Kitabı oku: «Ричард Длинные Руки – грандпринц», sayfa 3
Глава 4
После обеда мы с Аскланделлой, сидя на тронах, принимали всяких просителей, а я все старался понять, как это получилось, что мы вот сидим рядом и решаем их вопросы, пусть даже решаю я, а она помалкивает, но у нее такой вид, что вне этого зала решает она.
Похоже, я по своему обыкновению отнесся слишком легкомысленно к ритуалам. Увидел два кресла с высокими спинками, в одно сел сам, в другое пригласил Аскланделлу, дескать, пусть рядом красивая женщина, в Сен-Мари всегда оттуда одаряла всех улыбкой королева турнира, а эта и поярче любой королевы турнира, да еще и настоящая императорская дочка…
Но я все еще простак, а здесь умеют из малейшего промаха извлекать выгоду и наращивать преимущество: Аскланделла цветет на троне и одаряет всех улыбкой, в самом деле настолько блистательна, красива и величественна, что затмит любую королеву турнира, однако же помимо улыбаемости еще и раздает вполголоса оценки собравшимся, очень точные, что злит еще больше.
Пару раз даже подсказала более верное решение, словно она коренная сакрантка и знает все реалии, а я с Луны упал, и хотя подсказала шепотом, я все равно накалился и ждал конца приема, чтобы взорваться или же ее разорвать на части.
Наконец Альбрехт, ориентируясь по истончившемуся потоку просителей, провозгласил:
– Прием окончен! Его высочество принц Ричард и ее высочество принцесса Аскланделла удаляются на отдых.
Я стиснул челюсти, что он несет, это я удаляюсь, нечего мне пристегивать еще кого-то, это же умаление моего достоинства и, главное, моей власти, плюс неясный намек, что мы с нею будем как-то отдыхать вместе, ага, каждый в зале это понимает не просто по-своему, а как раз все одинаково…
Мы прошли через короткий узкий зал, больше похожий на коридор, я смотрел на приближающуюся дверь апартаментов, которые я занял по праву силы, и считал секунды, когда она закроется за нами, и я дам волю своему гневу.
За мной вдвинулись помимо Аскланделлы мои лорды, я открыл было рот, набирая в грудь воздуха и раздуваясь от гнева, но Аскланделла произнесла чистым ангельским голоском, хотя и с неким брезгливым интересом:
– Неужели ваша трусость, принц Ричард, настолько велика, что и на этот раз откажетесь от королевской короны?
Альбрехт, Клемент и Сулливан довольно закивали, дескать, как точно принцесса выразила их мнение, только они помалкивают, мужчины, это женщину я не ударю…
Я поперхнулся заготовленными словами, засопел, сжал мышцы и кое-как удержал рвущийся наружу гнев.
– Что значит, – поинтересовался я злым голосом, – и на этот раз? На что вы намекиваете… ваше высочество?
– Вам ее уже предлагали, – пояснила она. – Неоднократно. Разве не так?
Сулливан прогудел мощно:
– Даже при мне!
– А при мне раз десять, – сказал Альбрехт и тоже, как и Сулливан с Клементом, посмотрел на Аскланделлу как на предводительницу их небольшого кружка заговорщиков. – Да, было, было…
Я проигнорировал друзей, они только подвякивают, инициатор разговора сейчас она, посмотрел на нее уничтожающе, на что Аскланделла ответила прямым и чистым взглядом невинного ангела.
– Ваше высочество, – произнес я настолько скромно, что прозвучало, как предельное высокомерие и чванство, – у меня среди титулов есть нечто повыше!
Она спросила с живейшим интересом:
– Что же это? Неужто император Священной империи?
– Дефендер Веры, – отчеканил я, – а это повыше любых королевских и даже, уж простите, императорских!
Лорды переглянулись, Аскланделла сказала с лицемерным сочувствием:
– Да-да, понимаю.
– В самом деле? – спросил я с недоверием.
Она вздохнула.
– Когда в светской жизни или мирской, как говорят церковники, возвыситься не удается, многие убогие ищут утешения в служении Господу. Там промахи не так заметны.
