Kitabı oku: «Звери лютующие. Екатеринбург: гримасы уголовного мира», sayfa 4

3

Из прихожей донесся звук по-свойски открываемой кем-то входной двери. Все насторожились. Зазвучал женский голос.

– Сень, я не говорила, что надо пользоваться защёлкой, а? И ты разве не обещал?.. Боже мой, во что превратил квартиру!.. В воскресенье прибралась и вот уже… Опять принялся за старое? Кто клялся мне, что с прошлой жизнью покончено?.. Сень, ты где? Почему молчишь? – Женщина, сделав пяток шагов по прихожей, в которой коза ляжет, хвост откинет и никому уже не пройти, увидев на кухне неизвестных ей лиц, изумилась. – Вы кто?.. Что вы в квартире делаете?.. Где Сеня? – Сработал инстинкт самосохранения: женщина испуганно попятилась назад, к входной двери. Вышел Ефимчик. Увидев человека в форме, приостановилась и воскликнула. – Полиция?!

– Так точно! – ответил майор. И добавил. – Заместитель начальника районного уголовного розыска Ефимчик Антон Алексеевич… А вы, сударыня, кем хозяину квартиры приходитесь, позвольте узнать?

Чувство тревоги вновь стало в женщине нарастать. Она невольно заподозрила в майоре не настоящего офицера полиции, а ряженого. И проскочила молнией мысль: «Настоящая полиция такой вежливой не бывает… Кто такой?!» Недовольно насупившись, заворчала:

– Тем, кем надо… – Достала из сумочки, висевшей на руке, сотовый телефон. – А вот сейчас проверим, что ты за майор… Оборотень в погонах или… – Из комнаты вышла молодая женщина и остановилась в проёме. – О, да тут целая банда!

– Успокойтесь, гражданка, – сказала дознаватель. – Всё в порядке… Звонить нет никакой необходимости.

– Как успокоиться? – закричала женщина. – Какой порядок? Как это нет необходимости, если Сеньки моего нет, а в квартире посторонние?.. И вот этот бардак!

– Я – дознаватель райотдела полиции, – достала удостоверение и подала женщине.

Женщина взяла, развернула и прочитала вслух:

– Лейтенант полиции Марусева Евгения Ивановна… – Оторвавшись от документа. Внимательно сличила фотографию с молодой девушкой, стоящей перед ней, заворчала. – То уголовный розыск, то какой-то дознаватель, – женщина кивнула в сторону кухни. – А эти, что, тоже из полиции?

Майор Ефимчик кивнул.

– Совершенно верно: эксперт-криминалист Казаченко и лейтенант Мосунов, оперативник, лично мне подчиненный.

– Не многовато?

Ефимчик усмехнулся.

– В самый раз… Исходя из ситуации, столько, сколько нужно.

Женщина прошла на кухню. Казаченко и Мосунов посторонились.

– А эти что тут делают?

Старик, впервые подавший голос, мрачно заметил:

– Привлечены в качестве понятых.

Женщина, присмотревшись, признала в нем соседа. Видела несколько раз во дворе.

– Не знаете, а где Сеня мой? Почему его нет дома?

Старик пожал плечами.

– Без понятия.

– Понятой и без понятия?

И тут женщина опустила глаза и увидела сгустки крови на полу. Побледнев, выкрикнула:

– Это что?!

Подошла дознаватель:

– Пройдемте в комнату и там, познакомившись, по возможности, проясню ситуацию.

Женщина, оказавшись в комнате, увидев еще больший беспорядок, в том числе постель в крови, непроизвольно произнесла:

– Мамай повоевал…

– Присаживайтесь, – предложила дознаватель. – Мы представлены, а теперь нам хотелось бы с вами поближе познакомиться. Повторяю заданный прежде вопрос: кем вы приходитесь хозяину квартиры?

– Сестра родная… Что всё-таки с братом?

Вместо ответа, последовала просьба дознавателя:

– Паспорт или иной документ, удостоверяющий вашу личность, с собой?

– Как нынче без него… На Малышева патруль останавливал: куда, дескать, и зачем, нарушая режим самоизоляции, перемещаюсь. Показала паспорт, объяснила: вчера, мол, весь день звонила брату, ни днем, ни вечером не дозвонилась; сегодня, мол, прямо с утра решила попроведать, как-никак, седьмой десяток Сеньке и один живёт бедолага.

– Позвольте взглянуть на ваш паспорт… Извините, я вам верю, но для протокола нужно.

