Kitabı oku: «Пантеон», sayfa 5

– А в центре это что, яичница? – Чарли прищурился, в зале создали воистину средневековую интимность – полутьма, светильники в виде канделябров, но с электрическими свечами, темная деревянная обшивка чуть выше уровня столиков, такой же пол и прямоугольные колонны, темно-бордовая обивка меблировки и скатерти – разлей хоть целую бутылку бордо – не заметишь. Короче, глаз выколи. – Ничего не вижу… – Он встал и двинулся туда.

Эбби остался на месте.

“Все получится! Получится!”

– А роза – это хвосты лобстеров, – Парнишка семенил следом за Чарли, – а посредине – да, вы верно подметили, яичница! Наше фирменное блюдо – Лобстер Тюдоров! – изрек выдрессированный мальчишка, сделав широкий жест рукой, мол, узрите же сие чудо!

– А заказать его можно? – спросил Торндайк, косясь в сторону Эбби. Андерсон показал ему большой палец, что-то придерживая под выбившейся из-под ремня и брюк рубашкой.

– К сожалению, не сегодня. – Чарли подумал, что завтра, послезавтра или вообще в какой другой день тут не подают хваленый Лобстер Тюдоров. И пусть так!

– Тогда будьте добры счет. И наши пакеты с покупками, – закончил разговор Чарли. Официант засуетился и даже не заметил, что на стене среди десятка рамочек образовалось пустое место с легким налетом пыли прямоугольной формы.

***

– Ты засунул фотку Артура и других игроков в трусы? – гоготнул Чарли, когда Эбби все пояснил другу, а они уже покинули “место преступления”, отойдя на другую сторону улицы. Джоконду оставалось ждать пять минут, решили встретить ее здесь.

– А что оставалось? И ничуть не в трусы! Под рубашку и брюки. – Эбби не мог наглядеться на добытый трофей. – Я имею на эту фотографию больше прав, чем эти Лобстерские Тюдоры… У меня и не осталось… У меня нет ни одной его фотографии…

– Никто не спорит. – Чарли кивал. – Не зря зашли, да? Кстати, ты мне должен семнадцать долларов за ужин, я еще чаевых дал тому засранцу, все включено.

– Так дорого…

– Так мы туда больше и не пойдем, – заверил того Чарли.

– Ладно, отдам, как придем к Деб, – не стал спорить Эбби. – Спасибо за помощь, Чарли.

– За помощь в совершении воровства? Я понимаю – сок или лишний пончик стащить в столовой, еще куда ни шло, но тут… – шутливо журил он друга, изображая тон их декана. – С каких таких пор, Андерсон, ты на меня дурно влияешь, а?

– У мня много разных талантов! – Андерсон подмигнул.

– Вот это Андерсон! О! А вот и наша Джоконда! Я же говорил, что она придет! Говорил же?!

Джоконда сперва подошла ко входу ресторанчика, постояла немного, но почти сразу заметила парней и, лениво воздев руку в приветствии, двинулась через дорогу напрямик к ним.

VI. Король Артур

Пятница, вечер, 2 июня 1989.

– Нет, это не то, что ты подумала, – объяснил Эбби, убирая рамку в пакет с бутылками. Дело в том, что Джо решила, будто он прихватил с собой одну из работ – ну, чтобы ей показать. – Все мои… наши… работы в мастерской. А это… Это личное. – Он надеялся, ей не удалось разглядеть изображение, скрывающееся за тонким стеклом, и их новая знакомая больше не задаст каких-либо (желательно никаких) вопросов. – Да и вообще, глупо же тащить картину, ну, чтобы показать. – Он нервно рассмеялся. – Приходи в мастерскую тогда уж… Хех!

– Поняла, – только и ответила Джоконда, которая, к слову, переоделась: сменила прежний неказистый верх на добротную блузку, а кроссовки на лакированные туфли, следы от краски тоже исчезли, осталась прежней лишь ее длинная юбка, а может (Эбби особо не разбирался), это уже другая. В цепляющемся к ее одеждам пластиковом пакете она несла какой-то алкоголь.

– Отлично выглядишь, – похвалил ее наряд Чарли, совершая отвлекающий манёвр, или он так действительно считал.

