Kitabı oku: «Бесоборец»

Yazı tipi:

Пролог

На поляну я вышел, когда изрядно стемнело. Весь исцарапанный сухими ветвями. Несколько километров назад я заметил между стволов деревьев огонек и пошел в его сторону. Зрение сыграло со мной жестокую шутку. Мне казалось, что до источника света рукой подать, но добрался я до него спустя пару часов.

Я оперся рукой о шероховатый ствол дуба и выдохнул. Передо мной раскинулась поросль колючего кустарника. Едва заметная тропа вилась среди бурьяна и вела к дому.

С виду тот был похож на охотничью сторожку. Только вот никаких охотничьих зон и угодий в Лихолесье никогда не было.

Строение было старым, скособоченным, вросшим в землю, с заваленной замшелыми ветками и палой листвой крышей. Окна дома были забраны потемневшими от времени досками. Сквозь щели виднелись мутные стекла. Я с опаской взглянул на крыльцо, которое вело к покосившейся, грубо сколоченной двери. Продавленные ступени зияли проломами.

Я подошел к крыльцу, коснулся Плетения прыжка и перенесся на верхнюю ступень. Правая нога соскользнула, и я нелепо взмахнул руками, удерживая равновесие. Выпрямился, с облегчением выдохнул. Ухватился за проржавевшую ручку и потянул ее на себя. Дверь с протяжным скрипом распахнулась, приглашая меня внутрь.

Пахнуло мхом, стоячей водой и гниющей ветошью. Под потолком забилась летучая мышь, которая не решилась вылететь и застыла на месте, пуча глаза-бусинки и открывая зубастый рот.

Убранство лесной избы было весьма скудным. Печь в углу, несколько полок вдоль стены, на которых виднелись банки с мутным содержимым. Под потолком висели пучки пыльных трав. Широкая лавка растянулась у занавешенного тряпкой окна. Большой стол когда-то был добротным, но кто-то однажды сломал его и наскоро скрепил ножки со столешницей длинными темными гвоздями. На полу лежал грязный домотканый ковер. Его угол завернулся, явив крышку подвальной двери.

Но это я отметил попутно. Потому как все мое внимание привлекла лежащая на лавке девушка. Она сложила руки на груди и, казалось, спала. Красивая, тонкокостная, с аккуратным носиком, пухлыми губами и длинными ресницами, отбрасывающими кружевные тени на бледные щеки. Только вот даже в полумраке я заметил, что кожа ее бела как снег. Я сощурился, пытаясь понять, поднимается ли ее грудная клетка. Но не смог отвести глаз от выреза белого сарафана, в котором виднелась пышная грудь.

Отвлекло меня то, что люк подпола дрогнул. А затем я услышал приглушенный голос: «Помогите…» Значит, пленники там.

Не сводя напряженного взгляда с неподвижной девушки, я сделал осторожный шаг в сторону люка. Еще один. И в этот момент ощутил за спиной какое-то движение. Сразу же в голове яркой вспышкой блеснула мысль: «Обманули!» Она смогла навести качественный морок. А сама пряталась за печкой.

Реакция моя была моментальной. Я ушел в сторону, пропуская перед собой широкую лапу с длинными черными когтями. Активировал Броню и развернулся, на ходу касаясь Плетения призыва. Послышался треск. Тяжелое лезвие ослепительно белого меча проломило крышу, а затем вонзилось в пол. Я же активировал Слово усиления и положил ладонь на широкую рукоять, вытаскивая оружие из серых прогнивших досок.

– Неплохо, бесоборец, – послышалось шипение сбоку.

Голос был неприятным. Скрипучим, словно кто-то открывал и закрывал дверь чулана с несмазанными петлями.

Я обернулся. В паре шагов от меня стояла грязная баба в сером изодранном сарафане. Высокая, ссутулившаяся, с длинными руками, свисающими ниже колен. Когти царапали пол.

Она не атаковала. Просто стояла, склонив голову и с интересом рассматривая меня. Ее лицо было изрезано глубокими морщинами. А на кончике длинного крючковатого носа красовалась большая бородавка. Спутанные седые волосы свисали редкой паклей. А еще на кривом лице был только один глаз. И я наконец смекнул, кто передо мной.