– Какие проблемы! – достала паспорт и положила на стол перед дознавателем.

Та, развернув, вслух прочитала:

– Кобякова Анна Юрьевна. – Потом изменившимся голосом повторила. – Значит, Кобякова… – Только что лицо дознавателя светилось добротой и тут мгновенно помрачнело, а в углах губ появилась суровая складка. Офицеры, находившиеся неподалеку, обратили внимание на необоснованную смену настроения Евгении Ивановны. После паузы сухо поинтересовалась. – Кобяков Семён Андреевич не ваш сын?

– Нет… И в родстве (ближнем и дальнем) по линии мужа никого не знаю… А что? Кто такой этот Кобяков? – Ефимчик и Мосунов при этом обменялись взглядами.

– Старший лейтенант полиции… Наш коллега, – неохотно пояснила дознаватель Марусева.

– Тем более… Нет, не родня. По правде говоря, на Урале Кобяковых как нерезаных собак… Однофамилец… А до замужества я была Карелина… Как и брат. Наши родители выходцы из поселка Карелино Верхотурского района.

– Поняла. – Сделав соответствующую запись в протоколе, в том числе указав паспортные данные, дознаватель достала фотографию и положила перед Кобяковой Анной Юрьевной. – Узнаёте?

Присмотревшись, женщина покачала головой.

– Весь, вижу, в бинтах… Глаза брата, широкий лоб его… Что с этим человеком?

Ответил майор Ефимчик:

– Мы бы хотели тоже знать… Пока же определенно можно сказать: человек на фото был доставлен в тяжелом состоянии в клиническую больницу номер тридцать шесть, причем, доставлен был отсюда, из этой квартиры.

– Когда?

– В ночь с воскресенья на понедельник.

– Я… Была у брата в воскресенье, в первой половине дня… Прибралась. Поукоряла за чаем, что неразборчив в друзьях, иных бы близ порога не следовало пускать… Он уверял, что остались лишь самые надёжные.

Ефимчик спросил:

– Кого-то из друзей можете назвать?

– К сожалению, нет, никого… По этой части брат был неразговорчив. И я не вникала. Наверное, напрасно. А… Что говорит соседка из шестой квартиры? Может, она кого-то из собутыльников видела?

– Звонил. Никто не ответил.

– Понятно. Весна в разгаре. Горячая пора. Наверное, семья на даче, как говорится, в принудительной самоизоляции.

– И жильцы других квартир тоже не откликнулись.

Анна Юрьевна кивнула.

– По той же причине… Скажите, вы думаете, что на фотографии мой брат?

Дознаватель ответила:

– Вполне возможно.

Ефимчик, увидевший, что Анне Юрьевне становится плохо, поспешил уточнить:

– Но не обязательно.

– Хотите сказать, что?..

– Я ничего не знаю, но могло оказаться так, что это кто-то из дружков вашего брата.

– Тогда… В таком случае, где мой Сеня? Почему его не оказалось дома?

– Не знаем… Вы будете приглашены на опознание…

– Кого?

– Больного, которого вам показали.

– Да-да! – Женщина быстро закивала. – Живьём все равно узнаю… Хотя бы по голосу… Брат же… Кровный…

– К сожалению, – майор Ефимчик решил приоткрыть чуть-чуть завесу таинственности, – в этом случае и голос не помощник.

– Вы о чем?

– О том, что поздно… Если это ваш брат, то могу сказать: через два часа после доставки в больницу он скончался. Кстати, сердце его остановилось на моих глазах. Реаниматолог ничего не смог сделать.

– Значит… Значит моего брата?.. – Анна Юрьевна, опершись о столешницу, попыталась встать и если бы не подскочивший Мосунов, рухнула бы на пол. – Сердце… Таблетки в сумочке, – еле слышно произнесла она.

Ефимчик вызвал «Скорую». Благодаря таблеткам, Анна Юрьевна дождалась помощи и её тотчас же отправили в стационар. Машина появилась довольно-таки быстро: через четверть часа. Это, скорее всего, из-за того, что вызов осуществил офицер уголовного розыска.

Глава 7. Чем дальше в лес, тем больше дров

1

Петр Романович Равенских с утра в прекрасном настроении. Весьма бодренько, несмотря на свои пятьдесят, вышагивая по кабинету, мычит под нос мотив популярной некогда песни:

 
Главное, ребята,
Сердцем не стареть.
Песню, что придумали,
До конца допеть.
 

Остановившись, покачал, начавшей покрываться сединой, головой.

