Kitabı oku: «Ключевой элемент. Книга 1», sayfa 3

Глава 3

Пророчество.

В классе слитно вскрикнули все девчонки, да и Наташа от них не отстала.

– Димка, Димочка! Ну что же ты! Что с тобой?! Можешь говорить?! Принесите воды кто-нибудь, ну что же вы стоите! – Наташа осторожно позволила обмякшему мальчику сползти на пол и стала хлопать его по щекам.

– Надо ему искусственное дыхание сделать! – вышла вперёд Маша. – Я умею, нас в прошлом году в летнем лагере на игре «Зарница» научили.

– Обойдешься! – усмехнулась Наташа. – Она уже прощупала Диме пульс, убедилась, что он есть, и немного успокоилась. Димка лежал с полузакрытыми глазами и ровно дышал.

Принесли воду, попытались заставить лежащего в обморочном состоянии мальчика сделать глоток, но ничего не вышло, только майку ему намочили. Тогда Саня просто набрал воды в рот и с силой выдул её сквозь плотно сжатые губы с громким смешным звуком, как делала его мама при глажке белья. Тысячи мельчайших капель попали на Димино лицо, и Наташа, чуть погодя, вытерла их аккуратно салфеткой с учительского стола. Приходить в себя Димка не спешил, и ситуация становилась уж вовсе неприятной. Надо было срочно вызывать врача, однако делать этого совершенно не хотелось. Вызов врача – необратимый шаг, потом будут дотошные разбирательства, и хорошо известно, кого сделают козлом отпущения: вместо того, чтобы уложить детей спать в тихий час, вожатая затеяла с ними какую-то сомнительную игру. И не совсем ясно, какие цели она преследовала, тут еще надо разобраться…

Наташины мысли с головокружительной быстротой понеслись в этом невеселом направлении. Чего уж тут скрывать, начавшись предательской дрожью в коленях и астматическим удушьем, девушку стала охватывать паника, невыносимо захотелось заплакать. Но Димка, вдруг, заморгал и промычал что-то невразумительное.

– Димочка, Димочка, миленький мой, ты очнулся? – Наташа уже не пыталась скрывать свои слёзы.

– Ох… Где это я… Что за ерунда?.. Как я здесь оказался? Я что, в метро? – каким-то бесцветным, глухим голосом пробормотал Дима, девчонки за Наташиной спиной нервно зашушукались.

– Точно, в метро. Вышел из поезда и иду в толпе. К выходу, наверное… – после короткой паузы снова заговорил Дима.

– Димка, ты что! Ты слышишь меня? – Наташа затрясла мальчика за плечи. – Ты здесь, в классе, просто тебе плохо стало.

Санёк тоже попытался пробраться к другу, но вожатая ему не позволила.

– Двери поезда закрылись, и он с оглушительным грохотом умчался в тоннель. – голос Димы стал ровнее и твёрже, оставаясь по-прежнему глухим. Мальчик не отвечал на вопросы, не реагировал на прикосновения, продолжая говорить, как включенный радиоприёмник:

– Мы довольно быстро идем по станции, направляясь к широкой лестнице в конце зала, мимо колонн из светло-серого мрамора, которые у потолка имеют форму пятиконечных звёзд. Это станция «Кропоткинская». Впереди на стене большое табло с красными цифрами, электронные часы. Время – восемь часов, сорок две минуты. Вокруг множество людей, бросается в глаза их яркая, необычная одежда. Очень многие в джинсах: голубых, белых, серых с белыми разводами, коричневых. Почти у всех в ушах какие-то маленькие штучки с проводами, как слуховые аппараты для глухих. Девушки в разноцветных полупрозрачных платьях. Много мужчин в костюмах. Я тоже в строгом тёмно-синем, почти чёрном костюме, в голубой рубашке с синим галстуком, на ногах чёрные лаковые туфли. Я иду и цокаю каблуками об пол, как женщина. Очень жарко и я вспотел, рубашка липнет к спине, даже волосы на голове намокли от пота.

Наташа больше не пыталась привести Диму в чувство. Она сидела прямо на полу, прислонившись спиной к стене, а он лежал рядом с ней. Девушка положила Димину голову к себе на колени. Дети, немного успокоившись, стояли рядом или сидели прямо на партах. Было уже понятно, что происходит что-то необычное, необъяснимое. Кирилл хлопал глазами, Маша махала над Димой какой-то фанеркой, а Саша украдкой перекрестился и отошел к окну. Все сохраняли тишину и, замерев, внимательно прислушивались к словам мальчика.

