Kitabı oku: «Жили-были… Или история одной обычной семьи», sayfa 2

Семья

Слева направо: Шухрат, Мавҷуда, Ғани, Гульчеҳра, Ғолиб

Странно, но я никогда прежде не задавался вопросами: «Почему я раньше мог совершенно свободно общаться с любым человеком, не делая никаких религиозных, социальных и иных различий и не разделяя никого на „своих“ и „чужих“? Почему в последнее время я ловлю себя на мысли, что начинаю оценивать и классифицировать своего собеседника, относя его к той или иной категории? Почему я вообще стал бояться людей, предпочитая скорее соглашаться со всеми, лишь бы не обидеть никого и выглядеть вполне лояльным?»

Что это? Откуда оно взялось? Ведь, ранее я за собой ничего подобного не наблюдал?

Есть несколько объяснений этому и одно из них довольно существенное: я родился, жил и вырос в советский период. И этот факт не так-то просто сбросить со счетов. Во-вторых, среда, окружение, двор… Но начать, вероятнее всего, следует всё же с семьи.

С улыбкой представляю себе своего воображаемого биографа, который начал бы примерно так: «Он родился в старинной бухарской аристократической семье…»

И, пренеприменно, тут же следует добавить про интеллигентность. Это обязательно!

Очень возможно, что всё это отчасти и так, но я постараюсь высказаться попроще…

Да простит меня дорогой читатель, но по маминой линии наш род действительно принадлежит к одному из самых почитаемых родов, который принято называть как «ходжа». Термин этот употребляется достаточно часто и имеет несколько значений. Я попытаюсь в общих словах охарактеризовать одно из самых основных.

Согласно собственной идентификации, прослойка ходжей ведет свое происхождение от самых благородных мусульманских родов. Существует огромное множество вариантов их генеалогии, среди которых чаще всего встречаются следующие: от четырех праведных халифов (Абу Бакр, Умар, Усман, Али) или просто от арабских ходжей. В мире ислама прослойка ходжей занимает заметное место. Ходжи являются хранителями традиции, с ними считаются, и пока существует эта прослойка, религиозную и культурную жизнь общины практически невозможно искоренить.

Не случайно, во все времена власти опасались именно их, поскольку они являлись одной из наиболее образованной, мыслящей, а, следовательно, и самой опасной прослойкой мусульманского населения.

Мои предки всегда жили в своем родовом кишлаке, расположенном в 19 километрах к югу от Бухары, который так и назывался Ходжохо (множ. ч. от «ходжа»). Совсем рядом находится райцентр Жондор, по иронии судьбы в советское время переименованный в честь соратника Ленина – Свердлова. Таких совпадений будет ещё много, так что не стОит особо заострять на этом внимание.

Все мои предки обладали исключительными и необыкновенными способностями, которыми были наделены свыше, но особенно славились своим лечебным исцеляющим талантом. По сию пору в нашем доме жива ещё легенда, согласно которой мой пра-прадед обладал такой чудодейственной силой, что однажды посох, который старик с силой воткнул в землю, через короткое время пустил корни, превратившись в огромный и пышный тутовник. Говорят, что это дерево и сейчас продолжает благополучно цвести.

Мама (справа) с подругой. Фото кон. 40-х гг. ХХ в.

Мамин букет

Ма-ма мы-ла ра-му…

Это – мы-ло.

(Из Азбуки советских времен)

Мама – Робиа Рузиевна – учительница начальных классов.

Мама…

Всю жизнь она будет ассоциироваться с цветами, духами и… мылом. Сейчас попробую объяснить…

Мои родители поделят свою жизнь поровну: между семьёй и любимой работой. Так, если отец не мыслил себя вне стен родной редакции, то мама без остатка посвятит себя школе, являясь первой учительницей для многих детишек, которые учились в узбекских классах. Сколько поколений учеников, она научит читать, писать и считать за всю свою тридцатипятилетнюю трудовую деятельность, мне так и не удастся выяснить.

Зато, хорошо запомнился тот день, когда я впервые пошел в первый класс.