Лорды посмотрели на нее с укором, а я, чувствуя, как они уже не столь рьяно поддерживают ее натиск, сделал вид, что глубоко уязвлен ее словами, просто смертельно ранен в самое сердце. Лорды, видя мои страдания, сердито засопели.
– Не удается? – переспросил я. – Что же мне мешает? Танцевать вроде бы умею. Хоть и плохо. Зато хорошо.
– Обыкновенная трусость, – сказала она безжалостно. – Боязнь отвечать за нечто большее, чем у вас есть.
Я подумал и сказал, глядя ей в глаза:
– Ваше высочество, вы абсолютно правы. Если предельно честно, что вообще-то не в моих правилах, я в самом деле не чувствую себя вполне готовым отвечать за… слишком многое. И так ломаю иногда слишком много всего и всякого.
Лорды смолчали, даже Альбрехт опустил взгляд, Аскланделла вроде бы чуть смутилась, я должен бы спорить и возражать, но вот смиренно согласился, и она явно ощутила, что я ответил искренне.
После долгой паузы она произнесла:
– Зато у вашего высочества хватает мудрости это понять. И не браться решать задачи, которые провалите с треском.
Но в ее голосе все равно прозвучало ехидство, хотя на этот раз пыталась то ли скрыть, то ли смягчить, и я, сразу ощетинившись, ответил с нужной долей галантности:
– Потому даже и не пытаюсь понравиться вашему высочеству.
Она промолчала, словно впервые не нашлась, что сказать, потом произнесла медленно:
– И, как кронпринц, вы, естественно, будете желать его Величеству королю Леопольду долгих лет жизни?
Лорды насторожились, я перехватил острый взгляд Альбрехта.
– Вы догадливы, ваше высочество, – сказал я, – для женщины, естественно.
– Это нетрудно, – ответила она безмятежно, – учитывая ваш панический страх перед королевской короной. Вам что, предсказали, что она вас удавит?.. А не кажется вам, Леопольд предложил вам титул кронпринца именно потому же?
Я спросил сумрачно:
– Хотите сказать, мой страх перед королевской короной известен всем?
– Всем и не нужно, – ответила она. – А вот заинтересованным…
Вид у нее был, как всегда, покровительственно-победный. Я поклонился и промолчал. Короли всегда ожидают предательства и удара в спину со стороны наследников, так что моя репутация в этот раз мне поможет.
Она произнесла, обращаясь больше к лордам, чем ко мне:
– Давайте продумаем коронацию принца Ричарда, чтоб она проходила в наших интересах больше, чем в интересах короля Леопольда.
Они поклонились ей, признавая ее правоту и мудрость, а я снова ощутил, что она меня переиграла еще и тем, что сказала очень значимые слова «в наших интересах».
– Садитесь все, – сказал я вынужденно, – хотя, на мой взгляд, это довольно простая церемония, усложнять ее не нужно.
– Но есть церемониал, – сказал герцог Мидль с достоинством, – от которого отступить нельзя…
– Но сократить можно, – возразил я.
Он сказал с сомнением:
– Освященное веками…
– Подлежит модернизации, – заметил я веско. – Иначе погибнет! Это я стою на страже вечных ценностей!.. Их надо переодевать в новые одежды, чтобы они не переставали быть ценностями. Впрочем, мне почему-то кажется, король Леопольд тоже не будет против сокращения некоторых не совсем обязательных формальностей. Еще как не будет!
В коридоре послышался топот бегущих ног, строгий голос Зигфрида, затем дверь распахнулась и вбежал один из сотников Норберта.
– Ваше высочество! – прокричал он с порога. – Только что сообщили, король Леопольд со своей свитой уже в десяти милях от города! Как и было договорено, с небольшим отрядом двигается к городу!
– Прекрасно, – ответил я. – Сколько ему еще?
– Через три-пять часов будет у ворот, – сообщил он быстро и уставился в мое лицо преданными глазами. – Какие будут указания?
– Встречайте, – велел я, – как союзника. Я сам выеду навстречу, как и положено… наверное. А сюда прибудем вместе… если ничего не случится.
Он поклонился.
– Все сделаем!
Я повернулся к лордам.
