Kitabı oku: «Черёмуха душистая. Рассказы», sayfa 2

Окаянная любовь
(То ли быль, то ли небыль)

Давно это было. Полвека, считай, прошло, а историю эту у нас на селе всё ещё передают из уст в уста.

Жила в родительском доме, что стоял почти у самой реки, девушка по имени Ксения. Русалка – так и не иначе называли сельчане двадцатилетнюю красавицу Ксюшу. Окончила она медицинский техникум и уже год работала фельдшером в медпункте. Руки у неё были золотые и характер ангельский. Голова ли у кого болит, зуб «зайдётся» или живот «схватит» – заставит хворого тут же выпить таблетку, ладони свои приложит к больному месту да в глаза посмотрит внимательно – вот и полегчало человеку.

Особенно любили заглядывать в медпункт неженатые парни, сказывались якобы больными. Ксюша горло посмотрит, через трубку грудь и спину прослушает, а у пациентов сердце замирает от её прикосновений. Улыбнётся фельдшерица, чуб потреплет: «Иди, здоров».

Июнь в тот год выдался жарким. Младший брат Ксении, Николай, пришёл однажды на реку со своим другом Василием, с которым только что закончил ФЗУ.

Послышался размеренный всплеск, а затем, будто русалка встала во весь рост из воды. Короткое ситцевое платье обтягивало девичью стройную фигуру, подчёркивая её покатые плечи, упругую грудь, бёдра. Вода стекала с платья и струйками устремлялась по длинным ногам. Ксюша скрутила в жгут густые, ниже пояса белокурые волосы, отжав воду, опять разбросала их по спине и плечам. Она подошла к парням, внимательным взглядом синих глаз окинула курчавую шевелюру незнакомца. Василий зачарованно смотрел на девушку, не в силах оторвать от неё глаз и произнести что-то членораздельное.

– Вода, как парное молоко. Грех не искупаться, – сказала Ксюша мягким грудным голосом и, улыбнувшись, лёгкой походкой пошла по раскалённому песку.

– Осторожно, Вася! Рот закрой! – захохотал Николай, толкая Василия в плечо. – У Ксюши жених есть.

Он тракторист, друг нашего старшего брата Андрея. Степаном зовут. Серьёзный, взрослый. Не чета нам с тобой «салагам». Свадьба у них в августе.

С той минуты Василий, как говорят, стал сам не свой. Жил он вдвоём с матерью в соседней деревне. Работал слесарем в совхозной мастерской. Чинит ли он плуг или деталь для трактора какую-то вытачивает, а перед глазами всё Ксюша стоит с распущенными волосами и смотрит на него глазами как синее небо.

Вопреки предупреждениям Николая, стал Василий часто появляться в Ксюшином селе: то в медпункт заглянет, то на реке появится именно в тот момент, когда девушка купается, а иногда и домой придёт к другу Коле. Встречи были невинные, радостные, разговоры оживлённые.

А Ксения с приближением даты свадьбы со Степаном молчаливее стала. Сердце её грусть томила, по ночам вздыхала, снились ласковый взгляд карих глаз Василия да жгучая, как смоль, его шевелюра.

Настал субботний день, когда братья уж и лошадей запрягли в телегу, сестрино приданое погрузили: перины, подушки, шифоньер новый, наряды невестины, чтобы везти в дом жениха.

Приспичило Ксении на работу в медпункт на минутку сбегать. Так и сказала родным «на минутку». Приходит, а там Василий как часовой у двери стоит. Затрепетало сердце у обоих, в глаза друг дружке глядят.

– Ксюша! Ведь любишь ты меня, а не Степана. И я тебя больше жизни люблю.

– Ты ведь, Васенька, моложе меня. Не вправе была я по нашим деревенским законам любить тебя. А вот люблю, и сделать ничего не могу с собой.

– Так зачем же тебе эта свадьба? Давай убежим прямо сейчас.

