Kitabı oku: «Как угодно», sayfa 2

Поэт

 
…тряпье на бельевых веревках
опасные бритвы раскрытые
взвешенный, а навзрыд ревет
выплеснул крови корыто
скользит по кафелю с мебелью
по кайфу запить кониной
вешки расставив медленно
вешается на пуповине
болтает ногами бодро
но ясен пень точит лясы
мол мясо на женских бедрах
и ангелы златовласые
 

февраль 19

«Прочитаю на бегу…»

 
Прочитаю на бегу
След подошвы на снегу,
В нем кусочки мертвой рвоты —
Ужин, отданный врагу.
С проспиртованной судьбой
Мальчиши летят гурьбой,
С нескрываемой досадой
Крутят шарик голубой.
Набивать костяшки рук
Поручил им друг-физрук
И погожими деньками
Брать прохожих на испуг.
Испугался, значит врет,
Что в гармонии живет,
Перочинный пацаненок
Под ребро ему войдет.
Сокрушительный поддых,
Кутерьма снежинок злых,
Разрушение иллюзий
Непоседливых, седых.
 

февраль 19

«Пар прошлого в письме-смятении…»

 
Пар прошлого в письме-смятении,
Пронзили стол рапиры солнечных лучей,
Пылинки светятся и вертится плетение
Замочной скважины под натиском ключей.
Ты в дверь войдешь,
вспугнув скулящих чаек,
поставишь чайник…
 

октябрь 18

Сруб

 
Пока волк выл
по реке плыл,
а как влез в лес
поубавил пыл.
В том лесу сруб
задушил дух,
там стоит труп,
отгоняет мух.
Обходи, друг,
обходи сруб,
не сойдет с рук,
не спасет круг,
не вертай взад
да еды не грей,
завяжи глаза,
уходи скорей.
 

сентябрь 18

Начало двадцатого          (декаданс-сюита)

 
Кокаин на распродаже —
Три кило за два рубля,
Какаду мой стал плюмажем,
Талисманом корабля.
 
 
Я иду к друзьям-поэтам
С чистым томным порошком,
Издеваться над сонетом
Русским матерным стишком.
 
 
Там, за Лиговкой наш замок,
Там берем мы в оборот
Куртуазных куртизанок
И слоняющийся сброд.
 
 
Нам не нужно революций,
Наше счастье часть причин,
Захлебнуться от поллюций
И преставиться в ночи.
 
 
Косоглазых сгинул фетиш,
При жандармах морды бьем —
«За Цусиму мне ответишь!
Кто ты в городе моем!?»
 
 
Боль смотрелась благородно,
Все, что вспомнил невзначай,
Как на Балтике холодной
Согревал балтийский чай.
 
 
Как весной Нева трещала,
Как с веревкой лез на стул,
Как ты встречу обещала,
Уезжая жить в Стамбул.
 
 
Все. Устал. Плясать не буду,
И пока кипит отвар,
Помогаю лилипуту
Помочиться в писсуар.
 

сентябрь 18

Момент

 
На ярмарке поэтов
мясные ряды звуков
уводили коптить небо
заезжих жонглеров.
Мой обет молчания
дверь с другой стороны
вой ветра
падающая вода,
ушел от пустословия с духами
исключив спиртное…
Дерганый паяц доедает микрофон
мокрые бедра дам
уже на его плечах,
татуированных сгоряча.
Ковыряя в тарелке скуку
сонный аптекарь
скрыл в морщине
многозначительность момента.
 

сентябрь 18

«О, муза, ты присела на колени…»

 
О, муза, ты присела на колени,
Ты слушаешь движенье вешних вод,
Растет живот и верные олени
Уже давно не водят хоровод.
 
 
Зазноба юности в засаленном халате,
В шестой палате, что налево до конца,
Пускает шептунов на автомате
Пока я мнусь у мокрого крыльца.
 