“Учитывая его любовь к дорогой одежде, которая по силе почти равна тяге Дункана – это вряд ли”, – пришел к умозаключению Эбби.

Снова ее загадочная улыбка. Торндайк участливо предложил понести ее вещи, – та сперва отказала, легко мотнув головой, но потом позволила ему сыграть настоящего кавалера.

Эбби без задней мысли радовался за друга:

“Хорошо, что она пришла. И каждый из нас двоих получил желаемое сегодня. Жаль только…”

Конечно бы ему хотелось, чтобы и Артур сейчас шел рядом с ними. Чарли его не очень хорошо знал, для него он оставался соседом по комнате Альберта Андерсона, только и всего. Они обменивались дежурными фразами (и парочкой глупых шуток), но не более. Большинство приобретенных знакомств в академии Эбби мог бы назвать такими же, как у Артура и Чарли – “вынужденными”, скрепленными некими общими обстоятельствами, покуда вы находитесь в одном месте, совершая обыденное краткосрочное взаимодействие. Общее расписание, быстрое обсуждение заданий и учебных планов, вопрос: “Что сегодня на обед в столовой?”, пожелание доброго времени суток – утра, дня и вечера, и “До свидания!” Вот и все. Эбби даже не знал, продолжится ли их с Чарли общение, после окончания учебы… А некоторых он так и запомнит, как “попросившего карандаш студента с потока”, а они его, как… как прозвали про себя, так пусть и называют, а может, вернув одолженную вещь, сразу же выкинут из головы любые характеристики и имена, сотрут лицо ластиком будто неудавшийся набросок портрета – останется лишь пустое место вместо лица и скатавшиеся ошметки резины. Дуновение… Прощай.

– Далеко идти? – поинтересовалась Джо.

– Нет, прямо по Мэйн, потом налево, а там и почти пришли. Так чем, говоришь, ты занимаешься?

– Я не говорила.

– Ну так… Вот время и пришло! – не унимался Чарли. Раз уж такое дело – он точно собирался выспросить у нее как можно больше.

– Я в поиске.

– Чего именно?

– Сообщу, если найду.

– Ха!

Эбби так и не понял – шутит Джо или все всерьез. Эта женщина навела его на весьма грустные мысли – о тотальном разочаровании. И о крахе мечты – не американской, а более возвышенной, связанной с творческой реализацией… Как знать, может общение с ней заставит Чарли задуматься о чем-нибудь серьезном – о его будущем пути, например?

– Муза покинула? – догадался Чарли. – Но ничего… Найдется другая. Хм, или другой!

– Есть такое, – признала Джо, несколько помрачнев – в столь жаркий и все еще солнечный вечер это походило на затмение. – Она укатила от меня слишком давно.

– Но ты же пишешь сейчас? – Эбби подумал о свежих следах краски на ее руках и одежде, в которой, предположительно, она и работала. – И совершенно ничего не выходит?

– Это вам не по заданию малевать этюды, еще и под присмотром преподов. – Она вздохнула. Да, в чем-то Джо права – они еще птенцы, пытающиеся добиться расположения и внимания, выхватить какой совет от всезнающего и могучего орлана, который опекает их, терпит юношеские притязания на звание гениев и талантов. Но и их когда-то ждет полет – каким он выйдет: стремительным и успешным, неуверенным и мучительно долгим? – а вот этого никто не знает. Ясно только, что до высот Олимпа Джоконда так и не добралась. Парню стало ее несколько жаль. – Я хочу создать шедевр, в своем стиле и технике… Вот о чем я. А все остальное… Это так, хрень сплошная. – Джо глянула на свои ладони, точно что-то у нее ускользало сквозь пальцы, перевернула их, а затем пронзительно уставилась на Эбби – поняла, что он заметил в прошлую их встречу следы, – насторожилась, но после все это скрыла за очередной искусно начертанной ухмылочкой.

– Я, между прочим, согласен позировать! – Чарли говорил это на полном серьезе. – Я еще тот натурщик! Меня рисовал весь первый курс весной, да! И все получили высший бал. Все дело в умении держаться, вот попадется модель неказистая, которая вдобавок не может усидеть или стесняется – все пропало! А я могу часами стоять голышом и не капли робости во мне, как и смущения! А раз так, то и творцам хорошо – они воодушевленно синхронизируются с моим настроем и выдают такие бомбические произведения, просто magnifique! Короче, закачаешься!

