Kitabı oku: «Там-2. Георгий», sayfa 3
В душе моей стало жутко, холодно и неуютно. А вдруг как я не выдержу, ляпну что-нибудь не то, поддамся страху? Мы вошли в поезд, и я приготовился к страшному испытанию. Я как-то видел по телевизору американские горки, когда вагончик со страшой скоростью слетает с них практически вертикально. Тогда я думал, что подобное испытание выдержит не каждый. И вот, пожалуйста! Наш поезд вдруг резко сорвался с места и, как подкошенный, рухнул вниз, в непроглядную тьмы, черную, холодную и сырую. Такое впечатление, что мы летим вниз внутри какого-то мерзкого и огромного животного. Дух захватило сразу. Я вцепился в поручни и молил бога, чтобы не вылететь из сиденья. Что-то проносилось мимо, но я не мог этого разглядеть в силу того, что скорость нашего экспресса зашкаливала все возможные пределы. Нужно бы закрыть глаза, подумал я, но тогда мне становилось еще страшнее, и я летел, выпучив их, словно пытаясь разглядеть в проносящейся черноте нечто важное и спасительное. Представляю, какой у меня был вид. Да и черт с ним! Лишь бы быстрее все это кончилось! Воздуха уже не хватало, я вдохнул, и мое солнечное сплетение схватило такую порцию омерзительного воздуха, как будто бы мне дали под дых. Дышать стало совсем невозможно. Ну, сколько же еще нужно терпеть? В это мгновение наше падение стало замедляться и, наконец, поезд стал выравниваться и, наконец, остановился. Я облегченно перевел дух и вышел. Странное чувство охватило меня в этом жутковатом месте. Мы очутились в какой-то холодной, сырой и мрачной пещере. По стенкам ее стекала вода, черные сталактиты и сталагмиты не украшали ее, а придавали некий зловещий вид безысходного пространства. Местами возникали непонятные проблески, не то грозы, не то всполохов, над всем этим жутким пейзажем зловеще нависла обреченность и тьма. Пол ее был изо льда, на горизонте, как мне показалось, красовался кроваво-багровый закат и, как я успел заметить, картинка эта не менялась. Мы ступили на лед, и тут я увидел, что он прозрачный и кристально чистый. В нем можно было увидеть дно на несколько метров вглубь. Однако, внимательно присмотревшись, я застыл в ужасе: подо мной, закованные в лед, находились… люди! Да. Да, люди! Причем, они были обнаженными, но живыми! Или полуживыми, поскольку все они двигались, а на их лицах был отражен ужас и жуткий испуг, глаза вылезли из орбит, седые волосы струились по их изможденным серо-голубым лицам, и все их позы и движения выдавали смертельную боль. Заметив меня, они начали тянуть ко мне руки и что-то кричать. Но их крик я не слышал, хотя… Я попытался понять их по губам. Вот одна молодая женщина. Прислушиваюсь и стараюсь по губам понять, что же она хочет мне сказать. Извиваясь, видимо, от страшной боли, одетая в грязные лохмотья, с трудом прикрывающие ее изможденное худое тело с торчащими лопатками и ребрами, синими губами на выдающихся скулах, прохрипела: Убей меня, убей меня!!! Ее костлявые руки потянулись ко мне, и мне показалось, вот-вот пробьют толщу льда и вцепятся мне в ногу. Странно, но мне показалось, что я ее слышу. Я инстинктивно отпрянул назад и наткнулся на Давида.
– Ну, ну! Ноги-то не оттопчи! Медведь! Я тебя предупреждал. Ты лучше вон туда посмотри! – и он указал пальцем немного вправо. Я обернулся и застыл. Точнее, во мне застыло все – и душа, и кровь (если она еще есть), и тело. Кажется, волосы мои встали дыбом и уже не собирались принимать прежний вид. В нескольких шагах от меня стояло нечто огромное, в черном теле и с огромными крыльями, покрытыми не то мохом, не то волосами. Глаза были, как у Лермонтовского демона, голубые и глубокие, с огромными черными ресницами, запрятанные под мохнатые широкие брови. Тело его было огромным и мускулистым, со звериными лапами и кривыми когтями. Руки больше похожи на динозавра, маленькие, но почти человеческие . Да, маникюр ему не делали уже лет сто. А то и больше.
