Kitabı oku: «Ричард Длинные Руки – бургграф», sayfa 5
Глава 9
На стол опустилась миска с высокими краями, пахнет вкусно, я зачерпнул деревянной ложкой, горячий суп приятно обжег рот и прокатился в глотку. Желудок наконец затих и занялся своим делом. Я хлебал суп, прикусывал свежим хлебом, на столе появилось и мясо, а когда мясо, это еще не крайняя бедность, хотя и богатством здесь не пахнет. Скорее разрушением, как в умирающей дворянской усадьбе.
– Чем занимается муж?
– Торговыми делами, – ответила она не задумываясь.
– Купец?
– Нет, – сказала она в некотором затруднении, – он мне долго объяснял, но я не все поняла. У них очень сложно, в торговых делах много людей: одни перевозят товары, другие продают, третьи хранят на складах, четвертые ищут выгодные сделки… Он как раз искал, потому все время в отъездах.
Я пробормотал:
– А с виду… гм… человек семейный, домашний.
Она оживилась, глаза заблестели.
– Да, он очень семейный! Всегда с таким удовольствием возвращался. И всегда говорил, что нет на свете места лучше, чем родной дом и родная семья. В последний раз обещал, что как только завершит эту сделку, то осядет и будет заниматься только садом. А то насадить насадил, а за ним уход тоже нужен…
– Да, – согласился я, – ужас, как все запущено.
После супа был каплун с салатом, налим тушеный и великолепный пирог с черникой. Я в самом деле ощутил голод, хотя намеревался после сытного завтрака лишь пощипать, как принято у аристократов, чуточку одного, чуточку другого, а все прочее, дескать, уносите слугам, но разохотился так, что сожрал все, даже тонкие косточки молодого каплуна схрумал, как пес, оставив только заостренные осколки не крупнее спички.
Она счастливо хлопотала у стола, очень довольная, что может кормить мужчину, это первейшая женская обязанность – накормить, хорошо накормить, я допил чай из душистых трав и прямо посмотрел на хозяйку.
– Счастлив тот, кому удалось уговорить вас выйти за него замуж. Мне кажется, такой дом мог выстроить только счастливый человек…
– Не знаю, – ответила она со вздохом. – Иногда он выглядел очень счастливым. Но не всегда… Он очень любил это место. Я сперва не понимала, смеялась над его прихотью поселиться у моря. Для нас, уроженцев степи, здесь не совсем… уютно.
– А потом?
Она вздохнула:
– Потом я ощутила нечто… Здесь свое очарование, совсем не то, что в наших степных просторах. Видите наш сад? Там больше тысячи деревьев, я даже не знаю, сколько на самом деле… но если в степи разнообразия лучше не искать, то здесь чуть ли не каждое дерево дает свои плоды. Не такие, как на соседнем. Правда…
– Что?
Она вздохнула снова:
– Я бы все оставила и поселилась в другом городе, тихом и спокойном, если бы могла… Мне никогда не нравилось, когда море так близко. Но муж обожает, если море рядом.
Я отводил взгляд, язык не поворачивается брякнуть, что муж не вернется. Оттуда не возвращаются.
– Госпожа Амелия…
Она поспешно кивнула:
– Можно просто Амелия, ваша милость.
– Хорошо, – согласился я, – просто Амелия… Мой корабль будет готов к отплытию не раньше, чем через неделю. Все это время придется торчать в этом, как вы говорите, очаровательном городе. В гостинице готовят неплохо, но там слишком шумно. Я не люблю вскакивать среди ночи от того, что под окнами очередная драка. Дрались бы молча, а то… Словом, у вас мне понравилось. Я предпочел бы остановиться в таком тихом доме. И еще мне чудится, вы даже готовите намного лучше, чем в гостинице. В цене, думаю, сойдемся…
В подтверждение я бросил на стол пару золотых монет. Ее глаза округлились, на блестящие желтые кружки смотрела неотрывно. Я сохранял вид толстого и богатого, наконец она сказала с неуверенностью:
– Не знаю, удобно ли это…
– Вы просто сдаете комнату, – сказал я. – У вас их достаточно. Я плачу за чистую комнату, постель с чистыми простынями и хорошую домашнюю еду. Разве не останавливаются знатные люди у своих друзей, предпочитая их общество гостиничному люду?
