Все оттенки чёрно-белого

Он потоптался некоторое время возле двери, из-за которой раздавались приглушённые звуки душераздирающего кашля, и тихонько постучался. Не услышав реакции на стук, он постучался погромче. Опять ноль реакции. Кашель прекратился, но раздался глухой стук тела, падающего в акриловое корыто ванны.

Николай Порфирьевич, не на шутку испуганный, ворвался в ванную комнату и обнаружил свою ночную пассию, лежавшую в позе, достойной похабных картинок, на дне ванны, которая (слава тебе, господи!) не была наполнена водой.

– Что за..? – В панике спросил он вслух, обращаясь, по-видимому, к зияющему средь смоляной черноты паховых волос девушки розово-красному просвету.

Некое смутное поганое предчувствие относительно ближайшего будущего одолевало его при взгляде на женское лоно. Полежаеву почему-то показалось на мгновение, что вскорости ему предстоит уже целиком и на века погрузиться в красноватый мрак влажного тепла.

Он, как и подобает всякому медику, хоть и не практиковавшему уже лет этак двадцать, проверил наличие пульса. Пульс у девушки прощупывался слабо.

– Твою ж китайскую бабушку! – Выругался в сердцах Николай Порфирьевич. Он прекрасно понимал, какая волна пойдёт, если какой-нибудь «добрый человек» пронюхает о тайном свидании функционера от медицины с азиатской шлюхой в гостиничном номере. А скрыть это при данных обстоятельствах будет достаточно сложно.

Одевшись впопыхах в свой министерский костюм, он спустился на ресепшн и вкрадчиво обратился к высокой брюнетке миловидной внешности, стоявшей за стойкой.

– Э-э. – Он посмотрел на бейджик, приколотый к блузке на подъёме груди девушки. – Верочка? Да, Верочка.

– Слушаю вас внимательно? – Обратила свой взор Верочка к румяному незнакомцу.

– Тут, понимаете ли, какое дело. – Продолжил мяться Николай Порфирьевич. – Я только что из триста девятого номера.

Девушка начала просматривать информацию о гостях на экране монитора, стоявшего на стойке ресепшена.

– И? – Вскинула она вопрошающие глаза на покрасневшую физиономию Полежаева.

– Ну вот, и там, знаете, девушка в ванной лежит без сознания. Наверное, стоит вызвать ей «Скорую помощь», а то мало ли.

Он начал лихорадочно копаться в карманах одежды в поисках бумажника. В глазах девушки читалось недоумённое недоверие.

Найдя, наконец, вожделенный бумажник, Николай Порфирьевич выдохнул и, оценив намётанным глазом мздоимца/лиходателя наличие видеокамер в холле гостиницы, пригласил жестом девушку проследовать за ним:

– Давайте я вам покажу. Нужно действовать быстро. Дорогá каждая минута. – Оживлённо жестикулируя для придания убедительности своим словам, сказал он.

Девушка встревожено последовала за ним. Убедившись, что пространство не просматривается видеокамерами, он протянул девушке, не считая, несколько купюр морковного цвета с изображением моста через Амур.

– Что это? – Чуть не отпрыгнув, спросила девушка.

Включив весь свой шарм и обаяние, Николай Порфирьевич, промурлыкал на ушко Верочке:

– Это мой вам, так сказать, презент за хлопоты. Понимаете, не нужно говорить, что я вам это сказал. Вы меня не знаете и не видели, понимаете?

– Кажется, да. – Неуверенно закивала девушка, взяв купюры и поспешно спрятав их в карман юбки.

– Ну вот и славно. – Обрадованно пожал холодные кончики пальцев опешившей от неожиданного натиска Верочке. – Вот и до свидания. Не забудьте, хорошо?

– Да, да, я всё поняла. – Продолжая как заведённая кивать головой, сказала девушка.

Выйдя из отеля, Николай Порфирьевич подошёл к стоянке такси и, договорившись с местным хапугой-таксистом на две тысячи до центра, сел в машину.

Примерно в районе обеда, находясь уже на работе, он вспомнил о своей ночной возлюбленной. Ойкнув, он спросил у своего отражения в зеркале, стоявшем в углу его обширного кабинета:

– Так, а где наш те-ле-фон-чик? подразумевая не засвеченный нигде сотовый телефон, сим-карту к которому он прикупил на площади трёх вокзалов, и используемый им для разнообразных разговоров деликатного характера.

Набрав номер отеля, в котором он провёл «незабываемую» ночь, он спросил о китаянке, за которой должна была, по его настоянию, приехать «Скорая».

– Да, – подтвердила девушка с ресепшена, – увезли в Боткинскую.