– Хм… Неужто моя песенка уже пропета и пора пополнить класс пенсионеров, точнее выражаясь, офицеров-отставников? Но я, – подошел к платяному шкафу, приоткрыл одну из створок, и увидел свое отражение в зеркале, – достаточно браво выгляжу… Да-да, еще вполне… Как говорится, в самом соку…

Оптимистичные рассуждения прервал сигнал, известивший полковника полиции о том, что имеет что-то сообщить его секретарша. Она, надо заметить, в возрасте. Года три назад поменял. Прежняя была настолько молода и мила, что в нем пробуждала нехорошие мысли. Из-за соблазна ненароком согрешить, отправил с глаз, в кадровое подразделение, где теперь девушка готовит деловые бумаги и он видит ее довольно редко.

– Слушаю, Светлана Иосифовна.

– Петр Романович, дознаватель Марусева просит принять.

– Где она?

– В приемной.

– Пусть заходит… Но предупреди: у меня в запасе не больше десяти минут.

Отключившись, сел в кресло, нахмурился, взял в руки чей-то рапорт, ждущий прочтения и принял подобающий вид.

– Здравствуйте, Петр Романович.

– Добрый день… Присаживайся… С чем пришла? Порадуешь командира или огорчишь?

– Не знаю, как вы отнесётесь, но… Я свою часть работы сделала, то есть доследственную проверку закончила…

– Очень хорошо… И что дальше?

– Дальнейшее – за пределами моей компетенции и…

– Пришла к какому заключению? – в своем кабинете полковник Равенских чувствовал себя куда увереннее, поэтому с подчиненной разговаривал, несмотря на ее пол, уже на «ты». – Готов послушать.

– Необходимо направить материалы по подследственности…

– То есть?

– Наверх, то есть в региональное следственное управление.

– Уверена в правильности принятого тобой решения?

– Абсолютно. Личность потерпевшего установлена. Экспертное заключение (правда, предварительное) имеется.

– По какой причине наступила смерть?

– Из-за умышленного нанесения тяжких телесных повреждений, повлёкших большую потерю крови, нанесения повреждений, по сути, несовместимых с жизнью.

– Есть подозреваемые?

– Нет.

– Свидетели или очевидцы?

– Также нет.

– А что, если еще тебе покопаться и найти?

– Дальнейшие действия, необходимые для расследования, за пределами компетенции дознавателя.

– Например?

– Ну… Необходимы поручения по проведению дополнительных и более глубоких экспертиз, а их уполномочен запрашивать лишь следователь, причем, в рамках возбужденного уголовного дела.

– Да-да, я понимаю… Что думает по этому случаю уголовный розыск? На твоей стороне или нет?

– Майор Ефимчик разделяет мое мнение.

– А с моим замом советовалась?

– Да. Он также не возражает.

Полковник притворно вздохнул.

– У меня нет выхода, как согласиться. Готовь соответствующие документы… Я подпишу.

– Петр Романович, все документы готовы. Вы можете подписать прямо сейчас, – Марусева привстала и положила перед ним стопку бумаг.

– Прямо сейчас… Ишь, какая у молодёжи прыть… Нет уж… Надо тщательно изучить…

– Петр Романович, но лучше, если отправить спецсвязью материалы до обеда.

– Значит, – полковник передвинул стопку документов сначала налево, потом направо, – Ефимчик не возражает, мой зам одобряет… Подпишу, но, учти, в порядке исключения.

– Спасибо… А я прослежу, чтобы материалы доследственной проверки сейчас же ушли адресату.

– Не забудь: возможен и возврат по причине неполной проверки всех обстоятельств. И в этом случае наложу дисциплинарное взыскание – на тебя, в первую голову, и на твоих единомышленников.

– Спасибо за напоминание.

2

Тем временем, после ночи, проведенной Анной Юрьевной Кобяковой в больничной палате, после проведения необходимых восстановительных процедур давление было приведено в нормальное состояние и её выписали. Доктор предлагал вызвать социальное такси и доставить пациентку по месту жительства. Анна Юрьевна стала категорически возражать, заявив, что домашние, во-первых, хотя и знают, где она и что с ней, беспокоятся; что, во-вторых, ей лучше забежать в отдел полиции, повидать майора Ефимчика, поспрашивать кое о чем, тем более, это почти рядом. Врач предостерёг, чтобы она выдерживала спокойствие и под рукой имела таблетки.