– Не забудьте нацепить на себя все регалии. Здесь королевство еще дикое, внешнему виду придают слишком большое значение.
Они смущенно переглядывались, внешнему виду везде придают значение, это только я вне правил, да и то лишь некоторых.
Аскланделла произнесла ясным голосом:
– Я встречу его величество с моими фрейлинами, а его дочерями, в главном зале. Или даже в холле.
Альбрехт ответил за лордов:
– Мы выедем через час, ваше высочество!
– А то за вами не успеть, – буркнул Сулливан. – Всю рыбу распугаете.
Они выходили один за другим, соблюдая достоинство и строго следя за тем, чтобы какой-нибудь граф не проскочил в дверь раньше герцога, я следил за ними, как мне показалось, с самым непроницаемым лицом, однако все замечающая Аскланделла остановилась, дождалась, когда все уйдут, а когда за последним захлопнулась дверь, спросила тихонько:
– Ваше высочество?
– Принцесса? – ответил я.
– У вас какие-то неприятности, – сказала она, – но вы не решаетесь сказать своим лордам.
Я отмахнулся с фальшивым возмущением:
– Что за ерунда!
– Ваше высочество, – произнесла она с укором.
Я вздохнул, взял ее под руку и усадил в кресло. Аскланделла не выказывает сочувствия или соболезнования, это было бы оскорбительно в отношении такого героя, понимает, не совсем дура, хотя все равно дура, на лице внимание и только внимание. Лишь в глубине глаз вроде бы что-то еще, но кто разберет, что у женщины в глазах на самом деле.
– Вообще-то пустячок, – сказал я бодро. – За время моего отсутствия моя жена разорвала со мной брак.
На ее лице ничего не изменилось, даже голос прозвучал абсолютно выверенно и ровно:
– Вы женаты?
– Даже дважды, – сказал я хвастливо. – На королеве Ротильде, есть такое королевство Медина, а также на дочери короля Шателлена, это тоже очень далеко отсюда.
– И какая из ваших жен разорвала брак? – спросила она. – Вообще-то я не думала, что это возможно вот так легко и просто…
– Королева Медины, – ответил я. – Легко ей было потому, что это она женилась на мне… если можно так сказать. Я – принц-консорт, прав у меня было немного, потому могла как вступить в брак, так и разорвать по своей воле.
Она сказала с едва заметной насмешкой:
– Сочувствую вашему горю.
– Я потерял королевство, – отрезал я сердито, – а вам хи-хи? Потому и не знаю, как сказать лордам. Они привыкли, что у меня одни победы!
– Принц-консорт, – повторила она задумчиво. – Это не совсем настоящий брак, я думаю. А вот потеря королевства, да, понимаю. А второй ваш брак?
Я отмахнулся.
– У нас одна жена на двоих. С герцогом Мидлем, вы его видели. Так получилось, эта политика – сложная штука… Герцог Мидль оказался предельно корректным, не захотел оставаться с женой в мое отсутствие, это неблагородно, как он сказал, и тоже отправился в поход, хотя это и не в его натуре.
Она посмотрела на меня с интересом.
– Одна жена на двоих?
Я сказал с неудовольствием:
– Не понимаю, почему это вызывает такой нездоровый интерес! Это одна из норм здорового демократического общества: существование разных видов брака, в том числе и простейшей полиандрии. Хотя, конечно, полигамия интереснее.
Она сказала поспешно:
– Нет-нет, я о другом. В королевстве Бранденшир, насколько можно верить слухам, у королевы Юрги Великой четыре принца-консорта. И церковь не особо против, так как королевство процветает, а церковь кроме десятины получает еще и щедрые подарки
– Видимо, – пробормотал я, – ее мужья… члены Тайного Совета?
Она кивнула.
– Вы очень проницательны, ваше высочество. Именно потому она все еще на троне. А с этой половинной женой у вас… в порядке?
– Да, – ответил я. – По крайней мере, так было, когда отправлялся в поход.
Она подумала, сказала рассудительно:
– Ваше высочество, даже этот половинный ваш брак дает право на трон королевства Шателлен. Потому пусть остается в силе.
