Kitabı oku: «Ты любишь науку или нет?»
© Книжник Г. С., 2017
© Рыбаков А., оформление серии, 2011
© Новосёлова Е. П., иллюстрации, 2017
© Макет. АО «Издательство «Детская литература», 2017
О конкурсе
Первый Конкурс Сергея Михалкова на лучшее художественное произведение для подростков был объявлен в ноябре 2007 года по инициативе Российского Фонда Культуры и Совета по детской книге России. Тогда Конкурс задумывался как разовый проект, как подарок, приуроченный к 95-летию Сергея Михалкова и 40-летию возглавляемой им Российской национальной секции в Международном совете по детской книге. В качестве девиза была выбрана фраза классика: «Просто поговорим о жизни. Я расскажу тебе, что это такое». Сам Михалков стал почетным председателем жюри Конкурса, а возглавила работу жюри известная детская писательница Ирина Токмакова.
В августе 2009 года С. В. Михалков ушел из жизни. В память о нем было решено проводить конкурсы регулярно, каждые два года, что происходит до настоящего времени. Второй Конкурс был объявлен в октябре 2009 года. Тогда же был выбран и постоянный девиз. Им стало выражение Сергея Михалкова: «Сегодня – дети, завтра – народ». В 2011 году прошел третий Конкурс, на котором рассматривалось более 600 рукописей: повестей, рассказов, стихотворных произведений. В 2013 году в четвертом Конкурсе участвовало более 300 авторов. В 2016 году объявлены победители пятого Конкурса.
Отправить свою рукопись на Конкурс может любой совершеннолетний автор, пишущий для подростков на русском языке. Судят присланные произведения два состава жюри: взрослое и детское, состоящее из 12 подростков в возрасте от 12 до 16 лет. Лауреатами становятся 13 авторов лучших работ. Три лауреата Конкурса получают денежную премию.
Эти рукописи можно смело назвать показателем современного литературного процесса в его «подростковом секторе». Их отличает актуальность и острота тем (отношения в семье, поиск своего места в жизни, проблемы школы и улицы, человечность и равнодушие взрослых и детей и многие другие), жизнеутверждающие развязки, поддержание традиционных культурных и семейных ценностей. Центральной проблемой многих произведений является нравственный облик современного подростка.
В 2014 году издательство «Детская литература» начало выпуск серии книг «Лауреаты Международного конкурса имени Сергея Михалкова». В ней публикуются произведения, вошедшие в шорт-листы конкурсов. Эти книги помогут читателям-подросткам открыть для себя новых современных талантливых авторов.
Книги серии нашли живой читательский отклик. Ими интересуются как подростки, так и родители, библиотекари. В 2015 году издательство «Детская литература» стало победителем ежегодного конкурса ассоциации книгоиздателей «Лучшие книги года 2014» в номинации «Лучшая книга для детей и юношества» именно за эту серию.
Ты любишь науку или нет?
Повесть
Сначала Ви́тик хотел стать Хрюшей из «Спокойной ночи, малыши!», потом актером, как старший брат, потом геологом, как папа и мама, а потом все равно кем, но знаменитым. Это началось давно, с тех пор, как его двоюродная сестра Верка, дочка дяди Коли и тети Наташи, выступила по телевизору. К ним в образцовый детский сад привезли американскую делегацию борцов за что-то, и Верка, вся в кудрях и бантах, говорила по-английски «вэлком» и «сэнк ю» и читала какие-то радостные стихи. Тощие американские тетки в очках хлопали ей и что-то лопотали по-своему, а одна даже вытерла под очками глаза и поцеловала ее.
После этого Верка совсем завоображалась. Чуть что не по ней – сразу же: «Кого показывали по телику? Может быть, тебя?»