Женщине повезло. Потому что через пару минут она бы майора Ефимчика на месте не застала. Увидев на пороге Кобякову, удивился.

– Вы? Сбежали? Напрасно! Не что иное, как девичье безрассудство.

– Все в порядке, Антон Алексеевич. За меня не тревожьтесь. Я в состоянии олимпийского спокойствия. Держу себя в руках. Врач мне позволил покинуть больничную палату.

– Вот и шли бы домой.

– Нет… Где сейчас находится тело брата?

– Естественно, в морге.

– Своими глазами не видела и продолжаю сомневаться. А что, если не брат?

– Вы считаете необходимым провести процедуру опознания?

– И прямо сейчас… Чтобы избавиться от иллюзий. Это возможно, Антон Алексеевич?

– Это ваше право, но в рамках доследственной проверки не обязанность.

– Почему?

– Только что материалы направлены в Следственное управление и уже в рамках им возбужденного уголовного дела вас все равно пригласят на процедуру опознания… Не позднее, чем завтра или послезавтра.

– Господи, быть в неведении еще два дня?!

– Если только вы настаиваете…

– Настаиваю… Категорически!

– Сил достаточно?

– Вполне.

Через полчаса Ефимчик и Кобякова были в морге. В присутствии приглашённых понятых Анна Юрьевна тотчас же признала тело брата. Был составлен протокол, который подписали все.

Когда вышли из морга, вытирая слёзы, навернувшиеся на глаза, Анна Юрьевна тихо произнесла:

– Бедный братик… Вот и закончил свой земной путь… Худо закончил… Что теперь об этом говорить?.. Судьба… Богу было так угодно… – Она подняла глаза на рядом идущего Ефимчика. – Когда можно будет предать тело несчастного земле?

– Не сегодня и не завтра – в этом я уверен.

– Почему?

– Справку о смерти вам выдадут на руки лишь после того, как будут проведены дополнительные экспертизы, а эти дела не одного дня. Тем более, когда речь идет о совершении тяжкого преступления.

– Знаете, кто преступник?

– Нет, но почти уверен, что преступник был не один.

– За что старика избивали?

– Не знаю. Явных мотивов нет.

– Может, позарились на что-то?

– Не думаю. Деньги остались на месте. И вообще: нет никаких признаков на грабёж.

– Может, ошиблись адресом?

– Не думаю, Анна Юрьевна. Визит имеет все признаки, указывающие на преднамеренность.

– Допросили соседей?

– Нет. По двум причинам: а) те, которые находились дома, ничего не видели, ничего не слышали; б) остальные, прячась от короновируса, находятся за пределами Екатеринбурга. Последних – все равно допросят, но уже в рамках возбужденного уголовного дела.

– Да… Завтра схожу и приберусь в квартире… Там невероятный ужас.

– У вас есть ключи?

– Конечно. Старик один… Мало ли…

– Постойте: а вы уверены, что ваши ключи не побывали в руках какого-либо злодея?

– Уверена. Последний раз была у брата в первой половине дня, в воскресенье. Ключи, естественно, были с собой. Когда вернулась, положила ключи в тумбочку. По крайней мере в воскресенье у нас никого из посторонних не было.

– А родственники?

– Даже внук не забегал. Карантин.

– Насчет уборки… Не делайте этого!

– Почему? Только с разрешения следователя.

– Той молодой женщины, что?..

– Нет. Будет представитель не полиции, а Следственного управления. До похорон вряд ли получите разрешение на приведение в порядок квартиры. Но и потом… Не факт. Зайти вы можете, однако только для того, чтобы отключить газ, воду и электричество. Предупреждаю: никому не давать в руки запасные ключи. Возможно, имеет место охота чёрных риелторов, которым приглянулась квартира одинокого старика.

– Хороший вы человек…

– И, тем не менее, – майор Ефимчик грустно усмехнулся, – этот «хороший человек» недавно был под подозрением.

– Шутите?!

– Совершенно серьезен. Повезло, что было алиби: в определенное время был в оперном театре; был с женой, более того, меня видел на спектакле высокопоставленный коллега. А ведь всего этого могло и не быть.

– А что случилось?

Ефимчик поморщился.

– Уже неважно… Все под Богом ходим, все!

3

Полковник юстиции Егоров, старший следователь по особо важным делам регионального Следственного управления, завидев в дверях своего кабинета Ефимчика, встал, вышел из-за стола, встретил почти что у порога. Они обменялись крепким рукопожатием.

– Проходи, присаживайся, майор. Чай, кофе или Pepsi?

