Kitabı oku: «Тропы длинные и короткие», sayfa 3
– Славно держался.
– На меня наступили.
Гий щёлкнул зубами и нервным жестом убрал волосы с лица.
– А могли убить.
Глава 6
Приближаясь к дому, с каждым шагом Желя чувствовала себя всё лучше. Появлялись знакомые деревья с отметинами, сделанными ножом, – символы её деревни. К вечеру стало свежее и, не почувствовав запаха гари, который, казалось, преследовал её всю дорогу, Желя почти улыбнулась.
– Господи, – протянула бабушка шутливо, – а деревня разрослась.
Это была правда. Последние года жители делали насыпь из земли и деревянных венцов. В несколько голодных для леса зим дикие звери разбушевались и выходили почти к заборам, поэтому деревенские решили защититься. Зима ушла, и волки больше не выли у соседнего холма, но подобие крепости осталось.
Гий посмотрел на это внимательно и кивнул своим мыслям.
– Кто же знал, что крепкая ограда не станет лишней? – протянул он, вытянув губы. Иван, стоявший рядом, посмотрел на него косо, а Желя дёргано повела головой.
Все они прошли ещё немного, по бокам выходили из земли первые дома. Внучка поддерживала старуху, замечая, что она шла всё медленнее и медленнее, но улыбалась со вздохом на предложенную помощь.
Первое, что бросалось в глаза, – немноголюдность. Но кое-кто подходил поздороваться:
– Желя! Уже вернулась? – сказал один из соседей, почти старик. Он был самым старшим в семье, но пережил всех братьев и сестёр. Должно быть, потому, что никогда не убирал с лица улыбку и косил под дурака.
Девушка кивала, а потом быстро избегала беседы, буквально уводя бабушку, желающую пообщаться, за руку. Ей помогал Гий, который и Ивана тащил за собой – так боярин внимательно разглядывал избы и землянки.
– Ой, помню этот дом! – сказала бабушка. – Об его порог мы били посуду на свадьбу твоей матери…
– Да, я тоже помню. Ты отвела меня в сторону, чтобы я не порезалась.
По скрипучему порогу Желя поднялась к тяжёлой двери и прикрыла глаза, мысленно готовя рассказ. Если в доме только отец, то придётся правильно подбирать слова, чтобы всё ему поведать.
И в главной комнате в самом деле был только он. Азар, муж и отец, укачивал на руках плачущего сына, но получалось у него плохо. Только в последнюю минуту он услышал чужие шаги и воскликнул, завидев Желю:
– Здравствуй! Ты вовремя. Младший совсем разбушевался… – Но не договорил, заметив за её спиной и Гия с Иваном, и бабушку.
– Кто это так убивается? – спросила старуха мягко, выходя вперёд. Она засеменила к внуку, заглядывая в плохо связанную пелену. – Давай тебя перекрутим, разворошил уже всё…
Желя сложила руки на груди и спрятала рот в кулаке. Ни мама, ни она не приносили бабушке младшего, и старуха видела внука в первый раз.
– Мировна? – удивлённо спросил Азар, но всё-таки передал сына в другие руки. Его вид тут же стал спокойнее, он зачесал волосы за уши и пригладил бороду. – Никак в гости?
Но тёща уже его не слушала и занялась ребёнком.
– Это правда долго и странно рассказывать, – ответила Желя, когда отец поймал её взгляд. – Они тоже с этим связаны. – Девушка мягко коснулась плеч Ивана и Гия, до этого молчавших.
Боярин выпрямился и захотел что-то сказать, но Желя не дала.
– Где мама?
Азар вдруг взволновался и указал на полки, где не хватало кувшина и белых покрывал.
– Василиса рожает.
Желя привстала на носочки от волнения и принялась приглаживать белёсые волосы.
– Как давно мама ушла? Не важно!.. Мне надо к ним.
Девушка развернулась, нашарив что-то на полках, но Гий хмуро преградил ей дорогу.
– Вот вы и рассказывайте! – ответила она ему и выскользнула из дома прочь.
Сидя за общим столом, Иван чувствовал себя странно. Вместе с Гием они пришли сюда, чтобы попросить помощи, но Гия, по большей части, этот поток просто подхватил. Нет да нет боярин замечал, что вор косится на выход – вот-вот сбежит. Однако разговор не шёл, и только тихая песня бабушки для своего внука нарушала тишину.