– Я поднимаюсь по лестнице. Некоторые идут очень медленно, и это сильно раздражает, они мешаются, путаются под ногами. Хочется всех растолкать и быстрее пробраться к выходу. Я куда-то спешу… – Димка закашлялся. Ему тотчас же дали глотнуть воды, что он и сделал, в этот раз успешно. Через пару мгновений он продолжал:

«Я спешу на работу. Мне к девяти часам, и остаётся пятнадцать минут. Ну вот, длинный коридор заканчивается, еще один подъём по лестнице, и я на улице. У выхода два негра суют мне прямо в руки какие-то цветные картинки, я ловко обхожу их стороной. «Стоматология, здоровье, «кремлёвская» диета!» – наполовину поёт, наполовину говорит какая-то бабулька. Она держит в руках пачку газет с цветными фотографиями на страницах. Поток людей течёт мимо, не обращая на неё никакого внимания, спешит вниз по лестнице к пешеходному переходу. Я вижу светофор, горит зелёный человечек, можно идти.

Перехожу дорогу, поворачиваю налево, вижу красный свет и останавливаюсь. День сегодня просто чудесный, солнечно, жарко, природа ведь не виновата, что я обязан ходить на работу в костюме. Небо такое синее, как бывало только в детстве в пионерском лагере «Сказка» на речке Кададе. Сейчас бы позагорать и поплавать на водохранилище в Подрезово, а вечером шашлычок сообразить! Из ближайших ларьков пахнет то ли пончиками, то ли блинчиками, доносится аромат кофе. Мне надо перейти еще две улицы, Пречистенку и Остоженку, разделенные площадью «Пречистенские ворота» со старым облезлым, заляпанным голубиным помётом памятником Фридриху Энгельсу. Впереди слева расположилась величественная громада храма Христа Спасителя. Ещё немного левее виднеются купола Кремля. Мимо, глухо шурша шинами по асфальту, проезжают большие чёрные автомобили с затемненными стёклами и разноцветные машинки попроще.

Что-то всё красный, да красный, слишком долго, так и опоздать можно… Ну вот, наконец, зелёный, перехожу Пречистенку. Толпа забирает правее. Мы с симпатичной девушкой в розовом сарафане идем прямо до перехода через Остоженку и останавливаемся: снова красный. Дует ветер, развевая подол её сарафана, девушка придерживает его левой рукой, одновременно правой инстинктивно прикрывая грудь, ткань-то прозрачная. «Зачем же ты так оделась, раз стесняешься!» – мелькает у меня мысль, и я улыбаюсь уголком рта.

В этот момент вдруг накатывает волнами и разливается вокруг низкий ритмичный звук. В храме Христа Спасителя забили колокола. Вот уж, действительно, малиновый звон!.. Наверное, сегодня праздник какой-то. Господи, до чего же красиво! Так приятно покалывает миллионами иголочек вдоль позвоночника, и кажется, что колокольный звон пробирает до самой глубины души! Смотрю на колокольни храма под золотыми куполами и вижу там крошечных звонарей, они ритмично двигаются в такт колокольному звону. Наконец-то зажёгся зелёный свет, скорее вперёд! Я тороплюсь, стеснительная девушка остается позади.

Прохожу мимо ресторана на углу Остоженки, у входа стоят элитные иностранные автомобили, рядом с ними курят охранники – большие ребята в чёрных костюмах с каменными лицами. Я опять поднимаю взгляд на храм. Какой же он здоровенный. Понятно, его восстановили после падения советской власти, используя современные материалы и технологии. Но, говорят, что до революции, до разрушения храма большевиками, он был в точности такой же, как сейчас. Как же такую громадину люди сумели построить в позапрошлом веке?.. Удивительно! Я слышал, что в советские времена на месте храма Христа Спасителя соорудили открытый бассейн, который работал круглый год. В нем купались советские люди, молодые и старые, а те, что были повзрослее, считали, что плавают в святой воде. Большего суеверия и большей глупости трудно себе представить. А какие выходили затраты энергии на подогрев воды, особенно зимой? И кому всё это было нужно? Как бы то ни было, недавно храм Христа Спасителя восстановили, вернее отстроили заново, с нуля. Для меня в этом есть еще один маленький плюс – в храме работает столовая, точнее «трапезная» – и я вместе с сослуживцами иногда хожу туда обедать, ведь это одно из очень немногих в округе заведений общественного питания с приемлемыми ценами.