Первое сентября 1964 года. Мы идём вдвоём: я и мама. Она держит меня за руку и рассказывает о предстоящей учебе, о школьной дисциплине и о том, что теперь я уже совсем взрослый и, следовательно, вполне ответственный человек, который обязан отвечать за свои поступки. Под ногами, кое-где, попадаются желто-оранжевые листья. Меня ни на секунду не покидает праздничное настроение и радостное ощущение чего-то торжественного и очень важного, которое должно вот-вот свершиться. Запомнились белые мамины носочки и её желтые туфли. А ещё – мамины глаза. Они светились тихой радостью и переполнявшей гордостью за своего сына.

Мама могла совершенно легко взять меня в свой класс, став одновременно моей первой учительницей. Но, определила меня в русскую школу. И за это я ей буду благодарен на всю оставшуюся жизнь.

В отличие от своих коллег, она никогда не прибегала к указке, как к воспитательному орудию многих учителей, никогда не оскорбляла своих учеников бранными словами, не говоря уже о рукоприкладстве, что нередко имело место быть в обычных национальных школах.

Поэтому неудивительно, что, став уже совсем взрослыми и вполне состоявшимися личностями, многие из её бывших учеников будут наведываться к нам домой, чтобы выразить своей первой учительнице почтение и теплые слова благодарности.

Но особенным днём в нашем доме был, конечно же, международный женский день 8-е марта. Во второй половине дня, когда мама возвращалась с работы, во дворе нашего дома можно было застать удивительную картину. Впереди, утопая в зелени бесчисленных букетов, идёт моя мама, а рядом, по обеим сторонам от неё, шествует почётный эскорт сопровождения, состоящий из её маленьких учениц, которых едва можно разглядеть из-за огромных охапок цветов.

Через минуту, вся наша квартира благоухала ароматами полевых цветов, тюльпанов и садовых роз, источая из себя терпкие запахи гиацинта и душистой сирени, гладиолусов и белоснежных лилий. Наконец, разобравшись с цветами, мама переходила к подаркам, которыми были набиты две огромные сумки, обтянутые кожзаменителем. В основном это были дешевые духи «Кармен», «Гвоздика» и одеколоны «Шипр», «Тройной». Иногда попадались и «экслюзивные» экземпляры, вроде «Красной Москвы» или «Ландыша серебристого». Наконец, на свет извлекался самый главный стратегический продукт – мыло. Туалетное и хозяйственное, с этикетками и без. Вскоре, на столе образовывался внушительный курган из различных брусочков и «кирпичей», который затем постепенно рассасывался, перебираясь в многочисленные шкафчики и полочки, заполняя собою всевозможные этажерки и сундучки.

Домочадцы же, прекрасно осведомленные о том, что во многих семьях со скромным достатком, невероятным образом прочно закрепился в сознании ассоциативный ряд «учительница – знание – чистота – мыло» (тем более, что самое дешевое мыло стоило 6 копеек), в этот момент испытывали двойственные чувства, подшучивая над мамой:

– Конечно: ходим, грязные и не мытые, вот и дарят нам мыло…

Естественно, больше всех смеялась мама…

Пройдёт немало лет. Как-то, будучи на пенсии, мама сунется за очередным куском мыла и… надолго застынет в изумлении: заветный ящичек окажется пуст.

И тут я вдруг замечу, как глаза её увлажнятся, и по щеке сползёт ностальгическая слезинка.

– Надо же! – тихо прошепчет мама. – До меня только что дошло: я поймала себя на мысли, что никогда в жизни не покупала мыла. Обыкновенного куска мыла!

И, в следующую секунду, взглянув на моё недоуменное и вытянутое лицо, она не сдержится и громко зальётся своим неповторимым смехом.

Немного о колоде и кочерге

Бабушка Ноиля (по материнской линии)

Мне часто вспоминается моя бабушка с ее худыми натруженными руками, сетью испещренных, с выпуклыми прожилками, вен. Теперь, когда ее не стало, я все больше и больше осознаю и заново переоцениваю эту кроткую и до невозможности скромную личность. После нее мне более не приходилось встречать в своей жизни людей подобного типа. Да они и не вписываются в нашу сегодняшнюю действительность с ее холодной расчетливостью и потребительством.

Даже, придя в гости к нам домой, к своей дочери (моей маме), она умудрялась с собой в тряпочке принести немножко мяса, дабы не обременять своим присутствием наш семейный бюджет.

Она вставала затемно, в пять часов утра и, приоткрыв дверь своей комнаты, садилась незаметно у окна и молилась.

