Kitabı oku: «Дневник добровольца. Хроника гражданской войны. 1918–1921»

В память о моем отце Георгии Алексеевиче Орлове, офицере Добровольческой Армии, боровшемся за сохранение Отечества, издается отдельной книгой его дневник 1918–1921 года, каждая запись в котором сделана на месте событий.

Издание стало возможным благодаря сотрудничеству Института Восточной Европы (Берн, Швейцария) и издательства «Посев» (Москва), которым приношу искреннюю благодарность.

Вадим Орлов, Берн

Георгий Орлов. 1917 г.

Предисловие научного редактора

Дневник Георгия Орлова благодаря как ряду обстоятельств его создания, так и личности автора, представляет собой одновременно и исключительно ценный исторический источник, и увлекательное произведение, способное вызвать интерес самого широкого читателя.

Во-первых, автор вел дневник не от случая к случаю, а систематически и ежедневно на протяжении трех лет (чем и объясняется столь значительный его объем). Хотя от участников Гражданской войны дошло немало воспоминаний в мемуарной форме и форме дневников, но столь полный и подробный исторический документ этого рода – очень большая редкость.

Во-вторых, это дневник боевого офицера, почти всю войну проведшего на передовой, что тоже весьма важно, так как шансы уцелеть при этом были минимальны, и абсолютное большинство таких лиц не дожили до конца войны. Собственно, обретением дневника мы обязаны тому случайному обстоятельству, что автор был отозван на два месяца для переподготовки в офицерскую артиллерийскую школу как раз накануне тяжелого отступления белой армии, в ходе которого он, скорее всего, погиб бы, как большинство его сослуживцев.

В-третьих, фигура автора представляет собой один из распространенных типов белого добровольца. Это интеллигентный молодой человек, вышедший из средней части культурного слоя дореволюционной России, при этом по натуре совершенно не военный – бывший гимназист, студент инженерного вуза, ставший офицером лишь в силу обстоятельств военного времени, когда в годы Первой мировой войны в офицеры производились практически все лица, годные по здоровью и образовательному цензу. Это позволяет современному читателю создать достаточно полное представление о свойственных этой части добровольцев настроениях, образе мыслей и тех побудительных мотивах, которые привели их в белую армию и заставили пройти весь ее тернистый путь до конца. На страницах дневника всё это выражено в полной мере и весьма эмоционально.

Всю войну автор провел на службе в одной части и одном ее подразделении: 3-й батарее 3-го легкого (Дроздовского) артиллерийского дивизиона, позже развернутого в бригаду, однако на страницах дневника мы встречаем имена и его многочисленных знакомых, служивших в других частях и учреждениях Добровольческой армии и Вооруженных сил Юга России, причем многие из этих имен не встречаются в других документальных и мемуарных источниках и упоминания о них в дневнике Г.А. Орлова являются единственным свидетельством о судьбе этих лиц.

Вообще автора отличает стремление к возможно более конкретному и достоверному описанию происходившего, поэтому в его дневнике мы находим подробное описание боев не только его батареи, но и тех частей, в состав которых она входила или с которыми она взаимодействовала. Более того, он стремится сообщить и все ставшие ему известными сведения о численности и потерях обеих сторон в операциях, в которых он участвовал, а также по возможности дать более широкую картину происходившего на фронте, насколько она могла быть ему известна, и привести фамилии начальствующих лиц (хотя некоторые из них в дневнике искажены).

Весьма интересно, что в дневнике Г.А. Орлова мы можем встретить огромное количество циркулировавших в то время слухов. Ложность и нелепость некоторых из них современному читателю вполне очевидна (о распространенности в то время большинства других он никогда не слышал), однако участниками событий они какое-то время воспринимались как вполне достоверные, что оказывало значительное влияние на их настроение. Кроме того, автор приводит довольно много сообщений печати того времени и высказываний разных высокопоставленных лиц. Всё это создает широкую панораму того информационного фона, на котором проходила борьба белых на Юге России.