Но больше всего поразила голова чудовища. Кроме злых и пронизывающих глаз, особенно выдавался нос. Был он размером чуть больше обычного, человеческого, но с огромными раздутыми ноздрями, крючкообразный, с неестественной горбинrой и очень узкий, почти элегантный. Волосы чудища больше напоминали огромные куски пакли на почти облысевшем черепе. Вместо ушей у него были как бы морские раковины с причудливыми узорами и завитушками, покрытые тленом и лишаем. На его страшном черепе красовались кривые, ассиметричные рога, больше напоминающие ветви огромного дерева. Чудовище пристально смотрело на меня, двигаясь все ближе и ближе. Страх сковал меня, и я не мог двинуться даже на сантиметр.
– Кто ты и что тут делаешь?– прошипел монстр, оголив огромные желто-зеленые саблезубые клыки, и от его голоса содрогнулся даже воздух.
– Яяяяя… я …
– Что ты блеешь, смертный? Наверное, ты пришел ко мне в гости, чтобы остаться?
Я замотал головой.
– А я, все-таки, уверен, что ты останешься у меня. Я гостеприимный хозяин. Знаешь ли ты, с кем разговариваешь? – чудище поднялось во весь рост и гордо вскинуло голову.
– Нет, не знаю, – промямлил я.
– Я – Люцифер!!! – как гром среди ясного неба были произнесены эти слова, и стены пещеры вздрогнули, изрыгнув сквозь себя кусочки лавы, которая озарила пространство и медленно стала сползать к основанию стен.
В этот момент мне казалось, что я умираю еще раз, только теперь уж окончательно.
– Зачем ты нарушил мой покой? – прорычал Люцифер, вплотную приблизив свое лицо к моему. Я явственно ощутил запах гнили и разложившейся плоти. Зубы не чистит, почему-то инстинктивно подумал я.
– Я… мы это, на экскурсии, так сказать, – господи, а может, он и слов-то таких не знает?
Чудовище ехидно усмехнулось и продолжило:
– Ко мне? На экскурсию? Вот они, – он указал в ледяной пол, – тоже приходили на экскурсию. Да так и остались. Не смогли отказаться от моего гостеприимства. Пришлось задержаться. На век!!! Навсегда!!! – проревел Люцифер, раздвинув в стороны руки-лапки. – И ты останешься здесь, плебей, если правильно не ответишь на три моих вопроса. Слушай! Первый! Кто я такой?
Слава богу, конечно, что в свое время я читал и Библию и Евангелие, и, в общем-то, имел представление о его происхождении. И, набравшись храбрости, четко и громко произнес: – Падший ангел!
Чудовище как будто бы успокоилось и произнесло:
– Где-то ты, конечно, прав, червяк. Я – ангел. Но не падший, каковым все вы меня считаете. Господь бог послал меня сюда не из-за гордыни моей, чтобы вы молились на меня. Вас же невозможно не контролировать! Вот для этого я здесь и нахожусь уже много веков. Но ничего, ОН знает, как я люблю его и верю в него. Скоро, скоро настанет мой час, и ОН призовет меня к себе, в рай, на старое мое место! А может, и повысит… – Люцифер задумался. – Ну, ладно, вопрос второй. Он обернулся назад, поманил кого-то рукой. За спиной его что-то заскрипело, и я увидел ветхий гроб, почти развалившийся. Одним движением Люцифер отбросил его крышку, которая от удара разлетелась в труху о стену пещеры.
– Выходи! – взревел Люцифер.