«Рано утром ангелы разносят по домам благую долю („ризк“), которую важно не проспать» – частенько говаривала бабушка. На всю жизнь западут мне в душу её слова, которые она, в свою очередь, слышала от своих родителей: «Хоб – бародари марг» («Сон – брат смерти»).

Мне очень хочется верить, что там, на небесах, её душа сполна вознаграждена и кружится в восхитительном хороводе, состоящим из ангелов и херувимов. И, если не она, то кто же ещё..?

Помню, как после школы я заскакивал к дяде, где она жила. С ошхоны (кухни), как всегда, несло обалденными ароматами, от которых кружилась голова. Иногда, я заставал бабушку за приготовлением домашней колбасы из ливера. Швырнув ранец подальше на тапчан, я вбегал в святое святых и бросался на шею моей милой и доброй волшебницы.

Молча чмокнув в лоб, она несколько отстраняла меня от себя для того, чтобы получше разглядеть внука. Вдруг, её недоуменный взгляд останавливался на моей школьной «удавке».

– Конец света близок. – тихо произносила моя бедная бабушка, задумчиво уставившись на мой ярко-оранжевый галстук и изумленно покачивая головой. – Что означает эта красная тряпка?

– Это не тряпка! – обижался я, внутренне усмехаясь над отсталой бабулей. И гордо пояснял: – Это пионерский галстук. Он означает, что мы – пионеры – помогаем строить коммунизм!

– Коммунизм? – широко раскрыв глаза, ещё больше удивлялась бабушка.

– Ну да! – разжевывал я ей элементарные вещи, понятные даже первокласснику. – Светлое будущее! Скоро всё станет общим и бесплатным, и мы заживем ещё лучше!

– Да-а… совсем близок… – грустно констатировала она, вероятно припоминая слова древних предсказателей о признаках конца светопреставления и уставившись куда-то вдаль. – Правильно говорили родители… «будете грызть рога и копыта, и радоваться».

Мне же, казалось, что речь идет о «светлом будущем».

Однако вскоре, вновь опустившись на грешную землю, она спешила накормить своего внука.

Вдоль стены стелилась кўрпача, посередине – накрывалась скатерть-самобранка («дастархан») и – наконец – бабушка вносила огромное широкое блюдо, с нарезанной домашней колбасой («хасип»). Рядом остужалась бесформенная «ишкамба» (колбаса из желудка и всевозможного сбоя), источая из себя безумный аромат в облачке легкого аппетитного пара.

Совершенно естественно, что всякая школа, а вместе с нею и коммунистические идеи, на это время начисто выветривались из юной башки пионера.

Наставала пора наслаждаться реальным и настоящим. Коммунизм – когда ещё настанет, а аппетитная домашняя колбаса – вот она, тута вся, перед глазами…

Помню, как я смеялся и искренне недоумевал, – почему она, сидя на корточках и поставив перед собой деревянную колоду («кунда»), рубит и измельчает на ней старым специальным широким ножом («корди ош») мясо. Ведь, для этого специально люди давно уже придумали мясорубку, которая за считанные минуты перемолотит любое мясо? Но бабушка никогда не спорила. И продолжала методично и однообразно отстукивать и совершать, вошедшие в привычку, движения.

И даже потом, уже сидя за ужином и нахваливая изумительные по вкусу блюда, приготовленные ее искусными руками, я продолжал удивляться ее терпению и усидчивости, не понимая самого главного – все самое вкусное готовится исключительно вручную, и никакая мясорубка, никакой самый совершенный агрегат не в состоянии заменить собою обычные человеческие руки. Это до меня дошло позднее, когда мне перевалило за сорок.

И вообще, я обратил внимание, что почти все блюда бухарской кухни держатся исключительно «на руках» и это, конечно же, неудивительно. Традиции, особый многовековой уклад и преемственность в передаче опыта последующим поколениям не могли не наложить особый отпечаток на бухарцев во всем, не исключая и такую область, как кулинария. Здесь, пожалуй, наиболее ярко и рельефно ощущается и проявляется эта связь с предыдущими поколениями. Для этого достаточно будет войти практически в любой дом Старого города, где до сих пор можно увидеть на кухне многочисленную утварь и предметы, изготовленные кустарным способом. И все они находят свое применение в деле, а не лежат на полках как антиквариат.