– Бесоборец, – проскрипела баба и облизнула тонкие бескровные губы. – Молодой. Скоро пойдет в печь. А я отведаю сочного мяса. Хотя… Может быть, ты сам в печь залезешь? Сберегли бы время.

– Вот еще, – фыркнул я. – Обойдешься, мерзкая бабка.

Лицо старухи исказила гримаса злости. Она оскалилась, продемонстрировав длинные желтые клыки:

– Зря вы меня разбудили! – рявкнула она, и я отшатнулся. В ушах зазвенело. А затем Лихо бросилось на меня.

«А начиналось все так хорошо», – мелькнула в голове запоздалая мысль.

И я вступил в бой.

Глава 1
Предложение

Несколько месяцев назад

Я стоял перед дверью с табличкой «Приемная», не в силах постучать в нее. Не то чтобы меня пугали визиты в кабинет директора. Вовсе нет. За время обучения в приюте я навещал это благословенное место дважды в неделю. А в особо удачные седмицы количество таких визитов могло достигать десяти. Но в этот раз все было иначе. И я действительно чувствовал себя виноватым.

А еще мне было дурно. Во рту стоял стойкий привкус чего-то необъяснимо отвратительного, глотка растрескалась и пересохла. Голову словно проволокой стянули, руки-ноги слушались плохо. Безумно хотелось пить. Несмотря на то, что вода в меня уже не лезла. Вечеринка по поводу успешно сданных экзаменов и выпуска удалась на славу.

«Ладно, – пытался успокоить себя я. – Сделанного не воротишь. Кто же знал, что все так получится. К тому же учебный год уже закончен. Экзамены сданы, и со дня на день меня должны будут выпустить во взрослую жизнь. Так что…»

По обычаю старшей школы после сдачи экзаменов, которые длятся до конца июня, и получения аттестата об окончании общего образования, устанавливаются двухнедельные каникулы, после которых школяры сдают экзамен на ранг владения силой. Они длятся до середины августа. После чего проходит торжественное вручение бумаг, устраивается выпускной с соблюдением всех традиций учебного заведения.

Я глубоко вздохнул и несколько раз стукнул костяшками пальцев в створку. Дождавшись приглушенного: «Войдите», потянул на себя ручку двери и вошел в приемную.

Осмотрелся, будто ожидал увидеть что-то новое. Хотя здесь ничего не менялось. И за время предыдущих визитов, откровенно скучая, я успел изучить комнату.

Этот кабинет разительно отличался от приюта. Большое и светлое помещение со свежевыкрашенными стенами. Плотно подогнанные доски начищенного паркета. Удобный кожаный диван и пара кресел из умной наноматерии в углу у входа. Деревянные шкафы со стеклянными дверцами, отгороженные от посетителей столом, за которым сидел секретарь. Точнее – секретарша.

Она что-то читала с экрана ноутбука. Хмурилась, рассеянно грызла колпачок ручки, то и дело убирая со лба непослушную рыжую прядь.

Карина Сергеева, красавица и умница, которая решила остаться секретарем после выпуска из приюта. Сама девушка мотивировал это тем, что за время, которое она провела в этих стенах, приют стал ей родным. Но как мне казалось, причина крылась намного глубже.

– Привет, Карина.

Сидевшая за столом девушка оторвала голову от экрана, посмотрела на меня и смущенно заправила прядь волос за ухо.

– Снова вызвал?

Она встала из-за стола и подошла ко мне. Наманикюренные пальчики поправили узел моего галстука. Я заметил в зрачках больших зеленых глаз девушки отблески чужой Силы. И не смог сдержать улыбки. Значит, Петр Сергеевич Вяземский снимал стресс. Возможно даже, несколько раз. Об этой маленькой тайне знали трое. Я, Вяземский и Карина. Для остальных лицеистов девушка была неприступной недотрогой, смотревшей на школьников свысока. Впрочем, что знают трое – то рано или поздно становится известно всем.

– Как настроение? – я кивнул в сторону двери, на которой красовалась табличка «Директор Красносельского Имперского казенного лицея Вяземский П. С.».