Она в нерешительности кивнула:
– Да, но знатные у знатных…
Я прервал:
– Знатные останавливаются не у знатных, а там, где удобнее. Обычно у знатных условия лучше, потому их и предпочитают. Но у меня в этом городе друзей нет, даже знакомых нет. Зато вижу, что у вас чисто, уютно, а обед очень хорош. Все, без возражений! Я занимаю у вас лучшую комнату. Ну, которая для гостей. Кстати, возьмите еще пару монет. Купите на рынке лучших продуктов.
Она возразила:
– Ваша милость, здесь слишком много!..
Я отмахнулся:
– Ну что вы все спорите? Женщина должна быть мягкой и пушистой.
Она упрямо покачала головой:
– Я куплю из тех денег, что вы уже дали. А эти заберите. Даже знатные люди в золоте всегда нуждаются.
– Только не я, – светло ответил я и улыбнулся, я ведь в самом деле богат, хотя никогда об этом не задумывался. – Я как раз не нуждаюсь.
– Почему? – спросила она в удивлении.
Я пожал плечами:
– Человек без амбиций. Не набираю армий, не строю поместий и замков, не держу богатых любовниц. Все, что мне надо, это чистая комната, чистая постель и хорошая еда… о чем мы уже договорились! Вы пока приберите мою комнату, а я пройдусь по городу.
Я был уже у двери, когда она сказала мне в спину:
– Сеньор…
Голос звучал странно, я оглянулся, она смотрела мне в глаза с немой надеждой и ожиданием.
– Сеньор… вы очень добры к нам.
Похоже, хотела сказать что-то другое, но смогла только вот так, я отмахнулся:
– Да пустяки.
Она не сводила с меня напряженного взгляда:
– Сеньор…
– Да?
– Почему вы так добры к нам?
Я улыбнулся как можно беспечнее:
– Долг рыцаря – защищать женщин.
Ее веки не дрогнули, продолжала рассматривать меня пристально и настороженно.
– Когда благородные рыцари произносят слово «женщины», подразумевают благородных дам. Простолюдинки для них… не совсем женщины, которых обязаны защищать. А вы защитили меня уже второй раз.
Я поморщился, никому не нравится, когда замечают то, что хочешь скрыть, ответил с графской небрежностью:
– А почему благородному рыцарю не защитить одинокую женщину? Особенно если подворачивается повод дать оплеуху не просто так, а за правое дело?
Она произнесла медленно, как мне почудилось, все же с некоторым разочарованием:
– Так это просто совпадение?
– Конечно, – заверил я. – Через неделю я буду далеко-далеко от этого города. А единственными спутниками будут вечно пьяные моряки и рыба за бортом корабля… Говорят, еще там морские дивы с вот такой грудью и рыбьими хвостами.
Я улыбнулся ей снисходительно-покровительственно, она в ответ улыбнулась тоже, мягко и по-женски, у нее хоть и нет хвоста, но вот грудь на месте, морские дивы позавидуют.
– Как скажете, сеньор…
Уже возле дверей я повернулся и хлопнул себя по лбу:
– Ах да! Еще со мной будут два моих верных спутника.
Она вскинула брови.
– Для них тоже приготовить комнаты?
Я покачал головой.
– Не стоит, пожалуй. Один предпочтет спать у моей постели, вот такие у него причуды, а второй и вовсе предпочитает конюшню, где хорошо и вкусно пахнет сеном.
Она поняла, заулыбалась. Я кивнул и вышел, на крыльце задержался, давая глазам привыкнуть к яркому солнцу, что бьет прямо в лицо.
Из левой стороны сада донесся быстро приближающийся конский топот. Судя по грохоту копыт, сюда мчится целый отряд, я насторожился, сделал шаг назад, упершись спиной в дверь. За деревьями замелькали всадники, их человек десять, нещадно топчут кусты малины и смородины, прут напрямик, уверенные, наглые.
Мне показалось, что скачут так уже не первый раз, вон поломанные не сегодня кусты, я велел себе не трусить, спустился с последней ступеньки на землю. Умнее бы отступить с дороги, но злое чувство заставило обнажить меч и выйти навстречу.
Передний всадник очень уж не понравился: могучий мужик с квадратным рассерженным лицом, отсутствие шеи, голова сидит прямо на плечах, руки толстые и мускулистые. Взмыленные кони храпят и роняют грязно-желтую пену с удил.
Передний придержал коня, я играл обнаженным мечом, пуская ему солнечные зайчики в глаза. Он прищурился, рявкнул зло:
– Ты кто такой?