сентябрь 18

Маленькая смерть нарратива

 
Руки бороду теребят,
и под крики ребят во дворе
слышу сонные слезы фонтана,
растворяющиеся в жаре.
Два смешных шерстяных пятна
морды спрятали в лапы, спят,
на асфальте арбузные реки,
руки бороду теребят.
В этом мареве города море
бестолковый и плотный мираж,
персонажи курортной истории —
ожидаемый ажиотаж.
Мракобесы живут бесконечно,
хочет выпороть дядюшка Сэм,
ну а плюс это минус, конечно —
БДТ или БДСМ.
ЧВК, челноки, чебуреки,
тчк, зпт, многоточь…
на асфальте арбузные реки
и невеста как бестолочь ночь.
Руки бороду города моря
да герою Георгия крест,
и как скажут французы – «don’t worry»
и под крики ребят манифест.
 

сентябрь 18

В матрице

 
Раб встал раком,
его мозг трахают
через желудочно-кишечный
тракт.
В анальном канале
мертвая пища
старых подписчиков
чин-чин.
Раб лезет в бар
бухать этанол,
смотреть под юбки,
блевать под стол.
В шорах конторы
с утра до шести
лучшей дороги домой не найти.
Дома супруга
(упруга пока)
она «нитакая»
она на века,
поскольку наш раб
накидался в дрова,
сегодня для долга
болит голова.
Теперь телеящик —
потоком ток-шоу,
и раб настоящий,
и все хорошо!
 

август 18

Волосы Солнца

 
По путям железнодорожным
Мчалось солнце, цепляя сосны,
Его рваные рыжие космы
Не ухожены и невозможны.
Вплетены в сухожилья вагона,
И в окно и в огонь самогона,
Перемешаны с пылью на коже,
Не уложены и непохожи.
Их не срезать прибрежной осокой,
Пальцы месяца в небе высоком
Крутят косу готовой к ожогу
И все молятся, молятся Богу.
 

сентябрь 18

«Воет пес и воет…»

 
Воет пес и воет,
Ищет чей-то след,
Влажный нос под снегом —
Никого здесь нет.
Синие сосули
Облепили хвост,
Острый месяц с крыши
Дышит в полный рост.
Заходи, пропащий,
Посидим вдвоем,
Коль не встретил счастье,
То забудь о нем.
 

март 18

Сновидец (Лжегуру)

 
Никотин из ушей, печень в пене,
Молвит брат об обратном дыхании,
Что всем нужно скрестить колени,
Видеть ауру в колыхании.
 
 
И пока он здесь чавкает мясом,
Обжигая текилой живот,
Наше пьяное счастье санньясы
Даже в собственных снах не живет.
 

ноябрь 17

В портовом городе

 
От летнего томления на сердце маета,
Портовых кранов щупальцы щекочут сухогруз,
Все кажется отчетливым и видно неспроста
Струится нежной свежестью расколотый арбуз.
 
 
Матросы белозубые бульварами идут,
Редут любовный пройден, считают этажи,
В их честь сегодня радостно акации цветут,
Над снегом бескозырок пикируют стрижи.
 
 
Почти галлюцинация, но видно вдалеке
Девчонки загорелые на пирсе ловят бриз,
Их угловатость наглая и мысли налегке
Рисуют для приезжего изысканный эскиз.
 

ноябрь 17

«Полушутя, полуиграя…»

 
Полушутя, полуиграя,
Полжизни в праздности порхая,
Он понял вдруг, что опустел,
Что поседел на почве флирта
И мир не мирт, а литр спирта
Что расхотел.
 

ноябрь 17

«Весь день сегодня поливает…»

 
Весь день сегодня поливает,
Везде трясутся в беготне,
Но дождь, конечно, понимает —
Все совершенно похер мне.
 
 
Для всех поэтов, горечь сплина
Мужицкий способ разузнать,
Что самка самодисциплины
Не будет мозг тебе сношать.
 
 
Идем, качаемся и дышим,
И пишем, что мол за окном,
Отполированные крыши
Уходят в космос за вином.
 