Желя возложила на их плечи обязанность в рассказе, но он вышел скомканным и каким-то ненастоящим, словно и Иван, и Гий придумали историю про сожжённую деревню, ночь оплакивания и разбойников по пути сюда.
– Хорошо, про отравленные пироги я суть понимаю, – сказал после Азар. – Мировна давно этим известна…
Гий поднял брови и, когда хозяин вышёл из-за стола на зов старухи, тихо сказал:
– Наверное, он поэтому на её дочери и женился. А не то нашли бы потом всего жёлтого с опухшими глазами.
Иван только вздохнул, не стал его одёргивать.
– Знаешь, за последний день мы участвовали в похоронах и, судя по всему, рождении…
– А ещё мы сидим здесь, когда дурное предчувствие никуда не ушло.
Они успели умолкнуть в тот самый момент, когда вернулся Азар. Вид у него был усталый, глаза прикрыты, и он, бодрясь, упёр руки в бока.
– Вы хотите сказать, что какие-то охотники пожгли деревню, увели людей, а потом там появились вы. Там бабушка, и как раз приходит Желя?
Иван кивает, сминая шапку в руках. Ему кажется, что ещё немного, и их с Гием просто прогонят взашей.
Азар хмыкает и растирает глаза.
– Да, у женщин и роженицы сейчас всё куда яснее…
Азар был прав. Нет ничего яснее оплакивания покойников или принятия новой жизни. Всё суть одного и того же, и каждая держала эту мысль в сердце, погребая в землю или омывая от материнской крови.
Когда женщины закончили, на улицах стало оживлённее. Все те, кто сидел по избам, вышли наружу, словно был снят какой-то запрет. Но деревенские передвигались тихонько, почти не переговаривались, чтобы не накликать чего плохого.
И только когда из избы роженицы вышли соседки и знахарки с окровавленными руками да грязной тканью и вылили в кусты ненужную воду, по улицам разлился смех. В каждом окне горел свет, скрипели и захлопывались двери.
Желя шла из дома Василисы, вытирая пальцы платком, и опиралась плечом на мать. Когда она вбежала в главный зал, наполненный стонами Василисы и слаженно помогающими женщинами, передающими ковши с водой и полотнищами, Желя не растерялась и не позволила увести себя к детям Василисы, прячущимся в другой комнате.
– Пусть сидят с отцом, – сказала она строго и подвязала волосы потуже, закатала рукава. И женщины её не прогнали.
Когда Василиса увидела её сбоку, то приподняла голову и постаралась улыбнуться.
– Твой нож не пригодился, – соврала Желя, чтобы успокоить её, – но спасибо.
После этих слов, как показалось всем в комнате, рождение пошло легче. Знахарка их деревни сказала:
– Своенравная лезет девчонка. Смотрите, как мать притомила.
Загадывание Василисы и предсказание знахарки сбылось – родилась девочка. Возвращаясь домой, Желя слышала, как в шутку сетуют соседи, но женщины, лохматые и пахнущие чужой кровью, улыбались, умывая кричащую маленькую.
Дом встретил их запахом мяса и овощей – мужчины не дождались и накрыли на стол сами. Мама Жели удивилась, увидев старушку с внуком на руках, но это не переросло в смятение, она прижала её к себе и приняла сына.
Желя же чувствовала странное воодушевление. В тот момент даже Гий с Иваном, к которым до этого она относилась настороженно, показались почти близкими. Тут же вспомнились законы гостеприимства, зажглись лучины, и ложки ударились о посуду.
– Знаете, мне вся эта мелкота, – начала бабушка, кивая в сторону внука и имея в виду новорождённую дочь Василисы тоже, – напомнила, как рожали Желю. Раза два моя дочь отходила от хозяйства, говоря, что вот-вот разродится. Даже уже звали знахарок, дочь моя лежит, а Желе хоть бы хны – посуетилась немножко и успокоилась. Зато на другой раз, когда в преддверии какого-то праздника Вила выпила браги, Желя вдруг поняла, что пора!..
– Да, вот с тех пор я не пью даже по поводам, а то опять пойму, что что-нибудь пора.