Карина улыбнулась:

– На удивление спокоен. Даже рад.

Вот как? Ладно, попробуем забросить удочку еще раз:

– А зачем вызывал, не знаешь?

Карина благодушно улыбнулась:

– Он не докладывает. Ладно, иди. Хотя… стой.

Она подошла к столу, достала пластинки с жевательной резинкой. Вытащила одну, затем посмотрела на меня и добавила к ней еще одну. Подошла ко мне и вложила пластинки в мой открывшийся рот:

– Запах шампанского не перебить, но так будет хоть немного легче, – произнесла она, слегка надавив на подбородок, закрывая челюсть. – Все, иди.

Я подошел к двери и коротко постучал. После приглашения глубоко вздохнул, унимая страх, потянул ручку двери и вошел в кабинет.

– Вызывали? – остановившись на пороге, с обезоруживающей улыбкой поинтересовался я.

Петр Сергеевич сидел за столом. Перед ним лежала папка с личным делом. И я очень надеялся, что бумаги не мои. Услышав мой голос, мужчина оторвался от изучения документов и мягко улыбнулся:

– Проходи, Никита.

Признаться честно, такое поведение повергло меня в ступор. С чего вдруг у директора такое хорошее настроение?

– Да ты присаживайся, – с улыбкой продолжил он. – В ногах правды нет.

Я замер. И только спустя несколько секунд понял, что хочет директор. Благодарно кивнул и прошел по кабинету. Сел в кресло.

Петр Сергеевич довольно хлопнул в ладоши:

– Итак, могу поздравить, Воронов. Ты успешно сдал теоретические и практические квалификационные экзамены. И набрал минимальный балл для поступления в среднее учебное заведение. А еще тебе присвоен ранг мастера. Теперь нашему учебному заведению придется с тобой распрощаться.

Я на это лишь кивнул.

Царскосельский приют был старшей школой для бастардов, у которых Сила приобрела цвет. На протяжении двух лет, в довесок к грамоте, недорослей учили обращаться с Силой. А в конце обучения ученикам приходилось сдавать практические экзамены. Индивидуальные для каждого цвета Силы.

Сила бывает пяти цветов. Черный, к которому относятся стили энэнра, магии крови, а также колдовство. Синий включает школы Льда, Воды, Ветра и Молний. Красный позволяет владеть Огнем и тайной магией. Зеленый дает возможность освоить Силы природы, Земли или Песка. Ну, а белый открывает способности к Свету или мистицизму.

После сдачи экзамена каждому подростку присваивается ранг освоения Силы. Большинство выходят учениками. И за десять лет берут планку мастера. Но мне повезло. И дважды я брал первые места на ежегодных школьных турнирах. К тому же легко сдал нормы на ранг мастера.

– Для меня было честью учиться в этом заведении. И я очень благодарен вам… – начал было я, но Вяземский меня перебил, переходя на «Вы»:

– Вы бы оказали мне огромное одолжение, юноша, если бы не указывали наше учебное заведение ни в одной анкете, – попросил он. – Нигде. Даже в социальных сетях.

Директор встал и прошел к двери, намекая на то, что мне пора. И я последовал за ним.

Вяземский открыл передо мной дверь и с улыбкой протянул мне ладонь:

– Надеюсь, мы с вами никогда не увидимся. И только между нами: попытайтесь начать новую жизнь. Подумайте о том, что вы выходите в общество. Да, совсем забыл. Вот, держите.

С этими словами он полез в карман и достал связку ключей.

– Вот. Положенное вам императором жилье. Корабельный район. Не самое благоприятное место, да и уровень преступности там достаточно высок. Но это лучше, чем жить под мостом. Да и проживете вы там до момента, пока не поступите на служение какой-нибудь семье, – с легкой издевкой пояснил директор.

Я растерянно принял ключи, убрал их в карман пиджака.

– Кстати о семье…

Я кивнул в сторону стола. Где в рамке стоял снимок, на котором Петр Сергеевич в обнимку стоит с совсем еще юной девушкой.