“Вот же лгун!” – Эбби развеселился, но не стал сталкивать друга с пьедестала славы. Джоконда, кстати, даже его слушала, а пару раз как-то оценивающе к нему присмотрелась.

– Я расписываю стену в роллердроме, – призналась она. – Но это даже не радуга, цветочки, веселые мальчики и девочки на роликах… Ну, вы поняли, эдакое дерьмо в стиле плакатов шестидесятых. Это гребаные цветные полосы, треугольники и квадраты… Самое сложное – круги.

– Главное, что за это платят! – Чарли не унывал. Конечно, не он же целыми днями ведет малярной кистью от одного угла зала к другому, вдыхая запах краски, и так несколько раз, чтобы закрасить всего одну полосу из десятка таких же.

– М-м. Да, еще бы бесплатно я это делала. Такова жизнь, мальчики. Наслаждайтесь, пока можете.

– Так что насчет написать мой портрет? А я бы написал твой. Меня тут вдохновил Юхан Паш и его “Живописные куры”, вот и я подумал, а почему бы и…

– Это где у куриц женские головы? – перебила его Джоконда.

– Хоть кто-то шарит. Именно! Реализм и такая наглость! Как злободневно, не так ли?

– Редкостное дерьмо. Только если считать, что это прикол. Но шутка так себе, честно, как и картина. Кто вас учит? Каннингем? – Парни помотали головами, такую фамилию преподавателя они и не слыхали.

– А, пардон, вылетело из головы – вы же не художники… Да и дело давнишнее, возможно, он уже тут и не работает. – Она как-то зыркнула не на парней, а сквозь них – будто они стеклянные. – Ну, когда мы придем-то?

– Уже. – Эбби указал на здание красного кирпича с черными аркообразными оконными рамами и крутыми двухъярусными крышами – на первом этаже завершали рабочий день магазины, лязгали рольставни, впиваясь зубами в бетонный порог, второй этаж отличался плотно закрытыми окнами, а вот третий – распахнутыми, оттуда лилась не слишком бухающая музыка, слышался смех, порой кто-то высовывался между рам – курил или высматривал знакомых.

Тут Джо увидела каких-то парней, высыпавших на улицу, кажется, насколько их признал Эбби, некоторые из них учились на потоке с Артуром, другие – пятикурсники, уже, считай, выпускники. Да уж, важные птицы, никакие это тебе не курицы с человечьими головами.

– Я пойду, – Джо махнула старшекурсникам, – Давай сюда пакет, спасибо, – обратилась она повелительно к Чарли. – Ну, увидимся там, да?

– Возможно. – Чарли надулся.

– А какая квартира? – Джо оглянулась, уже удаляясь.

– Весь этаж, – ответил Альберт.

– Хера себе! Ладно, чао!

– Вот же сука! – сокрушался Чарли. – Так меня кинула. И за что? И из-за кого? Тьфу!

– Пойдем, надо нам найти штопор, чтобы стало повеселее. – Эбби направился к главному входу.

– Подожди меня, Андерсон! – Задумавшийся на обочине дороги Чарли побежал за ним следом.

***

Хоть Дебора обещала камерную вечеринку, народу явилось знатно. Как только два друга вошли в ее обитель, их обдало жаром тел и щекотливых разговоров (Чарли ловил сплетни, поворачивая голову то к одной группке, то к иной), парами всевозможного алкоголя, вибрациями музыки – та звучала куда громче, чем могло бы показаться снаружи, на улице. Особо их не ждали, никто бы и не заметил, если бы они не пришли. Распитие вина в парке или в одной из потаенных комнат в академии уже начинало казаться Эбби не столь плохой идеей. Он прекрасно знал, что не любил шумные пирушки, не умел пить в меру, стеснялся незнакомых людей и вел себя скованно, просиживая штаны где-нибудь в углу, пока Чарли носился белкой в колесе (не успокоится ведь, пока всех не заболтает!) – все это приносило весьма червивые плоды – голова начинала болеть прямо на вечеринке и не утихала ни ото сна, ни от аспирина. Но Чарли все равно таскал друга с собой на такие пьянки, а тот с ним ходил. И сегодня предчувствовалось (так оно и случится!) повторение знакомого сценария.