Но воодушевление уходило вместе с оживлением во дворах. Деревенские засыпали, но в доме Азара и Вилы ещё горел свет. Хозяева мыли посуду, а Иван всё рвался помогать, но его как гостя постоянно усаживали на место. Все тянули с трудным, трудным разговором.
– Мама, ты должна вспомнить всё это снова и рассказать ещё раз, – сказала Вила, тени на её лице перебегали из стороны в сторону, следуя за движением огня на лучине.
И бабушка рассказала снова. Про охотников, шум в ночи, огонь, много огня и странную махину с клювом и крыльями. То, что было после, старуха рассказывала обрывочно, и никто за столом не стал её мучить.
Иван пытался узнать про пламенный механизм больше.
– А куда охотники повезли её дальше?
– В сторону большого оврага. Да, должно быть, туда…
Азар выпрямился и сложил руки на столе.
– Значит, они ушли в противную от нас сторону. Там, севернее, почти нет поселений, только временные кочевья.
Гий, до этого молчавший, показался в полутьме бледным и сухим, словно это его, обугленного, вытащили из золы.
– От этого не легче. – Взгляд вора ходил с поволокой, он прикладывал все усилия, чтобы показаться едким и скучающим. – Они быстро расправятся с теми людьми и пойдут обратно.
Все ещё немного помолчали.
Позже, когда огонь стал почти оранжевым, как отравленные бабушкой пирожки, Иван прочистил горло и сказал:
– Что бы ни случилось, мы благодарны вам за гостеприимство. Рано с утра мы уйдём, но не забудем вашей доброты.
– Вы тоже добры, – примирительно сказала Вила, обмениваясь с ними вежливостью. Все вспомнили покойников сожжённой деревни, и что именно Гий с Иваном помогли их похоронить, а потом ещё довели бабушку и Желю до защищённого места.
Но Гий вдруг нарушил всю томность, проговорив:
– Мне нужно идти сейчас.
Желя, до этого разглядывающая игру света в волосах бабушки, повернулась к нему. Он с самого начала показался ей бесшабашным, но чтобы идти одному в ночь, зная, что где-то в окрестностях катится огненная махина, – слишком даже для него.
Гий, казалось, понял, почему девушка так на него посмотрела, и поднял руки вверх, отбояриваясь.
– Если ты поспишь немного, ничего не случится, – сказала бабушка. Она сидела, почти закрывая глаза, и это послужило знаком, чтобы и весь дом засыпал вслед за ней.
И Гий даже не заставил себя просить. После первых же слов Ивана, что в ночи он только заблудится и нарвётся на ещё какие-то беды, вор сдавленно кивнул и лёг в отведённый угол, зажмурив глаза.
Желя, видя в этом ребячество, покачала головой и дала поклонившемуся Ивану одеяло.
Эта ночь будет самой сложной и тихой из всех.
Поутру Желя проснулась из-за шума во дворе. Она выскользнула из-под бока матери и, накинув на плечи бабушкин платок, вышла наружу.
– Коня не можем дать. История слишком странная, и неясно, что может вскорости пригодиться. – Это Азар говорил последние слова Гию и Ивану, снаряжённым в дорогу.
Никто из них не обиделся, и Иван даже понимающе приложил руку к груди.
Потом к ним подошла бабушка с корзинкой в руках.
– Эти пироги тоже отравлены? – спросил Гий шутливо, но лицо его оставалось заострённым и бледным.
– Только часть из них, – подыграла старушка, – станет скучно – сыграйте в загадку: «Умру – не умру».
Гий цокнул языком и всё-таки улыбнулся, принимая корзину.
Покачиваясь от тяжести в голове и сердце, Желя вышла к ним – коса полураспущена, глаза смотрят с прищуром и настороженностью, но в них больше не было той колкости, с которой она глядела на этих двоих весь прошлый день.
– И куда вы шли до этого? – спросила она.
Иван, смутившись, сделал вид, что разглядывает узор мелких камней под своими ногами, а Гий вгляделся в небо с таким видом, словно пытался понять, будет сегодня дождь или нет.
– Ладно, скрытники. Куда вы пойдёте теперь?
– На север, – ответили ей почти хором, и Желя насторожилась опять.
– По рассказам бабушки, туда поехала огненная махина.