Автор дневника принадлежит к той (относительно небольшой) части участников Белой борьбы, которая вынесла на своих плечах всю ее тяжесть. Именно эти идейные и высоко мотивированные люди, будучи неоднократно ранеными, снова и снова возвращались на фронт. Собственно, только благодаря их наличию, антибольшевистское движение, изначально находившееся в совершенно безнадежной ситуации, смогло вести борьбу в течение трех лет. Принадлежностью Г.А. Орлова к этой категории добровольцев вполне объясняется та резкость, с которой он отзывается о людях, сознательно остававшихся в тылу, не принимающих большевизм, но, тем не менее, не желающих жертвовать в борьбе с ним своими жизнями или даже благополучием. Описания в дневнике царивших в тылу порядков и происходивших там безобразий весьма ярки, хотя иногда и несколько преувеличены.

Дневник писался Г.А. Орловым как сугубо личный документ, который мог бы ему впоследствии позволить вновь пережить чувства тех лет и осознать свою жизненную позицию. Дневник чрезвычайно откровенен и совершенно лишен стремления как-то приукрасить даже свои собственные поведение, суждения и поступки, не говоря о таковых его соратников. И в этом смысле существенно отличается от мемуаров (и даже некоторых дневников), которые создаются с намерением публикации их в будущем. Но тем он особенно интересен и ценен.

Поэтому есть все основания полагать, что публикуемый здесь дневник не только найдет своего читателя, но будет полезен весьма широкому кругу наших современников.

С.В. Волков, доктор исторических наук

Об авторе дневника

Георгий Алексеевич Орлов родился 10 февраля 1895 г. в деревне Варварино Могилевской губернии в семье купца 2-й гильдии, почетного гражданина г. Могилева Алексея Емельяновича Орлова и его жены Ольги Эдуардовны. Георгий был первенцем в семье Орловых. Кроме него в семье было еще два сына и три дочери.

После окончания в 1913 г. Могилевской мужской гимназии Георгий поступает в Московский институт инженеров путей сообщения. В Первую мировую войну, когда Ставка Верховного главнокомандующего переезжает в Могилев, в доме Орловых поселяется начальник штаба Ставки, а в дальнейшем Верховный главнокомандующий, генерал от инфантерии Михаил Васильевич Алексеев. В дом Орловых к генералу Алексееву часто приходят высшие офицеры штаба Ставки. Во времена приезда в Могилев императора Николая II в доме Орловых бывал и цесаревич Алексей, с которым подружился младший брат Георгия Борис. Всё это, безусловно, оказало большое влияние на воспитание Георгия в духе любви к Родине, преданности Отечеству и воинской присяге, на всю его дальнейшую жизнь. В 1917 г. его призывают в армию и направляют в Одессу для прохождения ускоренного курса студенческой школы прапорщиков. Но на фронт Г.А. Орлов так и не попал из-за Октябрьского переворота, круто изменившего жизнь в России и повлиявшего на дальнейший ход войны.

Политическая обстановка в стране не могла оставить равнодушным молодого человека, воспитанного в духе патриотизма, обладающего аналитическим складом ума, острым взглядом на происходящие события, и он решает пробираться на юг России в Добровольческую армию.

12 августа 1918 г. (по ст. ст.) Георгий Орлов со своим другом Андреем Седельниковым уезжает из Могилева на юг, в формирующуюся Добровольческую армию. С этого дня он ведет ежедневный дневник без единого пропуска. 27 августа 1918 г. Г.А. Орлов зачисляется в 3-й отдельный легкий артиллерийский дивизион, входивший в дивизию полковника Дроздовского. В первой записи своего дневника он так объясняет причину отъезда в армию: «…Решил я ехать в армию потому, что я непримиримый враг хамства и той мерзости, которую развели в России большевики, и в момент отъезда желал и думал помочь как можно скорее справиться с большевизмом, а затем поехать в Москву и продолжить заниматься в институте…».