Чарли все еще выискивал Джоконду, но безуспешно – она растворилась в переплетении гостей и пересечении комнат. Эбби подумал, что она могла и вовсе свалить с теми парнями куда-то еще.

Но зато хозяйка в (подстать знойной поре) легком сером с золотыми пуговицами брючном (конечно же!) костюме находилась на виду. Она радостно, но по-акварельному воздушно и смазано, потому что все ее постоянно дергали, приветствовала одногруппников – Эбби и Чарли:

– Привет! Рада, что пришли.

– Ты же говорила, все в семь собираются… А тут народу – тьма.

– Кто-то раньше пришел, вот все и понеслось. Ну, вы знаете, как это происходит. Только закругляемся мы к одиннадцати, так я договорилась с соседями, – предупредила она, уже отворачиваясь, – какой-то старшекурсник вручил ей бокал шампанского, она отпила, хлопая того по плечу. – Ну, мальчики, развлекайтесь!

– А где взять штопор? – поинтересовался у нее Эбби, держа две бутылки в руке (скрываться им более не нужно), в довесок и пакет с украденной рамкой. Чарли прижимал к груди еще две (пакет он выкинул).

– На кухне! – Дебору у них бесповоротно и абсолютно наглым образом похитили, что-то там случилось с музыкой, потом с пуншем (уже алкогольным) и доставкой пиццы.

– Что ж, вперед, на кухню! – постановил Чарли. Парни уже приходили к Деборе пару раз, а не просто знали, где ее апартаменты, так что и расположение комнат (более или менее) помнили. Однако теперь им мешали добраться туда толчея, танцы и бесконечное веселье.

После того как бутылки оказались откупорены, а напиток апробирован, Эбби остался один (кто бы сомневался?), Чарли у него забрали третьекурсницы-поэтессы. Торндайк читал им какие-то сонеты, – кажется, Шекспира:

– Мы урожая ждем от лучших лоз,

Чтоб красота жила, не увядая.

Пусть вянут лепестки созревших роз,

Хранит их память роза молодая…

Чарли пил, смеялся. Девушки ему отвечали другими рифмами, между ними звучало нечто не столь радостное, но Эбби не вникал.

– Жалея мир, земле не предавай

Грядущих лет прекрасный урожай!

Эбби попивал, ухватил пригоршню орешков, – жевал, сидел один в углу, прижимая бумажный сверток, чтобы никто на него не сел, развернуть и посмотреть еще раз на фотографию Артура и его команды из не слишком-то и далекого 1986 года не решался. Позже… А вот и пицца подъехала. Прекрасно! Он опустошил одну бутылку белой Бургундии. Чарли все еще не вернулся. Не видать ни Деб, ни Джоконду. Кругом мелькают лица, их они уже встречали по пути сюда, эти люди будто телепортировались из кафе-закусочных и клубов прямиком к Деборе. Пожаловала мигрень. Великолепно! В общем, вечер проходил как обычно.

***

Одна девушка из клуба поэзии подсела к Эбби, имя ее, увы, не отпечаталось в памяти, они даже о чем-то говорили (и разговор он после помнил расплывчато), а вторая бутылка (или уже какая-то другая, третья?) продолжала пустеть. Андерсон честно силился вникнуть в суть девичьих откровений, но утомленный, несколько расклеившийся и пьяненький никак не мог понять, о чем толкует его собеседница. Андерсон решил придерживаться излюбленной стратегии, которую часто применял при общении с Торндайком – поддакивать, иногда хмуриться и хмыкать. Прекрасная комбинация, работающая во многих случаях – один из таких, когда собеседнику нужно излить душу.

Продолжая пропускать откровения девушки мимо ушей, Альберт подметил, что она бы больше подошла Чарли – такая же говорливая и по-милому забавная. Так они и сидели на диванчике, вокруг происходила какая-то кутерьма – тосты за окончание семестра (в консервативной академии КиКи придерживались такого академического года, хотя где-то встречались триместры, а еще какие-то дикие схемы периодики обучения, вроде: четыре месяца лекций, столько же практики и между ними месяц на безостановочные экзамены), раздача кусочков пиццы и пластиковых стаканов с каким-то смертельно опасным для желудка коктейлем. А потом… Поэтесса как взяла и поцеловала его прямо в губы. Он ничего подобного не ожидал, но ответил, потому что ничего другого от раскачивающегося в алкогольном и никотиновом дурмане ума ожидать не следовало. А что бы вы сделали на его месте? Вот бы Талли удивился, если б увидел! А рассказать – так и не поверит.