– Тот, – ответил я, – кто здесь по приглашению хозяйки. А кто вы, что вторглись в частные владения?
Он фыркнул, оглядел меня с высоты седла, как никчемную букашку.
– Ты понимаешь, что бормочешь? Нас девять человек!
– Да хоть тысяча, – ответил я. – Это частное владение. Разве закон не запрещает вторгаться?
За спиной начали похохотывать и рассматривать меня с тем интересом, как в другое время и в другом месте рассматривали Дон Кихота на его Росинанте и с тазиком на голове. Вожак прорычал раздраженно:
– Я – Вильд, старший сын самого Бриклайта! И потому езжу там, где изволю!
– Вот как? – поинтересовался я. – Ты так ездишь и через земли членов городской управы? Или только через земли беспомощной женщины?
Он побагровел, глаза метнули молнии, но спутники умолкли, посматривали на меня чуть ли не с сочувствием. Я поиграл мечом снова.
– Знаете что, – сказал я. – Не будем нагнетать… Скажем, я вас предупредил. Сейчас отпускаю даже без штрафа. Но в следующий раз, если поедете вот так, я сумею…
Один из-за спины босса сказал почти благожелательно:
– Парень, закон занимается важными делами. А с такой мелочью мы управимся и сами.
– Хорошо, – ответил я уступчиво и сошел в сторонку с тропки. – Думаю, я тоже сумею управиться… помогая закону, понятно.
Оба расхохотались, как удачной шутке, уже собирались унестись, настегивая коней, но Вильд придержал коня и сказал люто:
– Смотри, чужак! Ты мне очень не нравишься. Я могу тебе просто свернуть шею.
– Убрать меч? – спросил я. – Уберу. А ты слезай, посмотрим. Я обещаю переломать тебе только руки и ноги. Я добрее.
Он поколебался, хоть он и на коне, но видно же, что я почти на голову выше, сухого жилистого мяса на мне больше. И хотя он привык ломиться сквозь препятствия, как лось через кусты, но не дурак, сообразил, что дам хороший отпор. В другой раз бы и рискнул выместить на мне всю злость, но только не на глазах своих людей, а то вдруг в самом деле окажется бит.
Он процедил наконец:
– Ты чересчур… дурак. Мы будем ездить, где и ездим. Но тебя в другой раз предупреждать не стану.
– Я вас тоже предупредил, – сказал я мирно. – Езжайте. И передайте всем, что отныне сад закрыт для посторонних.
Они унеслись, в ту сторону, в какую и направлялись, а я смотрю им вслед, меч все еще в руке, но во рту горечь и запоздалое раскаяние. Ну какого хрена задрался еще и с этим? Видно же, что этот Вильд, как он назвался, – подлый человек. Не столько даже подлый, это я так, перегнул, но не привыкший отступать, а я заставил отступить перед лицом его команды. И хотя с дороги ушел вроде бы я, дал им проехать, но бросил ему вызов, даже предложил схватку, а он… отказался, чего простить мне уже не сможет.
Такие вот приходят на новые земли, убегая от несправедливости баронов, быстро обустраиваются на новом месте, споры с такими же переселенцами решают кулаками да дубинками, до убийства доходит редко, но постепенно одни богатеют и набирают мощь, другие остаются на том же уровне, а третьи нищают, разоряются. Этому Вильду… нет, его отцу Бриклайту, о котором он сказал с такой гордостью, удалось с землей, домом, скотом и хозяйством, сам уверовал в свою непогрешимость и непобедимость, вот теперь и сынок ломится, не обращая внимания на препятствия.
Ни на те, которые ломать надо, ни на те, которые ломать… нехорошо.
Глава 10
Первые поселенцы спускались к морю через могучий лес, упиравшийся вершинами в небо, потом протоптали тропку. На дома рубили лес, понятно, с краю, тем самым отвоевывая пространство. Прошло два поколения, и уже на месте леса, спускавшегося прямо к воде, – поля с гречкой, рожью и пшеницей, овсом.
На диво хорошо прижились сады: ветки гнутся и трещат под тяжестью краснощеких яблок, медовых груш, слив размером почти с кулак. Прижились абрикосы и персики, апельсины, их охотно скупали оптом и развозили в другие города и земли королевства.
