Kitabı oku: «Летят лебеди. Том 1. Другая война», sayfa 6

Историческая справка. Битва за Новороссийск

Летом 1942 года гитлеровцы предприняли решительный бросок на юг. Цель – выход к Волге и захват Кавказа. Директива Гитлера № 45: «Задача – овладеть всем восточным побережьем Чёрного моря. Результат – противник лишится черноморских портов и черноморского флота».

Пал Севастополь. Целая армия попала в плен или была расстреляна фашистами. Часть командиров была эвакуирована в Новороссийск.

Фашисты очень быстро собрали все силы в кулак и начали подготовку по захвату последнего крупного порта Черноморского Флота – Новороссийска.

Город обороняли 47–я армия, моряки Черноморского флота и Азовской военной флотилии (217 различных кораблей и вспомогательных судов, при попытке перегона их из Азовского моря в Чёрное в июле—августе 1942 года, через Керченский пролив, на плаву осталось 144 единицы).

19 августа 1942 года начались бои за Новороссийск, которые продолжались 393 дня. Дольше него оборону держал только блокадный, героический город Ленина – Ленинград.

Многократно превосходящий в живой силе и технике враг наступал и рвался к Новороссийску. Бои шли круглосуточно. Корабли Черноморского флота артиллерийским огнём наносили мощные удары по скоплениям войск противника на подступах к Новороссийску, но удержать врага на дальних подступах к городу не удалось.

6 сентября 1942 года фашисты ворвались в город и захватили железнодорожный вокзал, элеватор и порт, и 11 сентября, утром, Совинформбюро сообщило о том, чего, к счастью, не случилось: «После многодневных ожесточённых боёв наши войска оставили город Новороссийск». Но 11 сентября, к вечеру, наши войска остановили гитлеровцев на окраине Новороссийска, наступление 17–й немецкой армии захлебнулось.

Итог. Противник был вынужден перейти к обороне. Ну и был сорван вражеский план прорыва в Закавказье через Новороссийск. Десантная операция в феврале 1943 года. Плацдарм, захваченный в ночь с 3 на 4 февраля 1943 года южнее Новороссийска, стал болезненной занозой в теле немецкой обороны. Спустя пять дней на плацдарме в 30 квадратных километров, названном «Малой землёй», находилось более 17 тысяч советских солдат и офицеров десантных войск, имевших 21 орудие, 74 миномёта, 86 пулемётов и 440 тонн боеприпасов и продовольствия.

225 дней длилась героическая оборона Малой земли.

Потери фашистов, при попытке сбросить наш десант в море: Уничтожено более 20 тысяч вражеских солдат и офицеров, захвачено и уничтожено большое количество военной техники. После ожесточённых уличных боёв 16 сентября 1943 года Новороссийск был полностью освобождён от немецко-фашистских оккупантов. 21 воин—защитник «Малой Земли» был удостоен звания Героя Советского Союза.

14 сентября 1973 года Новороссийску присвоено звание «Город—Герой».

Лошади в годы войны

Вторая мировая война – война моторов, но тяговой силой на 90 % были кони. И в Советской Армии, и в вермахте лошадей применяли и как транспортную силу, особенно в артиллерии. Именно упряжки в шесть лошадей всю войну, без всяких жалоб и капризов, тянули орудия, меняя огневые позиции батареи.

Причина такого широкого использования лошадей весьма проста – по бездорожью (особенно весной и осенью), там, где застревал любой транспорт, могли пройти только эти выносливые животные.