Вместе со своей частью он проходит с боями в рядах I корпуса путь от Армавира до Орла. В октябре 1919 г. Георгия командируют на двухмесячные артиллерийские курсы в Севастополь, после окончания которых его снова направляют на фронт, к тому времени откатившийся к Ростову. После ряда тяжелых поражений часть Г.А. Орлова отступает к Новороссийску, а затем, в октябре 1919 г., – в Крым.

1 ноября (ст. ст.) 1920 г. с остатками Дроздовской дивизии Г.А. Орлов на транспортном судне «Херсон» эвакуируется из Севастополя в Галлиполи (полуостров на территории Турции, находившийся под протекторатом Франции), где бывшие союзники выдавали полуголодный паек своим соратникам по войне. В Галлиполи, несмотря на трудные климатические условия и голод, Белая армия сохранила свой боевой дух и воинский порядок и не подчинялась командованию стран Антанты. В тяжелых условиях военного лагеря Г.А. Орлов участвует в работе исторической комиссии, которой было поручено описать боевой путь Дроздовской дивизии. Ежедневные и кропотливые записи из его личного дневника служат ему большим подспорьем.

С горечью он пишет о тех лишениях и потерях, которые пришлись на долю солдат и офицеров, сокрушается по поводу безответственной работы интендантской службы, которая не обеспечивает армию теплой одеждой, обувью (хотя она имеется на складах), возмущается отношением союзников к Гражданской войне в России. Он пишет, что внешняя политика Франции диктовалась, конечно же, не русскими интересами, что Англия, оказывая поддержку Белой армии, вместе с тем преследовала цель затягивания Гражданской войны, увеличивая разруху в России.

В Галлиполи, несмотря на молодость, Г. Орлову поручают читать курс лекций по аналитической геометрии и вести практические занятия по высшей математике на курсах Союза офицеров и в Инженерной школе. Когда правительство Чехии пригласило 100 студентов из рядов Белой армии для окончания образования, то Г.А. Орлов с легкостью попадает в их число и 27 октября 1921 г. выезжает из Галлиполи в Прагу, где и поступает в пражский Политехнический институт, после окончания которого работает в Земстве по специальности. В 1927 г. Георгий женится на Наталье Владимировне Тавлиновой, русской девушке, которая окончила юридический факультет в Пражском университете. 17 декабря 1940 г. у них родился сын Вадим.

Наталья Владимировна и Георгий Алексеевич перед свадьбой. Прага, ноябрь 1927 г.

Живя в Праге, Георгий Алексеевич остается русским человеком, верным идеалам юности и воинской присяге. Он становится активным членом, а затем и многолетним председателем Галлиполийского землячества, которое было общественной организацией и проводило разъяснительную работу среди русского населения, оказывало помощь нуждающимся. 14 января 1940 г. состоялось последнее заседание Землячества.

В 1938–1939 гг. некоторые выходцы из России начали усиленно изучать немецкий язык, отправлялись на работу в Германию. Орлов категорически осуждал подобные действия. Как гражданин России он считал своим долгом помочь землякам сохранить чувство любви к Родине, ее идеалам и уверенность в том, что они получат возможность вернуться в Россию. Он тщательно собирал материалы о событиях Гражданской войны, встречался с участниками этих событий, читал лекции об этом времени. Особенно он заботился о том, чтобы взрослые выходцы из России и их дети не забывали, откуда они родом.

Галлиполийский бал в Праге. Георгий Алексеевич – второй слева, Наталья Владимировна – вторая справа

Алексей Емельянович и Ольга Эдуардовна Орловы (родители автора дневника)

Семья Орловых. Стоят: Лидия и Георгий, сидят: Ольга Эдуардовна и Алексей Емельянович

Семья Орловых в усадьбе Варварино близ Могилева, 1908 г.

Гимназист Георгий Орлов перед родительским домом в Могилеве

Георгий Орлов в 1906 г.

Георгий Орлов. Москва, 1916 г.