Я пробормотал в неловкости:
– Но это не совсем… как бы… этично… Когда смотрю на герцога Мидля, что из-за излишней щепетильности отправился в этот поход, хотя человек он очень не воинственный, а больше домоседный…
Она нахмурилась.
– Вы простолюдин?
– А что, заметно? – спросил я чуть задиристо.
Она покачала головой.
– Как раз у вас та особая простота, которая больше присуща настолько знатным и высокорожденным, что для них почти нет разницы между землепашцем, рыцарем или герцогом.
– Ого, – сказал я. – Вы таких знаете?
Она покачала головой.
– Таких вообще нет. Я говорю о том впечатлении, которое вы производите. Люди, не очень уверенные в себе, везде и всячески подчеркивают свою знатность, титул, древность рода, выставляют напоказ драгоценности… Это везде и со всеми! Только вы…
– Белая ворона, – сказал я. – Это хорошо.
– Что хорошего, – возразила она. – Белую ворону остальные дружно клюют…
– Но потеряв в цвете, – напомнил я, – ворона обретает что-то взамен! Либо острые когти, либо мощный клюв, либо стальные мускулы или непробиваемые перья…
Она сказала настойчиво:
– Какой бы особой вороной вы ни были, но у правителей другая этика, намного более строгая, чем у простолюдинов! Интересы государства вы должны ставить выше своих мелких…
– Мелких?
– Они всегда мельче, – ответила она твердо. – И если ваш брак с половинной женой велит посещать определенное число дней в год или в месяц постель дочери короля Шателлена, то обязаны это делать в интересах всех жителей королевства!
– И даже под наблюдением? – уточнил я язвительно.
Она ответила предельно серьезно:
– Что делать, у государей больше обязанностей, чем у простолюдинов. Иногда и перед свидетелями они должны доказывать, что выполняют супружеские обязанности. А отчеты уходят в Ватикан папе.
– Вот почему короли завидуют пастухам, – сказал я с досадой.
– Они не завидуют, – заверила она. – А говорить… можно всякое.
– Вряд ли, – буркнул я, – даже половинной жене понравятся наблюдатели.
– Жене может и не понравиться, – согласилась она, – но супруга… супруга мыслит другими категориями. Муж и жена – одно, супруг и супруга – другое. Государи – почти всегда супруги. У них даже детей нет…
– Как это?
– Одни наследники, – пояснила она. – Разной степени.
Я осекся, вдруг показалось, что произнесла эти вроде бы простые слова несколько невесело.
– Принцесса, – сказал я, – простите…
– За что?
– Не знаю, – ответил я. – Вдруг захотелось извиниться перед вами… и сделать вам что-нибудь приятное. Хотите мороженого?
Она взглянула искоса.
– Это то сладкое пирожное, что как снег, только сладкое и… нежнее?
– Да, принцесса.
Она подумала и ответила осторожно:
– Если только это вас совершенно не затруднит. Говоря откровенно, мне вовсе не хочется быть у вас в долгу даже в самой крохотной степени.
– Принцесса, – сказал я обиженно, – это я у вас в долгу!
Она спросила настороженно:
– Каким образом?
– Ну, ваше обаяние…
Она поморщилась.
– Перестаньте, принц. Вы меня терпеть не можете. Да и я, честно говоря, от вас не в восторге, если говорить очень мягко.
– Очень?
– Да, – подтвердила она, – очень. Так что банальности лучше оставим другим…
Я молча придвинул ей широкую хрустальную вазу на высокой ножке, там высится чудесный замок из сливочного мороженого, первый этаж отделан темным шоколадом, расчерченным на крохотные плитки, второй – белым, а еще там высокие башенки, эти поблескивают глазурью из чего-то вкусно пахнущего мармеладом, зубчики вырезаны из орешков, крыши празднично красные…
– Как вы это делаете? – спросила она. – Хотя нет, не нужно. Пусть это будет чудо.
– А это и есть чудо, – ответил я. – Всевышний сотворил мир, и больше никаких чудес, но возможность улучшать его дал людям.
Она сказала с сарказмом:
– Конечно, избранным.
– К счастью, – возразил я с достоинством, – у нас нет избранных вообще…
Она воззрилась в удивлении.
