнечные деньки, ласковый ветерок и теплые проливные дожди. Но не теперь. У всех хорошее настроение, все в предвкушении отпусков и сюрпризов, ждут чего-то нового и необыкновенного, и только Лиза пребывает в подвешенном состоянии. Неопределенность с мужем не дает расслабиться ни на минуту. Она и так не может спать по ночам из-за токсикоза и волнения, а теперь еще такое известие.

Малыш мягко перевернулся внутри, и Лиза поспешила успокоить его, обняв тугой живот руками.

– Тише, милая, все в порядке. Не волнуйся, мама с тобой.

Но сама она понимала, что голос дрожит, а руки гладящие живот трясутся. УЗИ она все-таки сделала, все та же Светка настояла, и теперь точно знала, что должна родить девочку. Жаль, что Денис этого не знает. Как он обрадовался бы дочке.