Потом она потянула его танцевать, а поднявшись на ноги, Андерсон осознал, что ему необходимо не просто посидеть, а лучше полежать. Еще новая знакомая посягала на его сверток, страстно желая узнать, отчего он так вцепился в него.

– Ничего такого, – отмахивался Эбби, но та обладала не только словоохотливостью Чарли, но вдобавок его наглостью и прытью. Девушка к его неудовольствию попыталась вырвать из рук мешающую ей (но она считала, что им обоим) непонятную ручную кладь, парень не поддавался. Что из этого вышло? Пакет порвался. Прижимая рамку к груди, а еще прихватив бутылку, Эбби побежал в уборную, крича, что его сейчас стошнит – еще один способ, чтобы избежать нежелательного общения и прорваться через скопища на вечеринках. Эх, школа Чарльза Талли-Торндайка!

Болтушка особо не расстроилась и (Эбби облегченно выдохнул, оглядываясь) не стала преследовать жертву, снова присоединившись к поэтическим товаркам и Чарли, которому, судя по всему, тоже приелась декламация в их компании.

Проплывая среди покачивающихся в такт музыке водорослей рук, плавающих бутылок, стаканов и даже стеклянных бокалов (Дебора их выдала только проверенным в пьянках гостям), он направлялся на поиски какой-нибудь тихой бухты, чтобы перевести дух и прийти немного в себя, по правде сказать, его ничуть не тошнило, но прилечь бы не помешало.

Внезапно одна из дверей открылась, и Эбби столкнулся нос к носу с Джокондой. Заглянув через ее плечо, он обнаружил, что это небольшая гостевая спальня. Его удивило, что женщина находилась там одна, никакого старшекурсника с которым милфа Чарли могла бы там уединиться с ней не оказалось. Но он не стал спрашивать, что она там делала, только улыбнулся и сказал:

– О! Джо, а тебя мой друг Чарли искал. Хочет тебе сказать что-то важное.

– Да? – не особо удивилась Джоконда, будто Талли ей уже рассказал про себя (и не только) все на свете.

– Вон он. – Эбби указал в толпу близ кухни, просачиваясь в пустую спальню, ведь это то, что ему сейчас нужно больше всего.

Только подумайте! Пустая комната, немного покоя и одиночества посреди светопреставления! Parfait! И не определено ли в основу эвдемонизма стремление человека к счастью? Вот же оно!

Джо оставила парня одного, пошла ли она к Чарли или нет – он сделал для него все, что мог. Остальное – за ним. Андерсон закрыл за собой дверь, уперся в нее спиной, будто бы кто-то сразу же начнет ломиться сюда. Опустился на пол, устроил бутылку с вином на полу рядом, а рамку – на коленях.

Теперь он мог разглядеть ее как следует. Лица других парней плыли (он даже подышал на стекло и протер рукавом – не особо помогло), но молодого Артура (он не сильно переменился) Альберт видел так явственно и четко. После он разглядел и подписи, о том, какая из них принадлежала руке его соседа оставалось только догадываться. А вот на обратной стороне рамы он обнаружил надпись карандашом – “Король Артур принес нам победу!”

Эбби улыбнулся. После кое-как поднялся, прихватил вино и прошел к кровати. До чего же мягкая и большая! Плюх! Он, предварительно залпом прикончив остаток алкоголя, зарылся в перины.

Пустая бутылка упала на пол, не разбилась, а несколько раз крутанулась.

VII. Подозрения

Суббота, ночь, 3 июня 1989.

Когда Альберт разлепил веки, потолок все так же раскачивался, но за окном уже бурлила кофейная гуща ночи. Он поморщился – сигналом тревоги ему в глаза ударили алые неоновые цифры, плавающие где-то в бескрайнем космосе комнаты – электронные часы показывали 11:50 PM. Ввалившись сюда, он на них не обратил внимания, а сейчас устройство (точнее, его свет) стало неожиданным открытием, будто его корабль неминуемо подлетал к красному карлику.