Гий помолчал, а когда понял, что девушка не станет пускать эти слова в воздух, добавил коротко:
– Там стоянка моих. Нужно вернуться и предупредить.
Желя понимающе кивнула и больше не стала лезть с вопросами, и спросил Иван, обращаясь к Азару:
– Но что будете делать вы?
– Скоро проснутся другие, я соберу людей, поговорим. – Он тяжело вздохнул. – Хоть я ещё и не понимаю полностью, что творится.
Бабушка, стоявшая рядом, скривилась с таким видом, словно зять угостил её кислым яблоком.
– Вы, главное, не нарвитесь на неприятности, – заключила Желя и нахмурилась, но не сердито, а встревоженно.
Иван, снимая шапку, поклонился Азару, бабушке Мировне и Желе, Гий отделался одним общим поклоном, вид у него был такой, словно он и не спал вовсе. Только в последний миг он посмотрел в лицо Желе дольше положенного, точно ища чего-то, и тут же резко отвернулся.
Желя и бабушка, которых Азар звал обратно в дом, отказались и смотрели, как парни скрываются за холмом. Зять ушёл один, а они, не сумев отделаться от смятения, сели на порог дома и умолкли.
– О чём задумалась? – спросила Желя, положив голову бабушке на плечо.
Дыхание старухи было мерным, спокойным, но потом грудь начала вздыматься всё выше и выше, и девушка поняла, что она плачет.
– Я вспоминаю. – В голосе не было слёз, но щёки – мокрые, капли застревают в глубоких морщинах. – У меня была подруга, ну ты помнишь её. Такая же, как я, древняя. Каждое своё утро старуха начинала со слов: «Господи, поскорее бы Судный день». Наверное, именно из-за этого нрава она дожила до белых седин…
Желя не перебивала бабушку, не мешала вспоминать. Вдруг она поняла, как это было нужно им обоим – поплакать и вспомнить, но не подставляя лук к глазам, а здесь, по-настоящему…
И вдруг, когда Желя почувствовала, что почти задремала на тёплом плече, старуха схватила её за руку и встряхнула.
– Я поняла!.. – прошептала она заговорщицки, приставляя палец к губам. Девушка склонилась к ней низко-низко.
Она приготовилась слушать ещё, но вид у бабушки был слишком возбуждённый, чтобы вспоминать горести последних дней.
– Пока деревня ещё стояла, – шептала бабушка, – ко мне в ночи пришла девушка. Не нашенская. В богатом платье, – она провела руками по юбке, словно показывая блеск дивных узоров, – длинными густыми волосами, золотистыми, как свечной свет. И девица пришла одна…
Желя в какую-то секунду подумала, что старушка придумывает, но увидела лицо загадочной гостьи из рассказа так чётко, что не стала прерывать её слов.
– Она словно долго-долго бежала по лесу, эта боярышня. Лицо испуганное, но гордое, и она так ничего и не сказала – от кого бежит, почему… И через день пришли охотники.
Прошло немного времени, но бабушка больше ничего не сказала. Желя отвернулась в сторону, туда, куда ушли Иван и Гий, и вдруг задумалась, какую дичь загоняли те охотники с огненной махиной на самом деле.
Глава 7
– А теперь веди себя потише, – сказал Гий в темноте.
Солнце уже опустилось, и стало холодно, но они продолжали идти. Иван было подумал, что и привала не будет, тем более что вор всё не сбавлял шага и только выше и выше взбирался на крутую тропу.
Деревья поредели, появились тонкие и кривые кусты почти без листвы. А ещё камни, много валунов и галечная крошка, шумевшая под сапогами.
– Вы со своей стаей в скалах живёте? – осторожно спросил Иван, выдыхаясь. Он шёл, согнувшись близко к земле. Край кафтана извалялся в пыли, а руки перепачканы в траве и пыльце ещё несколько часов назад, когда они уходили с луга.
– Мы волки, а не соколы. – Приближаясь к дому, Гий почти не хмурился. Улыбка его становилась настоящей, а не едкой, как это было ниже холма.
– Только я не знаю, не загрызут ли меня, – вздохнул Иван. Его ноги не привыкли к долгому пешему пути, и сейчас хотелось свалиться в траву, положить руку под голову и уснуть.
– Не стони, боярин, мы близко.