Звон не прекращается. Наверное, в перезвон вступил какой-то большой колокол, звук стал ниже и глубже. Несколько человек азиатской наружности в грязной оранжевой форме кивают в сторону храма и криво усмехаются. Во мне растет раздражение. Проходя мимо, я смотрю в глаза одному из них, не отрываясь. Наверное, в моем взгляде маловато доброжелательности, поэтому улыбка мгновенно исчезает с его лица, и вся группа оранжевых рабочих быстро уходит куда-то во дворы. «Гастарбайтеры», всплывает в памяти слово. Люди из бывших советских, азиатских, в основном, республик. Приехали в Россию, в Москву зарабатывать деньги. Вкалывают на самых незавидных работах: дворниками, строителями, разнорабочими. Платят им гроши, но за счёт этих денег их семьи в Средней Азии как-то сводят концы с концами. После развала СССР в тысяча девятьсот девяносто первом году жизнь более-менее наладилась только в России, миллионы людей в остальных бывших братских советских республиках существуют в условиях, близких к нищете. Моё раздражение быстро уходит: трудно злиться на несчастных, в общем-то, людей, тем более, когда весь воздух в округе наполнен волшебным звуком колоколов…

Прохожу мимо итальянского кафе, затем японского ресторана. Они откроются позже, останутся полупустыми днем, зато вечером туда хлынут хозяева жизни со своими подругами, менеджеры высшего и среднего звена, просто поклонники итальянской или японской кухни. А сейчас у дверей толпятся какие-то люди в простой одежде, то ли рабочий персонал, то ли соискатели работы, впрочем, не важно…

По правую руку остается какой-то пустырь, огороженный забором. Странно, такая площадь в центре Москвы пустует? Да здесь каждый квадратный метр стоит, как три чугунных моста. Четверо гастарбайтеров на пустыре подстригают мотокосилками разросшуюся траву. Не знаю, может быть, просто отгородили до поры площадку под строительство, а строить пока не начали, финансовый кризис, всё-таки. Скорее всего так, но это не точно…

Впереди виднеется Москва-река, Пречистенская набережная, здание какого-то предприятия по обслуживанию дипломатического корпуса. Там, за поворотом открывается вид на огромный чёрный памятник Петру Первому, стоящий на платформе в форме корабля прямо в Москве-реке, на старые корпуса кондитерской фабрики, и здания Кремля в противоположной стороне. Но я, не доходя до набережной, сворачиваю направо, на узкую, тихую, тенистую улочку. Курсовой переулок. В тени домов и деревьев становится ощутимо прохладнее. Следую мимо теннисных кортов. Два старичка, все в белом, бьют ракетками по оранжевым мячам, отрабатывают подачу. Остальные корты свободны, ещё слишком рано. Слева через дорогу стоит здание за каменным забором с милицейской будкой – посольство Мадагаскара. Милиционер в будке одет в странную серую форму – ну вылитый фашист. Оставшиеся в живых ветераны говорят, что на немцах в сорок первом году была именно такая форма, как сейчас на наших стражах порядка.

По обеим сторонам Курсового переулка вплотную друг к другу, бампер к бамперу припаркованы автомобили. Среди них нет ни одной «Волги», «Жигулёнка» или «Москвича» – сплошь импортные автомобили, в основном, элитные иномарки, японские, немецкие, английские. Номера машин странные, белые, с трёхцветным флажком и надписью «RUS». Я знаю, бело-сине-красный флажок, царский триколор – это флаг Российской федерации, страны, в которой все мы живём после распада СССР.

