Kitabı oku: «Полнолуние», sayfa 2
Он был невысок, тонок в кости и до худобы строен, как и положено юноше двадцати лет, а кожа его, обычно нежно голубая, теперь, от охватившего волнения сделалась почти синей. Из-за давившей с обеих сторон дороги толпы вороной принца шёл шагом, и стражникам с трудом удавалось сдерживать людскую массу, напиравшую на него. Понимая, что другого случая в жизни больше не предвидится, каждый хотел увидеть наследника и если получится прикоснуться к нему, перенимая на себя частичку его удачи.
Сопровождаемая Колстрейдом Блоха стояла в первых рядах, и когда конь Салозара поравнялся с ними, внезапно кто-то вытолкнул её на дорогу. Девочка едва не попала под копыта, стража бросилась к ней:
– Куда прёшь, уродина! – и, схватив за ноги, потащила в сторону, но принц смущённый происходящим крикнул ещё не успевшим огрубеть голосом:
– Стойте! Народ любит меня и не вина этой несчастной, что жизнь так жестоко обошлась с нею, – вдруг он спрыгнул с коня и, наклонившись над лежащей Блохой, помог ей подняться:
– Кто ты дитя? – спросил он, с болью разглядывая ужасные шрамы на месте глаз.
– Меня зовут Сандра, – ответила та, держась за руку юноши. – Запомните это имя, сиятельный принц, ведь однажды я обязательно стану Вашей женой.
Удивлённый наследник смолк, не зная злится ли ему на дерзость девчонки. Стоящие рядом люди, встретили одобрительным гулом её заявление, тогда как другие, не понимая сути происходящего стали напирать на них и страже всё труднее удавалось сдерживать толпу.
– Мой лорд, прошу Вас больше никаких остановок до самого дворца, – почти молил его командир королевской стражи, Мастер Эйлер Кейн. Салозар, сев в седло, наконец, продолжил путь, а девчонка исчезла в толпе.
– Ну, разве обязательно было болтать, – выговаривал ей Заяц по пути к заброшенной усадьбе. – Как такое вообще пришло тебе в голову? Похоже, милорд лишил тебя не только зрения, но и разума.
– Медальон принесла? – первым делом спросил её Паук, когда они оказались в его покоях и девочка, достав из складок одежды, протянула ему золотой символ королевской власти, изображавший стоящего на задних лапах льва. С другой стороны шли имена предков Салозара, и когда наследник вступит на престол, туда же допишут и его собственное. Именные медальоны делались при рождении мальчикам королевского рода, хотя отнюдь не каждый из них мог впоследствии стать монархом и замене не подлежали. Потеряв медальон, наследный принц терял вместе с ним шанцы на престол.
– Да милорд. Когда Салозар склонился надо мною, я отстегнула медальон от цепочки.
– Салозар – растяпа, – проворчал Колстрейд, а девочка возразила:
– У него доброе сердце.
– Доброе сердце – непозволительная роскошь для монарших особ, – прерывая их спор, заметил Паук, держа в руке медальон. Он не мог его видеть, но величие, исходившее от символа королевской власти, отразилось в лице милорда.
– И что будет дальше? – спросила девочка.
– Мы выждем немного, и я верну его, и тогда бургомистру придётся смирить гордыню. В любом случае мальчишка будет обязан мне. Вам обоим лучше какое-то время побыть здесь – стража сейчас шерстит город в поисках пропажи.
– Нет, Паук, медальон принцу верну я, – заявил верзила и, несмотря на кажущуюся неуклюжесть, быстрым движением пронзил грудь слепца выхваченным из-за пояса ножом. Сандра этого не видела, но по появившемуся в воздухе напряжению и изменившемуся голосу громилы, было понятно, что случилось что-то ужасное.
– Что ты наделал! – девочка с криком бросилась к упавшему на пол лорду Кларку. Нащупав рану, она зажала ладонью бегущую кровь. Паук был ещё жив:
– Меня не спасти, – прошептал он, вкладывая в её ладонь медальон. – Отдай его принцу…
– Что вы там шепчетесь, – прорычал Заяц, отворачиваясь от окна. По двору к дому шли стражники, вероятно разыскивая их с Блохой. Схватив девчонку за ворот туники, он с лёгкостью отшвырнул её в другой угол залы и, склонившись над умершим стал обшаривать его одежду в поисках медальона.