В гробу что-то зашевелилось, и из него тяжело приподнялся на руках какой-то человек. Человеком назвать его можно было с великим трудом. Скорее, это был скелет, облаченный в обрывки старинной одежды, больше похожей на балахон, подпоясанный веревочным поясом.
– Вставай, выродок рода человеческого?!– взревел Люцифер, и, на удивление, человек из гроба буквально выпрыгнул оттуда и встал перед монстром по стойке смирно, преданно, по-собачьи глядя ему в глаза.
Люцифер смотрел на него ненавидящим взглядом, и вдруг, резким движением лапы, сорвал бедалаге голову с плеч! Господи, какой ужал! Однако, кровь не брызнула из него фонтаном, как я ожидал, а из туловища полилась, как река, черная-пречерная тягучая жидкость. Человек (а точнее, его голова), дико заорал, его туловище дернулось и… побежало к своей голове. Добежав до нее, он подняло ее руками и, привычным жестом, ловко поставило ее на место. Немного поразмяв шею и, убедившись, что голова приросла, человек снова бросился перед Люцифером на колени и склонил несчастную голову.
– Скажи, незнакомец, – обратился он ко мне. – Кто это, – он указал длиннющим когтем на человека на коленях.
Однако! То червь, то смертный… А тут – незнакомец! Прогресс, однако! – пролетело у меня в голове.
– Даю тебе тридцать секунд на раздумье! – прорычало чудовище и снова уставилось на человека из гроба.
Вот тут я очень и очень сильно струхнул. Не знаю я, кто он! Да откуда мне знать? Я начал лихорадочно думать. Но получалось это у меня крайне плохо. Мысли смешались и абсолютно не хотели выстраиваться в логическую цепочку. Нет, нужно собраться и подумать. Кто же это может быть? И почему Люцифер так его невзлюбил? А кото он любит вообще? Женщину-ангела? Не, нет, они же ангелы, куда им! Тогда кого? Аааа! Господа нашего! Ведь он сам только что сказал, что рассчитывает попасть обратно в рай!
– У тебя осталось 10 секунд, смертный!
Та, так, так! А кто Христов враг? Точнее, кто его обидел? Понтий Пилат? Да нет, он, вроде бы, не так на слуху, как… Иуда!
– Это Иуда! – почти радостно прокричал я.
– Угадал, червь земляной. – Люцифер снова сделал быстрый жест рукой и Иуда, и его гроб, исчезли, как будто их и не было никогда в пещере. Это надо же! Я только что сейчас, своими глазами видел Иуду! Вот это да! Расскажешь – не поверят! Ах, черт побери! Поверят, здесь – еще как поверят! Кому ж это я собрался рассказывать? Я разочарованно вздохнул.
– Что вздыхаешь, несчастный, – у тебя еще не все потеряно. Остался последний вопрос. Будь внимателен. Что есть Господь? Ответишь – отпущу. Нет – составишь им компанию – Он кивнул головой на лед под ногами.
– Что есть господь? Вера, справедливость, честь, совесть?… Люцифер только качал головой. Я продолжал размышлять. Во-первых, это не все, или не основное. А во-вторых, не надо путать КПСС с Господом! Это уже богохульство.
А, ну да, ну да. Тут я, конечно, лоханулся. Так, а что же еще? Вера, надежда…ну, конечно же, любовь!
– Господь наш и есть любовь! – гордо продекларировал я, как детсадовец с табуретки на новогодней елке.
Чудовище усмехнулось и сложило крылья.
– Твоя взяла. Хотя, пути господни неисповедимы! Иди с богом! – он развернулся и усталой походкой пошагал внутрь пещеры. Я оглянулся на Давида. Он стоял молча, внимательно глядя на меня.