Колокольный звон доносится и сюда, здесь он мягче, тише, но, по-моему, еще проникновенней. Так он разносится по всем окрестным переулкам, вселяя в сердца людей надежду, спокойствие, просто услаждая слух. Иду мимо больших красивых современных домов в кубическом стиле. Скорее всего, это жилые дома. Интересно, кто может себе позволить купить здесь квартиру? Миллиардеры, олигархи, известные артисты? Вот так, проснулся человечек раненько утречком, часиков в одиннадцать, в небольшой семикомнатной квартирке в центре Москвы, спустился вниз, поиграл в теннис с личным тренером, сел в лимузин и поехал заниматься своими тёмными делишками дальше, обворовывать народ и многострадальную родину. Нет, такая жизнь не для меня, даже если бы представился случай…

Иду дальше. Мужчины и женщины, неофициально по-летнему одетые, курят на крыльце узкого невысокого здания из тёмно-красного кирпича. Я знаю, что в этом доме находится какое-то государственное предприятие космической связи. У здания припаркованы два черных японских автомобиля. Машины – совсем, как у меня, только цвет другой. Кажется, в такой организации должны работать особенные, высокообразованные люди, немного не от мира сего, а вот нет, совершенно обыкновенные на вид, шутят, смеются, да ещё и курят. Улыбаясь собственным мыслям, прохожу мимо.

Впереди уже виднеется моё место работы, небольшой, но очень серьезный государственный банк. Хорошо, что я там работаю, есть надежда, что неурядицы очередного экономического кризиса обойдут меня и моих любимых стороной».

Тут Димка неожиданно дёрнулся, резко принял сидячее положение, больно стукнув Наташу темечком по подбородку, сильно закашлялся и открыл глаза. Наташа попыталась обнять его, но Дима вывернулся, встал и отошёл к своей парте.

– Ну, что уставились! Может быть, у меня рожки выросли, или спина белая?! – Димка отодвинул стул, присел на него и закрыл глаза, облокотившись на парту и обхватив голову обеими руками.

Глава 4

Сон.

До вечера ничего примечательного больше не произошло. И Наташа, и дети пытались, конечно, получить объяснение всему случившемуся от Димы, но он упорно молчал, на вопросы о самочувствии только отмахивался. Даже с Саней отказался говорить на эту тему. Все сходили на полдник, попили чай с жёсткими пряниками. После еды мальчишки всё-таки сыграли в футбол, но Димка играть отказался, просто сидел на траве рядом с полем и о чём-то думал. В шесть вечера всех отпустили домой. Никого дважды просить не пришлось, через минуту детей уже и след простыл.

Димка тоже побрёл в сторону дома, когда его догнала Наташа:

– Дим! Погоди, надо поговорить! – она подошла и оказалась настолько близко, что он почувствовал сладковатый клубничный аромат её духов.

– Ну, говори!.. – вообще Дима был не грубым мальчиком, скорее даже вежливым и воспитанным, но с Наташей у него по-другому не получалось.

– Скажи, ты помнишь, как ты потерял сознание?

– Не терял я никакого сознания!

– Но ведь ты же упал на глазах всего отряда!.. А потом еще долго лежал и ни на что не реагировал.

– И что из этого?!

– Веришь ли, это называется «потерять сознание», – съязвила девушка.

– Я просто пытался что-то сочинить, потому что ты, как назло, поставила меня в неловкое положение. А потом перед глазами все поплыло, и я вдруг оказался в вагоне метро. Двери открылись, и я вышел вместе с другими людьми. – Дима опять как-то нехорошо побледнел.

– Ты упал и начал говорить… Ты хотя бы помнишь, какую ахинею ты нёс? Что-то про храм, колокольный звон, развал СССР, кошмар какой-то… Хорошо, что из учителей никого рядом не было. Хотя, ещё не вечер, кто-нибудь может и рассказать.

– Я всё помню, – сказал Дима очень серьёзно. – Только это не ахинея! Я увидел то, что нас ждёт через двадцать пять лет. Я видел всё чётко, это я там был, только уже взрослый. И теперь я знаю, что именно так всё и будет!

– Дим, ну ты же понимаешь, что всё это ерунда! Нельзя увидеть будущее, нельзя в него попасть. Оно наступит своим чередом. И, пожалуйста, не говори больше никому про распад СССР, ладно?

– Ладно.

Наташа всё-таки обняла Димку, даже чмокнула его в лоб на прощанье. Дима не сопротивлялся, никто же не видит…

– Дим, ну вот скажи мне, неужели ты думаешь, что СССР может развалиться? Это же просто махина, глыба, скала. Российская империя, а потом СССР – наша страна существовала много столетий, вряд ли сейчас мы стоим на пороге её разрушения. – Наташа ждала ответа, но мальчик просто промолчал.

– Ладно, завтра не опаздывай, нам надо будет кустарник вокруг школы подстригать!

– Обязательно опоздаю! – пообещал Димка и пошёл домой.