– Я не собираюсь до конца дней подбирать упавшие крохи с чужого стола. Я должен был занять его место, только я. Но поверив россказням бывшей жёнушки старый дурак похоже решил оставить всё тебе, объявив своей дочерью, – не найдя медальон убийца повернулся к девчонке: – Отдай. Из-за своего упрямства ты погубишь всех: за эту висюльку нас вздёрнут на дыбе, и будут придавать таким пыткам, о которых ты даже не слышала.
– Если я и отдам медальон, то не такому выродку как ты, – отрезала девочка, слыша приближающиеся шаги. Громила бросился к ней но, Сандра, юркнув в камин, стала быстро взбираться по вбитым лестницей в каменную трубу штырям, по которым обычно поднимался трубочист. Дымоход был слишком узок для плечистого Колстрейда, и он решил схватить девчонку на крыше, но путь ему преградили появившиеся солдаты.
– Где чёртов медальон, – взглянув на мертвеца, обнажив меч, прорычал Мастер Кейн, утром сопровождавший Салозара по дороге во дворец, и Заяц выпалил, не став отпираться: – Он у девчонки, милорд, а девчонка улизнула на крышу, когда убив Паука, я собрался передать его вам.
Слова Колстрейда не произвели на рыцаря впечатления, он был слишком взбешён и вымотан этим безумным днём и поскольку опальный лорд был уже мёртв, решил выместить зло на его приближённом, вероятно не желая марать рук о такое ничтожество: – Сбросьте его со стены.
– Милорд, вы не сделаете этого, а если и сделаете, потом пожалеете, – заявил громила приближающимся стражникам и рыцарь спросил раздражённо:
– И что же мне помешает?
– Хаос. Вам помешает хаос, милорд, что непременно наступит, когда над сбродом не будет больше единоначалия. Подобно зловонной опухоли отверженные миром люди начнут расползаться по городу, лезть в глаза своим видом и ноздри отвратительным запахом. Потеряв доход, подобно зверю они начнут рвать друг друга за кусок хлеба и медный грош. Чтобы прекратить это вместе со мной придётся отправить, на тот свет несколько сотен человек разного пола и возраста, которыми раньше управлял Паук. Он играл в свои игры, желал править городом по старой памяти – у меня же таких амбиций нет. Зачем самому влезать в это болото, если уже есть человек, который будет делать за Вас грязную работу? И потом, это же я через своего человека сказал вам, где искать безделушку.
– Ерунда, вас видели сотни глаз, рано или поздно мы пришли бы сюда. Ты просишь о помиловании. В обмен на что? – сурово спросил рыцарь, раздумывая над его словами.
– Вы забываете историю с медальоном и убийством Паука.
Море, глубокое синее море над головой, несло к югу свои волны, гонимые северным ветром. Под толщей вод проплывали огромные рыбины, поднимаясь к самому верху и оттого почти упираясь в днище бегущего по водной глади корабля, где на мачте улавливал ветер металлический флюгер.
Слепая девочка стояла на середине балюстрады глядя на небо мёртвыми глазами, прислушиваясь к осторожным шагам крадущихся с разных сторон мужчин. В одном из них она узнала Зайца. Громила пытался удержаться на узкой вымостке, по чуть-чуть приближаясь к ней. Деваться девочке было некуда, Эйлер понимал это, крикнув с земли.
– Не усложняй своё положение. Нам нужен медальон, а не ты. Мне проще сбить тебя стрелой, чем бегать по крыше! – невидимый Сандрой лучник не спеша натянул тетиву, прицеливаясь в её сердце, не желая напрасных мучений, и тогда девчонка крикнула:
– Медальона со мной нет – я спрятала его в доме и вам потребуется немало времени, чтобы найти его. На это уйдут дни, а может недели. Я скажу, где спрятала золото, но вначале хочу поговорить с принцем. Не пытайтесь меня обмануть, я запомнила его голос и легко определю подмену. Если же Заяц или кто-то другой попытается схватить меня, клянусь, я спрыгну вниз!