Прага. 1937 г.

С приходом немцев в Чехию Георгий Алексеевич продолжает свою просветительскую деятельность среди русского населения. Будучи в оппозиции к русским воинским организациям, находящимся в Чехии, он выступает с докладами в Народном университете, перед молодежью, в Профессорском доме, куда члены русских воинских организаций не заходили, боясь, что их обвинят в неблагонадежности. По словам его жены, он «… был русским и всё свое свободное время отдавал на пользу русской национальной деятельности в ущерб своей карьере инженера и своему здоровью. Его всегда ждали, надеясь, что он придет и всё расскажет, растолкует…».

О его отношении к России можно судить и по такому факту из его жизни. 20 октября 1940 г. он получает приглашение из Берлина от фирмы «Сименс» с предложением работы, но отклоняет его, несмотря на втрое большую, чем в Праге, заработную плату. Здесь следует отметить, что к этому времени Георгий Алексеевич становится очень известным инженером.

В 1945 г. семья Г.А. Орлова по приглашению известной строительной фирмы «Losinger+Ko» переезжает в Швейцарию, в г. Берн, для работы. Именно здесь он производит все расчеты строящихся мостов, плотины в Израиле и т. п. В октябре 1963 г. совместно с инженером Г. Саксенхофером он издает книгу по расчетам всех видов балок, пользовавшуюся большим спросом у студентов многих поколений и в строительных организациях.

Однако годы, проведенные Г.А. Орловым в окопах Гражданской войны, жесточайший голод в лагере в Галлиполи, огромная просветительская работа с большой самоотдачей в последующие годы подорвали его здоровье. 19 апреля 1964 г. после тяжелой продолжительной болезни Г.А. Орлов скончался.

Сохраненный Георгием Алексеевичем дневник времен гражданской войны представляет собой четыре толстые тетради, исписанные простым карандашом и чернилами мельчайшим почерком. Бумага от времени темнела, карандаш выцветал, поэтому в 50-е годы Г.А. Орлов предпринял перепечатку дневника: он читал свои записи вслух, а супруга Наталья Владимировна печатала на машинке. Затем автор прочитывал текст и в некоторых местах исправлял опечатки. Было сделано несколько экземпляров машинописи под копирку.

Один экземпляр дневника попал в Могилев к племяннику Георгия Алексеевича (сыну брата Бориса) Олегу Макаренко, который предпринял усилия по публикации фрагментов Дневника дроздовца в журнале «Звезда», они были напечатаны в декабрьских номерах за 2012 и 2013 гг. Полностью дневник никогда не публиковался. Подлинник дневника хранится у сына автора Вадима Орлова в Берне (Швейцария).

В 2015 г. один экземпляр машинописи был передан в Москву сотрудницей Института Восточной Европы в Берне Ириной Черновой-Бургер. По этому экземпляру осуществлено настоящее издание дневника Георгия Орлова.

1918 год

Отъезд из Могилева. Прибытие в Добровольческую армию

12.08.1918. День 12 августа старого стиля, назначенный мной и Андреем для отъезда в Добровольческую армию, начался обыкновенно, как и все другие, с тою только разницею, что пасмурное небо предвещало плохую погоду, а некоторое волнение и беготня в доме указывали на близость отъезда. Накануне, 11 числа, зашел к нам П.А. Сченслович¹ и остался ночевать. Как он, так и многие другие заходили, чтобы проститься и пожелать успеха нам и тому делу, на которое мы едем. Такое отношение со стороны окружающих и знакомых не только приятно, но и создает известную уверенность и твердость в начатом деле.

Около 10 часов мы с Андреем <Седельниковым>² пошли в Приютскую церковь, где папа хотел отслужить напутственный молебен. В этот день там служили панихиду, так как был 40-й день после убийства бывшего Императора.