***

Сегодня Дима ночевал у родителей. Мама приготовила на ужин и первое, и второе. Она всегда так делала, даже когда появилась маленькая сестрёнка, и готовить для всех каждый день стало весьма затруднительно. Мама считала, что первое блюдо надо есть обязательно, иначе можно заработать язву желудка. «Я всегда готовила вам какой-нибудь супчик, вот желудки у нас у всех и здоровые!» – часто говорила она.

Мама спала на кровати с сестрёнкой, а папа с Димой на диване. Из-за режима дня маленького ребенка вся семья ложилась рано. И отцу, и Димке часто очень хотелось посмотреть телевизор, но звук был совершенно недопустим, даже тихий – сестрёнка сразу просыпалась. Папа, однако, нашёл выход: он где-то достал большие моно-наушники, которые можно было подключать к телевизору. Как только сестрёнка засыпала, папа с Димой брали по одному наушнику каждый, включали телевизор, убирали звук и смотрели какой-нибудь фильм, который традиционно показывали после программы «Время».

Но в этот раз Дима смотреть телевизор отказался – настроение было совсем не то, повернулся на правый бок лицом к стене и моментально уснул, а папа получил возможность нормально посмотреть фильм, слушая звук через оба наушника.

Димке этой ночью приснился сон. Вернее это был даже не сон, а что-то вроде продолжения послеобеденного путешествия в странное будущее, в две тысячи девятый год, где не было СССР, коммунизма и всеми ожидаемого светлого будущего. А было то, что было. Мальчик всё видел, всё чувствовал и запоминал – проживал.

***

«Ну вот, рабочий день, наконец-то закончился, теперь можно выключить компьютер, сходить в туалет и ехать домой», – Дмитрий Александрович свою работу знал отлично, добросовестно выполнял, но совсем не любил. Вообще говоря, он со студенчества считал такое положение вещей нормальным. Работа есть работа, как её можно любить? За то и деньги платят, что человек занимается не тем, чем хочет, а тем, что кому-то нужно. Можно, конечно, привести немалое количество примеров, замечательных случаев, доказывающих неправоту такой точки зрения. Взять хотя бы телеведущих, ежедневно рассказывающих и демонстрирующих на своем примере, как приятно отдыхается на тех или иных курортах. Но всё-таки, это скорее исключения из правил, как известно, подтверждающие само правило. Тем не менее, на своем предыдущем месте работы Дмитрий Александрович на собственном опыте прочувствовал, что работа может приносить удовольствие и быть в радость. Он тогда пришёл трудиться в компанию к своим хорошим друзьям, на новый проект, успешная реализация которого сулила безоблачное будущее всем его участникам и, конечно же, руководителям, в чьё число Дмитрий Александрович как раз и входил. Однако после первых же серьёзных успехов, достигнутых дружной командой единомышленников, результаты их труда стали пытаться присвоить себе другие, не менее влиятельные руководители. Приходилось с ними бороться, отстаивая свою правоту и своё право, что само по себе не прибавляло энтузиазма, так как люди в их команде привыкли и умели делать дело, а не плести подковёрные интриги, а тут ещё и очередной экономический кризис подкрался как всегда незаметно, не вовремя и не кстати. Короче говоря, пришлось Дмитрию Александровичу в один прекрасный момент поменять место работы. Сам факт, что новая работа нашлась, уже был большой удачей в новых условиях – многие его коллеги просто оказывались на улице без каких-либо средств к существованию. Но на новом месте всё оказалось, как и всегда ранее: рутина, бюрократия, равнодушие, отсутствие каких-либо видимых перспектив. Поэтому и сегодня Дмитрий задерживаться на работе не стал, просто не видел в этом особого смысла.

Выйдя из офиса, Дмитрий Александрович вдохнул полной грудью тёплый летний московский воздух. На работе не выключались кондиционеры, поддерживая температуру воздуха в районе двадцати градусов, поэтому столичная жара и духота в первые несколько минут после выхода из офиса казались даже приятными. Из пиццерии напротив вышла женщина и зашагала по направлению к Остоженке. Что-то в ней показалось Дмитрию Александровичу смутно знакомым. Она сделала несколько быстрых и лёгких шагов, остановилась, обернулась, как будто вспомнила что-то. Взгляд её грустных глаз остановился на Дмитрии – последовал краткий миг узнавания, и вот на её лице уже светится улыбка.