ноябрь 17

Приморцы                         (Рыбаки Севера)

 
Стул заскрипел —
оглохли автострады
луна хрупка.
Ее рука
сама трезвонит в рынду.
Трал полон рыбы,
рытвины морщин
определяют опыт
на глазок
на закусь
под педали,
что попадали
под седалища мужчин.
Пакетик чая —
чань морей открытых,
маяк тревожен
беспокойством о забытых,
луна хрупка,
на мостике покой.
Оформив груз
аппортом в порт приписки,
от солнца блики,
лица близких,
самых близких —
к ним прижимаются
соленою щекой.
 

ноябрь 17

«В капюшоне хорошо…»

 
В капюшоне хорошо,
Снега мокрого пушок
Пролетает мимо,
Медленно, лениво.
Саперави кружка ждет,
Утром в лужах будет лед
Отражать полеты
Птиц и самолетов.
 

ноябрь 17

Там, где умирают поезда

 
Мы прошли по утренней росе,
И тропа, виляющая змейкой,
Оборвалась где-то на косе,
В почве сочной, в паутине клейкой.
 
 
Ивняка тугие плети на плече
Просят поклониться водоему,
Пыль висит на солнечном луче,
Придавая значимость объему.
 
 
Если проползти еще едва,
То трава раскроется немного,
Там, где начинается вода —
Старая железная дорога.
 

сентябрь 17

«В твоем уме, что и вчера…»

 
В твоем уме, что и вчера,
все то же самое —
ходячий автомат.
Почистив зубы, ходишь на работу,
ты так рад,
что наступает пятницы хмельная передышка.
 
 
В твоем уме все то же самое,
бегущая строка,
и у любви, как у больного старика —
за придыханием последует одышка.
 

сентябрь 17

Вино

 
После каждого глоточка
Говорю себе я – точка,
После каждого глотка
Говорю – наверняка,
После выпитой пиалы
Допускаю, что не мало,
А прикончу бутылек,
Посмотрю на потолок,
Без раздумий устремляюсь
К магазину со всех ног.
 

март 17

«На капающий город…»

 
На капающий город
навязчивый сквозняк,
отращивая бороду
стращаю молодняк.
Плетусь из подворотен
к ближайшему метро,
и бесы на излете
вонзаются в ребро.
 

февраль 17

Кредо

 
Льстить любимым музам,
Выглядеть нахалом,
Хохотать от пуза,
Обходиться малым.
 
 
Быть всегда причастным
К звукам тонкой лиры,
Наблюдать бесстрастно
Ускользанье мира.
 
 
Боевым искусствам
Верить без причины,
И с особым чувством
Ожидать кончины.
 

декабрь 16

«Сон лучистый, снег пушистый…»

 
Сон лучистый, снег пушистый,
От иконы мягкий свет,
Мужичонка неказистый
У окошка пьет рассвет.
 
 
Электрички подпевалы
Дружно выстроились в ряд,
И вороны у вокзала
Говорят и говорят.
 

декабрь 16

«когда два дракона в море…»

 
когда два дракона в море
резвятся, бросая чешуи,
твоим небесам понятно,
что это чаинки в гайвани.
охвачен врасплох покоем,
омоет листву к третьей страже
стремительный синий ливень,
улитки упругий сок.
 

июль 16

«мимо облаков, дерева, реки…»

 
мимо облаков, дерева, реки
рама велосипеда
синий мальчик Кришна
развесил пухлые губы
так хочется петь и танцевать
по-дурацкому
с цацками лам
браслетом месяца
в полотне степи
бороться с калмыком
во имя Всевышнего
кожу изодрав
и потом, чтобы лечь с тобой,
вымыть голову кислым
молоком.
 

май 16

«Разбрюхатилась весна …»

 
Разбрюхатилась весна —
Ой ведь дура, ой красна,
Побежала по задворкам,
По сусекам, по столам,
Перегаром по пригоркам,
Всем алейкум, всем салам!
Говорит – теперь я баба,
Маслянистая услада,
Ой ведь дура, ой красна
Возвращенкою ткана.
Выпей мягкую сосульку
И пока качаешь люльку,
Навий день благодари,
Что молчат монастыри.
 