Например, лошади—тяжеловозы⁴⁷ могли без проблем буксировать тяжелые гаубицы! Примечательно, что когда во время Великой Отечественной войны наши артиллеристы использовали трофейных упряжных лошадей, то постоянно удивлялись: вроде здоровые кони, а через несколько дней работы почему—то падают. Почему? Да потому, что немецкая лошадь привыкла к тому, чтобы её регулярно и сытно кормили, а наш тяжеловоз пол—Европы пройдет, питаясь соломой с крыш. Ну и обозы с продовольствием (полевые кухни) доставляли на позиции именно лошади.⁴⁸ Комбат, комполка, комроты, да даже у связных, – у всех были незаменимые и верные друзья – лошади. Мотоцикл не пройдет весной и осенью по нашей грязи. Две трети лазаретов и медсанбатов также были «на конной тяге». Им и только им, коням нашим, спасибо будут говорить те, кого они вытащили с фронта и отвезли в госпиталь. Да и пехота не брезговала на конях передвигаться к линии фронта. А партизаны? А рейды с налётами и диверсиями в тылу врага? Лошади оказались незаменимы для стремительных бросков по тылам противника.⁴⁹ Приведу пример, – конный корпус генерала Доватора в 1941–42 годах под Москвой сковывал тылы целой армии фашистов очень длительное время, не месяц и не два. И они ничего не могли поделать с отважными и неуловимыми кавалеристами. Из доклада начальника Генерального Штаба войск вермахта генерала Гальдера: «Мы постоянно сталкиваемся с конными соединениями. Они так манёвренны, что применить против них мощь немецкой техники не представляется возможным. Сознание, что ни один командир не может быть спокоен за свои тылы, угнетающе действует на моральный дух войск».

Из истории Великой Отечественной. 1945 год. Кавалерийская дивизия генерала Блинова, внезапным маневром перекрыв дорогу на Дрезден, освободила более 50 тысяч военнопленных. 7–й гвардейский конный корпус, который я описывал в Историях о боях в Белоруссии, отличился тем, что без поддержки иных родов войск, взял города Ратенов и Бранденбург … 3–й гвардейский конный корпус взял город Рейнбург и в завершении войны встретил союзников на Эльбе. О породах. Всё зависело от места формирования подразделения. Например, донские казаки отдавали предпочтение донским, джигиты с Кавказа – кабардинским лошадям.

Кав. дивизии сформированные в Средней Азии – воевали на ахалтекинцах. Сибиряки – на кузнецких. Но бывало, что приходило пополнение из метисов и полукровок. И они также честно несли службу, как и их «чистопородные» братья по оружию – лошадиной упряжи. Вермахт не предусматривал в начале войны множество кав. частей. Они были, но, как вспомогательные, но через год уже была директива о снабжении лошадьми всех, без исключения, частей фрицев. Немецкие кавалеристы и ездовые очень тепло и уважительно отзывались об отечественных породах лошадей. Так что наши кони могут гордиться – их и противник уважал (а такое случается не часто). Официально в Красной Армии числилось два миллиона лошадей. Неофициально – ещё столько же, ведь жизнь лошади на войне не была особенно долгой. Ей не скрыться от пуль и осколков снарядов в траншее или в блиндаже. За время Великой Отечественной Войны было убито и смертельно ранено более миллиона лошадей. Потери могли быть и больше, если бы не четко организованная фронтовая ветеринарная служба. 70 процентов раненых и заболевших лошадей после лечения возвращались в строй. Раненых коней никогда не бросали, а после каждого боя перевязывали и отправляли в специальные ветеринарные лазареты. Тяжелораненым лошадям здесь делали операции, а потом много месяцев лечили их и выхаживали до полного выздоровления. Так что, раненые лошади были окружены такой же заботой и вниманием, что и бойцы. Но в отличие от людей, имена этих скромных тружеников фронта практически никому не известны.

Погибших лошадей не награждали орденами, не присваивали геройских званий …

Выжившим, впрочем, тоже.

Пришло время воздать должное подвигу этих животных хотя бы в этом романе. Они это заслужили! Невозможно представить себе нашу общую Победу без этих красивых и благородных животных, которые тоже прошли свой путь от Сталинграда до Берлина и Праги.

Лошадь – благородное, милое, доброе, грациозное, трудолюбивое животное, преданное хозяину, которого можно ласкать, гладить, но и ухаживать. В тоже время, лошадь – очень загадочное животное со своеобразной моралью и себе на уме. Но на войне все невзгоды переносили они молча, и также молча умирали. От пуль, от осколков, от болезней. От осколков больше всего, впрочем, и солдат на войне погибло больше всего тоже от осколков мин, бомб и снарядов …

Еще больше интересного можно почитать в Дополнительных материалах/ Монгольский «Ленд—Лиз».