Я вновь окинул взглядом огромный сад, захвативший огромное пространство от леса и до полоски воды, полюбовался широкой аллеей… когда-то широкой, а сейчас с двух сторон теснят хищные заросли малины, ее корни умеют взламывать даже самую утоптанную землю.
Между деревьями вымахала крапива, чересчур быстро разрастается сирень, терновник. Как и везде, культурные деревья отступают под натиском тех, которые прижились среди них, а сирень и малина так и остались дикими, да вон еще крыжовник победно захватывает пространство, не позволяя в своих колючих зарослях пробиться даже чертополоху.
И все-таки сад все еще дает богатейший урожай. Пусть не тот, что при живом хозяине, но все равно для Амелии, как видно, хватает собранного, чтобы содержать дом, покупать одежду и обувь.
Сад остался далеко за спиной, я медленно брел вдоль домов, неспешно погружаясь в атмосферу города. Во всех книгах и фильмах о Средневековье, что прошли через мои руки, везде узкие улочки, на которых не разъ-едутся две телеги, а меня как раз поражает и умиляет, что большинство горожан не просто держат коров, коз, свиней и пернатую живность, но работают на полях и огородах за стенами города. Более того, в самих городах обычно располагаются обширные поля и луга, где пасется скот, так что любой город агромаден, если судить о нем по периметру городской стены.
Правда, этот Тараскон как раз бурно застраивается. И пусть простенькими одноэтажными домиками, но эти домики теснят луга в центре города, новые поселенцы активно включаются в бурную городскую жизнь… Во главе города встали явно очень активные сволочи, но я и раньше знал, что мафия более эффективна в управлении, чем чиновники.
На ближайшем перекрестке бродячие артисты устроили представление: жонглеры бросают в воздух сразу по три-четыре дубинки, народ ахает и хлопает в ладоши непрерывному сверкающему в воздухе ожерелью. Музыканты остервенело дуют в трубы и бьют в жестяные тарелки, а очень вызывающе одетая женщина зажигает в искрометном танце.
Я полюбовался малость: в самом деле ей нравится вот так показывать длинные красивые ноги, в то время как остальные женщины вынуждены прятать их под юбками до земли, нравится сверкать улыбкой и обнаженными до плеч руками, что с церковной точки зрения тоже недопустимо, как и трясти гривой черных как смоль волос: волосы женщины должны быть укрыты платком, а без него женщина считается распущенной и порочной.
А вот ей ничуть не в лом, что распущенная и порочная, даже хвастается этим в танце, выставляя вызывающе то грудь, то плечи, вихляя бедрами и оттопыривая задницу.
Не успела стихнуть за спиной музыка, как начала перекрывать другая: на другом перекрестке такая же группа, только здесь пляшут уже две женщины, еще раскованнее, еще эротичнее, можно сказать, хотя такого слова еще нет, а музыканты вообще озверели: дудят, звенят, звякают, приплясывают сами, и вот уже в толпе притопывают задними конечностями, пока ловкие ребята срезают у них кошельки…
Дальше я встречал еще группы жонглеров, фокусников, метателей ножей, двери питейных заведений распахнуты, чувство всеобщего веселья начало захлестывать и меня, уже начал улыбаться в ответ на заигрывание красоток на улице, не все же из них профессионалки, есть и любительницы, мясо и здесь жарят прямо на улице: где на вертелах, где на огромных сковородах, мальчишки бегают по улице с кувшинами колодезной воды, сгибаются под бурдюками вина.
Город начинает нравиться… нет, не то слово, он понравился сразу. Даже та стычка с уличными хулиганами не слишком испортила впечатление. Вот эта раскованность, свобода – это что-то. Да и вообще здорово, когда народ веселится, а не ходит угрюмый в заботах, где бы добыть кусок хлеба на пропитание.
И если бы не ощущение, что Адальберт тоже здесь, что взамен волшебной чаши он в здешних лавках в состоянии отыскать что-то и поопаснее…
Очень часто попадаются лавки, торгующие древними вещами. Все их принято считать волшебными, колдовскими. Я начал присматриваться, наткнулся на человека, что загородил дорогу и стоит, как столб, задрав голову кверху.
Я собрался отпихнуть, но он, не глядя на меня, сказал с благоговейным испугом:
– Этого еще не хватало!
