Kitabı oku: «Усталые мужчины»

Серебряный конь

Перекрёсток

 
Светофора зелёные цифры
по секундам нисходят на ноль.
Три сюжета трёхцветной палитры —
"Радость встреч"…
"Безразличие"…
"Боль"…
 
 
Перекрёсток закованный в дуги,
Суета, беготня, карусель…
Где под вальс,
где под рэп,
где под фуги
город крутит свои центрифуги,
рассыпает машин карамель.
 
 
Ты уходишь за спины, за шляпы
бриллиантом в безликом зерне.
Я стою. Я остался. Хотя бы
помаши на прощание мне…
 
 
Светофора зелёные цифры —
будто пульса обратный отсчёт.
Пиццикато асфальтовой цитры…
Древних майя закончились циклы,
чей черёд совершить переход?
 

В кафе

 
Побудь немного женщиной
До девочки уменьшенной,
До солнца увеличенной,
От суеты отвинченной.
Побудь собой – красивою,
Раскованно счастливою,
Ни радостью вчерашнею,
Ни утварью домашнею,
Ни чьей-то болью-трещиной…
Побудь любимой женщиной!
 

EV’e

 
На бедре византийского воска
Солнце прыгает в капельках-блёстках,
Нагота ослепляющей формы,
Взгляд призывный?
Покорный?
Притворный?
Счастье в чёрной полоске-бороздке?
На тростинке качнулась стрекозка…
Без запрета и без ответа
Лета вспышка внезапная эта.
 
 
Ни викторий, ни сдачи на милость,
Было в плюс, переставлю на минус
Наваждение матовой кожи,
Жар берёзовый банного ложа,
Губ обманных малиновый привкус —
Отмолюсь,
Оттолкнусь,
Отодвинусь.
Помолчу, покурив на причале,
В невозвратные дали отчалю.
 

Льдинка

 
Потревожу сон сороки —
У колодца льдинкой хрустну,
И всего-то той мороки,
Что с утра немного грустно.
 
 
Топорами застучали —
Это сторож баню рубит,
И всего-то той печали,
Что любимая не любит.
 
 
У ворот соседских брусья
Так опрятны, так пахучи,
Всё никак не соберусь я
Стать богаче да покруче.
 
 
Всё никак не соберусь я
Стать красивым и известным,
Пролопочут что-то гуси,
Пролетая клином тесным.
 
 
Приготовлю дров охапку,
Настрогаю впрок лучины,
Отыщу в чулане шапку
Да тулупчик из овчины.
 
 
Выйду в поле освежиться,
Разгуляться, разогнуться,
Зайцу свистнуть, обнажиться,
В чёрный омут окунуться!
Первым снегом растереться,
Смяв зелёную травинку,
Растопить в печурке сердца
Грусти маленькую льдинку!
 

Серебряный конь

 
Степь. Весна. На водопое
В табуне резвятся двое —
Конь-вожак и молодица,
Вороная кобылица.
У него и масть и грива
Серебристого отлива,
На груди как кулаки
Налитые желваки.
А она – лозою гибкой,
Лёгкой таборною скрипкой
Вожака едва коснётся,
Вновь отпрянет и смеётся,
То галоп вокруг танцует,
Дразнит, ластится, волнует,
А цыганские глаза —
Жеребцам степным гроза.
 
 
Он сказал: «Умчимся в дали!
Так, чтоб ветры не догнали,
В тот лазоревый простор,
Где синеют цепи гор,
Где шелка травы немятой,
Где разлив цветов и мяты,
Как на той цыганской шали…»
Он позвал: «Умчимся в дали!»
– Нет, – она ему сказала, —
Не могу, я так устала…
Мой хозяин, мой наездник,
Он меня совсем заездил,
То всю ночь на мне проскачет,
То относится как к кляче —
Запрягая в тяжкий воз,
Поутру ведёт в обоз…
Не могу, я так устала, —
Так она ему сказала.
И легко боднув под брюхо,
Горячо шепнула в ухо:
– Здесь, к тому же, удальцы
Молодые жеребцы!
 
 
Крупом царственно вильнула,
Стройной ножкою лягнула
В грудь седого скакуна
На виду у табуна…
Конь один умчался в дали.
Много лет его видали
В дальнем вольном табуне…
Вот и всё о скакуне.
 
 
Вороная ж постарела,
Посерела, раздобрела,
Нарожала жеребят…
Временами, говорят,
Долго смотрит на закат,
Шевелит беззубым ртом,
Да гоняет мух хвостом.