– Я слышал, у Марии Петровны наконец обрела цвет Сила. Поздновато, в восемнадцать-то лет. Но…

– Моя дочь уже начала домашнее обучение. И готовится поступать в Институт международных отношений, – строго оборвал меня Петр.

– Отношения – это хорошо, – согласился я и пожал протянутую ладонь. – Ну, прощайте, Петр Сергеевич.

Директор улыбнулся и закрыл дверь за моей спиной. Я же довольно улыбнулся Карине. Но она никак не отреагировала. Открыв от удивления рот, девушка смотрела видео на телефоне. На щеках Карины выступил румянец.

Я прикрыл за собой дверь и спустился по лестнице. Посмотрел на часы: у меня минут десять. И лучше бы за это время мне покинуть корпус общежития.

* * *

Директор Царскосельского приюта для бастардов, Петр Сергеевич Вяземский, прошел по кабинету и сел в кресло. Откинулся на спинку, устало глядя в монитор.

Он возглавлял приют двадцать лет. И впервые на его памяти ему попался настолько… беспокойный ученик.

Петр Сергеевич устало прикрыл глаза. И не смог сдержать довольной улыбки: наконец-то беспокойный юноша ушел. Что будет с ним дальше – головная боль преподавателей, которым не посчастливится принять его в ряды учеников.

Директор встал и подошел к сейфу. Набрал цифры кода, потянул на себя дверцу, вынул бутылку с янтарной жидкостью. Вернулся к столу, откупорил коньяк, налил в пузатый стакан, извлеченный из ящика стола. И торжественно поздравил сам себя:

– Ну, за освобождение от проблем… – Вяземский отсалютовал портрету бородатого мужчины, висящему на стене.

Но выпить ему не дал телефон, который завибрировал на столе. Вяземский взял аппарат. На дисплее высветились номер и фотография улыбающейся девчушки с двумя косичками.

Петр провел пальцем по экрану, принимая звонок:

– Да, доченька.

В ответ в динамике послышались всхлипывания и рыдания, среди которых с трудом можно было разобрать отдельные слова:

– Папа… Прости… Они… А он… Я не винова-а-а-а-та-а-а-а…

Сбивчивая речь оборвалась, и в трубке снова послышались рыдания.

Спокойствие и умиротворение мигом исчезли. А в душе зашевелилась необъяснимая тревога. Предчувствие чего-то глобального. И очень плохого.

– Что случилось? – осторожно уточнил директор.

– Телефон… взлома-а-а-а-ли… и хранилище фотографий, – зарыдала в трубку девушка.

* * *

Машина прибыла прямо к дверям корпуса мальчиков. Крышка багажника открылась, и я закинул в него сумку и пару чемоданов. Сел на пассажирское сиденье.

– Вас приветствует автоматический сервис такси Койфмана, – вежливо сообщил женский голос. – Наша машина с максимальным комфортом доставит вас до пункта назначения. Вам остается только расслабиться в удобном кресле, получая удовольствие от поездки. К вашим услугам предоставлены мини-бар, кофейный автомат, видео- и аудиоколлекция на любой вкус. Желаем вам приятного пути.

Я отрегулировал спинку сиденья и довольно откинулся.

– Укажите точку назначения.

– Петербург. Корабельный район. Улица Юнкера Свиридова, дом десять, – прочитал я адрес, выбитый на прикрепленном к ключам бейджике. И на навигаторе автопилота нарисовался маршрут.

– Приблизительное время в пути один час десять минут, – сообщил голос. – Приятного пути.

И когда машина подъехала к воротам, где-то от школы послышался полный злости крик:

– Воронов! Тебе конец! Ты понял? Конец.

Я лениво покосился в боковое зеркало. Из открытого окна своего кабинета высунулся Вяземский. Лицо мужчины покрывали красные пятна гнева.

– Я вам помог, а вы грозитесь, – устало пробормотал я. – Без меня ваша дочь вообще могла бы не открыться.

Я и впрямь не считал, что поступил недостойно. Девушка сама пожелала поэкспериментировать. Отказывать даме в таких вещах не пристало. Ну а то, что она сохранила фото и видео наших утех – так это ее вина. Я тут при чем? Вот и доигралась. Взломали, и все утекло в сеть. Теперь видео с ее участием попадет в топы порносайтов. И о международных отношениях, скорее всего, придется забыть.