– Ну, что, перепугался, …червь? – рассмеялся он. – Теперь можешь выдохнуть. Пребывание у этого гостеприимного джентльмена тебе не грозит. Пошли отсюда, а то я уже и сам замерз, да и обстановочка тут, прямо скажем, не райская. Понимаю, вопросов у тебя много, да и времени у нас с тобой не мало. Все расскажу. По дороге. Хочешь спросить, куда мы теперь? Есть еще места, – хитро ухмыльнувшись, промолвил Давид, и я послушно поплелся за ним следом. Ноги мои подкашивались. Если не от усталости, так точно, от пережитых страхов. Мы снова очутились возле нашего чудного поезда, передвигающегося каким-то странным образом, без водителя и топлива. Да и колеса его, кажется, были бутафорскими.
– Ну вот, еще одна поездка на нашем поезде-самолете, и все, – сказал Давид.
– Как это – все? Это уже конец пути?– я был разочарован и совершенно не хотел заканчивать свой путь где-нибудь вблизи ада, да и к Давиду я уже привык, как к родному. И куда я один, без него?
– Да не расстраивайся ты, наше путешествие еще не закончилось. Сейчас начнется самое интересное. Уж, поскольку ты прошел все круги ада и тебя там не оставили, можешь расслабиться и готовиться получить ту жизнь, какую заслужил. Так что, у тебя два варианта: Чистилище, либо Рай. Для начала мы переместимся в Чистилище. Там существует семь городов, в которых живут, в принципе, обычные люди со своими недостатками и грехами. Не смертными, конечно. И, в зависимости от того, каким ты человеком был на земле, тебя могут определить в один из этих городов. Ну, а уж если ты реально безгрешен, то добро пожаловать в Рай! Там очень даже неплохо!
Да уж, – подумал я, – слава богу, в Аду не оставили. Откровенно говоря, я уже и не рассчитывал вернуться наверх. Значит, не совсем я был пропащий при жизни. Я даже ощутил некую гордость собой. Но, тут же спохватился и попытался трезво оценить ситуацию. До Рая, конечно, мне не дойти. Грешки не пустят. А вот в Чистилище, видимо, мне и место. Ну, да ничего, это же не Ад, да и название не такое уж страшное. Почистят, да и отпустят в Рай. Чистого, мытого. Знал бы я тогда, как же я заблуждался! Эххххх! Что уж сейчас об этом? Так вот, через некоторое время наш самопоезд довез нас к берегу моря. Как же хорошо! – подумал я. Давненько я на море не был! Искупнуться бы сейчас! Давид без труда прочел мои мысли и ответил: – Нет, в море тебе пока нельзя. А вот неподалеку, справа, видишь, пригорок с высокой травой? Давай ка туда пройдемся.
Мы дошли до невысокого пригорка, полностью покрытого густой, сверкающей травой малахитового света. Она просто сверкала на фоне заходящего солнца и была похожа на зеленое пшеничное поле, усеянное изумрудной росой.
– Умойся этой росой, дабы очистить себя от гари и смрада адских пещер!
Я запустил пальцы в траву. Боже, сколько прохлады в этой изумительной росе! Мои пальцы наполнились живительной влагой. Я медленно поднес ее к лицу и на меня буквально вылился прохладный и оживляющий маленький водопад! Странно, но роса проникла буквально во все поры моего тела. Это было невероятное ощущение пьянящей прохлады, удивительной легкости и очищения! Тело приобрело какое-то удивительное чувство свободы и прозрачности, начало расслабляться и я медленно, с какой-то придурковато – блаженной улыбкой начал опускаться на траву. Она окутала меня так нежно и светло, как будто бы я снова попал в утробу матери. Наверное, только там человек чувствует себя максимально комфортно и защищенно. Мои веки стали тяжелыми, и я впал в забытье. Короче, заснул.
Проснулся я от негромкого, но очень мелодичного и задушевного пения птиц. Звуки, услышанные мной, не были похожи ни на что. Они, как будто бы лились внутри меня, бабочки, поющие в животе. Трудно передать, но это было божественно. Оглядевшись вокруг, я обнаружил, что каким-то образом оказался уже не на лужайке, а у огромных зеленых ворот, созданных самой природой из различных вьющихся плющей, винограда и невиданных чудесных цветов. Вокруг благоухал немыслимой красоты сад из причудливых разноцветных деревьев , аккуратно постриженного кустарника и целого моря радужного цветения.