После молебна ездил под проливным дождем на вокзал, чтобы справиться о времени отхода поезда. Решили ехать вместе с капитаном Полчаниновым³, который получил беженский вагон до Ростова. После вокзала уложили вещи и сели обедать. Во время обеда пришел о. Крымский, чтобы передать нам письмо своему родственнику в Новочеркасске, благословил нас в путь и уходя сказал: «У меня прямо слезы навертываются на глаза, когда я вижу как молодые люди несут свою жизнь на алтарь отечества». Симпатичный священник этот о. Крымский. Затем пришел Вася с целью проводить нас. Я написал еще письмо в Москву Оле с Генрихом. Папа с мамой благословили нас, мы посидели в гостиной перед отъездом и тронулись на вокзал.

Провожали на вокзале нас все, кроме бабушки и детей, были также Вася и Персианцев. В 7:06 вечера по среднеевропейскому времени мы тронулись из Могилева в вагоне 4‐го класса. Так как выходить на перрон неуезжающим не разрешали, то наши пошли на переезд и махали нам платками. Не знаю, как у Андрея, но у меня состояние было вполне спокойное и уверенное. Жалел я перед отъездом только о том, что не мог увидеться с Олей и Генрихом. Предчувствий у меня не было никаких и не должно было быть, так как я в них не верю совершенно.

Решил я ехать в армию потому, что я непримиримый враг хамства и той мерзости, которую развели в России большевики, и в момент отъезда желал и думал помочь как можно скорее справиться с большевизмом, а затем поехать в Москву и продолжать заниматься в институте тогда, когда моя работа не нужна будет армии.

Итак мы выехали из Могилева с лучшими намерениями, стремлениями и надеждами и большими затруднениями, так как пропуск достать было не так-то легко. Подъехав к станции Старый Быхов⁴, мы решили пойти и проведать капитана Полчанинова в его беженском вагоне, но к нашему глубокому изумлению его вагона не оказалось, и проводник на наш вопрос об этом вагоне ответил, что его не прицепили. Вернулись к себе в вагон и полусидя, полулежа дремали до ст. Жлобин, куда приехали около 2 часов ночи 13 августа, и где нам пришлось пересаживаться. В Жлобине закусили, подождали около 2 часов поезда, влезли в вагон 3‐го класса с разбитыми окнами и двинулись дальше. Против меня на верхней полке ехал солдат, возвращающийся из германского плена; тот всё время охал и ахал, что немцы захватили так много русской территории и, в частности, ту деревню в Гомельском уезде, откуда он происходит.

Около 6 часов утра подъехали к Гомелю. Здесь – украинская граница, и нас, естественно, продержали перед решеткой, прежде чем пропустить на станцию, так как проверяли пропуск и просматривали вещи. На станции мы после минутного совещания решили ехать дальше на пароходе, так как весь вокзал был полон народом; надежды получить билет на скорый поезд было не много, и кроме, того поездом ехать было очень тесно, а мы хотели все-таки выспаться. Взяли «извозца» и поехали на пристань. Купили билеты 2‐го класса, устроились на местах, закусили и решили «отхватить кусочек сна», как я выражаюсь. Довольно основательно пообедали на пароходе и к вечеру выбрались на палубу. В общем, нужно сказать, что на пароходе мы отдохнули, с удовольствием проделали этот путь от Гомеля до Киева, куда мы прибыли во втором часу дня, как следует выспавшись и предварительно пообедав на пароходе.

Прямо с пристани мы отвезли вещи на вокзал, а сами пошли в гостиницу «Прага» в бюро Астраханской армии⁵. По пути зашли в отель «Франсуа» справиться относительно Мих. Ив. Реута, который выехал из Могилева 7 августа, во вторник, и хотел нас обождать в Киеве, чтобы ехать дальше вместе.