– То есть, живая? – Уточнил Николай Порфирьевич.

– Ну да, но плоха. Больше ничего не знаю, спрашивайте в больнице. – Достаточно грубо сказала девушка, очевидно, догадываясь, какой господин интересуется судьбой несчастной китаянки, и положила трубку.

– Фу-у, как грубо. – Подумал Полежаев. – Ну да ладно. Главное – жива.

После этого разговора он как-то отвлёкся от неприятного утреннего происшествия, полагая поганое предчувствие своё с погружением во мрак ошибочным, и до самого вечера вдохновенно отправлял функцию уважаемого сановника.

Прибыв домой после работы, он чмокнул дряблую щёку супруги, вернувшейся пятичасовым рейсом из Лондона и выглядевшей потому несколько усталой, и, переодевшись в домашний халат, прошёл на кухню.

Сидевший на кухне двадцатилетний отпрыск прокомментировал очередную новость:

– Царь очередному какому-то Мгудамбе Матумбе Пятнадцатому кредит простил, чтобы тот смог своей тридцатой жене бриллиантовое колье прикупить.

– Макс, ну а тебе-то что? – Спросил устало Николай Порфирьевич.

– Да, а как со своего населения, так три шкуры дерёт. – Огрызнулся великовозрастный балбес.

– С тебя, что ли, дерёт? – Вмешалась в разговор мать семейства, Евгения Семёновна, входя на кухню.

– А, может, и с меня? – Опять огрызнулся сын.

– Ты на царя бочку-то не кати. – Придав как можно больше внушительности голосу, проговорил Николай Порфирьевич. – Только благодаря ему у нас есть всё, ну или почти всё.

– Знаю я, откуда у вас это «всё». Как вы народ свой несчастный гнобите, как он мрёт, не получив элементарной помощи от вашего ведомства!

Полежаев под вечер был в хорошем, умиротворенном настроении. Он считал искренне, что обращать внимание на сыновьи закидоны не стоит.

– Успокойся, сынок. Тебе ли за народ свой печься? Ты же не отказываешься, например, в пользу сирых и убогих от поездок в какую-нибудь Боливию со своими романтически настроенными тёлочками?

Налив себе в кружку свежезаваренного заботливой супругой чайку и отхлебнув его для пробы, он продолжил, повысив голос:

– Ты, может, полагаешь, что туры в Боливию или в какую-нибудь Доминикану Дед Мороз всем желающим бесплатно на Новый Год раздаёт?

– Отец, до меня только недавно стали доходить некоторые вещи и я, признаться, хочу отказаться от всех этих ваших благ, зная, каким путём они вами добыты.

У Николая Порфирьевича медленно стали раздуваться ноздри. Он уже приготовился своей железной аргументацией, а, может, и рукой, если понадобится, пригвоздить сына к стенке, но в этот момент из плазмы, висевшей на стене, раздалась душераздирающая музыка, предшествующая, обычно, криминальной хронике или выпуску, посвящённому очередной катастрофе вечно ломающихся самолётов.

Все воззрились на необъятный экран телевизора, с которого зализанная дикторша вещала без тени улыбки на густо напомаженных губах.

– Внимание! Экстренный выпуск новостей! Сегодня в 8 часов 32 минуты бригадой «Скорой помощи» в одном из номеров гостиницы «Осло» была обнаружена в бессознательном состоянии гражданка КНР Ли Сяй Фэн. Будучи доставленной в Городскую клиническую больницу имени Боткина женщина скончалась, не приходя в сознание, в 15 часов 03 минуты.

Как было выяснено в ходе расследования обстоятельств произошедшего, Ли Сяй прибыла позавчера в Москву регулярным рейсом китайских авиалиний из Пекина. До этого она проживала в городе Фаньсинь провинции Сичжэн, охваченной в настоящее время эпидемией атипичного коронавируса. Также выяснилось, что китаянка выбралась из города своего жительства после начала эпидемии, минуя заградительные кордоны медицинских служб и полиции.

До настоящего времени официально не известно, какова была цель пребывания гражданки КНР в столице, однако, как выяснила съёмочная группа телеканала «ОПС», китаянка прибыла в Москву зарабатывать деньги проституцией. Накануне вечером она была замечена в компании с неким солидно выглядящим мужчиной в районе гостиницы, в которой она была обнаружена впоследствии в бессознательном состоянии.

Мрачный облик ведущей телеканала «Общество. Политика. События» сменился фотографией умершей от коронавируса китайской подданной Ли Сяй Фэн с заплетёнными в косу волосами, одетой в лёгкую красную курточку. Нежно держа на руках розовый свёрточек с полуприкрытым узкоглазеньким крохотным личиком внутри, Ли Сяй, создавалось впечатление, светилась от счастья изнутри.