– Ну что, проснулся? – это был Давид. – Ну и горазд же ты дрыхнуть!
– Так устал за столько лет жизни, – попытался сострить я. Настроение у меня было просто чудесное! – Да и по аду находился – во! – я резанул себя ладонью по горлу.
– Раздухарился ты, я смотрю, – осадил меня Давид. – А между тем, здесь-то и будет решаться твоя судьба.
Он многозначительно посмотрел на меня, как бы ожидая, когда же я пойму всю серьезность своего положения.
– Вот эти ворота – Чистилище. Представляешь, что там, за ними? – Я замотал головой.
– Вот и слушай внимательно. Чистилище состоит из семи городов, в которых живут некие люди с определенными недостатками. Или у тебя нет недостатков? То-то! Так что, как ни крути, в один из этих городов тебя и определят.
– Навеки? – мой голос дрогнул.
– Ну почему же навеки? Хотя, может, и навеки… Как будешь себя вести, как себя покажешь. А исправишься полностью и раскаешься в своих грехах – можешь и в рай попасть. Только процесс это не быстрый, поверь мне. Чтобы ОН поверил в твое раскаяние, придется долго попотеть. То есть, от души поверить в него. Ну, пора, пошли.
Мы двинулись через зеленые ворота. Пройдя их, сразу же справа мы обнаружили сидящего ангела. По крайней мере, мне так показалось. Да и как же его не узнать, коли за плечами у него крылья? Правда, вид у него бы, прямо сказать, не ахти, потрепанный какой-то, ветхий ангел. Белые одежды явно были не первой свежести, сандалии рваные, да и сам старик был похож на старого бухгалтера в советской конторе, полулысый со взлохмаченными остатками волос. Точно! Нарукавников ему не хватало для полной яркости картины!
– Угадал, – промолвил Давид. – он точно из советской бухгалтерии. Вот и оставили его тут типа учетчиком. Он фиксирует и записывает всех прибывших. Кстати, это очень серьезная и ответственная работа. А вдруг кто пропадет? Хотя… У нас тут никто никогда еще не пропадал, – улыбнулся Давид. – Все учтено, как в аптеке! Ладно, проходи.
Я подошел к ангелу, который сидел на старом солдатском табурете за таким же стареньким и потертым письменным столом. Перед ним была кипа бумаг, чернильница и перо (!???). Ну, чернильница – это еще полбеды. Но перо!!! Давненько я такого не видел! У себя, что ли, выщипал?
– Шутник! – ангел поднял на меня усталый взгляд. – Надо же, у всех одно на уме! Нет, не у себя, милостивый вы мой государь! – ангел все больше раздражался. – Не у себя! А у гуся! Какого, спросите вы? Да самого обыкновенного, серого. В яблоках, – ангел успокоился и что-то застрочил на листе бумаги своим скрипучим гусиным пером. Ну, никак я не могу привыкнуть держать свои мысли при себе! Они же все читают в моей дурной голове!
– Как зовут тебя, дурная голова? – Тут я окончательно смутился и, по-моему, даже, покраснел.
Я ответил.
– Когда и от чего скончался?
– 10 дней назад. А от чего? От сердца, наверное…
– От глупости своей, – проворчал старичок. – Руку свою давай, да рукав закати!
Кровь брать будет, что ли? – промелькнуло у меня в голове.
– Какую кровь? Где она у тебя теперь? Высосали ее всю черти, ни капельки не осталось! – старичок мерзко захихикал. Из-под стола он вытащил какой-то предмет, вроде как печать. Потом обмакнул ее в синюю подушку для печатей и припечатал ее мне руку на внутренней стороне ниже локтя.
– Свободен! – отмахнулся он от меня как от назойливой мухи.
Я в растерянности посмотрел на то, что осталось у меня на руке. Это были жирные и отчетливые семь букв «G». В недоумении я посмотрел на Давида.