Личные враги Гитлера. Левитан

Адольф Гитлер считал одним из своих главных врагов в СССР не только Сталина, а и диктора советского радио – Юрия Левитана. За его голову была объявлена награда в 250 тысяч марок.

А началось всё с одной тёмной ночи 1942 года…

В столице Германии – Берлине из всех до единого уличных громкоговорителей, а также из всех радиоприёмников зазвучал уверенный голос Левитана читающим заготовленный для немцев текст на немецком же языке… Германия была повергнута в шок, а это группа специального назначения под руководством талантливого советского радиофизика, военного конструктора Бориса Асеева начала свою работу… Как это было. Жизнь Бориса Асеева была связана с радио с самого детства. Кружок, училище, институт. Приборы им изготовленные и изобретённые становились всё сложнее… Например, его компактную радиостанцию «Север» весом около двух килограммов (вес без батарей), носили на плечах с благодарностью полевые связисты, разведчики и корректировщики огня. Обычная радиостанция весила намного больше и была очень громоздкой. За что он вскоре получил Сталинскую премию. Сразу после начала войны группа конструкторов под руководством генерал-майора Асеева разработала некое устройство (ФАПЧ или фазовая автоподстройка частоты), которое позволяло настраиваться на любую волну и вклиниваться в паузы между передачами Берлинского радио с помощью мощных советских средневолновых и длинноволновых передатчиков, которые на тот момент имели многие наши радиостанции, такие как: Горьковская, Ленинградская и имени Коминтерна.

Для пробы пера была выбрана морзянка.

Были переданы бессмысленные наборы звуков, которую услышали и сообщили об этом в Москву наши агенты в Берлине. Получили одобрение Ставки и начали готовить операцию. Выбрали время, когда обычно говорил свою ежедневную речь главный фашистский пропагандист – Геббельс. Он по обыкновению говорил много и пафосно убеждая немецкий народ в непревзойдённой силе немецкого оружия, германской инженерной мысли и немцев в целом. Сразу после того, как он попрощался со слушателями привычным «Хайль Гитлер», зазвучал громогласный голос диктора Всесоюзного радио Юрия Борисовича Левитана, который на немецком языке представился, кто он такой, сообщил, что ведёт трансляцию из Москвы, и напомнил немцам о том, что каждые семь секунд на восточном фронте погибает германский солдат или офицер, а за те тридцать минут, которые говорил министр пропаганды Геббельс, на фронте погибло двести пятьдесят немецких солдат – чьих-то мужей, братьев, детей…

В состояние глубокого изумления была повергнута, как гражданская часть населения Германии, так и военная. Их бессильную ярость невозможно передать, ведь весь пафос нацистской пропаганды рухнул в одночасье. Немцы осознали, что гении от инженерии есть и в России, и они гораздо талантливее. Сам Гитлер, захлёбываясь от злобы и ярости велел расстрелять тех, кто был ответственен за безопасность радиолиний и объявил Левитана своим персональным врагом объявив за его голову баснословную награду!

И это был его единственный ответ, который ничего, кроме улыбки у нашей спецгруппы и Верховного Главнокомандующего не вызвал.

Надо отдать должное – немцы быстро сообразили в чём дело, и вскоре начали вести вещание без пауз, ставя в перерывах популярную музыку.

Но на этом радио сюрпризы для немцев не закончились, наоборот, всё только начиналось…

Часть первая. Ледяная горка

В письме искреннем, боль останется,

Я вернусь домой, может станется,

Может и живым, войны жребием,

Если не живым, то жди лебедем …

От кого: Печать 6–й гвардейской стрелковой дивизии,

25–го гвардейского стрелкового полка

Борового Ильи Григорьевича

Кому: Киргизская ССР Село Сталинское

Боровому Григорию 30 декабря 1941 года

Добрый день, мои родные мама, папа и Нюрочка!