Чуть впереди показалась груда камней. Плоские, ребристые, они стояли друг на друге, как древний алтарь. Тут же на ребре стоял венок из сухих веток, обвязанный лохматыми лентами и пёстрым тряпьём.
– Ой… – только и проговорил Иван, когда Гий подошёл к алтарю и взял пару лент.
– План такой, – вор вздохнул, приглаживая волосы, – есть у нас правило: чужаков приводим только со связанными руками и закрытыми глазами. Так, для доверия, и чтобы не выследили.
Иван зажевал губы, глядя, как Гий медленно подходит, чувствуя его настороженность.
– Это надолго?
– Нет. Тебя увидят мои, которые на страже, и я развяжу.
Иван сомневался, но кивнул. Лицо бледное в свете вечера, шапка набекрень. Если останется здесь – придётся ночевать одному среди мелких деревьев и валунов, зная, что где-то близко обитает стая воров и разбойников.
– Только не туго…
– Не гунди.
Гий зашёл боярину за спину и связал руки, запястья саднила старая выветренная ткань, но Иван терпел. Потом завязали глаза, и боярин на несколько мгновений потерялся.
– Гий, ты же не оставишь меня здесь одного?
Вор сдерживает смех.
– Да зачем мне?
– Просто из забавы.
Слышится вздох, а потом Ивана хлопают по плечам.
– Мурыжить тебя – не такое большое веселье. Топай, нужно ещё выше.
Если бы глаза были открыты, Иван начал спорить, но темнота, неспособность даже нащупать себе путь из-за связанных за спиной рук сделали его ещё смиреннее. Он терпеливо зашагал вперёд, чувствуя чужие ладони на спине.
Постоянно спотыкаясь о камни, они дошли до места, где послышался звук капель, где шум отражался со всех сторон. Стало прохладно, запахло влагой.
– Пещера? – спросил Иван, ударяясь плечом о камень. Он вдохнул воздух сквозь зубы.
– Я же просил потише.
Вокруг стоит странный гул, и Ивану кажется, что где-то выше слышатся шаги. И это шаги не его, не Гия. Руки за спиной пропали, боярин, вскинув голову, развернулся на месте.
– Гий?
– А теперь можно и поговорить. – Голос вора где-то справа, далеко. Камни крошатся на пещерный пол, словно он садится. – Я же вижу, что ты совсем нездешний. Хороший кафтан, сапоги, косишь под дурачка…
– Гий, хватит. – Иван дёрнулся, и связанные руки режутся о полоску ткани. Перевязь на глазах даже рывком головы не скинуть – так крепко она завязана.
– Хватит! Ты освободишься, когда я решу. – Теперь Гий говорил слева, немного ближе, но от того, как тихо он переходил по пещере, Иван поёжился. – Когда мы говорили со старухой, когда мы ночевали в деревне, ты постоянно спрашивал об огненной махине. Выспрашивал какие-то пути, дороги… К чему?
Нарочито шумные шаги. Иван попятился, но споткнулся и упал на бок.
– К чему тебе прикидываться дураком и искать огненную махину? – Последний вопрос звучит тихо-тихо.
Иван не сразу смог набрать в грудь воздуха, чтобы ответить:
– Это был приказ… Отец велел найти мне огненную махину…
– Погоди, так вы знали, что она будет в наших краях? И не предупредили местных?
Шаги зазвучали снова, и Иван был готов поклясться, что в пещере не только они двое.
– Это долгий рассказ… Я хотел… Мы не виноваты!
– Ч-ч-ч, – шёпот Гия звучал обманчивым успокоением, – этот рассказ ты прибережёшь для нашего вожака. Там и решим, кто прав, а кто виноват.
Иван так и не понял, что с ним сделали, но голова опрокинулась на пол пещеры, звук воды стал громче, как на берегу шумной реки.
Очнулся он уже в тишине. Руки по-прежнему связаны, но уже спереди, а повязка с глаз съехала на нос. Стало дурно, и Иван согнулся, лёжа на земле. Лбом он коснулся холодного пола.
В голове не было ни плана, ни проклятий для Гия.
Иван не смог бы сказать, сколько просидел один. Глаза привыкли, и он увидел покатые стены пустой землянки. Неподалёку стояла чашка, но не придумал ли он её себе, боярин не знал.