– Все очень просто, – он взял меня под руку, и мы тихо двинулись вперед. – Это семь букв «G» означают семь смертных грехов. В процессе восхождения на гору Чистилища ты увидишь семь городов, о которых я тебе уже говорил. В этих городах живут люди, обладающие вот этими самыми грехами, Живут, пока не смоют с себя этот грех, затем идут дальше. И так – до рая. Если, конечно, дойдут… Ты уже спрашивал меня, сколько это может длиться? Неизвестно. Все зависит отдельно от каждого, кто сюда попал. Пока ты РЕАЛЬНО не излечишься от своих грехов – не видать тебе рая! А буквы эти будут у тебя стираться в процессе прохода нами этих городов. Если ты не болен именно этим грешком – отлично! Иди дальше, и одна из букв будет исчезать с твоей руки. Ну, готов? Тогда, вперед!
Мы двинулись по тропинке в сторону зеленой березовой рощицы. Вокруг – ни души, небо голубое-голубое, солнце, легкий ветерок, маленькие причудливые тучки, похожие на маленьких смешных гномиков. Красота! Жить хочется! Жить… А я сейчас живу, ил нет? Если, все-таки, живу, то так жить я тоже согласен! Ладно, посмотрим, что будет дальше. Мы прошли сквозь небольшую рощу, и вдруг, перед нашими глазами выросло нечто вроде горы. Точнее, она была больше похожа на каменоломню, изрытую морщинами вырубленных дорог и тропинок. Однако ни одной машины я не заметил. Одни люди. Маленькие, как муравьи. Я сразу сообразил, что это похоже на город рабов. Они таскали на своих спинах тяжеленные мешки, видимо, с каким-то строительным материалом. Лица их были изможденными и равнодушными ко всему, кроме своей боли и унижения. Одеты они были в одинаковую серую робу. Как у тюремщиков, прямо! На ногах тяжелые кирзовые ботинки, на голове – такая же серая грубая шапка. Любопытно, но надсмотрщиков я тоже не увидел. Зато, как некий китч и издевательство, вдоль тропинок и дорог, как частокол, стояли нелепейшие статуи каких-то гордецов, вельмож и королей. Они были какими-то очень карикатурными и, как я понял, высмеивали гордыню.
– Жаль, что ты не заметил надсмотрщиков, – усмехнулся Давид. – А вот те огромные грифы тебя не смущают? Они их и охраняют, не дают, так сказать, думать о своем величии. Прекрасная охрана. Лучше любого человека. Хорошо, теперь по порядку. Это первый город. Он не имеет названия. Здесь живут гордецы и те, кто при жизни считал себя неординарным, великим, знаменитым и исключительным. Также, тут попадаются нарциссы. Ну, это те, кто занимается самолюбованием. В основном, перед зеркалом. Тут и мужчины, и женщины.
Увидев мое удивление, Давид продолжал: – да, да! Просто сейчас они практически безлики и очень похожи друг на друга. Чтобы не выделялись. Это самое главное условие и принцип построения этого города. Не переживай, это не ад. У них обычный 8-ми часовой рабочий день, с перерывом на обед. Есть бараки, где они могут помыться и поспать. Однако еще раз повторюсь, что у них ВСЕ абсолютно одинаковое. И одежда, и условия, и, наверное, уже, и мысли. Так что, жить тут можно. Но… не нужно… Уж больно скучно. Все серое и одинаковое. Кстати, их еще заставляют петь песенки про гордецов и зазнаек. Ты бы слышал! Умора!
Контингент, как ты понимаешь, постоянно меняется. Кто-то реально исправляется и попадает в рай. Если, конечно, пройдет остальные города. Пополнение – ежедневное. Скучно здесь! Кстати, дай ка свою руку.
Я протянул ему руку, и вдруг прямо у нас на глазах исчезла крайняя слева буква «G»! Чудеса!
– Да не чудеса, а лишь подтверждение того, что это не твой грех. Ладно, пошли дальше.