Мало кто смел говорить об этом, но все знали, что Мария Вяземская грозила не одному своему любовнику жалобой на домогательства после проведенных вместе вечеров. Просто не учла, что меня запугать было нечем. Заигралась, девочка. Вот и прилетел бумеранг.

В кармане завибрировал телефон. Я вытащил трубку и посмотрел на экран. Вяземский. Нет, князь, простите. Разговаривать с вами сейчас у меня нет никакого желания.

Я переключил телефон на авиарежим и, довольно улыбнувшись, прикрыл глаза.

* * *

– Вы прибыли в конечную точку маршрута. Желаем вам приятного дня.

Голос автоматического водителя вырвал меня из крепкого сна, и я открыл глаза.

Отдых сделал свое дело, и чувствовал я себя куда лучше, чем у кабинета Вяземского.

Дверь машины была открыта, а неподалеку стояли трое. Невысокий лысеющий мужчина в очках с золоченой оправой. Дорогой костюм и дипломат в руке создавали образ служителя преисподней, который выбрался из пекла, чтобы купить мою душу. При условии, если бы у меня была душа, она бы досталась Хозяину преисподней бесплатно. Уж слишком много я грешил.

Двое других стояли чуть поодаль, рядом с машиной премиум-класса. Модели «Консул», кажется. Эти были в черных костюмах охраны. На лацканах пиджаков был вышит логотип с «компасом». Но кому принадлежал герб, я не знал.

– Мастер Воронов? – с улыбкой осведомился стоявший у дверей мужчина.

Двор был пуст. Только эта троица и я. Дружинники постоянно вертели головами по сторонам, пытаясь выявить возможные опасности. На их месте я бы уделил большое внимание окнам, откуда может прилететь что-нибудь неприятное. А может быть, даже смертельное. Бойцы явно были напряжены. Ну, оно и понятно: Корабельный район был вовсе не престижным. И люди, которые могли появиться здесь в таком прикиде, имели весьма высокий шанс пропасть без вести. Особенно после выступлений некоего фокусника в красной маске, который терроризировал особняки знати несколько дней. Коммунальные службы до сих пор закрашивали баннеры в его честь. И каждую ночь баннеры появлялись заново. Парень, который убивал аристократов, стал настоящей знаменитостью среди простого люда. Обострив и без того напряженные отношения в обществе.

Краем глаза я заметил стайку подростков, которые наблюдали за дружинниками из-за угла кирпичного дома. Парни были в серых рабочих робах, на голове – широкие кепки, скрывавшие лица. Аборигены цепко изучали пришельцев, о чем-то переговариваясь. И я было подумал, что они решились на грабеж, как один из дружинников лениво щелкнул пальцами, и прямо возле засады появился ледяной двойник, который шутливо погрозил пальцем паренькам. Те намек поняли и, спрятав руки в карманы, разошлись по сторонам. Делали они это нарочито медленно, не торопясь.

– Мастер Воронов? – с той же улыбкой повторил мужчина с дипломатом. Он выглядел спокойным. Казалось, он вовсе не испугался возможности грабежа. Ну, или умел делать вид.

– Он самый, – ответил я, пытаясь оценить ситуацию.

– Прошу, – мужчина потянул дверь, открывая ее и помогая мне выйти. – Не стоит задерживать такси.

Я кивнул и вышел во двор. Дерзить такому дяде не хотелось. Особенно когда за его спиной маячат лбы охраны. Тем более начало разговора было достаточно вежливым и настраивало на дружелюбный лад. Машина мигнула фарами и выехала со двора. Я провожал такси растерянным взглядом.

– Не стоит беспокоиться. Ваши вещи уже погружены в нашу машину, – «успокоил» меня мужчина. – Кстати, позвольте представиться. Меня зовут Иван Васильевич Привалов. Я адвокат, представляющий интересы семьи Святогоровых.

Он протянул мне ладонь, и я ответил на рукопожатие:

– Очень приятно. Чем могу быть полезен?