– Димка, это ты что ли?

Дмитрий Александрович хотел было ответить что-то вроде «Э-мм, вряд ли!..» или «Нет, не думаю!», но тут же узнал свою бывшую вожатую Наташу Бельскую, и проговорил предательски дрогнувшим голосом:

– Привет, Наташ!

Они обнялись, причём оба покраснели, как дети, и через пару мгновений уже шли рядом. На Остоженку в сторону метро не пошли, а вместо этого решили погулять по набережной. Эта идея оказалась не слишком удачной, от рёва машин было плохо слышно друг друга, приходилось постоянно говорить громче, почти кричать.

– А ты отлично выглядишь, – Дмитрий не обошёлся без банальностей.

– Да и ты ничего… Чем занимаешься?

– Да так, ничем особенным, вот, в банке работаю… А ты?

– А я не работаю. – Наташа улыбнулась. – Уже заработала…

Дмитрий тоже улыбнулся, вспомнив старый анекдот про грузина, который на вопрос своего друга: «Ну ты как, устроился?», отвечал: «Нэт, пака работаю!»

Дима поглядывал на свою неожиданную спутницу и сам себе удивлялся. Он давно уже не пускался в сомнительные приключения с малознакомыми девушками, бабником и ловеласом себя никогда не считал, хотя и погулял по молодости – в старших классах, в основном, да и в институтские годы – впрочем, как и большинство его товарищей. И тут вдруг эта неожиданная встреча, тёплые объятья, продлившиеся чуть дольше, чем того требовали приличия при обычном приветствии, и какая-то моментально возникшая симпатия. Да и влечение, что греха таить, нахлынуло волной, как в молодые годы. Судя по порозовевшим щекам Наташи и искоркам в её глазах, с ней тоже вполне могло происходить что-то подобное. «Это сколько же мы не виделись? – Димка попытался сосчитать года. Выходило, лет двадцать, никак не меньше. – А вот теперь идём по Москве под ручку, как будто и не расставались всё это время».

– Наташ, а пойдём-ка, посидим в японском ресторанчике, я тут недавно суши распробовал, и теперь вот, кажется, жить без них не могу!

Наталья посмотрела на красивое Димино лицо, вздохнула и, чуть улыбнувшись, ответила:

– Нет, Дим, пойдем-ка мы лучше ко мне!.. Вернее поедем, конечно. Я же не девочка, чтобы ты меня по ресторанам водил. Думаешь впечатление произвести? Да я ведь с детства знаю тебя, как облупленного!

Честно говоря, Дмитрий ещё и сам не понимал, собирался ли он производить на свою старую знакомую какое-то особое впечатление, а вот просто поесть в нормальной обстановке после работы было бы вполне приемлемо, однако предложение и ход мыслей Наташи пришлись ему по душе, и спорить с девушкой он не стал.

Они вызвали такси, сели вдвоем на заднее сиденье и поехали куда-то в район проспекта Вернадского, Дмитрий особо не приглядывался, а адрес, который назвала Наташа, прослушал, если честно. Ему стало вдруг неожиданно хорошо. «Вот почаще бы, побольше случалось в жизни подобных моментов, ведь вероятно только их и можно назвать настоящим счастьем», – думал он, поглядывая на свою спутницу. Правда, объяснить, что же привело его в подобное состояние, у Дмитрия не получалось. Наверняка, в этом удивительном, не свойственном ему резком улучшении настроения сыграла свою роль эта встреча с Натальей, но вряд ли дело было только в этом. Тут присутствовала ещё и перспектива приятного пятничного вечера, сама по себе, вне зависимости от того, что и как в ближайшем будущем сложится у них с Наташей. Ну а завтра наступят не менее приятные выходные – эта мысль каждый пятничный вечер грела душу миллионам московских офисных «рабов». А, возможно, вот эта неторопливая поездка по московским улицам и осознание того, что можно ехать куда угодно и сколько угодно, и тебя никто не хватится, ничего не потребует, тоже внесла свою лепту в его душевный настрой. Со стопроцентной уверенностью Дмитрий ответить себе не мог, да и не пытался все это анализировать и формулировать, сейчас он просто наслаждался жизнью. Судя по тому, что Наташа дремала сейчас у него на плече с едва заметной улыбкой на устах, ей тоже было неплохо.

– Димка, а ведь ты был прав тогда насчёт будущего… – прошептала она, не открывая глаз.