январь 16

«Так где же ты был…»

 
Так где же ты был,
когда тебя не было?
За сетью созвездий
небесного невода?
В тени подозрений
и сводчатых арок?
В мерцании айсберга?
В капельках пара?
Ты строил дворцы
досточтимых отцов,
стал сочною шлюхой,
вождем кузнецов,
тряпичником, воином,
поэтом, ученым,
скрипичным ключом,
воскресеньем прощеным,
горою и городом,
гулом турбин,
и голым рабом,
что несет паланкин,
Ганешей, конечно,
Иисусом и сном,
и днем белоснежным,
и красным вином.
Поэтому к черту
стихи бытия,
стихия уверена —
я – это я!
 

январь 16

Оставаться одному

 
Подумать только —
оставаться одному,
смотреть в окно,
в обои и обиды,
не соблюдать режим,
не строить виды,
не верить беспокойному уму.
Померкнув
между первой и второй
от жгучих губ
вечнозеленой феи,
плениться музами
да музыкой Орфея,
и как паяц заигрывать с хандрой.
 

январь 16

Тревога

 
А помнишь, было иначе?
Та панорама —
окно в никуда,
Там мы,
томные мальчики,
раскидывали на года —
пагоды слов,
институты,
парки, водку, луну,
невозмутимость Будды,
телеэфиры…
и тут ты,
всасываешь
что к чему
 

ноябрь 15

«Сирота Ясунари в пожаре заката…»

 
Сирота Ясунари в пожаре заката
Пасту чая неспешно обдаст кипятком,
Выдох трех крепостей – безупречная ката,
Но в заставах застыл мироздания ком.
 
 
Так в дыму криптомерий цветет Камакура,
Разрывает монаху коана нарыв,
На бумаге его тень хмурой фигуры,
И бездонное море, и стоны горы.
 

октябрь 15

«В длинной бороде дня…»

 
В длинной бороде дня
дети пронизаны лучистой водой
сухой палкой
они выуживают желтые листья.
 
 
Ветер запутался в кронах
в его пальцах раскидистые ветви
раскачивают хрупкий
оберег неторопливого шага.
 

сентябрь 15

Старье разных лет

Пойдем?

 
Когда проснемся лунными, волшебными, голодными,
Плесну в росу слюны твоей горячие ручьи,
Пойдешь со мною тропами, каналами обводными,
Заваривать в золе зари тибетские чаи?
 

январь 11

«Одним броском, рывком, наскоком…»

 
Одним броском, рывком, наскоком
Тебя в осколки разобью!
Сожмет мой прочный тонкий кокон
Запястья, шею, грудь твою.
Сквозь сон и стон, и липкий воздух
Едва открыв увидишь ты,
Как твердый член сбивает звезды
С окоченевшей Пустоты.
 

январь 11

«От умирающих пионов…»

 
От умирающих пионов
Ушли пахучие жуки,
Сухие листья, стон вагонов,
Стекло бутылки у реки.
 
 
Не попросившие прощенья
Следят как плавает душа,
И лишь молоденький священник
Кадилом машет не спеша.
 

«Температурит…»

 
Температурит
теперь и ты
как все один
хрипато дышишь
от никотина
костлявый космос
под селезенкой
укрыл туманом
о, настроение
играть и дальше
сосок лимона
публично срезав
 

Ворон Ану

 
Вот ты засранец,
Ворон Ану
Чертова птица
Ворон Ану.
Может ворона ты
Ворон Ану?
Где тебя носит?
Никак не пойму.
Ну ка, лети ты,
Тебя окрестил
Силой того
Кто спасенья просил,
В окна врывайся
К девчонке моей,
Губ не целуй ее,
Виски не пей.
Ты наворуй для меня
(не кричи!!!)
Серьги, колечки,
Чулки и ключи,
Ты распугай ее
Близких подруг,
Бдительным будь
Ибо кошки вокруг.
Каркни, что встречу
В семнадцать ноль-ноль,
Ягод куплю
И смешной алкоголь.
 
 
Я же заснуть без нее не могу,
Где тебя носит, проклятый Ану.
 