Дорогу Святогоровым я не переходил. Вроде бы. Если только тронул кого-нибудь из их бастардов, но в приюте это обычное дело.

– Сейчас.

Адвокат открыл дипломат и вынул гербовый бланк, чтобы протянуть его мне.

– Я хочу сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться, – пробормотал он, перебирая документы. – Ага, вот. Ознакомьтесь.

Я взял бумагу, бегло пробежал по ней взглядом.

«Это что? Шутка?» – мелькнула в голове мысль.

Оторвавшись от чтения, я оторопело посмотрел на Привалова. Но адвокат был невозмутим.

– Это не шутка. Павел Васильевич Святогоров пропал без вести полгода назад. Намедни комиссия Священного синода признала его умершим. А так как единокровных наследников у него не осталось… Позвольте полюбопытствовать, какой у вас цвет Силы?

– Белый, – растерянно ответил я. – Свет. И склонность к освоению мистицизма.

– Стиль боя рыцарь-храмовник, – продолжил Привалов. Поправил на переносице очки и улыбнулся: – Значит, скорее всего, все сходится. Прошу, Никита Павлович. Поедемте с нами.

И он указал в сторону «Консула», у которого скучали бойцы.

Глава 2
Знакомство

Я уставился в окно, рассматривая местный пейзаж. Мимо проплывали витрины круглосуточных магазинов, светились неоновыми вывесками баров, возле которых стояли люди самого разного возраста. Они курили и смеялись, что-то оживленно обсуждая. А у парадной одного из домов стояли, обнимаясь, парень и девушка, которые смотрели друг на друга счастливыми, влюбленными глазами. Он что-то рассказывал, а она смеялась искренним, заливистым смехом.

Управляемая автопилотом машина выехала из Корабельного района. Прокатилась мимо Парка основателей. В центре аллеи полукругом были установлены бюсты шестерых князей – основателей Петербурга. Справа от парка высилась громадина храма Святого Петра, в честь коего и назван был город. Напротив, через широкий Лиговский проспект, высились многоэтажки жилого комплекса «Доходный дом», отстроенного братьями Мамонтовыми. Основатели самой крупной строительной компании поступили весьма хитро, возведя жилой комплекс из десяти домов и сдавая квартиры в посуточную и месячную аренду. Здесь можно было найти жилье на любой вкус и кошелек. От двадцатиметровых студий за восемнадцать рублей в месяц до элитных квартир и пентхаусов с охраной и подземной парковкой, цена которых начиналась от четырехсот пятидесяти рублей. Зарплата среднего чиновника Петербурга.

Я же уставился в окно, думая о своем. Случаи, когда бастардов принимали в семью, случались. Правда, они были единичными, но все же. Взять хотя бы Вику Симягину, которую признала семья Муромцевых. По слухам, Вика получила наследство и титул незадолго до смерти отца. Но эта история воспринималась приютскими детьми скорее сказкой. Подобные случаи были единичными. Потому что имущество семьи, у которой не было наследника, отходило императорскому двору и перераспределялось между дворянами. Или продавалось какому-нибудь богатому бастарду. Охранка всячески препятствовала поиску наследников среди бастардов. А если такие и находились, их никогда бы не признал Синод. Но тут сразу два случая за два года…

– И зачем я понадобился семье Святогоровых? – осторожно попытался я узнать побольше информации.

Привалов обернулся ко мне. И на его лице не дрогнул ни один мускул. А вот дружинники, наоборот, переглянулись. И это мне очень не понравилось. Что-то эти ребята темнят. Не хотят сразу раскрывать все карты?

– Святогоровы являются одной из двенадцати самых старых семей Имперского союза, – спокойно пояснил адвокат. – И по указу, подписанному между императором и семьей, один из наследников должен поступить на государеву службу.

Объяснение породило еще больше сомнений. Что за служба такая, которую не может принять другая дворянская семья?

«Зря я сел в эту машину. Ой, зря. Надо было мне, дураку, сказать, мол, вы, дядя, обознались, и бежать».