– Принц давно уехал и потом, твои слова лишь бравада. Ты не сделаешь этого.
– Отчего же? А что мне терять? За кражу реликвии меня вряд ли погладят по головке. Если принц, уехал, пусть вернётся – я не могу здесь стоять вечно!
– Хорошо, – ответил ей командир королевской стражи, глядя как воин раскручивает над головой сложенную в аркан верёвку. Услышав это, Сандра приставила убивший Паука нож, что держала в руке к своему горлу.
– Вы играете не по правилам, милорд. У меня нет глаз, но отличный слух – если я услышу что-то подозрительное, то покончу с собой, прежде чем вы доберётесь до меня…
– Остановитесь! – услышала она, взволнованный голос принца, подъехавшего к самому дому на взмыленном жеребце, которого видимо, гнал во весь опор.
– Чего она хочет? – со злостью глядя на девочку спросил он прибывшего чуть раньше бургомистра и Готварт ответил.
– Заключить договор. С вами.
– Со мной? – удивился наследник, крикнув Блохе: – Чего ты ещё хочешь от меня?!
– Того же что и все женщины королевства – стать Вашей женой!
– Но я уже помолвлен и если не в этом, то следующем году мы обвенчаемся с синекожей принцессой Моршеной из Градираля, – недоуменно возразил принц, ожидая чего угодно, только не этого. Он был настолько удивлён её требованием, что даже перестал сердиться на девчонку.
– Бездомная нищенка нечета королю, – брезгливо глядя на неё сказал Бургомистр и все остальные презрительно засмеялись.
– А кто сказал, что я из простых людей? Мои родители – лорд и леди Кларки, пусть и не славятся богатством, но родословная отца уходит к первым властителям Добробрана…
– Это ложь! – крикнул Колстрейд, удивлённый не меньше других решительностью девчонки, неохотно добавив: – Да она путалась с бывшей женой Паука, но это совсем не значит, что они её родители…
– Отец сказал мне об этом перед смертью, когда я склонилась над ним – ты ещё спрашивал, о чём мы шепчемся. И это был не предсмертный бред!
– Кем бы ни были твои родители, это ничего не изменит: у меня уже есть невеста! – прервал её принц.
– Была, – отрезала Сандра, – когда медальон висел на твоей шее, и ты был наследным принцем. Насколько я знаю, ты не единственный сын отца и вместе с медальоном теряешь не только престол, но и невесту. Никто не станет связываться с неудачником.
– Я не неудачник! – раздосадовано воскликнул Салозар. У его родителя действительно были другие дети – бастарды – прижитые от придворных дам не только в Добробране, но и в землях за Пределом и теперь они вполне могли претендовать на престол, ведь у каждого из них по праву родства был свой медальон.
– Твоя удача – это я. Я верну тебе право на трон! – кричала Сандра, по общему настроению ощущая, что чаша весов его величество случая медленно склоняется на её сторону. Она точно не знала о наличии братьев Салозара, лишь слышала об этом от баронессы, но пущенная наугад стрела попала в цель. Если бы Ансара видела её в этот момент, то могла бы гордиться своей ученицей.
– Слово, пусть даже и монаршей особы мало что значит, когда замешаны интересы Престола – мой отец никогда не одобрит этот брак. Он хочет, чтобы Кровь Королей текла в венах продолжателей рода, а для этого нужны оба синекровых родителя.
– Время синекровок прошло, – заявила Блоха, озвучив то, что было и так всем ясно. С десяток королевских Домов Серединного мира смешивались между собой так часто, что давно уже стали одной большой семьёй. Но новой крови взяться было просто не откуда, и вместо божественного провидения голубая кровь оказалась опасной болезнью, предметом вырождения и проклятьем. – Так и быть, я подожду, пока ваш брак не расстроится, но ты должен перед всем этим городом сказать, что клянёшься взять меня в жёны, когда вновь станешь свободен. И ещё. Мне нужно что-то кроме обещаний, какая–то вещь Салозара, по которой, он узнает меня, даже через полжизни. Например, половина медальона. Без этого договора не будет.