Я очень сожалею, что очень поздно стал проявлять интерес к подобного рода вещам. Потому, что сейчас в молодых семьях многое из того, что осталось нам в наследство от наших бабушек и дедушек, стало постепенно вытесняться предметами и агрегатами современной промышленности. Нет, я не за возврат к прошлому и техническая революция не будет стоять на месте. Это понятно. Как понятно и то, что с исчезновением старинной утвари, предполагающей со стороны человека личное участие и заменой ее новейшими технологиями, ради экономии времени и дешевизны труда, без сомнения мы теряем нечто более ценное, чем просто «бабушкина колода» или «дедушкина кочерга».

Вот почему я радуюсь тем небольшим «островкам», которые остались не завоеванными научно-техническим прогрессом. Рискну даже произнести крамольную мысль, что закралась мне в этой связи в голову: мне кажется, что каждое новое достижение научно-технического прогресса (пылесос, стиральная машина и т.д.), привнося в наш дом облегчение, одновременно также способствует притуплению приобретенных, в свое время, полезных навыков и ведет к лености всего организма, расхолаживая и приводя в отдельных случаях к полной и окончательной деградации личности. В итоге, человеку лень не только пошевелить рукой, но даже собственными мозгами.

А последние также нуждаются в некотором упражнении, дабы мы не потеряли окончательно способность правильно думать и мыслить.

Родословная по отцу

Генеалогическое древо семьи Саидовых

По отцу же, можно сказать, наш род происходит от сейидов – (араб. – вождь, господин, глава) почётный титул у мусульман для потомков пророка Мухаммада (сас), но это, конечно же, не так. Хотя, по одной из сомнительной версий, наш род ведет свою генеалогию от учителя Баховаддина Накшбанди – Амира Кулола.

Наша фамилия объясняется достаточно просто. В советское время жить без фамилий и без паспорта было не только невозможно, но и безнравственно, аморально и даже преступно. Что же придумали большевики? А ничего особенного: имена всех старших членов и глав семей просто превратили в… фамилии. Таким образом, проблема в одночасье была снята с повестки дня и все, чьи деды звались Юсупами, отныне стали именоваться Юсуповыми, Ахмады – Ахмадовыми, Махмуды – Махмудовыми и так далее. Так мы и стали Саидовыми.

Мой прадед Саид и его семейство. Бухара, 1932 г.

Как известно, самое трудное – писать о своих. Сложно оставаться беспристрастным, когда дело доходит до родных и близких. Какой уж тут, к черту, объективный взгляд; разве могут иметь хоть какие-либо недостатки и изъяны наши папы, мамы, бабушки и дедушки? Бред, да и только.

И, все же, я рискну совершить робкую попытку – представить, насколько это возможно, со стороны биографию своих предков. Вернее, даже не биографию, а некоторые фрагменты и обрывки из баек, что имеют место быть почти в каждом доме.

Мой прадед был репрессирован и умер в тюрьме Занги-Ато (под Ташкентом) в 1938 году. При каких обстоятельствах он умер и где похоронен – неизвестно. Известно только, что его сын кори-Ахад встречался с сокамерниками прадеда: они показали сыну могилу отца (скромненький холмик, без каких-либо опознавательных табличек, над которой была прочитана молитва) и передали ажурную тонкую накладку в форме круглого орнамента, сделанную из серебра и украшавшую некогда верхнюю часть футляра (носкаду) для хранения среднеазиатского табака (носвой). Кори-Ахад признал эту вещь и сохранил её как память об отце (нишона).

На оборотной стороне этой фотографии рукою моего прадеда Саида карандашом сделана запись арабской вязью. В пронумерованном порядке перечислены все члены семейства. Удалось прочитать текст полностью. Первый справа внизу – мой отец – Саидов Бахшилло Абдуллаевич в 7-летнем возрасте (1925—1991). Но правильнее, пожалуй, будет начать мое повествование не с прадеда, а с его отца, то есть прапрадеда, которого звали Юсуф.

Юсуф

Бухара, 2006 г.

О прапрадеде информации накопилось совсем немного, однако, и то немногое, что удалось узнать, завораживает своей поистине мистической историей, и, отчасти, проливает свет на некоторые традиции нашего рода, поддерживаемые многочисленными потомками и по сей день.