– Принц?
– В отличие от вашего мира, – пояснил я, – быть избранным – это унижение. Это позор для мужчины. Приходят к тебе и говорят, ты избранный, потому что родился от внебрачной связи короля с пастушкой, в тебе кровь короля, потому ты избран на трон. Или еще хуже, ты избран, говорят, потому что твой прадед был великим чародеем, в тебе пробудятся его умения, и хотя ты сам полное ничтожество и годен только свиней пасти…
Она возразила недовольно:
– Так никогда не говорят!
– Но подразумевают, – сказал я. – Разве не так?.. Нет уж, избранным быть – позор и унижение. Хотя да, дураки этого не понимают. Они сами никогда ничего добиться не могут, потому для них так важна удача, выигрыш, подарок судьбы… потому все мечтают оказаться этими избранными.
Она смотрела с интересом, глаза загадочно поблескивают, как и серебряная ложечка, которую облизывает всякий раз, отправляя в сочный алый рот порцию мороженого.
– Народ должен мечтать, – сообщила она, – и верить в лучшую жизнь, которая наступит вот-вот. Иначе взбунтуется. Вы в народе очень популярны, принц.
– Спасибо, – сказал я польщено.
– Правда-правда, – заверила она. – Даже здесь, в Сакранте.
– С какой стати здесь?
– Я же не сказала, – уточнила она, – что только здесь. Вообще популярны, даже здесь. Все наслышаны, что вы сами вышли из простых рыцарей, ваши полководцы тоже недавно были безбаннерными, вы раздаете несметные богатства своим людям, назначаете их правителями целых королевств…
– Это преувеличение, – пробормотал я, – хотя да, около сотни королевств я раздал… вон Максу даже вроде бы парочку, но он даже не посмотрел на них.
Глава 5
Она продолжала орудовать ложечкой в замке, как умелый завоеватель, что пробил ворота и теперь расширяет проход для вторжения. От холодного мороженого на щеках проступил нежнейший румянец, алые губы покраснели еще больше.
– Вы рассказываете сказки, – произнесла она, не глядя на меня, – но так умело, что я не могу почувствовать лжи…
– А вообще-то можете?
Она снова даже не повела взглядом в мою сторону.
– Как и вы.
– Вы это знаете?
– Ощутила, – ответила она сдержанно. – Но меня этому обучали долго. Как было с вами… не представляю. Может, вы все-таки избранный?
– Когда бьют по голове, – пробормотал я, – учишься быстро. Это вас там только пряниками.
Она сказала негромко:
– Наставники у дочерей императора всегда строже, чем у дочерей королей.
– А у дочерей королей, – сказал я, – строже, чем у дочерей герцогов?.. Так в идеале, ваше высочество, но не в реальности.
– У нас так было и в реальности, – сказала она с достоинством. – Потому во мне ничего не осталось от того существа, каким я появилась на свет.
Она произнесла настолько спокойно и ровно, что даже слишком, чтобы поверило и самое недоверчивое существо, но я вот самое-самое и даже самейшее.
– Вам повезло, – заметил я, – а то, знаете ли, среди полных идиотов, частичных и просто дураков все еще в ходу их дурацкий лозунг «Принимайте меня таким, какой я есть!».
Она произнесла с недоверием:
– Такое невозможно даже для дураков. Мало кто признается, что полностью неспособен к обучению и воспитанию!
– Ха, – сказал я, – таких не много, а весьма ого! Как только в подурневшем обществе признали, что дураки тоже люди и пользуются всеми правами… да-да, я сам бы в такое не поверил!.. то дураки своей дурости стесняться перестали, чесс слово!.. А умные старались не морщиться, когда приходилось общаться с дураками, чтобы не выглядеть грубыми, как вот я.
– Это у вас такие шуточки? – спросила она с неодобрением. – Я не могу себе представить такое общество.
– Мир велик, – я ощутил, что изрекаю банальность, а тем самым становлюсь похожим на всех ее предыдущих кавалеров, все мы одинаковы. – В нем всему есть место.
– Но люди должны избегать таких мест, – произнесла она холодно. – По крайней мере, достойные люди. Легкие дороги… почему-то не самые лучшие.