– Не к чему устраивать балаган и позорить принца, – вмешался бургомистр. – Клятвы данной в этом кругу будет достаточно, чтобы его услышало Небо. Здесь полно народу. Я и мои люди будем представлять жениха, а жители развалин станут с вашей стороны. Человек, которого ты назвала своим отцом, мёртв, но громила сможет заменить его во время ритуала.
– А будет и ритуал? – удивился принц, сбитый с толку его деловитостью. Похоже, лорд Готварт относился к происходящему вполне серьёзно.
– Мой личный священник скрепит ваши клятвы своею молитвой, чтобы Триолан услышал их, – ответил Бургомистр, добавив тихо: – Не пугайтесь Ваше Высочество. Когда девчонка вернёт медальон, мы покончим и с нею, и с этими обещаниями.
– А как же Небо?
– Жрецы что-то придумают. Фимиам будет куриться три дня и тучные жертвы лягут на алтарь в таком количестве, что Боги закроют на это глаза, – лицо набожного юноши залил румянец, вероятно, он ещё не слышал ничего более святотатственного. – Не забивайте этим голову сейчас, главное вернуть реликвию.
– Рубить медальон мы не будем – нужно оставить в тайне всё, что здесь произошло, иначе это может навредить принцу…
– А как же все эти люди? Весь город из-за этого гудит как улей, – перебила его девочка.
– Погудит, да и стихнет. Это только слова – далёкое эхо событий, которые никто не будет проверять. Вы получите мой личный перстень, – бургомистр снял с безымянного пальца золотое кольцо с крупным алым камнем, мрачно сверкнувшем в солнечных лучах, хотя девочка и не могла этого видеть, но наследник перебил его:
– Не нужно, Вы и так сделали для меня слишком много, милорд. Ты получишь мою именную печатку с фамильным гербом и моим именем. Второй такой не существует, и я узнаю её даже в глубокой старости.
– Может, теперь, когда все формальности улажены, Вы всё-таки слезете оттуда, юная леди? Путь от Храма не близок и жрец прибудет сюда лишь к вечеру, – обратился Готварт к девчонке, свесив ноги сидевшей на парапете.
– Поверить всему, что Вы тут мне наобещали, значит дать заманить себя в ловушку. Я хочу чтобы клятва прозвучала на заполненной площади – если она будет нарушена, люди не забудут Вам этого.
– Площади не будет. Можешь хоть сейчас размозжить себе голову, это ничего не изменит. Рано или поздно я отыщу, чёртов медальон, пусть даже придётся разобрать здесь всё до основания, – отрезал Готварт, мальчишка нервно взглянул на него, но бургомистр не обратил внимания на это. Все вновь смотрели на Сандру, девчонка не знала, как поступить и после раздумья согласно кивнула головой: – Дождёмся жреца.
– Милорд, сейчас удобное время поймать её арканом или сетью, – поглядывая на Блоху, прошептал на ухо бургомистру Мастер Кейн, но Готвард просто ответил:
– В этом больше нет нужды. Я не нарушу слово, данное принцу и его самозваной невесте. Ты знаешь, девчонка мне даже нравиться, жаль, что она сама выбрала свою судьбу.
Когда жрец приехал к заброшенной усадьбе, сидя в запряжённой мулом повозке уже почти стемнело. Это был невысокий полностью лысый толстяк с невозмутимым лицом. Казалось, он совсем не удивился ни месту, где должен был заключить брачный союз, ни тем, кто встал под венец – вернее их разному положению в обществе. Как только молодая особа слезла с парапета, Готвард, особо не надеясь, приказал её обыскать, но, как и думал, медальона при ней не оказалось.
– Так вы соблюдаете договор! – возмутилась девчонка, но бургомистр, не повёл даже бровью:
– Не забывай, что ты украла его по приказу своего «папаши», возжелавшего шантажировать меня. Это не просто кража, а посягательство на установленный Небом порядок вещей, по сути, государственная измена. Так что заткнись и радуйся тому, что до сих пор жива. Преподобный, начинайте – пора заканчивать этот балаган.