январь 11

«Солнце веселое…»

 
Солнце веселое,
всеми весеннее,
тени от сосен
и высота,
синее синее
солнцесплетение
ласково рыжего
лижет кота.
Долгая отповедь
дому далекому,
к полночи мысли
полны и юны,
понаблюдай
как всевидящим оком
форточка срежет
глазунью луны.
И до утра,
растревоженный звездами,
словно в порту загулявший матрос,
будешь вздыхать
и с видом серьезным
тихо насвистывать что-то под нос.
 

март 06. Бабино

Хип-хоп

 
Они рубят ритмы и рифмы
по своим нормам
в квартирах, фирмах
наперекор
силлабо-тонике спальных районов,
стишкам местечковых газетенок,
строки которых
обезжиренный кефир.
Им не нужен
затертый до дыр
мир, не портящий борозды.
«Максимализм» —
говорят умудренные,
ибо последним
уже до звезды
куда тот катится,
мать его так.
Они рубят ритмы
бритвой
по выродку с пятью подбородками,
сдобренного баблом
за успешный прокат порнухи,
по всему, что сжирают мухи,
по торчку, зарядившего жизнь
в перманентный укус инсулинок,
завтра проносится мимо,
запах людей-личинок
насилует ноздри,
волки в овечьих шкурах
метят в козыри.
Возня из-за грязи грузит,
но здесь так дышат
шустря и шурша,
говорят: «all inclusive»
и пока не сдохнем
сохнет на ушах лапша.
Шаг за шагом
факиры речитатива
против мыла —
смело, игриво
рубят рифмы и ритмы
городов-сортиров,
их слова – абсорбенты,
бинты,
их биты – шаманские бубны
и губы не лгут.
 
 
Кожа улиц вымокла.
Пот последних поэтов.
 

июнь 06

«Ветер вечен…»

 
Ветер вечен
На Черной Речке,
Лишь по утру туман-повеса
Поведал мне, что кровь Сверчка
Текла проклятьем для Дантеса.
 

сентябрь 05

Не знаю

 
Падал дождь на камни,
Капля в травах тонет,
Мы смеемся резво —
Мир в комбинезоне.
 
 
Присмотревшись в оба,
Облизнув мосты,
Впитывал автобус
Мокрые зонты.
 
 
Из-за молний вспышек,
Наважденьем вспеня,
Рыскают по крышам
Звери сновидений.
 
 
Прогрызая бреши
В облачную дверь
Ты войдешь неспешно —
Самый нежный зверь.
 
 
И в блаженной лени
Теплится рассвет,
Сядешь на колени
Лапы спрятав в плед.
 
 
Падал дождь на камни,
Ускоряя бег,
Я не знаю как мне
Нравится тебе.
 

июль 00

«сентябрьской ночью…»

 
сентябрьской ночью
ткани разрываются
кости стучат о бетон
но нам нипочем
резиновые дубинки —
портативные члены
символы мироздания
в кровоточащем анусе
холодного города
 

сентябрь 00

Мираж

 
французский поцелуй
за коробок спичек
бесподобная отреченность
пьяного эквилибриста
я прихожу к женщинам,
которые вешают мои сердца
на бельевые веревки
взамен
напиваюсь как свинья
рисую пальцем на стекле знаки внимания
слишком много глаз
разноцветных и пустых
шествие в коробках
вокруг да около
в спящих окнах шипение пластинки
кто-то жалобно смеется
в лучах разбитого стекла
лилипуты, чья армия
вяжет мои волосы
возгласы
обещали перерезать горло
если заплачу,
но я только открываю рот,
чтобы выпустить птиц, улетающих на юг
 

осень 00

Комната

 
Что мне рассказывать
комнате одинокой?
Пусто и губы сжаты.
Почти как ее окна
фосфоресцирует глаз,
что мне рассказывать?
Вместе повеселились
около ста назад,
и собирали листья,
и на бессонницу злились.
Передавили мозги
стулья, шкафы-мещане,
комната – то есть я,
пренебрегаем вещами.
Комната хитро прищурясь,
оценивая облака,
верит настырным ласкам
обычного сквозняка.
Но к женщинам незнакомым
ревнует, ревет ревмя,
я расстаюсь с ними комната!
комната – то есть я.
Нам так тосклива, дура,
выпей безумья глоток…
просто лежу понурый,
просто плюю в потолок.
 