А недавно к ним в дом переехал мальчишка, который умел играть на скрипке и уже два раза выступал по телевизору. Элька-художница из четвертого подъезда стала вертеться перед ним, охать и спрашивать сладким голосом: «Правда, Вова? Неужели, Вова?» А Витика даже не пригласила на свой день рождения. За это Витик поймал как-то во дворе аккуратненького, плотненького, чем-то похожего на божью коровку Вову с его музыкальной папочкой и скрипочкой и доходчиво объяснил ему, чтобы он больше не смел дружить с Элькой. Это, однако, не помогло, потому что Элька дружбу со знаменитым Вовой прекращать не собиралась, а Вова теперь уже делал все, что хотела Элька.
Тогда Витик дождался ее во дворе и сказал, что он обязательно станет знаменитым, Вове добавит еще, а Элька – дура. Элька ответила, что если он и станет знаменитым, то хулиганом, в крайнем случае – спортсменом, а больше ему прославиться нечем. Подождала, что ответит Витик, но он не нашел остроумного ответа и промолчал, а Элька развернулась и пошла к Вовиному подъезду, выражая спиной полное к Витику неуважение. И тогда Витик дал себе клятву, что сделает все, чтобы прославиться! И Элька будет вертеться возле него, заглядывать в глаза и спрашивать: «Правда, Витик? Неужели, Витик?», а он будет ее не замечать.
А тут еще брата с его группой, которую он называл «мой драматический коллектив», упомянули в какой-то телепередаче и даже показали отрывки из их спектакля. После этого брат потребовал, чтобы Витик принял на себя его домашние обязанности. Сам он, видите ли, будет теперь очень занят творческими исканиями! Витик просто онемел от такой наглости, а мама, счастливая оттого, что один из ее сыновей уже немножко прославился, едва не согласилась. К счастью, вмешался папа и поставил брата на место. Каждый остался при своих прежних обязанностях, но Витик еще раз убедился, что известность – великая и полезная вещь! Если б он попробовал такое, все только посмеялись бы, а у брата чуть не получилось.
Но как прославиться? В спорте не хотелось: вышло бы, что Элька права. Петь, рисовать, плясать, пилить на скрипке, гениально играть в шахматы, мгновенно считать в уме Витик безнадежно не умел. Он попробовал писать стихи и прозу – не вышло. Взять его в свой драматический коллектив брат с насмешками отказался. В цирковую школу Витика тоже не приняли. Прославиться геологическими открытиями не получилось: родители с собой в тайгу не взяли. Попытка заняться политической деятельностью на школьном уровне закончилась неприятностями. Оставалась наука, но она не обещала быстрого успеха: все известные ученые были старыми. В отчаянии Витик даже попытался двигать усилием воли предметы и взглядом зажигать спички, но об этом стыдно было потом вспоминать.
Элька при встречах с ним каждый раз ехидно спрашивала, прославился он уже или еще нет, и рассказывала, что у Вовы скоро опять будет концерт по телевизору. И тогда Витик решил посоветоваться с Фуней.
…Фуня появился в классе недавно. В первый день после зимних каникул Чучундра привела в класс мелкого тощего мальчишку, большеголового, мрачноватого, с темными, торчащими, как щетка, волосами и в очках. Нос у него был маленький и блестел между сильными стеклами. Да, мальчишка был не очень из себя видный… Чучундра положила ему руку на плечо и сказала:
– Познакомьтесь, это Алеша Афонин, он будет учиться в нашем классе. Прошу любить и жаловать.
Конечно, Дуба тут же крикнул:
– Гы! Пусть его Светка-Мартышка любит и жалует!
Все засмеялись, а Светка Мартынова наморщила нос, передернула плечиками и сказала:
– Какой ты грубый, Дубовецкий, и глупый!
И тут молчаливый Макся Коробов вдруг сказал: «Фуня!» – и больше ничего не сказал, но все сразу поняли, что новенький – Фуня и так теперь будет всегда.
После каникул у всех еще было легкомысленное настроение, и в классе началось: шум, смех, крики: «Фуня! Здоро́во! Афуня! Фу-фу-фу-нечка!» – и многое другое.
Фуня сначала вздрогнул, втянул голову в плечи, и Витик подумал, что сейчас он разревется или станет заискивающе улыбаться, но он вдруг сжал губы, отвернулся к окну и, постукивая ногой, стал ждать, пока все утихнут. Что ж, его положение было непростым, но повел он себя достойно – и класс это оценил.