Жрец, встав лицом к заходящему солнцу на верхней ступени чудом сохранившейся мраморной лестницы, неторопливо зажёг семь свечей в серебряном канделябре, и, перебирая узлы на поясе белой священной рубахи, стал читать молитву. Солдаты бургомистра стояли со стороны принца, попрошайки, представлявшие из себя пёстро одетую разношёрстную компанию сгрудились возле Блохи. То с любопытством поглядывая на читавшего молитву клирика и стоящих перед ним принца с девчонкой, то со страхом на поблёскивающих доспехами в отблесках света факелов стражников. Не ожидая для себя ничего хорошего по окончанию церемонии. Паук держал их в строгости, но никогда не перегибал палку, давая возможность заработка, кров и защиту. Что будет теперь, никто из них даже не представлял. Дочитав молитву до конца, жрец потушил одну за другой свечи и, сложив канделябр, в дорожную сумму побрёл к повозке, по-утиному переваливаясь из стороны в сторону.
– И всё? – удивлённо спросила девочка, слыша его удаляющиеся шаги.
– Всё. А чего ты ждала? Это только помолвка, – Салозар сняв печатку, попробовал одеть её на палец девицы, но она оказалась слишком велика, тогда наследник привязал кольцо к кожаному шнурку, отрезав от упряжи лошади и надел ей на шею. – Я свою часть уговора выполнил.
– Эти люди не должны пострадать, – заявила Сандра перед тем как вернуть медальон, указав на смотревших на них попрошаек. Принц взглянул на Готварда и тот сказал пренебрежительно:
– Я не могу гарантировать того что кто-то из бродяг не умрёт от болезни, перепоя, увечий, просто от старости или будет казнён за преступление. За себя лишь скажу, что не стану их преследовать только за то, что они видели эту помолвку; остальное зависит от них.
– Надеюсь на слово, данное не мне, а будущему королю Добробрана. Проводите меня к Пауку, я хочу проститься с ним.
– Да ты издеваешься! Мы потеряли из-за тебя весь день, и никто не хочет торчать в этих руинах ещё и всю ночь! – Багровея от гнева, прорычал бургомистр, хватаясь за рукоять меча, но принц, желая как можно быстрее покончить со всем этим, а не слушать бесконечные препирательства вдруг встал на сторону девочки: – Дадим ей такую возможность милорд, уверен, это не займёт много времени.
Тело покойного лорда Кларка лежало там, где застала его смерть. Пусть Паук не был Сандре отцом, он заботился о ней, как мог, давая суровые уроки выживания в этом мире. Но сам этот мир оказался жесток и не терпел слабости. Глядя на склонившуюся над покойником девочку, принц проникся сочувствием к её утрате:
– Оставим их, – сказал он, закрывая двери. В комнате было темно, но что значит свет для того кто живёт во мраке?
– Ты учил меня быть сильной, – начала Блоха, надеясь, что душа покойника слышит её. – Хотя сам, пожалуй, был слаб, позволив лишить себя золота, земель, будущего, даже глаз и жил в тени своего великого прошлого, сам став лишь тенью самого себя. Как паук сидел ты, в мрачных развалинах плетя липкую сеть, в которую попадались в основном навозные мухи, и когда забился в ней молодой лев, это стоило тебе жизни. Ты воспитывал меня как свою дочь и я, принимая отныне твою фамилию, клянусь продолжить твой род и наказать тех кто, так или иначе, причастен к твоей смерти.
Ей бы заплакать сейчас, изливая в привычном женском рёве из сердца тоску и боль страданий, но глаза её были мертвы, как песок Нимейской пустыни и, склонившись над мертвецом, она коснулась губами остывшего лба. Нащупав пальцами рану на его груди, она вытащила спрятанный в теле покойника медальон, из-за которого так много было сломано сегодня копий и, надеясь, что всё делает правильно вышла из залы.