июль 01

Садится солнце

 
День умирающей бабочкой
ложился на край реки,
и, осыпая пыльцой
юные девы вечера
и модные игроки,
может немного голые,
но увлеченные гольфом
хихикали от тоски.
Вкушали пирожное смерти,
смотрели на драку звезд,
а дальше – верьте-не-верьте
кто-то воскликнул: «поздно!»
«Поздно!» – вскричали негры,
«Поздно!» – шипел какаду,
грозный наш адмирал
крякнул: «Садится солнце»
аплодисменты ему.
 

сентябрь 01

Юная эстетка

 
«Чуть-чуть из Тютчева» —
ты прошептала тихо
восторженно любуясь томностью моей.
Засахаренность той картины
меня взбесила,
потер щетиной с новой силой
о край стола
и мысленно увел в альковы.
Ты вся дрожишь? Зачем?
Чуть-чуть Баркова.
 

сентябрь 01

Киник

 
Император спросил:
«Лучше тебе есть мясо мое,
пить вино золотое, женщин ласкать
или ползать в грязи, босиком до утра,
побираясь на рынках корками хлеба,
прозябая, кочуя в говне?»
Зевс свидетель ответил:
«По хую мне»
 

сентябрь 01

«Знакомился с тобой…»

 
Знакомился с тобой
особой ядовитой
в шестом часу,
тащились на Пруды,
затем погас в партере
(какой ужасный дым!)
В расслабленной манере
жевал в буфете колбасу,
в шампанское пускал бисквиты
и очень громко говорил
о преимуществах калорий,
мы не забыли об актере,
который кажется любил,
но только вышел весь…
довольно сплетен, будем есть,
как дразнит красная икра,
еще фужер, работничек пера
уж пьяный, сытый и неловкий,
на воздух, милая!
трамвай гонять пора,
пора орать стихи на Маяковке!
 

июнь 03

«Словно огня ночь…»

 
Словно огня ночь
не заметила
контуры многоэтажек
голову внутрь
обожгла
ошиблась
выпила кислые сумерки
с ветераном луны
 
 
так пахнет пустыня
глупость и воровство
сексуальное извращение
новый учебник истории
чашка, купленная в Париже
придуманный мир моей любви
 
 
я выхожу на балкон
освещенный солнцем
катаю машинки по мостовой
курю и ухмыляюсь
ты сидишь в кафе напротив
хлопаешь в ладоши,
обнаружив в спальне изысканную радость
 
 
тебе больно за меня:
притворяешься
успокаиваешь
невнятные экивоки о том,
чего видимо не произойдет никогда
на Китай-городе
комом в горле
застревает нахальная влюбленность самолета
в отражение доброй реки
 

Минута молчания

 
Имел место быть
имел имя
иней
неон
кинематограф
именно
осенняя охра
терминальная дрожь
даже дождь в падучей завис
свечи трещат —
воск вниз.
Пусть у жизни вставная челюсть,
что тебе челядь, имевший блеск?
насмешку кинул
у мира мол горб
насмешки гордого брошены в гроб
не быть это слабость?
вымысел?
имел смелость
выбором
выдернуть
раму
ранить рано
бравада иль правда
путь Дориана?
коли брешу, то поправь меня
красивый
на фотографии
глазами сцепились
ливень отпел
любимый
имевший
всех отымел.
И год уже канул
и черен твой камень
и как мне теперь терпеть?
Вином и виною
октябрь изводит
и осень со мною
от боли в блевоте
день сгинул, я сник
уповая на сны,
а с ними твой стынущий тонущий стыд
я верю, реву
недорезанным боровом,
что жив ты и там,
и что там тебе здорово
ответишь спокойно:
«Все блеф и игра,
я жив, а ушел, потому что пора»
 
 
имел место быть
и имеет свой вес
минута молчания.
 