Мысль появилась и тут же исчезла. Никто не позволит мне отказаться от наследства. Нет, убивать и калечить меня не станут, но создать проблемы вполне могут. Особенно если за дело возьмется охранка. Меня не возьмут ни в одно учебное заведение. Возникнут проблемы с поиском работы. А может быть, я «нарушу закон» и попаду в острог. Лет на двадцать. Ну, или пока не передумаю. Не просто так Привалов обозвал бумагу о признании меня наследником «предложением, от которого я не смогу отказаться».

Машина пересекла мост и въехала на Княжеский остров. И по обе стороны от дороги потянулись коттеджи и особняки знати. Каждая дворянская семья считала своим долгом иметь здесь дом. Или летнюю резиденцию, куда аристократы приезжали, чтобы отдохнуть от шума и городской суеты.

Само собой, каждый дом был своего рода произведением искусства. Словно князья соревновались, чья резиденция больше и богаче. Эта идея натолкнула меня на мысль о сублимации, и я невольно улыбнулся. А следом в голове мелькнуло: «Я что? Буду здесь жить?»

Словно в подтверждение этого, машина остановилась у кованых ворот одного из особняков. Закрепленная на столбе камера повернулась в нашу сторону, а затем замок пискнул, и створки медленно открылись, впуская нас на территорию.

– Ну, добро пожаловать домой.

Привалов обернулся ко мне и продемонстрировал ослепительную белозубую улыбку. Над которой явно поработали мезоамериканские дантисты.

Я только молча кивнул, рассматривая сложенный из каменных плит трехэтажный особняк с серой черепичной крышей. На фоне дорогих домов соседей он выглядел угрюмо. Словно тюрьма.

Массивная башня, украшенная шатровой крышей, покрытой красной черепицей, разделяла здание на два крыла. И как мне показалось, все окна правого крыла были забраны толстой решеткой.

Широкая дорога вела к крыльцу, а у дверей уже стояли двое дружинников и мужчина в черной ливрее.

– И…

– Остались сущие формальности, – словно прочитав мои мысли, ответил адвокат. – Ритуал принятия и признание вас Священным синодом. Но думаю, с этим вы справитесь уже без меня.

– И… когда будет проходить этот самый прием? – продолжал проявлять я любопытство.

– Матвей введет вас в курс дела, – ответил адвокат уже несколько раздраженно. – Кстати, вот и он.

Мужчина в черной ливрее спустился со ступеней и открыл дверь, помогая мне выйти из машины.

– Добро пожаловать домой, князь, – мягко произнес он. – Меня зовут Матвей. И я дворецкий семьи Святогоровых.

– И вам доброго дня, – ответил я, обращаясь к стоявшим во дворе людям.

Мои чемоданы уже были выгружены на дорожку. А рядом стоял парень лет двадцати, в черной форме слуги.

– Прошу вас, пройдемте.

Матвей склонил голову и направился в сторону дверей. Я последовал за ним. Поднялся по мраморным ступенькам. Дворецкий услужливо открыл мне дверь, и я переступил порог.

Просторный холл с четырьмя колоннами, которые были выполнены в виде атлантов, поддерживающих сводчатый потолок, был практически пуст. Сияла огромная люстра из хрусталя под потолком, у дальней от входа стены раскинулся широкий камин с медвежьей шкурой на полу. Диван и несколько кресел были обтянуты кожей, резной столик венчался бронзовым канделябром на несколько восковых свечей. Жуткая расточительность в век технологий. На противоположной стене висела большая плазменная панель. От входа к лестнице на второй этаж вела яркая красная ковровая дорожка.

Напротив входа красовались раздвижные витражные двери, ведущие на террасу. Цветные стекла пропускали скудное питерское солнце и расцвечивали пространство на редкость яркими бликами. В холле было два больших, во всю стену, арочных окна, которые не пропускали свет из-за частых деревьев снаружи.

В креслах у камина сидели две девушки. Примерно моего возраста. Обе одеты в короткие топы и тренировочные теннисные юбки, едва ли доходящие до середины бедра. Видимо, девочки только что закончили тренировку и теперь о чем-то беседовали. А на столике стояли початая бутылка вина и два наполненных бокала. Нужная вещь после тренировки. Красное вино неплохо восстанавливает Силу. У той, что сидела справа, на коленях лежал большой пушистый кот. Девушка рассеянно гладила его шелковистый мех.