– По поводу первого – благодарю… – Прошел и присел на ближайший стул. – А по поводу второго – нет, не надо… На улице не жарко… Похолодание… Наверное, даже, я бы сказал, вероятнее всего, на цветение черёмухи… Обычное для уральца дело. Хуже, если на эту пору жара. Считай, что останемся без урожая.

Егорову нравится майор Ефимчик, хотя познакомился недавно. Чем? С одной стороны, серьезным подходом к делу, а, с другой, открытостью. Он даже позволил себе пошутить.

– Если исходить из твоей фамилии, Антон Алексеевич, – они как-то сразу перешли на «ты», хотя статус и общественное положение у них были всё-таки разные, – ты далеко не уралец.

Ефимчик усмехнулся.

– Это зависит от того, с какого боку подойти. По паспорту – русский. Потому что отец и мать считаются русскими, ибо родились оба в Североуральске.

Егоров возразил:

– Национальность определяется не по месту проживания родителей.

– Согласен… Я никогда не задавался вопросом, почему мать и отец записаны русскими. Знаю лишь, что дед с бабкой по отцу – выходцы из восточной части Белоруссии, а сюда, на Урал, были сосланы как классово чуждый элемент: в тридцатом году их признали подкулачниками. Отца, который уже родился здесь, записали как русского. Так что… Кто я на самом деле? Белорус или русский? Я лично не вижу между ними никакого национального различия.

Егоров кивнул.

– Я – тоже. Деление славян на русских, украинцев и белорусов – искусственное. Впрочем, не об этом у нас пойдет речь… Я счел необходимым в деле, которое мы ведем, поставить точку⁴. Есть все основания для того, чтобы обвинительное заключение по делу об убийствах предпринимателя Калиниченко и гражданки Марковой Надежды Валентиновны, покушениях на убийства её несовершеннолетнего сына Мдивани Георгия Николаевича и инвалида первой группы Павлова Юрия Ивановича передать для рассмотрения по существу в Свердловский областной суд. Что скажешь, Антон Алексеевич?

– Считаю: улик предостаточно, доказательная база более чем серьёзная.

– Да и нельзя не сбрасывать со счетов то обстоятельство, что сроки следствия бесконечно никто не будет продлевать.

– Что, верхи наседают? – усмехнувшись и понимающе кивнув, спросил Ефимчик.

– Поддавливают. Но есть ли смысл ожидать, когда начнут по-настоящему давить?

– Нет смысла.

– Итак, будем считать, что с этим делом покончено. Впрочем, не совсем, – перехватив недоумённый взгляд майора Ефимчика, Егоров пояснил. – Должок за мной имеется.

– Ну, – усмехнувшись, заметил Ефимчик, – что мешает в таком случае расплатиться?

– Вот и я такого же мнения… В успешном раскрытии уголовного дела, в столь эффективном расследовании обстоятельств, по моему мнению, велика заслуга директора частного детективного агентства Фомина Александра Сергеевича.

– Насчет заслуг согласен, – охотно поддержал майор Ефимчик. – Благодаря его сыскному опыту мы сумели так быстро выйти на злодеев. Но… Есть нюанс: Фомин, выражаясь его же словами, прикрыл свою «избушку» на клюшку.

– Прикрыл? Насовсем или на время?

– Окончательно и бесповоротно, Семён Яковлевич.

– Не знал… Жаль… Что так? Какие-то проблемы у него?

– Проблема одна, как я понял, – это возраст.

– Мужик – кровь с молоком. Шестьдесят еще нет – какие его годы?

Ефимчик кивнул.

– Я того же мнения. Хотя я Александра Сергеевича понимаю, очень даже понимаю. Четверть века – в корифеях уголовного розыска, а это даром не проходит. И плюс – двенадцать лет в качестве директора детективного агентства. Итого: тридцать семь лет. Говорит: устал. Говорит: хотел бы пожить остаток лет в покое.

– Жаль… Большой специалист своего дела… Но всё равно… Уход ничего, по сути, не меняет. Долг всё-таки надо вернуть.

– Как это мыслите?

– Собираюсь официально обратиться к своему генералу, чтобы тот представил Фомина к государственной награде.

– Приятно мужику будет, но… В нынешнем его статусе ни к чему. Поздновато… Хотя… Почему бы и не порадовать старика? Награда-то может подгодить к его юбилею, шестидесятилетию.

– Я понял… Теперь – о другом.