Стараясь не думать о будущем девочка вручила ожидавшему её Салозару заляпанный кровью медальон. Брезгливо вытерев о портьеру на окне, принц, не решившись повесить на прежнее место, сунул его в висевший на поясе мешочек с серебром, и, не взглянув, вышел на улицу. Сандра слыша, как торопливо отъезжают от развалин лошади королевской свиты села на ступени, только, пожалуй, сейчас поняв как устала.
– Что прикажете делать с ней, милорд, – глядя в сторону усадьбы тихо спросил бургомистра командир городской стражи и тот ответил:
– Бросьте девчонку в крепость. Пусть там ждёт своего шанса.
***
Готвард держал слово. Как для тюрьмы условия содержания в крепости были нормальными. Девочка не голодала, раз в неделю её мыли в бочке с тёплой водой, а приходящая женщина, по–видимому, немая от природы каждое утро расчёсывала ей гребнем волосы. Она не знала, сколько прошло времени с момента заточения, ведь даже не могла определить день сейчас или ночь.
Та же матрона – это она определила по исходящему от кожи кислому запаху старости – убирала в комнате под присмотром надзирателя и спустя время Сандра уже могла вполне свободно ориентироваться в ней. Её держали отдельно от всех где-то под крышей, и когда шёл дождь, она отчётливо слышала стук барабанящих по черепице капель. Надзиратели не хотели с ней общаться, а матрона не могла и Сандра боялась, что со временем разучится говорить и тогда взяла привычку разговаривать сама с собой.
Просыпаясь, она желала себе доброго утра, а засыпая спокойной ночи, благодарила неизвестных поваров за добротную стряпню, пусть и не слишком вкусную, но не дававшую ей умереть с голоду, а Непорочную Деву, (которой отдавала предпочтение в пантеоне богов) за проявленное к ней снисхождение и, конечно же, боясь забыть, читала наизусть стихи. Толи к ней просто привыкли, толи кто-то проявил к девчонке участие, но теперь её кормили гораздо лучше, всё так же дважды в день, зато пища стала вкуснее и даже изысканней. Наверное, это было плодом её воображения, но ей казалось, она узнаёт руку повара баронессы, всегда добавлявшего в свои блюда пряности, что привозили из-за Азгора, откуда и был родом Мастер Грант.
Мылась она теперь, когда хотела, достаточно было сказать об этом матроне, а одевала не грубую холстину с чужого плеча, а шерстяные туники и льняные платья, которые складывала в отведённый ей для этого шкаф. Она старалась не падать духом, но понимала, что обречена, провести в каменных стенах всю оставшуюся жизнь, как самая опасная преступница этих земель. Пожалуй, местный властитель мог расправиться с ней, но не делал этого, желая продлить её мучения.
Пройдёт детство, потом юность, придёт пора зрелости, не единожды поменяется бургомистр и стражники, давно забыв о причине заточения, будут насиловать её, приучая к сладкой пытке и со временем, по прошествии лет она станет зависимой от этого, как от единственного своего удовольствия. А спустя полвека, когда она превратится в седую полоумную старуху, у неё не будет даже его и единственное о чём она станет мечтать, засыпая это о скорой смерти.
Печатка принца по-прежнему висела на её шее; возможно, какое–то время он ещё будет помнить о ней, но со временем воспоминания потеряют остроту под ворохом событий и дел, а история с украденным медальоном будет восприниматься как отчего-то не забытый дурной сон. И уже тем более Салозар вряд ли вспомнит о данном когда-то ей обещании. Она блефовала, не понятно на что, надеясь, но вот игра проиграна и всё что ей осталось, это общество немой старухи…
Задумавшись, она не сразу услышала лёгкие шаги матроны и когда та дотронулась до неё своими почему-то всегда холодными пальцами, то вздрогнула от неожиданности. Немая мычала, силясь что-то сказать, вероятно, воспользовавшись отсутствием стражи у дверей, но вот по коридору послышались грузные шаги женщина, сунув ей в ладонь, завёрнутую шелестящей обёрткой конфету, отошла в сторону.