Выбрал он себе пустую парту, последнюю в среднем ряду, и стал сидеть один. Разговаривал с людьми без грубости, но неохотно, на уроках читал научные книжки или сидел уставившись куда-то под потолок. Учился хорошо, а по математике – лучше всех. Задачи, которые не мог решить даже Игоряшка Поляк, он решал мимоходом, за что Игоряшка его сильно невзлюбил. На переменках не бегал, не возился, а если случайно попадал в общую возню, старался выбраться или ждал, пока рассосется. Друзей не завел, после уроков домой уходил один. Улыбался редко, а рассерженным его видели только два раза. Первый – когда на него скопом напали девчонки, разукрасили помадой и шоколадом, завязали на ухе бантик и разбежались с радостным визгом. Фуня тогда вскочил на парту, сверкал очками, тряс бантиком на ухе и орал, что все они – дуры безмозглые. Второй раз – когда к нему пристали Дуба с друг-Гаврилой. Они и раньше иногда приставали к нему от дурости, но по мелочам, а тут что-то разошлись: вытащили его из-за парты, надели на голову пустой цветочный горшок и потребовали, чтобы он кричал, что он – профессор кислых щей.
Другой бы заревел, тем более что Дуба остро умничал вовсю, и класс просто помирал со смеху, но Фуня только шипел: «Идиоты! Тупицы! Инквизиторы!», вырывался и отпихивался как мог. Витик тогда кивнул Максе и здоровенной Тоньке Сторбеевой и вместе с ними отогнал Дубу с друг-Гаврилой. Фуня стащил с головы горшок, буркнул: «Спасибо» – и уселся читать дальше. Тоньке Сторбеевой удалось один раз его разговорить, и она потом всем объясняла, что он читает убойные книжки по физике и жуть какой умный. После этого Дуба с друг-Гаврилой стали дразнить его «Фи-Фу», что означает «Физик Фуня», и хотя больше никто его так называть не стал, Фуня все равно перестал разговаривать с кем бы то ни было о своей физике.
Да, Фуня был необычным человеком и мог, пожалуй, дать нужный совет. Как-то после уроков Витик догнал его и пошел вместе с ним, все равно домой нужно было идти мимо новых корпусов возле метро, в одном из которых жил Фуня.
– Вы сюда откуда переехали? – начал разговор Витик.
Фуня поглядел на него настороженно, но ответил охотно:
– Из другого района. Мы там в пятиэтажке жили. Тесно, зимой холодно, от метро далеко. А здесь квартира хорошая, деду дали.
– А кто твой дед?
– Физик, – ответил Фуня. – Академик. Только он редко бывает в Москве, обычно сидит у себя на «объекте» на Урале.
– Ух ты! – сказал Витик, сильно удивленный. – Знаменитый? А почему ты никому не говорил, что у тебя дед академик?
– А чего говорить? – пожал плечами Фуня. – Это же он академик, а не я.
– И ты, наверное, занимаешься физикой, потому что тоже хочешь стать знаменитым академиком? – спросил Витик и почувствовал, что Фуня сразу ощетинился.
– Ну и хочу, а тебе что?! – ответил он грубо.
Витик нарочно не обратил внимания на тон.
– Я тоже хочу стать знаменитым, – признался он, вздохнув.
Фуня искоса посмотрел на него.
– Ты почему заступился за меня тогда? – вдруг спросил он.
– А чего… – пожал плечами Витик. – Сидит человек, никому не мешает, а эти двое лезут не по делу…
Фуня не ответил и некоторое время шел, глядя в землю. Вдруг он остановился и посмотрел на Витика. За сильными стеклами очков его глаза казались маленькими и острыми, как булавки, и Витик почувствовал, что сейчас будет задан решающий вопрос.
– Если я тебе скажу про себя, ты тоже скажешь? Честное слово?
– Честное слово! – решительно ответил он.
Фуня снова опустил глаза.