4

– Несколько часов назад был у руководства. Оно «порадовало»…

– Но на твоем лице не вижу радости. Иронизируешь?

– Мне сказали: с обвинительным заключением иди в суд, а чтобы не было простоя, подошло, дескать, лёгонькое и простенькое дельце и… Знаешь, я кого за это должен благодарить?

Ефимчик хотел поначалу схитрить, предстать в виде человека ни о чем неосведомленного, но не стал дурака валять: Егоров не из тех, которого можно вокруг пальца обвести, поэтому сказал:

– Не знаю, но могу предположить.

– Предложение начальства кольнуло…

– Как так? – спросил, хотя кое о чём сам догадывался.

– Не почину дело… Элементарная бытовуха… Да, понимаю, что служба такая: поступил приказ – иди и без всяких проволочек выполняй… Не колхоз, где можно часами сидеть и, дымогаря, рассусоливать. А ведь, – Егоров хитро взглянул на Ефимчика, – подгадил не кто-нибудь, а ты…

– Не я, Семён Яковлевич, а, скорее, моё начальство и твое.

– Шутка… Конечно, ты тут ни при чём.. Но дело, извини, – всё-таки дрянное… Действительно, очевидное.

Ефимчик отрицательно качнул головой.

– Я бы так не сказал.

– Всё проще простого: собутыльники напились, вспомнив про прошлые подвиги, подрались

– Личность умершего от побоев, конечно, не ангельская. Но… Всё, как мне подсказывает интуиция, в далёком прошлом…

– Не думаю… Рецидивисты не имеют склонности к исправлению.

– Твоя правда, Семён Яковлевич: с очевидным не поспоришь.

– Тем более, как явствует беглое мое знакомство с одним документом…

– Знаю. Речь ведешь о рапорте участкового.

– Что, ты ставишь под сомнение рапорт капитана Зайцева?

– Не то, чтобы, – замялся майор Ефимчик, – участок его на хорошем счету у руководства отдела полиции, причем, не первый год, Зайцев показывает хорошие результаты, но в этот раз заключение участкового носят поверхностный или односторонний характер. Участковый, имеющий опыт работы с населением и пользующийся среди жителей популярностью и уважением, сделал поспешные выводы, основываясь именно на том, что мужик, имеющий богатое уголовное прошлое, не стал вникать в суть.

– Но соседи… умершего?

– Да, их мнение заслуживает внимания. И если ты это дело примешь к производству, то будет возможность допросить соседей, подтвердить или опровергнуть устоявшееся мнение, провести следственные эксперименты… Одним словом (да, согласен, что дело не из самых заковыристых), удастся быстро всё разложить по полочкам и отправить, как и нынешнее, в суд, правда, теперь уже не в областной, а в районный.

– Мне поручено сформировать оперативно-следственную бригаду… У тебя будут предложения по кандидатурам.

– Навскидку… Например, оперативник Мосунова. Он молод, но показал уже себя… Будущий волкодав… И ответственный… Производит впечатление ленивца, но это совсем не так. Например, эксперт-криминалист нашего отдела Казаченко… Обоим не надо долго входить в дело. Оба уже знакомы с историей… Я им доверяю.

– Доверяя, проверяй.

– Уж как водится.

– И, конечно, будут действовать под твоей опекой, не так ли?

– Ну… Если доверишь.

– Трех человек – достаточно. Если потребуется, подключишь других подчинённых. Я лично никаких осложнений не предвижу. Что ж, за дело, которое выглядит таким простым!

– Твое мнение: каким должно быть мое первое решение?

– После принятия дела к своему производству считаю: надо разрешить тело Карелина предать земле.

– С этим тормозить не буду. Надеюсь, получить заключение патологоанатома завтра или послезавтра. Переговорил по телефону. Обещает. Сегодня же обращусь в экспертно-криминалистическую лабораторию, затребую официальное медицинское заключение по причинам смерти потерпевшего. И как только документы появятся, так сразу тело будет выдано родственникам…. А… Они у потерпевшего имеются?

– Из кровных – только сестра, Анна Юрьевна Кобякова, только вышедшая из тяжелейшего стресса.

– Значит, только она может быть признана потерпевшей стороной?

– Других нет.

– Завтра же приглашу. Ознакомлю с ее правами и, заодно, допрошу в новом ее качестве.

– По существу, она ничего не сможет сказать…

– Но что я могу, если УПК требует? – Егоров перелистнул лежащий перед ним ежедневник. – Так… Попроси гражданку Кобякову подойти к четырнадцати часам.