Но оказалось, что он уехал 12 августа вместе с эшелоном Астраханской армии. Так как в «Праге» бюро было закрыто до 4 часов вечера, то мы зашли к Наде Сазоновой, передали ей письма и посидели с полчаса, а потом опять пошли в «Прагу». Там я встретил моего товарища Бориса Алекс. Томилова⁶, с которым не виделся со времени его отъезда из Гатчины в действующую армию на Румынский фронт в начале ноября 17‐го года. Он очень обрадовался, увидев меня, и сейчас же предложил мне и Андрею остановиться у него. Эта встреча, с одной стороны, была приятна, так как я встретился с Томиловым, с которым был в самых лучших отношениях в дивизионе, а с другой стороны, пришлась как нельзя кстати, так как мы не знали, куда приткнуться, – в Киеве вопрос с комнатами и номерами обстоит чрезвычайно туго. Начались, конечно, обычные расспросы и воспоминания. Он меня познакомил со своей матерью, очень симпатичной и милой женщиной. Я был довольно сильно удивлен, когда увидел у него в доме его бывшую невесту, которую он вывез из Гатчины, с которой он теперь разошелся и заявил ей о том, что между ними всё кончено. Довольно пустая, ветреная и неустановившаяся девчонка. Рассказал он мне про поход из Ясс с полковником Дроздовским, и историю своего ранения, от которого он и сейчас не оправился, да и вряд ли оправится, так как правая нога у него теперь на 5 сантиметров короче левой, вследствие чего ему приходится ходить с костылем. Говорили о многом и только поздно ночью улеглись спать, условившись около 2 часов зайти к нему в бюро.

15.08.1918. С утра пошли побродить по Киеву и посмотреть город. Интересно то, что я город осматривал без особого любопытства, и хотя я в Киеве ни разу до этого времени не был, но ходил по улицам с таким чувством, будто бы мне это всё уже давно знакомо. Чем объяснить это, я и сам не знаю. Виновата ли в этом апатия, переутомление от всех этих беспокойных и безобразных времен или, быть может, то, что люди за последнее время, находясь в круговороте различных событий, сменяющихся с молниеносной быстротой, до некоторой степени отвыкли от нормальной, спокойной жизни, и обычная мирная перемена обстановки и новых впечатлений не вызывает уже никакого любопытства и волнения. Все привыкли к событиям и переменам грандиозного масштаба, а всё другое – мелкое, но даже и достойное глубокого внимания – остается незамеченным.

Зашли на Крещатике в кафе. Выпили сладкий кофе с тортом. Хотя я сладостей не люблю, но с большим удовольствием ел этот торт: уже давно не приходилось. В 2 часа зашли за Томиловым и пошли было домой. Проходя мимо Университета, решили зайти и посмотреть картинную выставку. В общем, выставка довольно бедная. Обратил я внимание на две картины, названные «После погрома». Хотя с внешней стороны они и показались мне достаточно верными, но всё же по-моему человек, не видевший разгромленных помещичьих домов в натуре, не может себе отчетливо представить той картины ужасающего разрушения и опустения, которая есть на самом деле. В Киеве есть всё, но не так уж дешево, как нам это казалось. Едим мы у Томиловых хорошо, и что особенно приятно, так это присутствие на столе белого хлеба. Вечером я почувствовал себя весьма неважно; уже с утра у меня был основательный насморк, а тут еще появилась повышенная температура, слабость и вообще болезненное состояние. Лег спать несколько раньше и к утру почувствовал, что заболел.

16.08.1918. Этот день решил провести в постели. Температура была высокая, около 40. Весь день чувствовал ломоту и находился как бы в забытьи, ничего не ел и всё время как бы дремал. Принимал аспирин. По всем признакам это испанская болезнь, которая бывает со всеми приезжающими. Андрей тоже себя неважно чувствует, его всё время клонит сильно ко сну.

17.08.1918. В этот день чувствовал себя несколько лучше, но все-таки достаточно скверно. Приходила ко мне в комнату мать Томилова, и мы с ней разговаривали. Как видно, она относится с большой заботой к нам. Вечером принял два порошка аспирина, ночью очень сильно потел, должно быть, болезнь благодаря этому пошла на убыль.