– Ты вон какой… А я маленький и в очках, – медленно начал он. – Девочки и те почти все выше меня. И во всякие футболы-волейболы я играю хуже всех. Помнишь, девчонки на меня напали? На тебя бы не напали. А когда я стану знаменитым, никто и не подумает шоколадом измазать или бантик завязать. Мой дед тоже маленький, а его знаешь как уважают!
Такая тоска прозвучала в Фунином голосе, что Витика просто пронзило сочувствием.
– Что ты, что ты! – забормотал он, почему- то понизив голос почти до шепота. – Никто над тобой не смеется. А если кто посмеет, я ему… Ну и что, если ты не умеешь бегать или в футбол играть? Я тебя научу. Надо мной тоже смеются – одна девчонка, художница. Говорит, что я только и умею кулаками махать и глупости говорить. Ни играть на скрипке, ни рисовать… Что я бездарный…
– Что ты! – в свою очередь всполошился Фуня. – Ты же математику сечешь лучше всех в классе, после меня и этого Игоряшки. Эта девчонка, наверное, сама дура. Слушай, давай вместе заниматься физикой! Знаешь, как это интересно! Мы с тобой что-нибудь обязательно придумаем, и…
Витик безнадежно махнул рукой.
– Все знаменитые в науке – старые, – сказал он. – Нужно долго учиться, а в физике, наверное, дольше всего.
– Вообще-то так, – ответил Фуня. – Но у меня есть одна идея. Позавчера придумал, когда читал про шаровую молнию. Ученые уже сто лет не могут понять, как она получается, а это очень важно знать. Сам понимаешь: страшное оружие! «Аэлиту» читал? Там марсиане стреляли такими молниями. Только дай честное слово, что никому не скажешь.
– Даю! – сказал изумленный Витик и даже поднял правую руку.
– Так слушай, – торжественно начал Фуня. – Что такое молния? Это поток заряженных частиц, ну всяких там электронов, ионов, которые вылетают из тучи во время грозы. Молния летит через мокрый воздух, пока не влетит в землю, и там рассыпается и гаснет. Понял? А если ей на пути подставить сухой воздух? Он же для нее непроходимый! И обратно она повернуть не может. Ее передняя часть вонзится в сухой воздух и затормозится, а задняя-то еще летит! И получится, что вся она со страшной силой соберется в одном месте и превратится в шар! Вот! Потом она все равно взорвется – до земли дотронется или до мокрого воздуха. Понял?
– Здо́рово! – не сразу ответил Витик, потрясенный простотой и мощью Фуниной идеи. – Это надо поскорее рассказать где-нибудь! В Академии наук! И ты сразу станешь знаменитым.
– Украдут, – заявил Фуня со знанием дела. – Скажут, что придумали они, а не я. Кто же таким маленьким, как мы, поверит?
– Тогда скажи деду, он же академик. Он, может быть, даже сам с тобой по телику выступит. Еще лучше.
– Деду… – погрустнел Фуня. – Пробовал. Только он сразу заводит, что сначала надо выучиться тому, что уже известно. А если я хочу выдумывать, не имея достаточных знаний, то должен сам разбираться в своих идеях, а не грузить ими других. А я все время что-нибудь придумываю. Перед молниями придумал магнитный двигатель, перед ним – сверхтяжелую жидкость. Представь, если в воде растворять что-нибудь, то новые атомы будут залезать между атомами воды…
Да-а, Фуня был невероятно умен и глубоко образован, Тонька Сторбеева была права. А дед – он ведь тоже может ошибаться. Но что тут поделаешь: дед – академик, а Фуня – шестиклассник. Вот если бы самим сделать хоть самую маленькую шаровую молнию, тогда был бы другой разговор. А вдруг кто-нибудь уже пытался ее сделать, ведь уже сто лет ищут! Надо бы сначала разобраться, кто и как пытался. Хм, получается, что дед прав? Нет, наверное, до Фуни никто не догадался, что молния втыкается в сухой воздух и в нем сворачивается в шар, а то бы уже изобрели…
– Послушай-ка… – Витик перебил Фуню, продолжавшего излагать теорию сверхтяжелой воды. – Вот если бы самим сделать молнию, тогда – всё! Ты приходишь к деду с аппаратом, молча нажимаешь кнопку – и маленькая шаровая молния! Представляешь?!