Неведомая сила подтолкнула их друг к дружке. Взялись за руки и побежали напрямик через берёзовую рощу в деревню, где жил Василий.

– Мама, я жену себе украл у Степана из соседнего села, – сказал Василий, появившись с Ксюшей на пороге родного дома.

Всплеснула руками Мария Фёдоровна в тревоге.

– Ох, не по правилам поступили! Боюсь, не к добру это, дети, – прослезилась она, но Ксюшу обняла, прижала к груди, голову её белокурую погладила, в глаза заглянула. – Выдержишь ли?

А в родительском доме невесты переполох. Где Ксюша? Что случилось? Степан побежал в медпункт. Закрыто! В соседний дом спрашивать пошёл. Там и получил ответ:

– Бросила тебя твоя невеста! С Василием, взявшись за руки, убежали!

Будто кувалдой по голове ударили Степана эти слова. Кровь в висках застучала, назад еле доплёлся. Оскорблённые чувства взыграли:

– Не нужна мне ваша невеста! Опозорила она меня! И вас знать всех не желаю! – крикнул Степан и, обхватив руками голову, быстро ушёл.

Ксюшина мать Настасья Петровна зарыдала в голос. Отец Прохор Иванович сурово нахмурил брови, сжал кулаки, приказал Андрею и Николаю приданое сбросить с телеги на землю.

– Поехали возвращать беглянку! – кивнул он сыновьям.

Хлестнул отец в сердцах лошадь кнутом, покатил с сыновьями в деревню к Василию.

Издали услышала Мария Фёдоровна приближающийся грохот колёс по укатанному большаку. Сердце её забилось, предчувствуя неладное.

– Бежите, дети, в рощу, прячьтесь там: беда несётся к нам на телеге, – успела предупредить мать Василия и Ксению…

– Где!? Куда!? – кричал в ярости Прохор, заглядывая во все уголки хаты и подворья.

– Нету. Не знаю, не ведаю, – отвечала Мария Фёдоровна сквозь слёзы.

– В рощу! – вне себя от ярости закричал Прохор Иванович.

Плутая между берёзами, бежали Василий и Ксюша, не зная, куда им спрятаться. Беглецов догнали. Бил их Прохор, не жалея сил, запасными вожжами, да старший Андрей помогал ему. Обессиленные от побоев, лежали Василий и Ксения на земле.

– Николай, привяжи его, – кивнул Прохор в сторону Василия, – к стволу берёзы. – А этой руки свяжи, да на телегу погрузи, – приказал он Андрею.

Прислонил Коля кое-как к берёзе Василия, обмотал вокруг верёвкой, вместо узла воздушную петлю сделал, и один конец в руку ему сунул. На прощанье прошептал:

– Прости, друг. Предупреждал я тебя, чтобы не связывался с сестрой. Не послушался ты. Очухаешься, потяни за конец.

Только тронулась телега, очнулась Ксюша.

– Отпустите меня, – прошептала она. – Не будет мне жизни в нашем селе. Любить Василия мне всё равно не запретите.

Пуще прежнего разозлился отец.

– А что, ты разве имеешь теперь право на жизнь? Позорница! Повесить тебя мало! – словами, как раскалённым железом, припечатывал Прохор Ксюшу.

– Вешай! – что есть силы, крикнула Ксения.

– Вот как! – ответил Прохор и остановил лошадь. – Тащи её, Андрей, к дереву.

Не помня себя, он схватил вожжи и накинул петлю на шею Ксении. Она оперлась спиной о берёзу и не сопротивлялась.

– Изверги, – еле слышно произнесла Ксюша.

Николай не ожидал от отца такой жестокости. Бросился он перед ним на колени и взмолился:

– Опомнись, батя! Меня лучше повесь!

На одного сына посмотрел Прохор, на другого. Вид его был такой, будто разум к нему только что вернулся.

– Живи, – взглянув последний раз на дочь, буркнул он.

Горькой слезой скатилось Ксюшино тело по стволу берёзы.