Люся, Игорь, Володька и Надюшка! Простите, что я так долго не писал, письма ваши все получил, за которые большое спасибо! Каждую минутку думаю о вас! Милая моя, родная моя Аннушка! Анна Игнатьевна! Всё ли у нас там в порядке? Знал бы, что уеду надолго, то сделал бы больше всего по дому. Спешу тебе сообщить, что нынче погода стоит отличная. Мороз градусов тридцать. Снега – по пояс! Не то, что ездить – пешком ходить сложно! Кони по брюхо проваливаются! Провиант в полк на своих двоих переносим! Но ты не переживай, после того как мы погнали немца и увидели первых пленных фрицев, к нам пришла уверенность, что сама природа—матушка за нас! Ведь русским людям мороз—то нипочем, а немчура вся ходит—бегает обмороженная, про валенки они и не слыхали, их сапоги—перчатки—шапки из эрзац-кожи⁵⁰ на морозе превращаются почти в стекло, и немчура не может толком затвор передернуть, который тоже часто клинит в их фашистских винтовках—автоматах. А техника ихняя, танки да машины, достаются нам целыми стадами! Чтобы убежать от нас, им надо хотя б завестись, а на таком морозе, да ещё и с ветерком, и снегом, у них заводятся только вши. Тут даже анекдот такой ходит по окопам:

– Эй, Ганс, твоя машина заводится в минус тридцать?

– Не знаю, Курт, она у меня в минус тридцать даже не открывается!

Смешно, правда? Своих автоматов у нас, конечно, ещё очень мало, потому иногда пользуемся ихними. Уже толком и не пойму, кого мы больше берем в плен: то ли фашистов, то ли их вошиков, потому как на каждого немца приходится пару—тройку десятков вшей. Рядом со мной кормилец наш, полковой, Иван Капралов, ты его помнишь, мы вместе на фронт уезжали, он без преувеличения богатырь ростом с два метра, но повар по образованию – потому был определен в кормильцы. Знаешь эти столбики из бетона? Ну невысокие такие, на них забор ставят. Так вот, как—то, ещё в учебном полку, нам приказали их перенести, так вот, он брал по одному такому в каждую подмышку и спокойно их таскал, а я один несу, краснею. Курьёзную историю тебе расскажу: как—то, под Ельней было дело, стоял он со здоровым половником у полевой кухни. Кругом леса Смоленские, и не поймешь, где немец, где свои, а солдат—то кормить надо, вот и оставили мы его одного на хозяйстве, тем более не было у нас в запасе ничего, кроме каши, потому дело нехитрое – наруби дров, разведи полевую кухню, наноси воды из реки, и каша готова солдатская. Мы же окопы для обороны копаем, – фриц вот-вот в атаку пойдёт. В общем нарубил, наносил всего, что надо, наш сосед, и стоит половником кашу мешает, чтоб не пригорела, значит, и тут на него сзади прыгнул фриц, захотел, небось, задушить по-тихому. Повис на нем фриц, душит, пыхтит, матюкается про себя, потеет, а Иван, как кота помойного, взял его, снял за шкирку со спины одной рукой, а другой ушатал половником по голове так, что немец обмяк сразу. Оказалась, что немец таким образом обед нам скрасил. Он запасливый был, – у него с собой в мешке нашлись и консервы, и колбаса с сигаретами и шнапсом⁵¹. В общем, пришли мы уставшие, замёрзшие и злые, а у нас стол накрыт, немец пленный валяется (в себя пришёл через день), колбасой пахнет, ну и по пять капель немецкой водки всем досталось …