– Я уже думал об этом, – сказал Фуня. – Но где же взять молнию для опытов? Или хотя бы большую искру?
Витик задумался: действительно, где ее взять? И вдруг придумал.
– Слушай! В школе, в физическом кабинете, есть такая трещалка: ее крутят, а из нее вылетают длинные искры. Я видел однажды в щелку. Один старшеклассник, здоровый такой, крутил ручку, крутил, крутил, и вдруг искра как скакнет, как треснет, я даже отскочил. Длинная… А мокрый воздух мы просто сделаем, – оживляясь, продолжал Витик. – И насчет сухого что-нибудь придумаем. Нам бы только до этой трещалки добраться.
– Молодец! – одобрил Фуня, и Витик почувствовал себя польщенным. – Пойдем ко мне, обсудить надо. А домой позвонишь, что пообедаешь у нас.
Фунина квартира просто подавила Витика: большущая, просторная, не то что их трехкомнатная коробочка, где отец с братом в коридоре расходились боком. И мебель здесь была широкая, тяжелая, старинная, особенно у деда в кабинете, куда Фуня привел Витика после обеда обсуждать Эксперимент. Дома они были одни: родители до вечера на работе, а бабушка уехала к деду на «объект». Приходить в пустую квартиру и самому разогревать себе обед – это было знакомо Витику, и то, что у Фуни оказалась такая же жизнь, сделало его ближе и понятнее.
В кабинете Фуня опустился в глубокое кожаное кресло, откуда едва была видна его макушка, и хозяйским жестом махнул на другое, напротив, предлагая Витику сесть. Чуть холодящая тугая кожа медленно осела под Витиком, руки на подлокотниках задрались почти к ушам. Витик заложил ногу на ногу, как Фуня, и почувствовал острое желание обсуждать научные проблемы. Огромный дедов письменный стол, широкие книжные шкафы со старыми книгами и рядами иностранных журналов за отблескивающими стеклами, умные лица на портретах по стенам – всё это просто требовало думать и высказываться глубоко, неторопливо и значительно.
Сначала обсудили Эксперимент. Как сделать воздух мокрым, придумали сразу: подставить снизу тарелку с горячей водой, из которой будет идти пар, – вот и всё! Предложил это первым Фуня, но Витик тоже догадался, может быть даже раньше него, только сразу сказать не решился. С сухим воздухом пошло труднее.
– Работай! – время от времени говорил Фуня, который сам работал, закрыв для сосредоточенности глаза и совсем утонув в кресле.
Витик очень старался. Он тоже закрыл глаза, поглубже утонул в кресле, свел брови, сжал губы, но нужное решение не осеняло его, скорее наоборот, в голову лезли совсем посторонние мысли: про Эльку – хорошо бы она сейчас оказалась здесь и увидела его в процессе научной работы; про то, что не позвонил домой, а если брат уже вернулся, нажалуется родителям, и жди тогда неприятностей; про Фунину мебель – как ее, такую здоровую, затаскивали на одиннадцатый этаж при переезде. И вдруг сама собой появилась мысль, сначала тихо и незаметно, а потом ясно и четко: горячий воздух!
– Фуня, – сказал Витик, выпрямившись. – Фен! Горячий воздух из маминого фена!
– Нет, – сразу отозвался Фуня, тоже открывая глаза и вытягиваясь в своем кресле. – Горячий воздух может быть влажным, а холодный – всегда сухой. Поэтому зимой не бывает гроз с молниями, я читал в «Занимательной физике». Здорово! – вдруг завопил он. – Холод! Нужно выморозить воздух на пути молнии! Положить лед из холодильника или что-нибудь замороженное – кусок стекла например. Уй! Положить холодную стеклянную трубу и пустить молнию сквозь нее. В трубе воздух выморозится и станет сухим. Молодец, ты навел меня на отличную мысль! С тобой можно работать.
И опять Витик почувствовал почтение перед могучим Фуниным интеллектом и обрадовался, что не оказался пустым местом в творческом процессе.
Теперь нужно было обсудить, как добраться до искровой машины. Способов было три: попросить физика, чтобы разрешил провести Эксперимент; утащить машину на время из физического кабинета к Фуне домой или пробраться в кабинет и провести Эксперимент тайно.
Первый путь Фуня отверг сразу:
– Придется все объяснить физику и работать при нем. Как только он увидит шаровую молнию, он тут же заберет открытие себе или припишется в соавторы.
Утащить машину из школы домой было нереально.
Оставался последний путь. Сложностей на нем виделось много: пробраться в школу, когда там никого не будет, где-то согреть воду, где-то заморозить стеклянную трубу, да еще раздобыть ее, научиться работать на этой машине, и все это так, чтобы не вызывать подозрений, но все эти трудности были в принципе преодолимы. Подготовку было решено начать с завтрашнего дня.
– Послушай, ты будешь и дальше заниматься физикой? Ну, после того, как мы станем знаменитыми? – спросил Витик у Фуни, когда собрался уходить.
И тут Фуня возмутился так, что Витик просто растерялся. Решительно и гневно объявил он, что физика – это дело всей жизни человека, и Фуниной жизни тоже. И вообще, это же так интересно, как оно всё вокруг устроено! Витику стало стыдно, и он с чувством сказал, что свою жизнь тоже посвятит физике. Фуня поглядел на него долгим оценивающим взглядом, так что Витик даже поёжился, и вдруг предложил основать тайное Научное Общество с Президентом Фуней и Ученым Секретарем Витиком. Членов Общества можно будет набрать потом из доказавших свою верность науке людей. Именно так начиналось Лондонское королевское общество – ихняя Академия наук. Собралось несколько талантливых людей, поклялись быть верными науке и хранить тайну, и пошло-поехало: новый научный подход, всемирный авторитет, сэр Ньютон, сэр Рамзай, сэр Резерфорд, сэр Лоренс Брэгг… Все они стали сэрами за научные заслуги. Ну, может быть, кто-то из них был сэром и раньше, но не это главное. Главное – выбрать свой научный путь и идти по нему до конца, не поддаваясь соблазнам, отвергая сомнения, не отступая перед трудностями!
Фуня говорил, вдохновенно задрав голову и сжав кулаки, как Мальчиш-Кибальчиш перед буржуинами, нос его блестел, очки сверкали. Витик слушал его приоткрыв рот и даже немного боялся. Наконец Фуня замолк и стал устало протирать очки.
– Ну, я пойду? – робко спросил Витик.
Но Фуня заявил, что нужно дать клятву.
Он вытащил откуда-то свечку, и они поклялись, держа мизинцы над пламенем, пока не стало больно. От торжественности момента у Витика защипало в носу. Фуня был суров и серьезен.
Наутро Витик перебрался за парту к Фуне, удивив этим поступком весь класс, а больше всех Мальку Валееву, свою прежнюю соседку по парте, давно раздражавшую его своей болтовней и неожиданными обидами. Малька вскинула свои и без того круглые брови и поджала губы, но промолчала. Остальные девчонки некоторое время пошептались, постреляли в их сторону глазами и перестали.
Первым делом следовало обсудить детали Эксперимента: горячую воду, стеклянную трубу и что делать с шаровой молнией, когда она возникнет. Последний вопрос отложили на потом. Горячую воду Витик предложил принести в термосе, но Фуня резонно возразил, что ее удобнее греть на месте, захватив из дома кипятильник. Стеклянную трубу решили сделать из бутылки, отбив у нее донышко и горло.
Чучундра раз пять делала им замечания за разговоры и даже чуть не рассадила, поэтому разговоры пришлось прекратить и начать переписываться и перерисовываться. Удивительно, но это оказалось даже быстрее и понятнее, чем словами. Витик, например, рисовал бутылку с зачеркнутым горлом и дном, рядом – молоток и от него стрелку к горлу, и Фуня сразу кивал или рисовал восклицательный знак. Или Фуня изображал что-то похожее на тарелку с клубами пара над ней, а под ней рисовал вопросительный знак, и Витик начинал думать, что подставить снизу, чтобы мокрый воздух оказался поближе к молнии. Всю переписку Фуня собирал, проставляя на каждом листе номер и дату, и дома складывал в специально заведенную для этого папку, говоря, что все научные заметки необходимо сохранять, по крайней мере, до полного признания открытия, а может быть, и дольше – для истории.
Не менее важным делом была разведка физического кабинета. Витик взял ее на себя. Начал он с разговора с братом, который еще недавно учился в той же школе и должен был все помнить. От него Витик узнал, что искры из машины летят здорово, но на какое расстояние – бог их ведает. Что в кабинете есть и холодильник, и вода, и электричество. Потом брат сказал, что воспоминания о грубой науке физике травмируют его нежную творческую душу, и с подозрением поинтересовался, зачем все эти сведения Витику. Расспросы пришлось прекратить.
Осторожные наблюдения показали, что дверь в физическом кабинете – двустворчатая, одна половинка запирается шпингалетом к полу, на другой – английский замок. Ключ физик носит с собой, и раздобыть его невозможно. Искрометная машина стоит в шкафу, ее достанут, когда начнут проходить электричество, то есть недели через две. Это сказал Витику знакомый старшеклассник.
Возможность залезть в кабинет просматривалась только одна: заранее тайно поднять шпингалет, а потом, в нужный момент, потянуть запертую дверь – и обе створки откроются одно временно. Уходя, шпингалет опустить, створку, что с замком, захлопнуть, и никто в жизни не догадается, что в кабинете кто-то побывал. После уроков, когда в классе оставался только физик, Витик старался держаться поблизости, чтобы улучить момент и попробовать, как открывается шпингалет.
Однажды, когда физик зачем-то вышел в лаборантскую – заднюю комнатку, где хранилась всякая всячина, – Витик метнулся к двери, ухватил шпингалет и стал изо всех сил тянуть и дергать его, но безуспешно. Положение было крайне опасным: физик мог вернуться в любой момент, а в коридоре – кто-нибудь появиться, но Витик должен был пойти на риск. На всякий случай он сунул под дверь свою шариковую ручку: если застукают, можно будет сказать, что искал ее.
Неожиданно шпингалет с громким щелчком скакнул вверх, и Витик обмер от страха. Ему показалось, что все сейчас же сбегутся на этот оглушительный звук, но всё оставалось по-прежнему спокойным. Физик напевал что-то в своей лаборантской, в школе было тихо, только вдалеке слышались отдельные голоса.
Витик отдышался и попытался закрыть шпингалет, но не тут-то было: дверь отошла, и штырек не попадал в гнездо, а вернуть дверь на место у Витика не хватало сил. И Фуни рядом не было. Он в этот момент исполнял другую задачу: отбивал на помойке горлышки и донышки от бутылок – учился делать стеклянную трубу.
Витик весь вспотел от стараний и страха. Ему ужасно хотелось бросить все как есть и убежать, но это было невозможно: физик не смог бы захлопнуть дверь. Он, конечно, начал бы разбираться, и кто знает, до чего бы додумался. Витик сказал себе: «Спокойно!», два раза глубоко вдохнул и с разбега толкнул створку всем телом. Она качнулась на место, шпингалет упал в гнездо, тогда Витик подхватил с пола свою ручку и кинулся прочь.
Стало ясно, что заранее снимать дверь со шпингалета нельзя. Пришлось посидеть и подумать. Решение пришло, когда Витик смотрел, как отец стамеской приподнимает дверь в ванную, чтобы снять ее с петель. На следующий день он попытался поднять шпингалет принесенной из дома стамеской. Тот поддался сразу, и Витик даже не стал поднимать его до конца: было ясно, что, когда потребуется, сделать это будет легко.