Развернув, девочка вдохнула медовый аромат, сердце её часто забилось, и узница старалась не подавать виду, что взволнована. Она узнала этот запах – такие конфеты, делавшиеся по личному рецепту Мастера Гранта, любила Ансара и в том, что она, наконец, объявила о своём участии в её судьбе, не могло быть сомнений. Это была не просто медовая сладость в красивой обёртке – то был её путь на свободу. Боясь передумать, девочка быстро положила конфету в рот и едва разжевав, проглотила, запив водой из стоящего на столе кувшина.
На следующее утро она почувствовала себя нездоровой, причём настолько, что едва смогла встать с постели. Её рвало весь день горькой слизью пустого желудка и напуганные стражники, не заходя внутрь, ставили у порога свежую воду и пищу, но девочка не притронулась ни к чему и посуда осталась стоять у порога пока старуха, наконец, не унесла их прочь. Сандра теперь совсем не вставала с постели, и матроне с трудом удавалось насильно кормить её жидкой рисовой кашей. И без того не быв полной она исхудала ещё больше и напоминала скорее скелет, нежели обычного человека. Казалось, смерть стоит у изголовья ожидая последнего вздоха и пришедший лекарь, не найдя причины недуга посоветовал ей лишь покой, констатировав собственное бессилие.
То, что она не была заразна, пожалуй, являлось единственной хорошей новость. Промучившись неделю, девочка умерла, к всеобщему облегчению – пожалуй, она не заслуживала такой судьбы, и Триолан, смилостивившись над нею, прекратил её мучения. Лекарь констатировал смерть, положив в покрывало, стражники вынесли труп на тюремное кладбище, где обычно хоронили тех, за кем не пришли родичи упокоить в Башне Молчания среди усопшей родни. Жрец прочёл надлежащую в таких случаях молитву, и перед тем как стражники засыпали накрытое саваном тело, присутствовавший здесь лорд Готвард вертя в руке королевскую печатку, склонившись над покойницей, одел шнурок на тонкую шею. У принца ещё будет не счесть колец и перстней, а девчонка расплатилась за неё жизнью.
Накрапывал мелкий дождь, угрожая превратиться в ливень и быстро забросав могилу землёй, стражники поспешили в крепость, воткнув в свежий холм кол с прибитой к нему табличкой, написанной по такому случаю храмовым служкой: Блоха – девочка двенадцати лет. Родители – Анзор и Ансара Кларк.
Габриель
Очнувшись, Сандра рефлекторно открыла глаза, как делала до этого каждое утро всю свою недолгую жизнь. Она лежала, прислушиваясь к щебетанию птиц за окном, обрывкам разговоров идущих людей, стуку копыт и грохоту проезжающих по мостовой телег. Яркий дневной свет проникал сквозь повязку на её глазах, и вместе с ним пришло воспоминание обо всех недавних событиях и о том, что у неё больше нет глаз. Вспомнив об этом, девочка зажмурилась, и потянулась руками к повязке, вдруг услышав взволнованный голос сиделки:
– Она очнулась! Она очнулась! – вскочив со стула, женщина выбежала из комнаты, но услышав её крик, навстречу уже спешили с полдюжины человек. Вероятно все, кто был в этот момент в доме.
Плотно намотанная ткань была завязана на узел, который никак не поддавался девочке. Её пальцы, как и всё тело, плохо слушались от истощения, она поднялась с постели, но голова закружилась, и пришлось сесть на кровать. – Не так быстро, милая, – услышала она взволнованный голос Ансары. За время знакомства это был, пожалуй, первый случай, когда что-то смогло вывести миледи из себя. Понимая, что всё самое страшное позади, Сандра не зная, что сказать баронессе вдруг заплакала. Скопившиеся за долгое время слёзы текли ручьями, девочка содрогалась в рыданиях и леди Кларк, понимая её состояние, лишь молча прижала её к себе.
– Что с моими глазами? – всё ещё не в силах успокоится, с трудом выговорила девочка. – Я смогу видеть?
– Да, конечно. Несколько дней придётся походить в повязке, а потом мы её снимем.