С запада быстро наползает угольно-черная туча, под ней прогибается и опускается глуповато-синее небо, как будто по тонкому льду мчится огромный вездеход, спеша успеть перескочить на другой берег. Даже на таком расстоянии видно, что туча именно мчится, несется, а не наползает величаво и медлительно. Чувствуется, что в ее недрах сотни тонн ледяной воды, да какое там сотни – миллионы! – и непонятно как все это держится там, но понятно, что непрочная ткань прорвется и вся масса воды с грохотом и шумом обрушится на беззащитный город.
– Прячьте товар! – прокричал кто-то. – Закрывайте окна и двери, а то побьет все…
Другой голос проорал возмущенно:
– Куда городской совет смотрит?
Мне послышалось нашенское «За что я плачу налоги?», но народ поспешно утаскивал разложенные товары с улицы в дома. На залитую солнцем улицу пала черная тень и понеслась, прыгая по домам, погашая блеск окон и зачерняя белые стены.
Кто-то схватил ослика под уздцы и потащил его вдоль по улице подальше от моря. Я все понимал, видел, как однажды такая же туча обрушила океан ревущей воды, мгновенно затопила улицы и нижние этажи домов, с таким же торжествующим ревом понеслась бурными грязными потоками вниз, утащила вместе с мусором несколько небрежно припаркованных… гм, телег и благополучно утопила их в море.
Местные сочувствовали приезжим, те всегда страдают больше всего, но в сочувствии проклевывалась некая гордость за свой неистовый ливень, за дикую грозу, за ослепляющие удары молний и жуткий грохот, от которого трясется и подрагивает земля, как испуганный молодой конь.
Двое-трое из наиболее солидных горожан суетились не шибко, часто останавливались и посматривали на тучу, один наконец сказал с мрачным удовлетворением:
– Успели…
– Думаешь, не сразу увидели? – спросил второй.
– Да… По-умному надо бы стороной пустить… А то вдруг да выронит воду.
Второй покачал головой.
– А вдруг совет хотел показать, насколько он силен? Мол, через весь город, и ни одной капли!
Первый хохотнул:
– Скорее, этот Бриклайт забавляется. Хотелось посмотреть, как народ засуетится.
– Ну, он же серьезный человек! А это какое-то мальчишество…
– Знаете ли, для кого-то просто веселье – посмотреть, как весь город пугается…
Он заметил, что я прислушиваюсь, улыбнулся, человек с улыбкой нравится всем, потому выгоднее улыбаться, чем хмуриться.
– Впервые такое видите?
– Впервые, – признался я.
– То-то…
– Такая мощь!
– У нас еще не то увидите, – заверил он.
Туча остановилась над городом, задевая брюхом верхушки башен. От нее пахнуло холодом океанских глубин, я ощутил миллионы тонн воды, содрогнулся, представив, как вся эта масса рухнет на такие непрочные домики.
– А разве такое возможно?
Горожане, не отвечая, с беспокойством смотрели на тучу, а та опустилась еще ниже, потемнело, в недрах грозно вспыхивает багровым, затем сдвинулась и медленно поплыла дальше.
Оба с облегчением перевели дух, один сказал с неудовольствием:
– Я не знаю, зачем он это делает!
– Показывает силу…
– Но это уже слишком. Мне это не нравится.
– Мне тоже, – признался второй, – но эта сила служит городу. Так что наши деньги потрачены не зря. Такой ливень переломал бы половину лавок и перепортил бы товар.
Я кашлянул, спросил льстиво:
– Вы сказали Бриклайт… Это местный маг?
Они переглянулись, первый сказал с видом полного превосходства:
– Берите выше. Это заместитель главы городского совета.
– Это он… тучу?
Горожанин расхохотался, засмеялся второй. Я виновато развел руками, все понятно, главе городского совета подчинены и все местные маги.
– А Вильд, – сказал я, – он тоже в городском совете?
Они переглянулись, первый поморщился:
– Думаю, господину Вильду это и не нужно. Он и так полный хозяин почти трети города. Здесь полно гостиниц и постоялых дворов, как и просто трактиров… в каждом теперь по комнате, где наготове продажные женщины…
Он говорил осуждающе, но глазки заблестели, второй тоже сказал голосом оскорбленного достоинства:
– К сожалению, в этих тавернах можно попробовать запретные по всей стране снадобья… Не знаю, почему король не запретит это все…
– Я бы запретил, – сказал первый. – Мы что, а вот дети…
– Да-да, – подхватил второй, – именно ради них нужно хотя бы ограничить…
Они откланялись, я тоже поклонился, и оба удалились, чинно беседуя. Мне показалось, что направились как раз к одному из таких трактиров, где и женщины вполне доступные, и всякие там запретные травки.