Дмитрий ничего не ответил, просто приобнял Наташу за плечи, а она прижалась щекой к его груди.

Жила Наталья, как оказалось, в одном из спальных районов столицы на пятнадцатом этаже элитного небоскрёба в огромной квартире, занимающей без преувеличения пол-этажа. Жила одна, никакого мужа или сожителя по её словам не было. Зайдя вместе с Наташей в просторный коридор её квартиры, размерами больше напоминающий холл банковского офиса, Дмитрий поначалу даже почувствовал что-то сродни робости – к таким жилым пространствам и роскошным условиям он не привык.

Они прошли на ультрасовременную кухню, и Дмитрий по предложению хозяйки расположился в удобном кресле около стола с толстой прозрачной столешницей. Занявшись приготовлением чая, Наташа рассказала Дмитрию, что её дед, царство ему небесное, оказался на редкость мудрым человеком. На их с внучкой счастье, он в конце восьмидесятых годов, в эпоху кооперативов и хозрасчёта, взял в долгосрочную аренду, а позже и вовсе оформил в собственность огромные склады в Подмосковье, истратив на сие мероприятие все свои сбережения и задействовав многочисленные связи. А вот когда в годы расцветающего капитализма в районе этих складов стали возводить огромные сетевые гипермаркеты и перевалочные пункты для дальнобойных фур, цена на дедушкины помещения возросла тысячекратно. Однако дед продавать недвижимость не спешил, а зарабатывал себе на хлеб с икрой, сдавая складские помещения в аренду. Бизнесом занимался управляющий, бывший дедов ученик, так что сам дед мог свою голову всякой ерундой не забивать, а путешествовать, сколько душе угодно. А после его безвременной кончины весь бизнес перешёл по наследству Наталье, которая быстро избавилась от него, продав за полцены. Вырученных средств вполне хватало и на элитное жилье, и на машину, и на периодический отдых на теплых островах, и на пресловутый хлеб с икрой. Дмитрий почему-то не совсем верил в эту чудесную историю эпохи первоначального накопления капитала, точнее в её удивительную гладкость и беспроблемность, но, чёрт возьми, он же не следователь, чтобы задавать подруге детства уточняющие вопросы, рискуя поставить её в неловкое положение. И так ясно было, что и дед непростой, и связи у него весьма интересные, и дела деда в лихие девяностые скорее всего были не менее лихими. А он сейчас может этого деда только мысленно отблагодарить – и за безбедную жизнь Наташи, и за возможность провести пятничный вечер в этой приятной обстановке.

Они пили приготовленный Наташей ароматный чай в уютной гостиной, полстены которой занимал плазменный телевизор. Потом смаковали белое марочное вино и посмеивались над старыми видеоклипами, сидя на огромном диване и взявшись за руки. Дима давно уже отвлёкся от телевизора и откровенно любовался своей старой новой подругой. Скоро Наташа это заметила, нашла пульт от телевизора и сделала звук чуть громче, потом нежно взяла голову Дмитрия в свои ладони, притянула к себе и поцеловала его в губы. Дима нашарил на стене за спиной выключатель и потушил свет, оставив включенным только телевизор, и стал медленно расстёгивать Наташину блузку, глядя ей в глаза и ожидая, не остановит ли?.. Под блузкой оказался тонкий кружевной бюстгальтер, не ставший для него серьёзным препятствием. Наташа отбросила блузку в сторону и откинулась на подушки, и Димка прильнул губами к её груди.

Утром они лежали на кровати в одной из спален, оформленной в бежевом и белом цвете. Дизайнер не поскупился на зеркала, которые были даже на потолке. Дмитрий ласково и медленно кончиками пальцев проводил Наташе по щекам, тонкой шее, высокой груди, животу.

– Гм, как необычно… – пробормотал он вдруг.

– Ты про родинки?

– Ага, по-моему, они похожи на парусник.

У Наташи на левой груди рядом с по-девичьи розовым соском расположились группой семь маленьких родинок, образуя узор, поразительно напоминающий парусный кораблик.

– Да, они у меня с самого детства, мама шутила, что я буду морячкой, – Наташа засмеялась и перевернулась на живот, – кстати, ты ведь и про эти родинки знал, проказник маленький! Да это и неудивительно. Слушай, Димыч, сделай-ка мне массаж, у тебя такие сильные и нежные руки…