– Но как такое возможно? Ведь Паук уничтожил их, я чувствовала боль и свежие ужасные шрамы в глазницах.
– Если бы это было так, я бы ничем не помогла. Он просто внушил тебе это, добавив немного магии, которой пытался овладеть.
– Он был чернокнижником? – спросила девочка и Ансара ответила, подбирая слова:
– Пожалуй, самое страшное в этом мире, когда люди преподносят свои заблуждения как истину, называя магией то, чего не могут понять. Например, знание о соединении материй, о действии настоек трав и движении небесных тел – всё это они по невежеству называют колдовством.
– За это Вы лишили Паука глаз?
– Я? – удивилась миледи. – Это он так тебе сказал? Хотя, пожалуй, в этом есть часть моей вины. В юности я увлекалась науками. Мой отец был последним управителем библиотеки Добробрана – тем, что осталось от её былого великолепия после череды войн. Он не просто раскладывал свитки – он был математиком, философом, астрономом, учил мудрости древних знаний и его школу посещали знатные люди, съезжаясь со всего Серединного мира. Он почти не брал с них денег – в этом был его замысел: сделать мир лучше.
Отец мечтал о сыне, который продолжит его дело – ведь только мужчина мог заниматься наукой, удел женщин лишь домашний очаг. Но родилась я, унаследовав от отца, в отличие от других дочерей и племянников тягу к знаниям. А потом, уже после его смерти я вышла замуж за Анзора, продолжая занятия со своими учениками, преподавая философию и точные науки. Он был префектом провинции, не последним человеком в королевстве и многим не нравилось моё влияние на него, а ещё то, чему учила, будучи Ментором. Клирикам казалось, я отнимаю прихожан у истинной веры. Больше слова жрецов не были для моих учеников истиной, они подвергали их сомнению хотя бы в том, что земля плоская и именно Бог создал нас всех, по сути, из своей прихоти.
Это отражалось и на отношении мужа к храмам и величине пожертвований на их нужды. В этом клирики обвиняли меня, жалуясь Первосвященнику. Анзор, был предан королю, ссорится с которым жрецы, не хотели, ведь вмешиваясь в дела государства, они посягали на власть Иеремии в провинции. Пусть он во многом и уступал Первосвященнику, но здесь неожиданно проявил твёрдость, отказавшись отзывать префекта, и тогда святоши решили проблему по-другому.
Ворвавшись в библиотеку, фанатики из живущих в киновиях монахов схватили меня, привели в свой Храм, раздели догола и там убили. Не сразу, – добавила женщина, услышав удивлённый возглас слушательницы. – Они живьём сдирали с меня кожу до костей глиняными черепками, выколов глаза, а когда я умерла, выбросили искалеченное тело на помойку, предоставив птицам, позаботится обо мне. Меня оживила колдунья, но даже это не было магией – меня воскресил Эйтр, мифическое вещество которым Боги сотворили мир из первородного хаоса. Живых он убивал, а мёртвых возвращал к жизни.
Мой муж тайно приказал слугам отвезти к ней моё тело, сам же, уйдя со службы, отдался алхимии, сумев истратить за короткий срок на своё увлечение целое состояние. Знавшие его люди решили, он сошёл от горя с ума, и возможно были не далеки от истины. Надеясь создать средство способное возвращать с того света он едва не распрощался с жизнью лишившись глаз. Мы встретились ещё один раз. Он стал почти безумцем; чуть не убивший его взрыв ядовитого газа уничтожил половину усадьбы. Гонясь за химерой своей мечты, Азнор влез в долги, с которыми не смог расплатится и кредиторы отняли у него всё, что ещё можно было продать.
Недавний вершитель судеб целой провинции смотрел на меня мёртвыми глазами, вероятно воспринимая мой голос за плод своего воображения. Все считали меня мёртвой и, имея столь сильных врагов, я решила не воскресать, тем более что меня всё равно сожгли бы на костре как колдунью. Ведь они, они убили меня однажды. – Вы отомстили своим убийцам, миледи? – спросила девочка, оробев от услышанных откровений и Ансара ответила, качая головой:
