Kitabı oku: «Танкист», sayfa 4
Глава 12
Я был привязан к жёсткому деревянному стулу, на глазах моих была повязка из плотной ткани. Голова моя была опущена. Я нашел в себе силы повернуть ее вбок.
Резкий рывок сдернул повязку с моего лица.
– Ваше имя и номер части?
Я молчал, стиснув зубы, смотря в пол.
– Имя и номер части, – повторил голос
С явным акцентом.
Я все еще молчал. Вдруг удар в живот, такой сильный и холодный, ни капли эмоций. Я задышал тяжелее и не выдавал боли. И еще сильнее прижал зубы к зубам.
– Вы понимаете, что молчание будет стоить вам жизни? Скажите, где сейчас находятся позиции русских, и мы гарантируем вам жизнь и почетный плен.
– Зачем мне жизнь предателя и ваш почетный плен?
– Вы можете послужить великой цели. Восхождению великого рейха.
Я засмеялся во весь голос, показывая, насколько для меня глупа даже эта мысль. Стул вместе со мной повалили на бок. На меня посыпался град ударов в живот, по лицу, ногам, в шею. Боль была ужасна, дышать стало еще тяжелее. Стул подняли обратно.
– Ну и где твоя страна, когда она тебе так нужна?
– Не страна меня защищает, а люди.
– Ну и где они?
Я улыбался, глядя в его пустые глаза и тёмное худое лицо, полное ненависти и отвращения.
– Может быть, это развяжет вам язык. Он развязать мне руку и приказал дер
жать меня солдатам. Прижав мою руку к старому столу, достал нож и ударил по безымянному пальцу. Боль была невыносимая. Двух фаланг как не бывало.
– Вы будете молчать?
– Лучше смерть, чем жизнь в одном мире с такой скотиной.
– Это ваш выбор. Вас повесят.
И Меня потащили в другую комнату, где стянули рубашку, а на шею надели деревянную табличку «Танкист». Я не мог идти, меня тащили через всю деревню. Деревенские смотрели на меня полными сожаления и сострадания глазами. Дети отворачивались, женщины плакали, а старики опускали головы. В Конце дороги стояла виселица, тугая петля и старая разваливающаяся табуретка. Я направлял свой взгляд на солнце, оно обжигает мои зрачки, целует мои окровавленные, разбитые щеки и губы. Я был так счастлив, что в последние моменты жизни увижу нечто прекрасное среди стольких лет мрака. Я был счастлив, что не выдал, где находятся мои товарищи, и приму смерть пусть в петле, но с честью. Меня поставили на табурет и надели петлю на шею. Я смотрел на своих убийц и улыбался, видя, что они бесчестны, что они боятся меня, видя, что мы можем на полях сражений. Они смотрели на меня, как на зверя, загнанного в угол. Ко мне с опаской подошёл фотограф. Вспышка. Я был готов принять смерть. Господи, отправь меня в рай, в аду я уже побывал. Я улыбнулся и опустил голову, закрыл глаза. Табурет качнулся. Свист пули, разрывающей верёвку – и я падаю на пыльную дорогу. Крик «Ура!» и рев боевых машин. Я лежал лицом на пыльной дороге со связанными руками и смотрел сквозь свои тёмные волосы, закрывавшие мне глаза, как солдаты
с красными звёздами бегут с винтовками ко мне. Я был счастлив, по моим щекам скатились слезы. Я поднялся на колени. Стоя на коленях, я видел солнце за танками. Мне развязали руки, разрезая толстую веревку. Я скинул тяжёлую табличку с шеи, а по телу моему била верёвка петли. Я бежал к танкам, видя, как немцы отступают. Я смеялся, падая на колени, плача от радости. Моя голова кружилась, тело заполняла боль физическая. Мои глаза закрылись. Мы не просили по себе ни песен, ни стихов, ни книг. Лишь чтобы помнили, чего стоит война. Всегда меня удивляли медали «за отвагу», «за храбрость». Я всегда считал, что каждый, кто идёт в бой, уже храбрый и отважный человек.
Самый сильный человек – это тот, кто без страха поднимается из окопа, с приказом в атаку бежит сквозь дождь пуль и взрывов. Нет не отважных людей в этой войне. Все в ней герои.
– Мы обязательно еще с вами встретимся, русский капитан.
– Кто ты?
– Кажется, я называл свое имя.
Глава 13
Очнулся я в госпитале. Рядом со мной сидела медсестра и набирала в шприц лекарство, ловко переворачивая ампулу. Я попытался подняться.
– Нет, что вы, лежите! – воскликнула она и нежно подтолкнула меня обратно
к изголовью койки.
– Где я?
– В Москве.
– Далеко ж меня занесло.
– Как ваше имя?
– Меня зовут Александр.
– В таком случае меня зовут Екатерина. Откуда вы?
– Вас действительно это интересует?
– Да!
– Я из Тулы.
– А я из Москвы.
Я опять попытался подняться.
– Вам сейчас нельзя вставать.
Я вздохнул и закатил глаза к потолку. Она взяла мою руку. Ее теплая и мягкая ладонь держала меня за запястье. Она медленно и аккуратно ввела иглу и нажала на поршень шприца, вводя лекарство. Она встала и пошла к другому больному, лежащему напротив меня.
Ее прекрасные тёмные волосы были аккуратно заплетены в косички, и сквозь серьёзное лицо, испытанное столькими страданиями, столькими потерями, проглядывалась добрая и тёплая улыбка. Мое пустое сердце наполнилось любовью. Я видел такое, что ей и не снилось. Я влюбился. Возможно, впервые в своей жизни. Она была той, что я искал всю жизнь. Тут подошел врач в длинном халате и круглых толстых очках.
– Как вы себя чувствуете, товарищ танкист?
– Прекрасно. Когда я смогу вернуться к своим?
– Не торопитесь. Выздоровеете – вернётесь.
– Я вас понял.
Я опустил голову на подушку.
– Вы почитайте, товарищ капитан. Доктор протянул мне какой-то очередной сборник сочинений революционеров. Никогда не интересовался политической литературой, но заняться нечем было. Страница за страницей, час за часом пролетел день. Быстро стемнело. Ко мне подсела Катя.
– Как вы оказались на фронте?
– Я еще до войны был военным и одним из первых принял в бой.
– Можно на ты?
– Конечно!
– Каким был ваш первый бой?
– Помню, тогда мне выдали винтовку, россыпь патронов и гранату.
Нас посадили на броню танка, и мы на броне десантом подошли к окопам. Сердце сильно билось и вырывалось из груди. И началось! Артобстрел! Я сидел в окопе, прижимая к себе винтовку. Я был засыпан землей и грязью, а рядом со мной лежали мои мертвые товарищи. Повсюду раненые, свист пуль, взрывы. Прозвучал выстрел и приказ в атаку. Я не смог вылезти из окопа, только высунул винтовку, потянул затвор, и выпала горячая гильза. Рядом со мной взорвалась мина. По щеке прокатилась кровь. Глаза закрывались, в ушах звенело, и, упав на колени, опираясь рукой о землю, прижимая к себе винтовку, я дрожал, как зверенок. На ладонях, которыми я прикрывал лицо, осталась небольшая лужица крови, смешавшаяся с грязью. Кровь и грязь. Так будет всегда на этой войне.
И
Меня дёрнул капитан и, сказал, что нужно идти. Он поднялся из окопа тут же получил пулю в лоб.
И
– Вам было страшно?
И
– Каждый день и каждый час. Я не хочу больше воевать, но я не могу оставить своих друзей. Когда меня опять отправят на фронт?
И
– Не раньше чем через неделю.
И
– А вы как попали сюда?
И
– Я? Просто. Медицинский институт. Нас всем курсом призвали. Я фронта не видела, только раненых и умерших.
И
Я посмотрел за окно, в котором, как бусины, блестели звезды. Каждая как маленький фонарик, плывущий по огромному небу.
И
Мне до сих пор снятся эти бои, эти дни эти минуты. Окопы, пули и земля, не остывшая от боев и горячей крови. Насколько ужасно было сидеть в холодном мокром окопе, прижимаясь спиной к стенке, и слушать выстрелы снайперов и то, как пуля входит в землю, останавливаясь там. Я не так много сидел в окопах, но каждый раз, каждую ночь я сижу там снова и снова.
– Вам очень повезло, если вы не были в боях.
Неделя пролетела слишком быстро, чтобы хоть как-то почувствовать себя психологически лучше. Катя долго рассказывала о своей жизни. Эти ужасные дни войны сближали нас. Но вот я в той же гимнастерке стою у выхода из палаты. Дверь открылась, ко мне подошла Катя.
– Я желаю вам победы, товарищ капитан.
Она опустила голову. По ее щекам катились слезы.
– Я тебя обязательно найду. Я тебя не забуду.
– Прошу тебя, останься живым.
Я опустил голову и вышел из палаты.