октябрь 03

памяти Василия

«Бей, Арлекин…»

 
Бей, Арлекин
Требуют крови,
Волю в кулак,
Кулак по лицу,
Лица дымятся
Лепешкой коровьей,
Сын станет Духом
На зависть Отцу.
Тех, кто по центру,
Напротив, в сторонке,
С нами, снаружи,
Тех, кто внутри,
И вылетают зубные коронки,
И освещают глаза фонари.
Бей, Арлекинище,
Друг краснорожий,
Ты бесподобен в кулачном бою,
Просто ударь, чтоб от боли я ожил,
И уничтожил ухмылку твою.
 

апрель 03

Это ведь ты

 
Небо – твое,
отвоеваны смертью облака,
звезды в копне волос.
Мне видно как чешут бока
подъемные краны,
тот любопытный пес
тоже ведь ты —
вылитый!
Ты – лето,
ты – ветер,
ты – вечность,
ты – лепет и губы,
блеск металлической спицы,
слепящей глаза,
зачем я забыл
языки спелых трав,
наречья деревьев,
пусть время назад…
пусть медленно время назад возвратиться
вить в памяти гнезда,
ведь ты – это птица,
взлетевшая ввысь до лучей пустоты…
вот дождь постучался,
это ведь ты?
 

июнь 03

памяти Василия

Девочка

 
Казалось, та девочка метит в девяточку,
приподнимаются волосы ушки,
запахи сонные, белая пяточка,
сочные фрукты-игрушки.
Мягкая девочка смотрит с оглядкой,
временно ветрена в тридцать,
боль заметелится, метит в девяточку
и без души веселится.
Зябко без денежек девочке нежненькой,
мелкий с утра моросит,
губки все ниже, жаром прошепчет:
«Дай мне, пиит, на такси»
 

август 03

«Утроба-гроб…»

 
Утроба-гроб
Аборт и баста!
До старта доли,
Быстрый взлет,
И врач с ужимкой педераста
Мамаше руку подает.
Едва семнадцать
Море солнца,
Снимают, смотрят и суют,
Сперматозоиды-марафонцы,
Послеоргазменный уют.
Нам нет причины раздражаться,
Определяют бытие —
Твое желание влюбляться
И легкомыслие мое
 

январь 04

«быть отражаясь…»

 
быть отражаясь
знать но не видеть
это так дурно
даже безвкусно
словно слепые
рыщут травою
пальцы осоки
ключ от окраин
выбрали сами
тропы лесные
камни поляны
сок ежевики
я не в ответе
мир не корежу
луч через крону
сядем пенечком
встретим знакомых
чудищ небесных
ласковых тяжких
парнокопытных
сплетни в корзине
долгие танцы
очень нам пусто
городом полным
ждать безнадежно
только сегодня
завтра другое
собственно лучше
коли забудем
что мы за боги
время подскажет
автоответчик
и заершится
день самородком
ветер натравит
мазать загаром
так постепенно
я превращаюсь
в отзвук ботинка
стоптанный детством.
 

Кодеин

 
Хрустнула наличка,
Прибавляет газу,
К черту на кулички,
У Христа за пазухой
 
 
Скомкана ирония,
Кажется оказией,
Тут одностороннее,
Там однообразие
 
 
И не хватит смеха,
Ничего иного,
Просто надо ехать
От себя, родного
 
 
Убираться в лоно,
Все равно пока,
То, что крест зеленый
Вместо маяка
 
 
Режет постепенно,
Падая ничком,
Широту вселенной
Суженным зрачком.
 

февраль 04

Подруги

 
Подруги мои – лакомки,
Ласковые обманщицы,
Луна на глазах заплаканных
В окна мои таращится.
Полеты сложены за спину,
Заложницы крыльев снежных,
И на сердцах затасканных
Блеск ощущений свежих.
Бросаетесь в неизведанное
Не думая да не глядя,
Все вы чему-то преданы,
Все вы немного бляди.
Дерзость слезам подарена,
Дурью мужской изгажена,
Рвется наружу разваренная
Самокопаний каша.
А следом – невыносимая
Тоска в отраженье хмуром —
Кому я нужна, красивая?
Зачем я такая дура?