У Фуни дела не шли: бутылки раскалывались как угодно, но только не так, как нужно. Кроме того, быстро кончился материал: Фуня и Витик перетаскали из дому все бутылки. Какое-то время раздобывали материал возле пункта приема стеклотары, но потом Фуня махнул рукой, сказал отцу, что им велели принести в класс геометрические фигуры – кому какую, – а вот ему, Фуне, поручено добыть цилиндр, то есть стеклянную трубу, и на следующий день труба была уже у них, красивая и аккуратная. Предусмотрительный Фуня несколько раз засовывал ее в морозильную камеру холодильника, вытаскивал и измерял температуру внутри нее. Температура явно снижалась, но на сколько, сказать было невозможно, потому что градусник показывал только от тридцати пяти градусов и выше. Термометр для холода из-за окна достать было нельзя: привинчен.
– Ничего, – сказал Фуня. – Главное, что снижается.
Теперь пришло время решать, как уберечься от шаровой молнии, когда она вылетит из стеклянной трубы. Литературные данные на этот счет были самые неутешительные: молния могла и просто исчезнуть, могла просочиться в узкую щель, а могла и взорваться со страшным грохотом и разрушениями. Из одного фантастического рассказа, как раз про шаровые молнии, Фуня узнал, что их отгоняли с помощью металлических экранов, поэтому было решено захватить из дому две крышки от кастрюль, привязанные к двум не проводящим ток деревянным палкам, и две шапки: голову следовало защитить прежде всего.
Все необходимое для эксперимента стащили к Фуне и сложили в большую сумку, которую спрятали в его комнате. Там, по крайней мере до приезда бабушки, было совершенно безопасно: Фунины мама с папой были сторонниками демократического воспитания и в его дела не вмешивались.
Теперь оставалось только ждать, когда искровая машина появится на учительском столе. Фуня очень волновался: а вдруг в этом учебном году ее вообще не достанут из шкафа? Витик тоже боялся этого, и они решили, что, если так случится, они все равно заберутся в кабинет, вскроют шкаф и достанут машину сами. Не откладывать же эксперимент на целый год!
Учебные дела шли ни шатко ни валко, но двоек не было. Они с Фуней с самого начала решили, что такого допускать нельзя, чтобы не привлекать ненужного внимания и не доводить до репрессий. Ребята в классе постепенно привыкли, что Витик теперь общался только с Фуней, и даже не стали упрекать, что он пренебрегает интересами коллектива: не играл с «вэшками» в футбол, из-за чего его собственный класс и проиграл, не участвовал в стычке с «гэшками» за сферу влияния на школьном дворе… Витик переживал, но утешал себя тем, что после Эксперимента займется этим и все восстановит. И девчонки теперь смотрели на него так же, как на Фуню: то ли сквозь, то ли мимо…
Одна только Малька Валеева продолжала приставать к нему со своими непонятными обидами, но к этому Витик привык и не обращал внимания. Как вскоре выяснилось, напрасно.
Малька пригласила его на день рождения в субботу, но только без Фуни. А Фуня – друг, и Витик гордо отказался, сославшись на неотложные дела. Малька обиделась и сказала:
– У тебя на этот час назначено лезть в физический кабинет, да? – Шмыгнула носом и пошла прочь.
Витик просто остолбенел, а потом догнал ее, схватил за плечо и крикнул, что она все врет. Малька разозлилась и сказала, что сама видела, как он копался у дверей кабинета, и не раз. Тут разозлился Витик и закричал, что она за ним бегает и подсматривает, и если она кому-нибудь что-нибудь про это скажет, то он не посмотрит, что она девчонка. Малька заревела и убежала, а Витик помчался к Фуне.
Фуня, узнав о случившемся, раскричался, заявил, что из-за неосторожности Витика может сорваться Эксперимент, что Витик сто лет сидел с этой Малькой за одной партой и обязан знать, на что она способна! Пусть делает что хочет, но Эксперимент должен состояться! Витик слабо огрызался, говоря, что Фуня мог бы и помолчать, потому что бить без толку бутылки легко и безопасно, попробовал бы сам открывать кабинет – еще и не так бы завалился! И вообще, все произошло из-за Фуни, потому что Витик из-за него отказался идти к Мальке на день рождения.