Василий пришёл в себя. Почувствовал в руке конец верёвки, дёрнул, кое-как освободился. Ползком двинулся по дороге, непрестанно повторяя:

– Ксюша, Ксюша, Ксюша.

– Я здесь, – наконец услышал он.

Ночь укрыла несчастных, отдых дала их изнурённым телам.

Мария Фёдоровна сама была вне себя от случившегося. Надеялась, что убежали, спрятались дети, вот-вот вернутся. А их нет и нет. Не стала ждать рассвета. Бегом поспешила по укатанной дороге, что вела в рощу. Темень, шорох, чьё-то гуканье среди деревьев и кустарников, в глазах рябит. Только месяц да звёзды помогают. Сердце замирает. Остановится, отдышится, прислушается, позовёт негромко: «Вася, Ксюша, дети, отзовитесь!». Так и пробежала около двух километров. Села на обочине дороги и заплакала. Вдруг слышит слабый голос сына:

– Мама, здесь мы.

На противоположной стороне дороги под берёзой и нашла Мария детей своих. Рассвет забрезжил. Где идти помогала, где на себе тянула то Ксюшу, то Василия. Добрались до дома. Благо, что стоял он на самом краю деревни.

Целый месяц выхаживала Мария Фёдоровна сына и невестку: травяными отварами поила, мазями да разными примочками ссадины и рубцы от верёвок лечила.

А ещё через месяц в сельском Совете расписались молодые и скромную свадьбу сыграли.

Случилось в день свадьбы в селе, где жили родные Ксении, роковое событие. Женщина из Васиной деревни приехала в село к своей сестре, да у колодца встретила Ксюшину маму.

– Что ж ты, Настасья Петровна, не на свадьбе? Дочка твоя замуж сегодня выходит. Говорят, беременна она уже, – сообщила «доброжелательница».

Вздрогнула Настасья. Коромысло не удержала, вёдра покатились. Выпрямилась, глаза наполнились слезами пополам с обидой и ненавистью.

– Нет у меня дочки! Нет у меня зятя! Сколько сил, сколько денег было потрачено на подготовку свадьбы со Степаном! Пусть будет проклята их окаянная любовь! И ребёнок пусть родится у них больной, чтобы горче им было!

От таких слов-проклятий поспешила женщина поскорее уйти, а вернувшись в родную деревню, не смогла умолчать. Все судили – рядили да каждый на свой лад: одни жалели молодых, другие осуждали.

Время шло. В июне у Ксюши и Василия родился сын. Никиткой назвали. Радовались первенцу. Пока был в люльке да в пелёнках, ничего не замечали. Но вскоре увидели: правая ручка и правая ножка, будто мёртвые. Врачи произнесли три страшные буквы: ДЦП. В доме Василия поселилась тоска, в сердцах родителей – нестерпимая боль.

Вся деревня судачила о проклятиях, что наслала на Ксюшу родная мать. Слухи дошли и до Настасьи Петровны. Прибежала она к Василию и Ксюше. С порога на колени бросилась, умоляла простить её.

– Поздно, мама, поздно. Ты семью мою и внука твоего проклятиями заклеймила. Чужие мы…

Василий работал, семью обеспечивал. Ксюша всё с сыночком, ни на минутку его не оставляла. От горя и слёз синие глаза стали блёкнуть. Годик Никитке исполнился. Кто-то надоумил свозить ребёнка к Святому источнику, что за рекой находится у кромки большого леса.

До переправы на лошади доехали. Паромщик через реку перевёз, путь указал:

– Километра полтора вдоль реки пройдёте, никуда не сворачивая. Избушку увидите. Живёт там бабушка Варя. Говорят, сто лет ей уже. Источник рядом, она вам и покажет его.

Стоит старушка, поджидает: будто знала, что Василий с Ксюшей Никитку сюда принесут. А взгляд у столетней Варвары молодой, добрый, проницательный, глаза лучистые.

– Давно вам сюда надо было явиться.

У небольшого взгорка, покрытого кустарником, из-под двух больших валунов бьёт ключом животворный источник. Проложив себе небольшое русло длиной в двадцать метров, искрится в нём вода, жемчугом переливается, а потом неожиданно исчезает в зарослях.

– Помолитесь сначала. Поблагодарите Матерь Божию, попросите исцелить дитя ваше. Тельце сыночка омойте, сами умойтесь. Святой водички попейте. Она услышит вас. – Сказала бабушка Варя и пошла вдоль ручейка. Вдруг неожиданно повернулась, будто забыла предупредить о чём-то. – Черника да земляника уродилась нынче как никогда. Тропинка приведёт вас к опушке, где ягодами всё усеяно. А гору, если увидите, взберитесь, но долго не задерживайтесь там.

Да как же обойти эту внезапно открывшуюся взору высокую гору, если красота неописуемая! Стоят ели, как пирамиды, от подножия до самой вершины, трава ярким изумрудным ковром между ними стелется, всё сияет на солнце.

Сила после источника в теле появилась, боль покинула душу, дышится легко и свободно. Взобрались на вершину горы, будто на крыльях взлетели. Оглянулись Ксюша с Василием вокруг – вся округа далеко, как на ладони видна: и Ксюшино село, и деревня Василия, и роща берёзовая, и река извилистой лентой вьётся. Поставила Ксюша лукошко, наполненное ягодами. Василий пиджак расстелил, Никитку усадил. Личико ребёнка порозовело, улыбается, то на мать смотрит, то на отца. Взглянули друг на дружку Ксюша с Василием, на сыночка дивятся – сердца любовью переполнились.

– Вася, я знаю, что нужно нам сделать. – Василий с надеждой на Ксюшу смотрит, ждёт. – Повиниться перед родителями надо, прощения попросить у них и у тех, кому боль душевную причинили. А всех, кто нас обидел – простить. Помириться со всеми…

К Святому Источнику вернулись, а там их уже бабушка Варя поджидает.

– Вы правильное решение приняли и обязательно счастливы будете. Поторопитесь только…

Бабушка Варвара, говорят, прожила у Святого источника сто тридцать четыре года.

Сон в руку

«До Нового года ещё две недели, а уже вовсю чувствуется предновогодняя суета», – подумала Настя.

Она задержалась недалеко от ёлки, которую только что установили на центральной площади.

Влюблённая парочка, держась за руки, направилась поближе к лесной красавице. Настя проводила их долгим взглядом. Душа грустила. Не радовало даже её сегодняшнее отличное выступление на семинаре по английскому языку. Она вспомнила вчерашнюю встречу с бывшей одноклассницей Таней. Татьяна была не одна, её под руку заботливо держал молодой человек.

– Настя! Хорошо, что встретила тебя! Как поживаешь? – затараторила девушка. – Наши бывшие одноклассницы собираются в кафе на новогоднюю вечеринку. Пойдёшь?

– Постараюсь, – скромно ответила Настя.

– Но одно условие у нас: девчонки придут со своими «бой-френдами».

Это условие Настю сильно озадачило: нет у неё молодого человека. Ещё в десятом классе многие девчонки завели себе ухажёров. Настя же до сих пор не думала об этом. Школу она закончила с золотой медалью, учится на втором курсе института, но никто и никогда не навязывался в эти самые ухажёры. Да ей и не нравился никто. «Правда, был однажды случай ещё в школе, на перемене, – вспомнила девушка, – Виталий (все его уважительно называли „профессором“) задержал взгляд на мне. Но это, скорее всего, была случайность: учился он уже в одиннадцатом классе, а я, малявка, – в девятом»…

Пока перебирала воспоминания, дошла до дома.

На пороге квартиры встретил аромат её любимых пирожков.

– Внученька, ты так рано сегодня! Твои любимые напекла, – послышался певучий голос из кухни. – Ой, какая ты морозная, – обнимая Настю, ворковала бабушка. – Мама с папой звонили. К сожалению, не смогут они приехать к Новому году…

«Ну вот, опять вдвоём с бабулей будем коротать новогоднюю ночь», – печально подумала девушка, подходя к зеркалу в прихожей и критично рассматривая своё лицо, волосы.

– Бабуль, и почему у меня такие рыжие волосы?

– Не рыжие, а золотые. Мама блондинка, а папа брюнет: дети часто получаются с таким цветом волос.

– А конопушки на носу? Зачем они мне?

– Это солнышко тебя поцеловало! Мой руки да обедать давай. Немного отдохнёшь, потом сходишь к Нине Сергеевне. Пирожков ей отнесёшь: приболела она…

Свернувшись калачиком на диване, Настя задремала. Новогодние огни, гирлянды, ёлочная мишура – всё смешалось в сонном царстве девушки. Во сне она услышала глухие стуки. Кто-то лапами легонько поколачивал дверь. Настя, якобы, открыла её, а за порогом, виляя хвостом, стояла большая рыжая собака.

Девушка внезапно проснулась.

– Внученька, всего-то полчасика подремала. Что так мало? – с сожалением сказала бабушка.

– Да собака большая рыжая разбудила меня во сне: в дверь к нам лапами стучалась. К чему бы это?

– Настюш, так это к другу!

– Да, нет, бабуля, у меня никого на примете. И кому я нужна такая рыжая и конопатая, – вздохнула Настя тайком…

Три часа дня. Падающие лёгкие снежинки искрились на солнце. Мороз слегка усилился. Снег приятно скрипел под ногами. Настя шла по тропинке и бережно несла пакет с пирожками. Неожиданно откуда-то сзади подбежала большая рыжая собака с кожаным ошейником. Она, виляя хвостом, принюхивалась к Настиному пакету, кружила вокруг девушки, не давая ей двигаться дальше.

– Ты из моего сна? – спросила Настя. – Наверно, голодная, пирожки учуяла? Я бы тебя угостила, но как отнесётся к этому твой хозяин?

– Джимми! Джимми, стоять! – послышался голос спешащего молодого человека…

Парень внимательно окинул взглядом девушку. Настя замерла, прижав к груди пакет, и опустила глаза. Рыжие пряди волос густо выбились из-под капюшона пуховика и засверкали золотом. Молодой человек, молча, смотрел на это чудо.

– Настя, ты меня не узнаёшь?

Девушка подняла глаза. Молодые люди обменялись долгим взглядом.

– Узнаю. Ты Виталий, и ты в Питере.

– Я буду здесь до середины января. А ты стала взрослой и очень красивой… Куда-то спешишь?

– К бабушкиной подруге: пирожки ей несу.

– Совсем, как в сказке, – весело засмеялся Виталий. – Я сейчас очень спешу. Диктуй мне номер своего сотового, – с шутливой строгостью произнёс он, доставая свой телефон. Завтра встречу тебя после занятий…

Верьте в чудеса

– Валюша! Прилечу с Андреем тридцатого вечером, – кричал в телефонную трубку Сергей. – Ёлку без меня не наряжай.

Неожиданно в трубке что-то зашуршало, застрекотало – связь прервалась. Валентину это не очень огорчило. Самое главное она услышала: её любимый прилетит, и они вместе будут встречать Новый год. Девушка радостно закружилась по комнате, вынула из чемодана новенький цвета лазури свитер, приложила к себе, взглянула в зеркало. Как идёт он к её голубым глазам, белокурым волосам, заплетенным в тугую косу!

Заполярный посёлок, затерявшийся в тундре, был небольшой: школа, куда Валентина по распределению после института приехала работать учителем географии, библиотека, детский сад, два магазина. Однако до аэропорта, где служил Сергей в отряде вертолётчиков, было шестьсот километров. Но для влюблённых разве это помеха?..

В дверь постучали. На пороге появилась Антонина, подруга и коллега, с которой работали в школе.

– У тебя радио работает? Передали, что пурга начинается…

Пурга местных жителей не пугала. Утром тридцатого декабря, взявшись за руки, дети добрались в школу на новогодний праздник. Укутав потеплее малышей, родители отнесли их на руках в детский сад на праздничный утренник.

Весь вечер Валентина стояла у окна и всматривалась в заметённую снегом дорогу. Небольшая лиственница, стоявшая в ведре с тёплой водой, выпустила свои иголочки. Зелёная пышная красавица ждала новогоднего наряда. Пурга не унималась, но девушка всё ждала, надеялась. Любой шорох или стук заставлял её бежать к окну, но это были всего лишь проделки неугомонного ветра. Не дождавшись Сергея, измученная ожиданием, она задремала только к утру.

К полудню следующего дня опять пришла Антонина.

– Взлётную полосу совсем занесло, – печально сообщила она. – О том, что прилетит самолёт или вертолёт, не может быть и речи. Взбодрись, наряжай ёлку, вечером придём к тебе с подругами.

Пурга метёт, ветер завывает как зверь. В душе Валентины стало совсем пусто и холодно. Вспомнилась бабушка, которая в трудные минуты молилась. Девушка встала на колени, не зная ни одной молитвы, истово, от всей души обратилась к силам небесным, чтобы помогли встретиться с любимым…

И ёлка наряжена красиво, и девчонки веселятся: поют задорно, бокалами звенят, а в душу Валентины грусть пробралась и уходить не хочет. Около часа ночи почти весь посёлок после домашнего застолья собирается в Доме Культуры. Отправилась туда и Валентина с подругами…

***

Тридцатого декабря утром Сергей со своим другом Андреем, с деликатесами в рюкзаках, были готовы к отлёту. Неожиданно объявили, что рейс отменяется в связи с надвигающимся бураном. Пассажиры зашумели, потом притихли. Сергей заволновался, побежал к диспетчеру:

– Иваныч! Надолго ли?

– Не волнуйся ты так! Отдохни часа два-три.

– Досадно, – сочувствовал другу Андрей. – Но твоя Валентина никуда от тебя не убежит. А вот я хотел бы завязать знакомство с её подругой, Антониной.

Из аэропорта друзья не уходили – ждали, надеялись. Коллеги сочувствовали, кто-то дружески похлопал Сергея по плечу. День в томительном ожидании закончился. Наступило тридцать первое декабря. Сергей очень переживал: свои обещания он выполнял всегда, а тут надежда на вылет уже стала таять. И вдруг к вечеру поступило диспетчеру срочное сообщение о том, чтобы прислали вертолёт за роженицей. Оленеводческое стойбище, куда должны были лететь, находилось в пятидесяти километрах от места, где жила Валентина. Для Сергея и Андрея это был счастливый шанс.

Прилетели. А впереди было ещё не просто пятьдесят километров, а пятьдесят километров пурги. Запыхавшись, прибежали к знакомому оленеводу.

– Выручай, Спиридон. Очень прошу, – произнёс Сергей с порога.

– Однако, двадцать три ноль ноль уже, всё равно не успеете, – взглянув на часы, ответил оленевод.

Лица друзей помрачнели.

– Эх, любовь, любовь! Ладно, поехали, – добавил он.

Спиридон и его олени знали тундру вдоль и поперёк, и даже на ощупь. Но пурга всё кружила и кружила свой снежный хоровод, препятствуя оленьей упряжке двигаться к посёлку. Наконец остановились.

– Выгружайтесь. Ноги замлели, небось. Пройдитесь пешком. Счастливого Нового восьмидесятого!

Не шли, а скорее ползли, утопая в заносах снега и таща за собой рюкзаки. Пурга утихала, словно радуясь, что вволю повеселилась.

– Тук-тук! – радостно и громко сказал Сергей и толкнул дверь Валиного жилища. Комната была пуста, но счастье всё равно разлилось по всей душе…