Достоверно можно утверждать только то, что родился он в первой половине XIX-го столетия, приблизительно между 1835 – 1845 годами. Каков был социальный статус семьи, где родился Юсуф, нам неизвестно, но уже к 20 -25-ти годам он сам становится отцом семейства и, судя по тому общеизвестному факту, что где-то в 1870 – 1875 годах он покупает дом (который и по сей день стоит и входит в число старинных домов, охраняемых государством) и нанимает для росписи главной залы художников (что мог себе позволить не каждый рядовой горожанин), можно смело сделать вывод, что происходил он далеко не из бедной семьи.

Семейное предание гласит: мой прапрадед Юсуф долгое время не мог обзавестись потомством – дети рождались, но постоянно умирали, не достигнув и года. Это было довольно частым явлением в Средней Азии с её высокой детской смертностью и уровнем тогдашней медицины, растерявшей, к тому времени, свою былую славу и утратившей многие старинные методики и разработки.

И вот, когда он уже был на грани своего отчаяния, на его жизненном пути встретился святой старец (пир), который и дал Юсуфу свое благословление. В знак благодарности, прапрадед дал обет, заключавшийся в намерении, что, если у него родится наследник, то семь поколений будут совершать ежемесячный ритуальный обряд, именуемый как «хатми ёзда» или ещё иначе «хатми пир», прославляя Аллаха и воздавая благодарные молитвы-поминания за упокой праведной души святого, его учителей и всего его рода.

Общеизвестно, что во многих богатых семьях, окруженной всяческой заботой и негой, дети, тем не менее, довольно часто умирали. В то время, как дети бедняков могли чуть ли не с пеленок босиком ходить по снегу и «умудрялись» при этом не только не умереть, но и не заболеть. В связи с этим у каждого народа на сей счёт имелись свои приметы и обычаи. В конкретном случае это выглядело так:

Чтобы ребенок, родившийся в богатой или состоятельной семье не умер, его сразу же после родов отдавали в бедную семью, а по истечении некоторого времени (возможно, нескольких месяцев) вновь выкупали у ней собственного же ребенка, проколов ему предварительно ушко и повесив на него обычное медное колечко. Смысл понятен и, полагаю, не требует особых комментариев.

Не домысливая от себя (то ли так посоветовал моему прапрадеду старец, то ли – по общему принятому в то время преданию), могу сказать лишь, что при рождении очередного ребенка (моего прадеда – Саида), Юсуф поступил именно таким образом.

По воспоминаниям моей тети (Робии) и отца (Бахшилло),они часто, сидя на коленях у своего деда (Саида), играли с его простым круглым колечком, проколотом в раннем детстве в правом ухе – признак раба божьего (куль). Этим объясняется одна из приставок к имени прадеда – Саид-куль.

Вот, пожалуй, и все, что касается моего прапрадеда Юсуфа. Можно только добавить, что вероятнее всего у него имелась ещё и сестра (возможно жила в квартале Суфиён). По воспоминаниям тети-Робии, она неоднократно бывала в доме, и прадед Саид звал её «амби суфиёни». Это все, что я могу сказать о прапрадеде.

Саид

Прадед Саид со своей супругой Эркаой

О прадеде Саиде (от которого и произошла наша фамилия – Саидовы) информации накопилось немного больше.

Здесь я вынужден сделать отступление с тем, чтобы высказать свое мнение, касающееся экскурса в прошлое и родословных в частности.

Не секрет, что с распадом Советского Союза и обретением своей независимости её бывших республик, во всех странах ближнего зарубежья, да и в самой России активно пошел процесс самосознания своей нации, её истинной истории, культуры и так далее. Одним словом – пошел процесс обратный тем целям и задачам, что были провозглашены на XXVIII съезде КПСС.

Вполне естественным на этом фоне выглядел интерес простого народа к истории своей страны, города и, в конечном счете, своей семьи. Нам вдруг всем надоело быть «Иванами, не помнящими своего родства». Посрывав пионерские галстуки и комсомольские значки, и демонстративно сжигая свои партбилеты, мы сломя голову кинулись в храмы, мечети и синагоги, вспомнив «вдруг», что мы «некрещеные», «необрезанные» и т. д. и т. п. И если раньше, мы с презрением смотрели на человека с примесью «буржуйской» крови, то сегодня с неменьшим остервенением принялись копаться в архивах и библиотеках, чтобы найти хоть малую каплю этой самой крови, поскольку это, оказывается престижно и возвышает тебя над окружающими.