Но тут сверху посыпался песок, и проник тонкий луч света. Послышалось копошение, Иван, помедлив, подполз ближе.
Из косого проёма показались длинные волосы, перебитые мелкими косичками. За ними показалось белое лицо и лохматая ткань бурой шали.
Девочка, завёрнутая в пёстрые одежды, смотрела на Ивана сверху вниз и усмехалась. Было в ней что-то от повадок Гия.
– Ты будешь вылазить или нет? – бесстрашно спросила она. Слова получились квакающими, словно девочка научилась говорить совсем недавно.
– Да. – Иван стряхнул повязку с носа на шею, резко кивая. – Да, буду.
Детское личико пропало, боярина ослепил свет. Через секунду сверху свесилась верёвка, и, споткнувшись о воздух, Иван поднялся на ноги.
– Мои руки… связаны. – Он с сомнением ухватился за плетение, сухое и острое, и ощутил, как кто-то много сильнее тащит его наверх.
Стукнувшись макушкой о земляной потолок, Иван почувствовал тяжёлую руку на воротнике, которая, как котёнка, вытянула его и бросила на свет. Боярин зажмурился.
– Дальше справишься сама? Я не собираюсь за ним ходить, – сказал кто-то сверху, голос гортанный и тяжёлый.
Ответа Иван не услышал, потому что его легонько пнули под ребро, заставляя распахнуть глаза и подняться.
Это был сухой луг с колючей травой и пряными цветами, запах которых щекотал нос. Свет рассеянный и неверный, по сторонам дороги стояли факела. Иван посмотрел на небо, где солнце уже закрыли горы, и вздрогнул.
– Иди, – приказала девочка, стоящая рядом.
Боярин захотел протянуть ей руки, чтобы развязала, но взгляд у маленькой надсмотрщицы был такой грозный, что он не решился и пошёл по тропе.
Землянка, куда его свалил Гий, стояла чуть поодаль от цветных шатров из обрезков ткани, кожи и шкур. Запах огня усилился, но на этот раз не было тех жутких чувств, как на пожжённой деревне – этот огонь был защищающий, кормящий, греющий.
Ветер принёс запах варящейся еды, и у Ивана заурчало в животе.
И из этих шатров медленно выходили люди…
С самой первой встречи Иван понял, какой крови Гий. Его народ носил множество имён, ведь никогда не знал своей исконной земли, и племена-соседи называли их каждый на свой лад. Но сами они называли себя Волками, – признавали жизнь в лесу, держались вместе, все друг за друга. Эта волковость проявлялась даже в наружности; в серо-русых волосах, бледных глазах и коже и, словно желая совсем не растаять в своей бесцветности, жилища они украшали яркими тканями, рисунками из охристых глин и блестящими безделицами.
Многие обряды, например, вой на полную луну, как то бывает у настоящих волков, этот народ потерял, но остался деревянный венок, который видел Иван – Волчье Колесо – как символ ночного круга.
Волки, мужчины и женщины, смотрели на боярина колко, исподлобья. И Иван понимал: сам он выглядел как разбойник с большой дороги – лохматый, пыльный, весь в ссадинах. Волею Гия, ему оказали радушный приём…
Девочка привела его к одному из шатров, что не выделялся на виде остальных, но по тому, как играющая малышня обходит его стороной, чтобы не потревожить шумными забавами хозяина, Иван понял, кому сей кров принадлежит.
– Мы к вожаку? – тихо спрашивает он, наклоняясь, но маленькая проводница прикладывает палец к губам.
И они подслушивают.
– Гий, знаешь, как это выглядит? Ты теряешь сноровку и не можешь выдержать боя с лесными разбойниками, возвращаешься в стаю с пустыми руками и приводишь сюда чужака. И всё это в неспокойствии, когда нам приходится сниматься с кочевья.
Иван заглянул в щель и увидел, как Гий сидит к нему спиной, скрестив ноги. Вожак напротив в той же позе, но руки по-хозяйски упёрты в колени.
– Я не собираюсь оправдывать свои ошибки, – сказал Гий, – но чужого я привёл сюда, чтобы всё выведать. Быть может, он знает больше, и мы придумаем, как обойтись без нового далёкого пути.
Вожак, хмурясь, медленно покрутил головой. Гий сидел бездвижно.