Заметив вошедших, девушки прервали разговор и обернулись. Личико девицы с котом едва заметно подернулось гримасой, более напоминающей презрение. Впрочем, отвращение мигом сменилось доброжелательной улыбкой. Она выглядела мило. Хрупкая, с высокой грудью и стройными ногами. Длинные светлые волосы были убраны в высокий хвост, открывая красиво очерченные широкие скулы, острый подбородок, привлекая внимание к пухлым губам, на которых еще виднелось вино. Голубые глаза светились льдом.

– Скорее всего, это мой… брат, – мило проворковала она. – Добро пожаловать домой.

– Позвольте представить вам вашу сводную сестру, – вмешался Матвей. – Анастасия Святогорова.

– У меня есть сестра? – удивленно покосился я на дворецкого.

– Сводная, – повторил слуга. – Анастасия, дочь младшей жены Павла. Она была вписана в завещание.

– А это моя подруга. Ксения Викторовна Алешина, – Анастасия указала на сидевшую напротив темноволосую девушку с хищным взглядом зеленых глаз.

Она тоже широко улыбнулась:

– Очень приятно, князь.

Последнее слово прозвучало с едва заметной издевкой. Но я сделал вид, что не заметил ее.

– Сестра, – протянул я неуверенно.

– Чистокровная княгиня Федорова, – добавила девушка. – Павел Васильевич сразу дал мне фамилию. Теперь я Святогорова.

– Клевая киска, – кивнул я на ее колени, стараясь сменить тему разговора о чистоте крови. Начинать ссору в первые пять минут после возвращения домой не хотелось.

Анастасия опустила взгляд на свои колени, и на ее личике заиграла озорная усмешка:

– Хочешь погладить? – лукаво спросила она.

Ксения прыснула, прикрыв лицо ладошками.

– Спасибо. Возможно, в другой раз.

– Зря. Котики успокаивают, – проворковала Анастасия.

Матвей, наблюдавший за этим, с неодобрением покачал головой:

– Я вас ненадолго покину. Простите, но у меня много дел.

Он вышел, а Анастасия поднялась на ноги, переложив питомца в кресло:

– Всегда хотела братика, – проворковала сестра, пройдясь по комнате. – Правильно говорят: мечты сбываются.

Девушка неспешно одернула юбку, позволив мне насладиться видом ее упругих бедер, и подошла к пианино.

– Мы же вроде не родные? – уточнил я.

– И что? – удивленно подняла бровь девушка.

– В каком-то смысле это даже лучше, – рассеянно протянула сидевшая в кресле Ксения. – Хотя и родные – тоже неплохо. Говорят, в этом есть своя прелесть.

Девушки рассмеялись. Анастасия подняла крышку пианино, стоявшего у окна, и села на стул.

– Позволишь? – я подошел к сестре и указал на музыкальный инструмент.

Девушка обернулась. Удивленно посмотрела на меня:

– Умеешь играть? Ты?

– Немного.

Анастасия встала со стула:

– Тогда почему бы не уступить дорогому гостю?

Я сел, сложил пальцы в замок, вытянул руки. Пальцы захрустели. А затем я коснулся клавиш.

Приют, в котором я вырос, был образцово-показательным. Нет, это вовсе не означает, что дети там не устраивали кровавые распри, которые перерастали в смертоубийства с последующим сокрытием тел.

Но к нам часто приезжали комиссии из Синода. И благотворительные организации, перед которыми выслуживался Вяземский. Поэтому единственный предмет, который у нас преподавали на уровне городских школ, было театральное мастерство. Дети должны были в любое время дня и ночи сыграть роль счастливых воспитанников благодетеля. А еще – музыка для концертов перед комиссиями. Поэтому любовь к музыке нам вбивали намертво. Иногда розгами, иногда – преподавательской линейкой.

Я осознал, что такой хороший инструмент мне не попадался. Несколько раз пробежавшись по тугим клавишам, я услышал справа преувеличенно долгий вздох и сдавленное: «Кто бы сомневался».