Я посмотрел на нее с удивлением.
– Откуда вы это знаете, ваше высочество?.. Вы еще так молоды… Я бы даже сказал, юны…
– У меня были старые наставники, – ответила она ясно, – и мудрые.
– Гм, – произнес я в смущении, ее ответ чем-то похож на мое «старые книги читал», – ваше высочество продолжает меня поражать в самое сердце. Нет, даже в голову. Нет, все-таки в сердце и голову, но пока никуда больше.
Она пробормотала:
– Постараюсь печень оставить в покое.
– Я пытаюсь, – сказал я, – идти по правильной дороге, хотя жизнь постоянно старается столкнуть меня на легкую.
– Всех старается, – ответила она, – а вас как именно?.. Женщины, вино, охота, подвиги, завоевания…
Я помотал головой.
– Нет, от этого я сумел найти способы, но тогда мне подбросили на дороге соблазны помощнее.
– Ваше высочество?
– Всякие вещички древних, – пояснил я.
Она посмотрела с интересом.
– И что?
– Я уже поднялся, – объяснил я с достоинством, – или решил, что поднялся, что почти одно и то же, на более высокую ступень, стратегическую. А вещички в виде зачарованных мечей предлагают мне совершать личные подвиги, спасая принцесс из лап драконов или злых колдунов, творить изысканные лакомства и предаваться обжорству и пьянству, а еще и угощать друзей, бахвалясь… Это шаг вниз!
Она смотрела с еще большим интересом.
– И как вы поступили?
Я сказал нехотя:
– Иногда бахвалюсь по мелочи, как вот сейчас, угощая вас пирожными, которых вы даже никогда не видели, но по большей части все спрятал и даже не смотрю в ту сторону. Мне нужно улучшить жизнь моих подданных! А что может сделать для этого меч, которым могу убить тысячу человек? Только полные идиоты мечтают найти такие мечи…
Ее губы дрогнули в улыбке, но показалась она мне чуточку невеселой.
– Ваше высочество, о таких мечах мечтают все мужчины.
– Что делать, – буркнул я, – в мужской семье не без урода. Не без уродов.
Она произнесла задумчиво:
– Это потому, что вы уже правитель. Настоящий.
Я посмотрел на нее искоса, подозревая где-то упрятанное острейшее жало.
– Ну спасибо.
– За что? – спросила она.
– Что не вдарили, – пояснил я.
Она улыбнулась чуть живее.
– Да, случай подворачивался не один. Но вы так подставлялись, что с моей стороны было бы нечестно воспользоваться. Пусть у женщин нет рыцарского благородства, но принцессы – не женщины. Другое дело, когда заносились и бахвалились.
Я вскрикнул обиженно:
– Заносился?
– И часто, – ответила она. – Но неужели вам не попадались вещи, что могли бы помочь жить, а не убивать?
Я добросовестно подумал, покачал головой.
– В основном это мечи, топоры… был молот, есть лук, арбалет, кастет, всякие штуки наподобие Небесных Игл и Костяных Решеток… В сокровищнице короля Леопольда отыскалось немало древних штук, маги их уже выгребли и вряд ли вернут… что делать, издержки войны, еще у горных эльфов я нагло спер целый ворох всяких вещичек…
Она пробормотала с холодком:
– Воровать нехорошо, вас этому не учили?
– Меня держали там в плену, – возразил я. – И приставили служить на кухне!
– А, – сказала она с облегчением, – тогда можно. Это не ворованное, а трофеи. И что за штуки?
– Могу показать, – предложил я, дернулся, сообразив, что никому еще не показывал свои сокровища, но поздно, воробей вылетел, добавил нехотя, – если, конечно, вам возжелается тратить время на такую недостойную дочери великого императора ерунду.
– Возжелается, – ответила она ясным голосом и посмотрела мне в глаза. – Сейчас?
– Если вам это будет угодно, – ответил я кисло, – но не сейчас вот сразу. И руками не дам трогать.
Она холодно улыбнулась.
– Вы предусмотрительны, однако недостаточно.
– Ваше высочество?