18.08.1918. Утром решил встать с постели, хотя чувствовал страшную слабость. После обеда пошел с Андреем пройтись немного по городу. Вечером Томилов сказал, что эшелон пойдет во вторник или в среду. За вечерним чаем обычные разговоры о том, о сем. Мы с Андреем начинаем чувствовать себя в доме Томиловых, как у себя дома. Только сегодня услышали о том, что прибыли в Киев кап. Полчанинов и шт.-кап. Тяжельников⁷.

19.08.1918. Ходили с Андреем по Киеву. Зашли к Томилову в бюро, а оттуда пошли в паштетную обедать, выпить пива. Относительно отъезда еще ничего не определилось, и мы начали подумывать о том, чтобы ехать совершенно самостоятельно.

20.08.1918. Зашли в бюро, записались на эшелон, но документов своих не оставили. Ходили в бюро Южной армии⁸ с целью узнать, что это за организация. Сидели в Купеческом саду, а к 3 часам решили идти вместе с Томиловым к Наде поерундить. Там мы узнали, что Борис Сазонов уезжает сегодня к дяде, и что Полчанинов будет сегодня около 5 у полковника Гринфельда. Пошли туда, оказывается, что Полчанинов едет вместе со своей милушей и вещами в Южную армию. Хотели вечером пойти в кинематограф или цирк, но основательно устали и решили отдохнуть дома. Эти горы в Киеве действуют прямо удручающе: куда ни пойдешь, всюду нужно или опускаться или подыматься по горам.

21.08.1918. С утра ходили к Украинскому коменданту за пропуском в Ростов и Екатеринодар и затем к Германскому. Получили легко пропуск. Интересно то, что у Украинского коменданта у наc спросили удостоверение в политической благонадежности, но мы сказали, что хотя его у нас нет, но мы вполне благонадежны. Тогда помощник коменданта покачал головой и со словами: «Думаю, что вам можно верить» – подписал пропуск. Затем взяли литеру до Ростова у этапного коменданта. Получивши пропуск, мы почувствовали себя значительно бодрее, так как благодаря этому создавалась уверенность, что мы можем самостоятельно доехать и до Новочеркасска. На обратном пути от этапного коменданта зашли во Владимирский собор. Собор действительно крайне интересный, но не было того надлежащего настроения, при котором можно было бы всё это рассмотреть и должным образом оценить.

Андрей в этот день начал писать дневник, но написал всего одну страницу, затем подумал, вырвал ее и разорвал. На этом его дневник, верно, и кончится. Хотя пропуски у нас и в руках, но мы еще не решили как ехать; нас смущают слухи о том, что немцы не пропускают офицеров, едущих в Армию, на границе Украины и Дона.

22.08.1918. Утром ходили в Купеческий сад, затем зашли в офицерскую столовую на Крещатике, где за 1 рубль можно получить борщ с кусочком мяса, кашу с салом и стакан чая с 2 кусочками сахара. Там встретили многих могилевцев. Вообще нужно сказать, что в Киеве очень много могилевцев – и служащих, и едущих дальше, и просто отдыхающих. На Крещатике встретили Скугаревского. Говорит, что выступает в каком-то театре. Вечером зашел к Шидловскому. Он сказал, что с таким пропуском можно свободно проехать, и просил зайти за письмами.

23.08.1918. Утром опять слонялись по Киеву, сидели в Купеческом саду и обедали в офицерской столовой. Теперь мы чувствуем себя вполне сытыми, обедая и в столовой, и у Томиловых, а то раньше один обед нас не удовлетворял. В столовой слышали, что будто бы немцы отошли из Могилева по дополнительным статьям к Брестскому договору, и город теперь снова заняли большевики. Известие чрезвычайно неприятное, но я ему не особенно верю. Видел всех трех Тарасевичей. Коля мне рассказывал, как он нес охрану Александровского Дворца в Царском Селе после революции. На улице видел Стася Гофмана. Он, прежде чем начать говорить, с прежней шутливой физиономией ощупал меня кругом и сказал: «Руки и ноги целы. Ну, и слава Богу». Комик и очень симпатичный парень. Сегодня решили с Андреем определенно: ехать без всяких эшелонов, самостоятельно.