Когда на экране появилось изображение улыбающейся китаяночки, с которой у Николая Порфирьевича было небольшое оральное приключение не далее, как полдня назад, а до этого – ночь, проведённая в одной постели, краска покинула его лицо и он как-то сразу потускнел, опустившись на стул.

– Дорогой, с тобой всё в порядке? – Встревоженно поинтересовалась Евгения Семёновна. – Ты как-то с лица спал.

Сын тоже, хотя и готов был к смертельной идеологической схватке с отцом, словно оттаяв, поглядывал на него любопытными глазами.

– Да уж, вот беда-то бедовая. Сейчас начнётся. Коронавирус в Москве – слыханное ли дело? – Пытаясь оправдать очевидное окружающим потрясение, сказал Николай Порфирьевич. – Сейчас пойдут разборки, вопросы: кто допустил? Начнут назначать виновных, накажут, в итоге, всех, особенно если пойдёт распространение.

Он медленно начал вставать, когда услышал из плазмы, как неумолимая ведущая, словно всматриваясь из экрана телевизора на оцепеневшую публику и пытаясь отличить контактировавших от не контактировавших, проговорила мрачно:

– Врачи призывают всех, находившихся даже незначительное время в контакте с гражданкой Китайской Народной Республики Ли Сяй Фэн, незамедлительно обратиться в ближайшее лечебное заведение. Помните, от этого зависит ваша жизнь и жизнь ваших родных и близких!

– Твою же мать! – Унылым голосом пробормотал Николай Порфирьевич.

– Что такое? – Всполошилась Евгения Семёновна.

– Ты что, жена, не понимаешь ничего? Это ж коронавирус смертельный, никто ещё не вылечился! Китайцев тысяч десять уже померло! А ну как сейчас по Москве пойдёт – у нас же плотность населения, как в Китае! – Полежаев продолжал самозабвенно выгораживать свою маленькую тайну, обещавшую стать большой, вернее, очень большой.

Он внутренне всё же надеялся, что его «минет чаша сия», отказываясь до последнего верить, что ночь, проведённая в непосредственном контакте с вирусоносителем, означает практически стопроцентное заражение.

Тем временем, на экране телевизора промелькнуло бледное лицо Верочки-рецепциониста. Заметив приближающуюся к ней камеру, Верочка сделала вид, что спешит по неотложным делам и, развернувшись к съёмочной группе спиной, стала спешно удаляться в одной ей известном направлении.

– Девушка, девушка! – Послышался голос за кадром. – Съёмочная группа телеканала «ОПС». У нас к вам вопрос: кем была обнаружена умершая сегодня гражданка КНР в номере вашей гостиницы?

Не останавливаясь, Верочка кинула через плечо:

– Одним из сотрудников обслуживающего персонала.

– Девушка! Да постойте же! – Запыхавшийся голос за кадром был неумолим. – Правда ли, что китаянка пришла в гостиницу в сопровождении некоего господина, который, как мы предполагаем, пользовался её услугами сексуального характера?

Верочка резко остановилась, словно бег её был остановлен невидимой преградой и, круто развернувшись, пошла по направлению к объективу камеры. Собрав клочья нервов в один сжатый комок, она выпалила в микрофон с надписью «ОПС», услужливо подставленный невидимой рукой:

– Я не уполномочена сообщать какую-либо информацию по данному поводу. Все вопросы к руководству!

Она вновь развернулась и продолжила свой быстрый бег в одной ей известном направлении.

– Девушка, а девушка? – Не унывал голос за кадром.

– Извините, мне некогда! – Вновь бросила через плечо Верочка и скрылась из виду.

Камера развернулась на 180 градусов, представив глазам телезрителя русоволосую пухлую девицу с лихорадочно горящими глазами водянистого цвета.

– Как видите, сотрудники отеля отказываются сообщить нашей съёмочной группе информацию о происшествии. Но мы твёрдо намерены докопаться до истины! Все должны понимать опасность распространения смертельного вируса по столице. Жизненно необходимо выяснить данные лиц, контактировавших с китаянкой, для предотвращения угрозы эпидемии!

– Вот ведь, чёрт! – Подумал про себя Николай Порфирьевич, погружаясь всё глубже в пучину отчаяния. Под рёбрами, с левой стороны, затрепыхалось напуганной птицей сердце.

– Коленька, тебе нехорошо? – Опять спросила жена. – Может, тебе нитроглицеринчику дать?