5 декабря 1941 года⁵² под Москвой вся сила Красной Армии ударила под дых фашистам и погнала эту нечисть кто куда! Мы же гоним их в сторону Орла, но ещё по Тульской земле. Немец закрепился на том берегу речки Оки. А место широкое, потому, как и река Зуша в Оку там впадает. Недалеко от Мценска. Нашел, гад, такое место, что с нашей стороны берег ниже, чем с ихней на десятки метров. Полили они склон водой, пока мы ждали подход основных сил (наш полк в погоне оторвался почти на 30 километров), вода замёрзла и подняться по склону нет теперь никакой возможности. Склон превратился в сплошной лёд! Да и обстреливают они сверху нас неприлично точно. За два дня уже полегло 27 человек. Схоронили их тут же, возле окопов и штабного блиндажа.⁵³ Два офицера, сержант и двадцать четыре рядовых красноармейца. Один из них наш с тобой земляк. Из Фрунзе… Командира нашего ранили, Володю Долгих, сдружились мы с ним, будет теперь из госпиталя переживать за наше наступление… Оставил он мне на дружеское хранение собаку свою. Немецкую овчарку по кличке Верный.⁵⁴ Говорят, что эта собака осталась одна живой, после страшного боя в Зелёной Браме (Черкасская область – прим. автора), когда примерно, около 500 воинов—пограничников и 150 собак сошлись в рукопашной с тремя тысячами гитлеровцев… Все они погибли… а собаку их командира – майора Лопатина, выходили местные жители … потом она от них сбежала… как она попала к Володе я не успел узнать, ранило его … Всё—таки удивительные существа эти собаки! Помнишь нашего Шарика. Вроде бы обычный «Алабай»⁵⁵, а как бросился один против стаи волков, когда я, работая на пасеке, в пещере спрятался от дождя и задремал … если бы не он – не видать мне белого света больше. Хорошо, что патроны не отсырели, зарезали⁵⁶ бы волки Шарика. Собаки – единственные звери на планете, которые отдают жизнь за хозяина без раздумий и размышлений. Для любой собаки видеть своего хозяина – это видеть Бога при жизни, поэтому и бросаются в любой, даже неравный бой не задумываясь, если угрожает кто её хозяину… Как там поживают мои любимые детишки, Надюша и Володька? Хоть между ними разница в четыре годика, но, наверное, Володька уже взрослый совсем. Ты писала, что уже в школу пошел, в первый класс. Жаль, что не я его за руку вел в этот момент.

Полгода на войне быстро пролетели. Да, я уже вас всех не видел шесть месяцев. Скучаю сильно. Пока воюю, вроде, как и некогда скучать, а как наступило затишье, наши командиры всё ещё меркуют, как эту ледяную преграду взять, так и заскучал, а когда тоска подступает к горлу, то спасение одно – это фотография наша, где мы вчетвером и позади нас Иссык—Куль.⁵⁷ Красавец Иссык—Куль. Сколько смотрю на него – столько любуюсь. А горы! А какие красивые деревья позади моей красавицы жены и детей, Надюши и Вовы, которые разобрали каждый по своей—маминой ноге и смотрят исподлобья на фотографа, единственного фотографа в нашем Беловодском – дядю Сашу. Он настолько колоритный мужчина, что я даже себе представляю, как он пытается привлечь внимание моих малышей деревянной, покрашенной зеленкой птичкой. На самом деле больше походящей на самолёт со странным носом. Этой фотографии аккурат скоро год будет, если доживу, на 1 мая фотографировались. Володе на ней семь годиков, Надюше три. Аннушке моей двадцать семь …, помню, как мы на твои именины ходили смотреть кинокартину «Тимур и его команда», Аркадия Гайдара.⁵⁸ Семья. Родная моя семья, как я далеко от вас сейчас нахожусь. У вас там, небось, сейчас тепло! В Киргизии⁵⁹ в это время года очень тепло, намного теплее, чем и сейчас в окопе под Москвой в декабре. Ты знаешь, родная, 1941 год удивил своими холодами и непроходимыми снегами, даже моих однополчан—сибиряков, как говорит один из них, моих боевых товарищей, Егор, которого мы поначалу прозвали «Дровосеком», – он очень любил рассказывать, как правильно надо деревья рубить, прям мог часами об этом деле разглагольствовать, а после того, как увидели его в рукопашной, а он в том бою, когда сошлись мы с фрицами нос к носу, взял за ствол свою винтовку, и махал, и рубил ей словно топором, сам видел, как у фашистов каски с голов улетали, то теперь мы его нарекли «Фрицерубом». Он смеётся, не обижается …, так вот, Егор говорит, что сибиряк – это не тот, кто не мёрзнет, а тот, кто тепло одевается.