– Ох ты ж! – Вечеринка-то уже давным-давно закончилась, Деб ведь планировала закончить до одиннадцати. Стало быть, его просто вырубило. Сколько он проспал? Часа два, нет, почти три… Басов, имеющих вид “туц-туц-туц”, он уже не слышал (музыку выключили вовремя, никто не хотел проблем с полицией), но за дверью все еще происходила какая-то возня, шарканье туда-сюда, доносились не особо приглушенные голоса и всплески смеха – народ пока не разошелся.

Эбби что-то заворчал вслух (язык плохо слушался, а во рту ощущалась сладковатая прель вина) и попытался сползти с кровати – делал он это все не как обычные люди – встающие с левого края или с правого, а, как и подобает пьяному, – полез куда-то вперед, запутавшись в белье ( роскошные простыни и пододеяльник из черного шелка – не только чудесные, но и ужасно скользкие!) и чуть не кувыркнувшись, приземлился на прикроватную тахту. После он вспомнил про рамку, перебирая ногами, вновь пополз наверх (до чего высокая кровать!), стал шарить руками, но искомой вещи нигде не оказалось.

– Да что такое?! – Андерсон выругался, не оставляя попыток, водил ладонями по гладким тканям.

– Интересное зрелище, – сказала Дебора несколько сонно. Эбби заозирался. Тут же маяком во мраке вспыхнула настольная лампа, осветив часть комнаты и саму девушку. – Очухался наконец, Андерсон?

Парень стал щуриться, ему вновь хотелось погрузиться во мрак.

– Что ты тут делаешь? – спросил он, понимая, хоть и не сразу, как тупо прозвучал его вопрос.

– Я тут живу, у тебя амнезия, Андерсон? – Деб не торопилась покидать кресло, так и сидела, переплетя руки и ноги. – Сколько пальцев ты видишь? – Она показала ему один перст – средний.

– Прекрати, ты поняла, что я имел… А где Чарли?

– Вот как раз наш милый Чарли сейчас с тобой и посидит. А мне пора, нужно выпроводить тусовщиков, пока они не разнесли арендованный за неприличную сумму этаж. Торндайк, похоже, не особо справляется с ролью властного хозяина. – В подтверждение ее слов за дверью начали топать и истошно вопить.

– Я брал с собой одну вещь… – Андерсон как-то беспомощно осмотрелся.

– Вот эту? – Дебора указала на тумбочку – на ней Эбби, уже привыкший к свету, разглядел рамку и фотографию в ней. Деб как-то уж слишком удачно ее поставила, будто она всегда и находилась в этой комнате возле вазочки и стопки книг. – Ты спал с ней в обнимку, решила – вдруг поранишься еще, поэтому убрала сюда.

– Это футбольная команда Артура…

– Я заметила. Не близко, но знаю некоторых парней.

– Я нашел ее случайно по пути к тебе.

– Хочешь об этом поговорить?

– Я… – Он замялся. – Не знаю.

– Прошло не столь много времени… И ты знал его лучше, чем кто-то с нашей группы. Да и твой дядя… Слушай, я не очень хороша в разговорах о смерти, ты уж извини. Одно дело говорить о каких-то метафорах в искусстве, об образах и влиянии всего этого на человека, несколько иное… Не могу вообразить твоих чувств, Андерсон. Ну, ты понял. Так что, извини…

– Тебе не кажется это странным? – спросил Эбби, выслушав ее признание. Он с ней согласился – смерть воспевалась в культуре, как ничто другое – будоражила воображение поэтов, писателей и художников (на каждой второй картине – то убийство, то похороны, то скелеты, черепа и кости; литературные описания – там еще похлеще!), о кончине рассуждали священники, философы и ученые, и костлявая старуха с косой (прямиком из рекламы в честь Хэллоуина) для них являлась неотъемлемой частью жизненного цикла всего сущего. Говорить об этом, как о неком абстрактном явлении, предмете для изучения – не так трудно, нежели ощутить ее веяние прямо в затылок.

– Что именно? – Дебора не совсем поняла вопрос.