– Отец. – Впервые боярин услышал, что Гий сбивается на слове. – Та огненная махина уже пожгла несколько деревень. Нет веры, что, покончив с остальными, её не поведут по нашему пути на новое место. Следует всё выведать…
– Не учи старых волков! – Вожак срывается. – Если бы я сам не видел в том нужды, мальчишка бы не сидел у нас в землянке. К слову, надо его встретить…
Иван вздрагивает, когда взгляд старшего резко вперивается в его глаза, и дёргается назад. Их заметили. Но провожатая не теряется и вступает в шатёр, ведя за собой боярина за сжатую ладонь.
– Волчонок, опять шалишь? – рычит вожак. – Укушу за бочок.
Девочка взвизгивает и смеётся, словно её схватили только что, и убегает прочь.
Иван ловит хмурый взгляд Гия и кланяется.
– Я благодарю за встречу.
– Благодарить нужно не за сами встречи, а за то, чем они кончаются, – протягивает отец Гия и ведёт рукой в воздухе.
Когда Иван не понимает, Гий требовательно хлопает по покрывалу рядом с собой: «Садись!»
И Иван садится.
Вожак волков не похож на своего сына. Он широк и коренаст, а Гий высок и сух. Сын со своими белёсыми прядями и впалыми щеками словно родился бесцветным, а отец же покрылся пылью дорог и светом огня во время долгих кочевий. Иван видит седые волоски в усах и курчавых волосах, прижатых к черепу, и думает, как часто сыновья не похожи на своих отцов.
– Говори же. Нельзя злоупотреблять нашим гостеприимством.
Иван не стал вспоминать, что его держали в земляной темнице и, сглотнув, начал рассказ:
– Мой отец узнал, что у здешних людей есть огненная махина, восточное оружие, помогающее в войне и защите. И он велел мне заполучить её и привести.
Вожак коснулся рукой щеки и спросил:
– И что твой отец, раз косится на такое орудие? Купец? Выдумщик на всякие орудия? Воин?
– Князь.
В эту секунду взгляд волка, до того рассеянный и ленивый, вперился в Ивана, разглядывая каждую черту его лица. Только стиснув зубы, боярин сумел выдержать и не отвести глаза.
Тишина стояла долго.
– Несколько лет назад я, Василь, с кочевьем был у главного города. Тогда родился третий княжеский сын, и весь люд праздновал. Но говорили, что младший княжич до того хил, что не дотянет и до возмужания.
Ивану нечего было на это ответить, и он пожал плечами, чувствуя, как сжимает руками край кафтана.
– Но это ещё не причина сожжённых деревень. – От сухого голоса Гия холодок бежит по коже. – Ваших рук дело?
Боярин качает головой.
– Не предполагалось, что кто-то будет махину… использовать, так мне было сказано. Всю эту историю я узнал уже на месте, с тобой.
Гий отворачивается, от его нахмуренных бровей на глаза падают тени.
– Махина как-то оказалась в руках у охотников. Вы их вообще знаете? – Вспомнив, что Иван не местный, вор махает рукой. – Они выкрали её? К чему тогда жечь своих?
Вопросы оставались без ответов, но Иван добавил:
– К кому же охотники не убивают намеренно. Бабушка говорила, что большую часть просто увели.
– Бабушка? – Василь снова цепко посмотрел на Ивана, и Гий снова отмахнулся.
– Когда мы пришли в пожжённую деревню, там осталась только одна старуха. Тут же, как на зов, прибыла внучка, и мы довели их до ближайшей деревни.
Василь покачал головой, постепенно теряя интерес.
– Ещё будет много потерь, – только и сказал он.
Гий пальцем расковыривал дырку на покрывале, глядя в пол. Глаза прикрыты, как у отца, но по сдавленному дыханию видно, что вор взволнован. Тихо хлопнув себя по колену, точно привлекая всех, он спросил:
– Но что мы будем делать теперь? – И, пока отец не отмахнулся снова, добавил: – Уход с кочевья не поможет. Махину могут просто отправить по нашему следу.
– Думаешь, охотникам нужны мы?
– Посуди сам, – Гий заёрзал на месте, – мы давно не в ладах. Охотники не любят, что мы не сидим на месте, караулим людей на дорогах…
Иван сделал вид, что разглядывает потолок шатра.