Она произнесла так же холодно:
– Есть вещи, к которым не обязательно притрагиваться. Достаточно посмотреть и произнести заклятие для этой вещи.
– Завязать вам глаза, – сказал я с сомнением, – и связать руки? Нет, лучше заткнуть кляпом рот. А глаза развязать. В смысле, убрать повязку, но держать перед ними кулак… Ладно, пойдемте. Сто бед – один ответ. Что оттягивать конец…
Она поинтересовалась:
– А связать ноги?
– Обойдетесь, – сказал я мстительно. – Мне и так все вспоминают, как я вас нес на руках!.. Никто не вспомнит, что там грязи было по колено, я спасал не вас, а ваше роскошное платье с подолом в шесть ярдов, но все, гады, помнят, что я вас нес!.. Еще и комментируют, сволочи, подробности придумывают, чего не было!
Она поинтересовалась:
– А что придумывают?
Я бросил на нее взгляд и сказал нехотя:
– Что вы всю дорогу меня жарко целовали, а я отбивался.
Она выпрямилась, глаза грозно сверкнули.
– Бесстыдство!
– Север, – сказал я лицемерно, – что с этих дикарей взять. Сюда, ваше высочество, теперь сюда… Здесь лестница крутая, я могу вас и понести, если только пообещаете не приставать…
Она сердито сверкнула глазами, но даже не среагировала на глупую шуточку.
Еще до выхода на лестницу я услышал говор множества голосов, нечто среднее между жужжанием и монотонным гулом набегающих на берег волн, а когда миновали коридор, внизу открылся заполненный благородным людом зал, сегодня здесь народу впятеро больше вчерашнего, как же, грядут перемены…
Придворные торопливо расступаются перед нами еще издали, кланяются, но я всю дорогу слышал за спиной приглушенные, но очень возбужденные голоса, как же, впервые нас видят не на официальном приеме или обеде, а вот так, в частной прогулке.
Аскланделла не повела и бровью. Конечно, она тоже заметила повышенную реакцию, однако не произнесла ни слова. Да и двигаемся без церемоний, она не опирается на мою выставленную наотмашь руку, а я не вышагиваю церемонно, как журавель, гордо и прямо глядящий в будущее.
Еще два зала, а затем лестница, ведущая вниз, в полуподвал, а там небольшой коридор, где у дальней двери бдят двое часовых из числа разведчиков Норберта.
Оба выпрямили спины, я ощутил не только их взгляды, но и нечто большее, какие-то мурашки под кожей, ай да Норберт, снабдил их амулетами да еще и подобрал таких, что умеют ими пользоваться.
– Свои, – сказал я добродушно. – А это принцесса Аскланделла, а не ее двойник, хотя сейчас и я начинаю сомневаться, что это именно она… Еще не вдарила, не укусила, не поцарапала…
Аскланделла лишь высокомерно приподняла нос, а часовые, изо всех сил стараясь держаться ровно и безучастно, отступили от двери.
Я сунул ключ в скважину, здесь дверь настолько толстая, что замок сумели вставить вовнутрь, трижды повернул, прислушиваясь к металлическим щелчкам тяжелого засова.
Дверь от толчка начала медленно отодвигаться. Из вежливости я пропустил вперед Аскланделлу, хотя сердце и екнуло: вдруг узнает что-то знакомое, ухватит и тут же исчезнет, а то и вовсе подаст команду голосом спалить все и разрушить.
Аскланделла вошла неспешно, внутри моментально вспыхнули два факела по обе стороны двери.
Я торопливо шагнул следом, она остановилась в двух шагах от порога, холодная и равнодушная. Под стенами с обеих сторон старинные сундуки, окованные где медными полосами, где бронзовыми, а есть и целиком из металла, пара столов с манускриптами, чернильницами на обоих и пучками перьев, а дальше все утопает в темноте.
Я прошел быстро вперед, взмахом руки зажег факелы, а когда увидел напольные массивные подсвечники с белыми огарками свечей, там по моему жесту вспыхнули трепетные желтые огоньки.
Нехитрый трюк, не требующий усилий, но заклинание для него довольно сложное, я подсмотрел многое в книге Уэстефорда, однако только некоторые начинают удаваться по мере моего врастания в этот мир и возмуживания в нем.