– Мое поведение. Таскаюсь на вечеринке с фоткой умершего парня…

– Знаешь, – начала она, – А ведь каждый из нас таскается с книгами давно умерших авторов, мы изучаем их картины, копаемся в этой утраченной жизни… Покупая вещь на гаражной распродаже, про антиквариат я промолчу, тут и так ясно, – нас первой посещает мысль – “О! Я обожаю ретро! Как мне повезло урвать нечто старое и редкое!”, но потом приходит понимание, что и эта вещь принадлежала кому-то, кого теперь больше нет… Смерть окружает нас повсюду, Альберт. А мы еще слишком молоды и глупы, чтобы все это так легко принимать. Оттого проще отрицать ее существование, – рассудила мисс Флетчер. – С этим тяжело смириться… С осознанием, что однажды, рано или поздно, каждый из нас умрет… И этого не избежать. И я это поняла, как бы дико не прозвучало, благодаря тебе.

Молчание повисло в комнате. Даже там, в коридоре, все смолкло.

– Ты облекла мои мысли в слова, Деб. Я бы не сумел это сформулировать таким образом.

– Ты к нему так сильно привязался, Эбби? – внезапно спросила она, поднимаясь с места. Альберт так и остался сидеть на краю кровати.

– Я… – Он собирался ответить, но то в крови заиграл алкоголь, – в действительности ему не хотелось обсуждать весьма сложные чувства к Артуру с ней. – Мы говорим о человеке, с которым я прожил бок о бок почти год… каждый день просыпался и засыпал с ним в одной комнате. И теперь его больше нет. Привязанность ли это, как считаешь?

– Извини, ляпнула глупость. Я просто несколько пьяна, вот и… Я не это хотела спросить.

– Забей.

Повисла тишина. Дебора нарушила ее первой – пошатываясь, двинула к двери со словами:

– Позову этого бесполезного Талли. Оставайтесь уж на ночь, а утром поможете с уборкой. Не переживай, Андерсон, я вызову клининговую службу, но мелкая помощь не помешает.

– Хорошо. Спасибо. – Он уже представлял на краешке мыслей, как бы они с Чарли – пьяные в доску – тащились обратно в общежитие (на это бы ушел целый час, еще и староста докопается – поздно ведь уже).

– Ты бы мог отвезти это фото его родителям на каникулах. – Деб застыла у рамки, повернувшись к парню спиной. Он задумался, глядя на блики, играющие с ее аккуратной прической. И как это ему не пришло в голову? – Вы бы поговорили, вспомнили… Ты бы мог рассказать его семье про студенческие будни, что Артур делал, чем интересовался. Посетил бы могилу. Попрощался. Тебе бы стало легче, я так думаю…

– Я не могу. – Она обернулась и их взгляды встретились. – Думаю, что я не смогу…

Дебора подошла и обняла его. Так они и застыли на некоторое время.

– Тебе что-нибудь принести? – поинтересовалась она, уже собираясь уходить.

– Только стакан воды и таблетку обезболивающего. Благодарю!

Деб молча кивнула и вышла. Эбби остался один.

***

– Ой, а что это у нас тут за перепивший винца малыш! – Чарли завалился в комнату, неся в одной руке все еще шипящий стакан, как он заявил, с Алка-Зельтцером. – Ну-ну, не жадничай, а то животик заболит! – дразнился сокурсник, ведь Эбби – умирающим от жажды странником в Сахаре – припал к целебному пойлу.

– Это самодельный вариант, чтоб ты знал.

– Самодельный? – Эбби поперхнулся, допив почти до конца.

– А что такого? Берешь пищевую соду, аспирин и витамин C. Voila! Ты пей, пей, – заботливо добавил Чарли.

– Что ж… А то я уже заволновался…

– Отравление в стиле Борджиа в наши планы не входит. Ну, как ты? Полегчало?

– Да, спасибо!

– Никуда не уходи. Я сейчас! Притащу чего-нибудь вкусненького. Там еще, вроде как, осталось пиво в банках и чипсы… И вещи надо забрать, а то сопрут наши пиджаки!

– Давай. – Андерсон устроился поудобнее на кровати.

