«Избранные статьи» kitabından alıntılar
Короче говоря, кому дороже целое, пишет (читает) утопии, а кому дороже единичное, пишет (читает) антиутопии.
Но на самом деле интересны не столько мотивы автора книг [т.е. Фоменко], сколько умонастроение, сделавшее возможным их массовый успех. Кажется, что в основе читательского легковерия лежит глубокое и неопределенное чувство общей обманутости и обкраденности: нас обманули, мы только не знаем как; у нас украли, мы только не знаем что; и поэтому мы готовы поверить всякому, кто нам это объяснит.
Называя свои занятия, люди сообщают нам: вот каково мое место в мире. Назвав же себя поэтом, человек либо сообщит нам, что у него этого места нет, либо что он живет в исчезнувшем мире.
Но теперь, читая все военные тексты Гинзбург, мы видим, что исходно ее замысел был противоположным – не непостижимый опыт блокады она хотела объяснить обычному человеку, а наоборот – саму блокаду она увидела как объяснение и разгадку советского опыта. Разгадка заключалась в том, что индивидуализм кончился и единичный человек должен отдать себя в распоряжение «общего», то есть государства – при встрече с абсолютным злом, каким была нацистская Германия, эгоисты французы оказались беспомощны, а Левиафан (как Гинзбург в записях называет советский режим), превративший людей в рабов, выстоял.
Сознание литтелловского героя работает как машина для просмотра серии шокирующих картин, но для приобретения опыта, пусть болезненного, эта машина не приспособлена.
... противоположность вынужденного, испуганного молчания - это не столько рассказывание, сколько молчание по собственному выбору, молчание вольное.
"Плохие" едят людей, а "хорошие" не едят - вот современный нравственный закон, и - по оптимистичной мысли Маккарти - всегда найдется кто-то, кто решится его соблюдать.
Конспирология у нас за последние годы превратилась в общий язык политики и культуры.
Один из полемических приемов хорошо знаком читателям его недавней, но уже классической книги " "Слово о полку Игореве": взгляд лингвиста" ": Зализняк предлагает вообразить, какими сведениями и умениями должны были бы обладать пресловутые фальсификаторы, а когда мы это вообразим, "нам ничего не остается, как признать за предполагаемым изобретателем латыни поистине сверхчеловеческое всезнание".
Солидарность – это совсем не то же самое, что взаимопомощь, когда свои помогают своим же; и совсем не то же самое, что благотворительность, когда людям в плохом положении помогают люди в сравнительно хорошем или просто в ином положении. Солидарность – это когда люди, ничем не связанные, но находящиеся в одинаковом положении, страдающие от похожих бед, объединяются для совместных действий. Взаимопомощь и благотворительность у нас так или иначе имеются; а вот с солидарностью дело плохо.