– …иногда охотимся в их угодьях. – Он немного помолчал, чтобы сказать: – А деду они вообще брюхо вспороли.
– Тогда странно, что они пускают в ход огонь на селения, а не рыщут по лесам в поисках нашей стоянки. Не станем же мы проникаться милосердием и жертвовать собой, чтобы спасти чужих?
Никому из них не требовалось отвечать. Василь коснулся пальцами губ и покрутил кистью. Иван не понял, но Гий выпрямился, словно их прогоняли.
– Отец, нужно что-то ответить.
– Нужно защищать наших. Много волчат народилось, ты предлагаешь идти с ними против огненной махины?
– Но мы же не можем просто прятаться.
– Мы и не прячемся, а готовимся пуститься в путь. – Взгляд вожака Василя сделался тёмным, тягучим, и он сказал сухо: – Тем более что ты и до этого не мог показать себя в бою.
Он махнул рукой опять, уже требовательнее, и Иван поднялся с покрывала следом за Гием. Боярин запоздало кивнул, глядя на волка, чтобы после выйти с ним из шатра на холодный воздух.
– Гий! – Он пытался догнать вора, но тот даже не обернулся.
Иван поравнялся с ним, скользя мимо других шатров, людей, снующих в темноте, и череды костров, разгоняющих тьму.
Гий наконец остановился у одного. Рядом стоял дымящийся котёл и посуда, которую перебирал один из волков, высоченный и мускулистый. Замечая, как он вглядывается, Иван отчего-то подумал, что это именно он достал его из земляной темницы.
Мужчины коротко поговорили, пока боярин топтался поодаль, а потом великан-волк ушёл, подмигнув Ивану, и скрылся в шатре.
Гий всё ещё не заговаривал. Черпаком он наполнил тарелку смесью из овощей, грибов и каких-то горьких лесных трав, добавляемых для вкуса. Он так и сел у костра, сжимая посуду, а потом, вдруг заприметив поблизости Ивана, выгнул брови дугой и передал ему пищу.
Боярин присел подальше, вглядываясь в варево. Странно сготовленное, оно вдруг напомнило те кушанья, которыми его угощали бабушка Мировна и Желя, но Иван был так голоден, что даже не скривился, когда попробовал на зуб особенно горькую травинку.
– Что, княжичи нынче обращаются с едой без ложек? – Гий выглядел устало – щёки в тенях, глаза прищурены, но тон неожиданно повеселевший.
Иван опомнился, что начал есть руками, только когда обжёг пальцы.
Вор закатил глаза и принялся есть сам, но выходило как-то кисло, нехотя. Едва наполнив живот, Иван покосился на него и сказал, стараясь приободрить:
– Мой батюшка тоже не шибко в меня верит. Отправил сюда, чтобы глаза не мозолил. Сперва была мысль отправить за махиной всех нас троих, братьев, но потом я спросил, что будет с княжеством, если мы все трое сгинем в этом пути, и меня отправили одного. Хватило же дурости рот открыть…
Гий ничего не ответил, но уже через секунду медленно, от тихого к громкому, начал раскатываться его смех. В конце он запрокинул голову, вдыхая воздух.
– Да, рядом с тобой я – баловень судьбы. – Его глаза заблестели в свете костра, косоворотка показала блестящую от пота шею.
Обоим им стало почти легко.
Где-то наверху, на дереве, закричала птица. Шум кочевников стал явственнее, кто-то заиграл на инструменте, закричали от веселья дети.
Вдруг вспомнив что-то, Иван закрыл глаза. Так, должно быть, выглядела деревня Мировны, пока её не сожгли.
– А если они правда приволокут огненную махину сюда? – сказал он тихо-тихо, так, что, казалось, даже не будет услышанным.
Гий только хмыкнул в ответ, размазывая кусочком хлеба дно глиняной чашки.
– А у тебя есть решение?
Он ссутулился и посмотрел на Ивана, лохматившего грязные волосы и в самом деле начинавшего думать.
– Представим, что нам нужна махина… – подсказал вор.
Боярин ответил почти сразу.
– Её не придётся долго искать. Та штука, которая сжигает селения, не так легко спрячется даже в ваших краях.
Ücretsiz ön izlemeyi tamamladınız.