Нет, что ни говори, но все мы – дети страны Советов! Настолько глубоко и сильно въелась эта система в нашу жизнь, в наше сознание, в нашу кровь и плоть, что, в конечном итоге, оказав своё пагубное влияние на все наше мировоззрение, она способствовала тому, что мы в основной своей массе утратили главное – элементарную культуру. Культуру вообще, какую бы область человеческих отношений ни взять!

Теперь, куда ни кинешь взгляд, одни князья да графы. Ну, на худой конец, барон.

Заказать себе герб? Нет ничего проще – надо только раскошелиться. То, что покупаются звания, чины и подделываются родословные – этим сейчас никого не удивишь. Из одной крайности мы кинулись в другую. Впрочем, что ещё можно было ожидать от вчерашнего пролетария, наивно доверившегося бессовестным политикам, которые не только нарисовали в его бедном воображении бредовую сказку о всеобщем равенстве и братстве, но и убедили этого гегемона в том, что именно он и будет являться истинным героем и хозяином на Земле. В результате, добросовестно донося на вчерашних притеснителей (а также и друг на друга), клянясь в верности вождям мировой революции, эта значительная прослойка активно способствовала методичному истреблению лучшей части собственного народа, ассимилируя генофонд нации своей кровью и отравляя новое подрастающее поколение своим сознанием, приведя, в конечном счете, его к теперешнему моральному облику.

Одно время, то же самое наблюдалось и в Средней Азии, в частности в Бухаре. Кого ни спросишь, – выясняется, что его прапрадед был кози-калон (Верховный судья) в Бухарском Эмирате. Хорошо, что ещё хватало совести и разума не посягнуть на должность Кушбеги (Министр) и самого эмира Алим-хана.

Возвращаясь в русло нашего разговора, могу лишь отметить, что мои предки являлись самыми обыкновенными бухарцами, со всеми присущими – как и всем людям – недостатками и достоинствами. К числу последних, коими обладал мой прадед Саид, следует отнести: образованность и исключительная начитанность, благородство и великодушие, доброжелательность и гостеприимство, что, впрочем, являлось отличительной чертой подавляющего населения некогда прославленной Бухары. Не случайно одним из распространенных эпитетов этого города служит эпитет «Бухоро-и-Шариф», то есть «Благородная Бухара».

Судя по характерным чертам на представленной читателю семейной фотографии, любому станет понятно, что корни его супруги также восходили к древнейшим бухарским семьям. Одно только её название – Эркаой – уже красноречиво говорило само за себя: так называли баловней и любимых чад в благородных семьях.

Вообще, как мне удалось узнать из разных источников, прадед мой являлся уникальной личностью, поскольку был одарен множеством талантов. Среди них, в первую очередь, следует отметить его познания в области медицины: он был неплохим лекарем (табиб) и у него дома хранились древние книги по медицине (которые после его ареста будут изъяты работниками НКВД). По воспоминаниям моей тети-Робии, в зимнюю пору, во время стирки, прадед, из каких-то, одному ему ведомых, снадобий, скатывал маленькие темные кружочки, похожие на тесто и давал их принять своим невесткам с тем, чтобы они во время стирки (а стирка, в любое время года, происходила во дворе дома) не простудились.

Помимо медицины, прадед Саид неплохо разбирался в музыке и литературе, был неплохим шахматистом. Одним из его постоянных друзей являлся известный в интеллигентской среде города Мукомил-махсум, который (по одной из версий) приходился родным дядей со стороны матери (тагои) небезызвестному по историческим учебникам Файзулле Ходжаеву.

По описаниям очевидцев, когда Мукомил-махсум и его жена, которую звали Мусабийя, приходили в гости к прадеду, в доме всегда царила возбужденно-торжественная атмосфера. Со стены снимался тар (муз. струнный инструмент), на котором, кстати, прадед весьма недурно играл, и вся атмосфера внутреннего дома (даруни хавли) наполнялась мелодиями и песнями шошма; ома. Затем декламировали по очереди стихи Хофиза, Руми и Саъди. Иногда играли в шахматы. Одним словом, умели наши предки с чувством, толком и с пользой проводить свой досуг.

Ниже, мне хочется привести две истории, сохранившиеся в памяти более старшего поколения, которые помогут читателю раскрыть некоторые черты характера и дать представление о моих предках под несколько необычным ракурсом. Итак,