Это не комната, а длинный вытянутый зал с низким потолком, что характерно для подвалов, три ряда толстых колонн поддерживают свод, а между ними в беспорядке или кажущемся беспорядке все сокровища Леопольда и его предшественников: сундуки, скрыни, шкатулки, ларцы, статуи и прочее-прочее…
Больше всего, на мой взгляд, черепов, почти все похожие от древности на вылепленные из глины и засохшие на солнце, некоторые целые, но у большинства недостает либо нижней челюсти, либо височной кости, хотя некоторые сохранили даже все зубы. У двух на месте жевательных такие же резцы, а клыки далеко не рудиментарные, словно их хозяева глотали куски мяса целиком…
На втором месте по количеству экземпляров толстые фолианты и манускрипты, от простых, что всего лишь с деревянным переплетом, обтянутым кожей, и до огромных и массивных, где обе металлические обложки запираются на сложные замки. Багровый свет факелов бросает двигающиеся блики на потемневший металл, я узнал только медь и бронзу, но остальные книги выглядят еще внушительнее…
Я вернулся к Аскланделле. Она стоит неподвижно, щадит мою трусость на ее счет, сказал с облегчением:
– Это сокровищница Леопольда.
Она произнесла со значением:
– Настоящая?
– Не настоящая, – ответил я, – а в самом деле настоящая. Та, что с золотом и драгоценностями, уже как бы законно и с песнями реквизирована на скромные нужды победителей, ибо война обязана кормить себя.
– А народ, – добавила она понимающе, – который не смог прокормить свою армию, сейчас кормит вашу?
Я сказал с достоинством:
– И сквозь зубы радуется, что ему еще повезло! Шкуру пока не сняли, хотя присматриваемся. А что, где-то иначе?
Она оставалась неподвижной, пока я не отыскал и не придвинул ей кресло.
– Ваше высочество, – сказал я с раскаянием, – прошу сесть. Простите за неуместные шуточки насчет… ну, вы знаете. Вон то все, что накопил Леопольд и его предки… оставшееся после частичной экспроприации, а эта горстка на моем столе – то, что я нагло спер у горных эльфов.
– На вашем столе?
Я пояснил вежливо:
– Будучи человеком высокой культуры, я полагаю все созданное людьми общим достоянием, следовательно, и моим тоже. А так как Господь вручил мне власти больше, то имею и божественное право захапать больше без стыда и совести, ибо это эволюционно и повышает конкурентоспособность и выживаемость всего вида.
Она посматривала со снисходительной усмешкой, словно в самом деле понимает, когда я сам не разумею, что несу, хотя кто знает, у женщин спинной мозг зачастую оказывается куда мудрее, чем головной.
– Однако, – сказал я со значением, – я бескорыстен и благороден по самое немогу! Выбрал только то, что меня интересует, остальное оставляю королю и народу. Это вот, что от эльфов, я сейчас в свой мешочек тоже…
Она произнесла нейтрально:
– Немного же вы ему оставили.
– Как это немного? – переспросил я в великой обиде. – Все остальное!
– Все остальное, – заметила она, – просто хлам.
– Зато как смотрится, – воскликнул я. – Пусть и руины, но какие!.. Освященные временем, потому, надо думать, очень дорогие. Полагаете, народ понимает что руины – всегда руины? Нет, он уверен, что руины дворца короля, жившего тысячу лет назад, в тысячу раз дороже тех, что я оставил за собой в Эбберте! Древность освящает любое… любую вещь.
Она нахмурилась, но теперь уже повела взглядом по залу, ухитряясь даже не двигать головой.
– Многое мне знакомо.
Я изумился:
– Вы здесь бывали?
– Все сокровищницы одинаковы, – произнесла она свысока. – У отца тоже много подобных вещей из древних времен. Такие же книги, черепа, мечи, щиты, кинжалы, в которых его маги тщетно пытаются отыскать нечто волшебное.
– И что, не встречаются?
– Попадается, – ответила она почти равнодушно, – но это крупицы из груды мусора. Правда, никто не знает, мусор это или же просто вещи, к которым еще не подобрали заклятие?