Я перевел дух. Мага такой мощи еще не встречал, чтобы тучу над городом, не проронив ни капли. Наверняка образовалась сама по себе, но маг перехватил на подходе, сумел удержать в ней воду, а там за городом пусть делает что хочет…
В руках жонглеров снова замелькали разноцветные дубинки, зазвучала музыка, а я пошел вдоль лавок, с понятной жадностью заглядывая в те, где написано «Магия». Конечно, почти все здесь, что продается как волшебное – обычные безделушки, но раз уж их добыли из руин старых городов, за ними цепляется титул магических.
По городам и даже по королевствам то и дело прокатывается слух про очередного крестьянина, что прямо на огороде выкопал древнюю вещь, исполняющую любые желания. Он начал хотеть сперва всех соседских баб, ну это понятно, все мы такие, это дело у нас на первом месте, потом восхотел богатства и тут же получил, затем расхрабрился до того, что стал королем. Или вон тот, что тоже случайно отыскал магическую штуку, она ему тоже натаскала и драгоценных алмазов, и золотых слитков и сундуки с золотыми монетами, а потом он восхотел стать кем-то таким, что сам не сумел справиться, и сгинул в одночасье, и волшебная штука не спасет, если не знаешь, оттуда ждать удара в спину…
При таких рассказах у всех глаза горят, слюни текут, каждый уже примеряет, что он сделает и как поступит, чтобы по-умному распорядиться магической мощью. Уж он-то глупостей не наделает, а будет пользоваться неспешно, скрытно, а всех баб и сундуки с золотом получит тайно, так что никто и не догадается, что с помощью магии… А потом и королем станет без спешки, а медленно и осмотрительно…
Уже вечер, но распахнуты двери не только трактиров и борделей, но и всякого рода торговых лавок. Я переходил из одной в другую, в одной засмотрелся на пару старинных с виду книг, спросил у хозяина:
– Неужели эти книги никто не хочет купить?
Он ухмыльнулся:
– Как не хотят? Многие хотят. Но одних отпугивает цена, других… гм, недостаточная квалификация, так сказать. А вы интересуетесь? Вам я продам недорого, ибо, судя по платью, вы человек умный и благородный.
Я кивнул:
– Да, я само совершенство. Добавь еще и щедрый, чтобы я постеснялся торговаться.
Он покачал головой, в глазах укоризна.
– Да разве я посмею сомневаться в вашей щедрости?
– Что в книгах? – спросил я.
Он посмотрел с недоумением.
– Ваша милость… купите, узнаете.
Я удивился:
– А ты не знаешь?
– Нет, – ответил он, и я видел по его лицу, что не врет.
– А как же продаешь?
Он всмотрелся внимательнее.
– Э-э, ваша милость, издалека вы прибыли, если не знаете таких простых вещей. Кто же рискнет открывать такие книги… если не готов? Я простой купец, с магией незнаком. Ну разве что с самой простой. Я не рискну открывать такие книги ни за какие сокровища!
Книги выглядят безобидными толстыми фолиантами, не слишком древними. Даже переплеты не из латуни или меди, а из простого дерева, из-за чего и возникло старое выражение «прочесть от доски до доски». Но я вспомнил жутковатые рассказы о сборниках заклятий, на которые маги накладывали особые защитные чары. Несведущий, начав произносить вслух любое из заклинаний, превращался в жабу или же попросту умирал мучительной смертью. Некоторые книги вообще нельзя раскрывать, иначе сразу смерть, порой причудливая, а иные для вида прикрыты слабенькими заклятиями, а когда обрадованный маг их снимет и начинает разбирать тайнопись прежнего владельца, тут его и настигает настоящая кара…
Хозяин лавки следил за мной понимающими глазами.
– Вижу, – произнес он, – вы поняли.
– Понял, – вздохнул я. – И хотя не побоюсь открыть такую книгу, я же благородный человек, а нам нельзя быть трусами… но я же неграмотный, как и надлежит благородному. Так что ладно… А что это у тебя там на полке?
Он повернулся, проследив за мои взглядом.
– Эта?
– Нет, левее.
– Эта?
– Нет, – повторил я. – Ты ее задвинул вон за ту стопку. От кого-то прячешь?
Он с неохотой вытащил томик.
– Его мне сегодня принесли. Я еще не успел посмотреть и оценить.