Веселый Талли вернулся с большим пакетом. Одногруппник аккуратно устроил их верхнюю одежду на кресле, где только что сидела Дебора, убрал подальше катающуюся по полу пустую бутылку, а на тахте разложил добытые трофеи – чипсы Pringles, пару банок Budweiser, кисло-сладкий мармелад в обсыпке, разорванную большую упаковку M&M’s, в которой оставалось полным-полно конфет, еще какую-то сладкую мелочь.

– Та-да! Вот достойная королей трапеза! – возликовал Чарли. – Только не крошить! – Он погрозил другу пальцем.

– Королей в картонных коронах, – пошутил Эбби.

– А ну! Не порть мне миг славы. Королей вечеринок, не меньше!

– Ты что-то какой-то очень радостный, Чарли…

– А я гляжу, ты уже чувствуешь себя как дома. – Торндайк забрался на кровать и растянулся, что-то жуя из украденного с общего стола.

– Ты про рамку… – Андерсон растянул губы в болезненной улыбке. – Все сегодня крутится вокруг нее, – грустно и одновременно с теплым трепетом добавил он.

– Очень хорошо смотрится, между прочим. Ты как? Чем тут занимался? – Талли потянулся, достал чипсы и передал их другу, сам взялся за жестяные банки. – Пива, м?

– Нет, merci, а то точно прополощу желудок. Валялся в отключке – вот чем. Деб со мной сидела.

– В отключке – это громко, конечно, сказано, Эбби, ты просто не умеешь пить! В который раз в этом убеждаюсь. А если тебя по-прежнему мутит, тогда не стоит испытывать судьбу! И все достанется мне! – Он открыл банку, отпил, отправил в рот смесь разных сладостей, снова прихлебнул. – М, только представь, Дебора Флетчер – заботливая няня для нашего малыша Эбби! Как звучит-то! Так и просится в фильм!

– В порнофильм?

– Андерсон! – Талли снова погрозил ему пальцем. – Маленький развратник!

– Я шучу, ничего такого…

– Но ты же зажигал тут с одной нимфой поэзии из “Хамнета”. – Торндайк уже все прознал. – И как оно?

– Не знаю. – Эбби пожал плечами. – Это из-за вина.

– А в нем – истина!

– Или головная боль и разочарование.

– Ну, не списывай силу вина со счетов так быстро. Иногда все иначе Просто не свезло.

– А у тебя что?

– С поэтессами?

– С Джокондой твоей ненаглядной.

– Все-то ты знаешь, Андерсон! Лежишь себе в кроватке и между тем ведаешь, что творится вокруг! – Странно такое слышать про себя из уст вездесущего сплетника Торндайка.

– Я, когда встретил ее, сказал, мол, у тебя к ней дело.

– Ты ж мой спаситель, Эбби! – воскликнул Талли и приобнял его. – Да, мы потусовались с ней. И… – Альберту его тон сразу не понравился – как пить дать, что-то начнет просить. – Ты же меня выручишь, да?

– Что такое? С чем и как?

– Одолжи мне парочку картин, м? Эбби, я пригласил нашу подружку в художественную мастерскую.

– Ты собираешься выдать мои работы за свои?! – Альберт не поверил ушам. Ну что за наглость?

– А что такого? Никто не узнает.

– Они же подписаны…

– Ты подписываешь учебные работы?

– Ну да. Они же учебные, чтоб препод знал – кто и что написал. И все так делают, между прочим. Авторское право – помнишь про такую вещь?

– Она ничего не заметит, не парься! – Талли доводы художника не заботили. – Джо ведь не знает какая там у меня подпись!

– “А. Андерсон” – такая у тебя подпись? – Эбби развеселился, заметив расстроенную физиономию незадачливого хитреца Чарли. – Я еще подумаю, как тебе помочь. Есть у меня там всякие незавершенные работы, – закончу, а подписывать не стану, поставишь автограф.

– В долгу не останусь, – пообещал Чарли, уже мечтательно улыбаясь. В грезах, он, вероятно, демонстрировал Джоконде полотна, а та восхищалась его талантом. А вот Эбби эта затея не нравилась, он стеснялся показывать работы этой (вообще-то, взрослой!) женщине.

– А мы с Деб говорили про Артура. – Эбби не знал, зачем это ляпнул, но слово – не воробей. Как-то сорвалось, и все тут.