Часам к 4 зашли к Шидловскому, чтобы просить у него удостоверения в том, что мы будто бы командированы в область Войска Донского от Министерства внутренних дел Украинской Державы. Он согласился и просил зайти к нему завтра утром в Управление за бумагами. Такие удостоверения, как мы слышали, облегчают проезд в область Войска Донского. Вечер провели в обычных разговорах, получили несколько писем, чтоб отвезти на Дон, и решили выехать завтра вечером. Киев и это неопределенное состояние уже достаточно надоели. Настроение такое, как будто едем не на фронт, а так… куда-нибудь, вполне спокойное и несколько радостное, что едем уже дальше.

24.08.1918. Утром опять бродили по Киеву, причем я всё это время интересовался только выставками в окнах книжных магазинов; главным образом меня привлекали, конечно, книги математического содержания. Снова ходили обедать в офицерскую столовую. После обеда получил от Шидловского в Управлении удостоверение о командировке в станицу Каменскую. Теперь мы решили, что тех бумаг, которыми мы располагаем, вполне достаточно для переезда через Украино-Донскую границу. Андрей зашел к Наде на службу сказать, что мы сегодня бесповоротно уезжаем. Она обещала приехать проводить нас на вокзал.

Пришли домой, пообедали и еще раз сложили вещи. Андрей пошел с Зинаидой Евдокимовной Томиловой закупить нам провиант на дорогу. Когда мы после предложили ей рассчитаться с нею, то она сказала: «Прожили это время, всем хватило, ну и слава Богу. Времена тяжелые и Вам деньги в дороге очень пригодятся», – и отказалась взять от нас что-нибудь за пансион. Таким отношением и в такое время она нас очень тронула; мы, совершенно чужие люди, прожили в такие времена около 10 дней, а она и слышать не хотела о какой-нибудь плате, наоборот предлагала прожить еще день и заявляла, что она очень рада, что мы прожили у нее и внесли «свежую струю» в их жизнь. Нужно полагать, что говоря это, она была искренна, так как, видя их жизнь и нелады ее с сыном, можно согласиться с тем, что посторонние люди, как мы, могли до некоторой степени временно скрасить их внутренние несогласия.

Около 7 часов вечера пили чай, говорили на соответствующие отъезду темы, затем, уже одевшись, посидели в столовой по обычаю и, распрощавшись и поблагодарив за милое отношение, мы вышли из этой гостеприимной и радушной семьи, сопровождаемые самыми лучшими пожеланиями и просьбами писать. Когда же мы подъезжали к вокзалу, то извозчик, обратив наше внимание на надпись «Отхив потягив», обернулся к нам и сказал: «Чтоб им все печенки повытягивало!» Таково отношение в столице Украины к украинизации со стороны простого народа, про интеллигенцию я уже и не говорю.

На вокзале уже были Надя и Вера, которые приехали нас проводить. Среди разговора Надя сказала: «На Дон едут все лучшие люди, и поэтому страшно жалко, когда они гибнут». Я согласился, конечно, с нею и указал, что для того чтобы победить то вопиющее зло, которое охватило теперь Россию, нужны большие жертвы со стороны лучшего элемента. Говоришь «нужны жертвы», а сам в это время как-то и не думаешь, что ты сам можешь сделаться этой жертвой. Это даже и в голову не приходит. Чересчур как-то много у человека в таком возрасте жизни и желания жизни, и ему как-то не хочется верить и не верится, что и он может стать безжизненным трупом. Не знаю как дальше, но пока мысль о смерти не приходит мне совершенно в голову, у меня есть определенная цель и я к ней иду. Теперь же я еду в Армию и считаю это своим долгом. По-моему можно перестать уважать себя, если в такое время, безусловно тяжелое, не сделать ничего для отечества и общества.