Перед наступлением нас всех хорошо одели, выдали и белые валенки—катанки, и белые полушубки, и многое другое, чего не было с самого начала Войны. А повидать мне пришлось немало. После окончания сержантской школы меня зачислили в 6–ю гвардейскую стрелковую дивизию, где и назначили командиром отделения. Надеюсь, что мои три родных брата воюют, и не ранил, и не убил их фашист. Четвёртый наш, Данилка, ещё не достиг совершеннолетия, потому остался дома, поклон ему фронтовой, помню, как побег на фронт учинил, как сняли с поезда и вернули. Все были уверены, что и без него Война скоро закончится, не пройдет и месяца. Месяц плавно растянулся на полгода и конца этой войне пока не видно даже из моего окопа.

Рассказываю своим товарищам по оружию о семейном деле нашем – пчеловодстве. Отец уже стар годами, знаю, что на фронт рвется, но по возрасту не берут его.

Есть у нас в роте учитель один, младший сержант Газданов Махарбек, мы его иногда зовем Макар, он не обижается, говорит, что это одно и тоже имя, просто произносит каждый на свой лад, так вот они перещеголяли наше семейство. У нас на фронт ушло трое, а у них семеро! Город, родная, где родился я как солдат, и родилась моя дивизия,⁶⁰ откуда пошёл мой путь боевой, зовется Ельня, видимо, в честь того, что много там елей. Смоленская область всегда была на пути врагов России. Какое—то беспокойство в душе, думаю о братьях своих. Где-то рядом они, Аннушка милая, в моей же дивизии сражаются. Три моих родных брата, Михаил, да Константин, да Василий. Приходят ли от них письма к вам в Беловодское? А то одно время, пока стояли в городе Ефремове, (Тульская обл.), я их иногда видел. Василия забрали в разведку, он у нас в семье самый шустрый был, видишь, как пригодилось.

Костя, мой старший братишка, в кавалерии. Мы все с детства любили коней, но в кавалерии досталось сражаться только старшему брату.

Михаил после учебки⁶¹ получил звание младшего лейтенанта и стал командиром орудийного расчёта. Но как пошло наступление, так я их больше и не видел. Скоро месяц. Обязательно напиши им от меня пару строк. Напиши, жив, мол, и здоров. Дяде Ване, тому, кто остался помогать нашему бате на пасеке, привет передай. Батюшке нашему, Григорию, поклон. Матушке тоже поклон. Детей наших поцелуй обязательно! С наступающим Новым Годом!

Обнимаю тебя. Люблю и целую!

Твой Илья Григорьевич. 30 декабря 1941 года.

–

Пламенный привет с фронта!

Дорогая Аннушка! Не успел я отправить предыдущее письмо, потому как решили наши отцы—командиры не дать немцу отпраздновать Новый год и готовят нас на штурм ледяной горки. А по полю и по замёрзшей Оке до неё шлепать с километр. Снег идёт небольшой и тучки нам в подмогу, луна через них пробиться не может … Потому атаковать будем ночью. Выдали нам всем белые маскировочные халаты. И артиллерия должна будет склон тот ледяной обстрелять, чтобы полегче нам было на него взбираться … Даст Бог, не увидит нас издалека гад—фашист, увидит только, когда мы ему будем зубы саперными лопатками выбивать!

Подвезли даже новые винтовки. Карабин называется, скорострельный. Так что скоро будем гнать фашистскую гадину с Оки в сторону Орла и дальше до Берлина! И мы, воины 6–й Гвардейской стрелковой дивизии, надеюсь, войдем в логово врага первыми! После ночной атаки обязательно в следующем письме напишу, до кудова догнали мы фашистов и поздравлю вас всех с Новым годом!

Всё. Выходим. Отдаю оба письма нашему полковому почтальону.

Обнимаю тебя, люблю, крепко целую, всегда твой супруг Илья Григорьевич Боровой. 31 декабря 1941 г.