Мы обогнули каньон и вновь оказались на тропинке, окруженной прекрасными зелеными дубами и кедрами. Однако путь к соседнему городу оказался не долгим. Перед нами открылся вид на какой-то очень странный город. Абсолютно без изысков, очень скромные дома и улицы, нет ни вывесок, ни номеров домов, ни штор и занавесок на окнах. Очень странно. И как-то неуютно. Что-то зловещее и гнетущее было во всей этой обстановке. Из-за угла на нас вышел человек в черных очках, с тростью в руке. Сразу было понятно, что он слепой. Поравнявшись с нами, он напряг слух и весь насторожился. Это был человек средних лет, высокий, с обычным, казалось бы, лицом, немного лысоватый, с торчащими ушами, но тщательно выбрит. Странным в нем было только выражение лица. Оно было какое-то звериное, а именно, оскал. Да, именно оскал, а не улыбка. Блуждающий, как бы ищущий или ожидающий чего-то или кого-то.
– Кто вы такие? – неизвестный вплотную приблизился к нам и жадно втянул в ноздри наш запах.
Уж не сожрать ли он нас хочет, – подумал я, глядя на его желтые кривые зубы.
– Неееет, – протянул незнакомец , поймав мою мысль. – Жрать я вас не собираюсь. Хочу вас рассмотреть. – Он протянул к нам худую руку с длинными пальцами, поросшими редкими черными волосами.
– Что сейчас носят? Какой у вас костюмчик? А шляпы? Какие сейчас в моде шляпы? – он резко присел на корточки и начал гладить наши туфли.
– Крокодил? Нет, нет, – это же лайка! Ах, какая кожа, прелесть! А какая сейчас стрижка в моде в Европе? Он уже потянулся к моим волосам, когда я резко перехватил за запястье его руку. Слепой оказался жилистым и пытался продолжить свою попытку изучить мою прическу. Однако, силы были неравными и я резко скрутил ему руку в плече.
– Ай, ай! Больно! Что же вы делаете? Честных граждан бьете! Я буду на вас жаловаться! Прямо Ему! Ему! – слепой быстро-быстро зашагал в обратную сторону.
– Что, перепугал он тебя? – спросил Давид.
– Да куда ему? Дохляк! Я инвалидов не бью. Но какой же он мерзкий!
– Вот! – Давид поднял палец к небу. – То-то! В самую точку! Мерзкий и гадкий! Здесь они все такие. Мерзкие и гадкие. А еще очень любопытные и, самое главное – завистливые!
– И все слепые? – почему-то быстро догадался я.
– Да, поголовно. Это город завистников и подлецов. Скажу тебе честно, отсюда практически никто со времен Каина в рай не попадал. Не тот грешок! На самом деле, они так и продолжают друг другу пакостить. На каждом шагу. Где и кто сможет. То ножку подставят, то в тебя плюнут, исподтишка уколют тростью или заденут зонтиком. Да мало ли гадостей у них на вооружении?
На улице стали появляться люди. Мужчины, женщины самого разного возраста, с зонтиками и без. Но поголовно все – в черных очках и с тростью слепого. При одном воспоминании о нашем знакомце, мне стало не по себе, и я попросил Давида покинуть этот город. Если, конечно, я не должен буду в нем задержаться. Оказалось, нет, и при выходе из города у меня исчезла еще одна грешная буква.
– Ну, что ж, пошли дальше. А дальше нас ждет третий круг, тоже, скажу тебе, не подарок. Тут живет, в основном, народ буйный, короче, сумасшедшие и, мягко говоря, чересчур вспыльчивые… Откровенно говоря, психушка на свежем воздухе. А зря. Надо бы эту территорию огородить колючей проволокой, хотя бы. Мало ли что… Нет, есть из их числа и нормальные, просто характер скверный. При жизни очень уж любили подраться, поднять руку на жену, ребенка, близких, или же слабых. Противно, конечно, но и им где-то существовать надо.
