Kitabı oku: «Детектив из Мойдодыра. Том 3», sayfa 6
5
Утром вдова майора Нестерова передала мне прозрачную пластиковую папку с документами Джульетты и коробочку с шестью медалями.
– Я не имела в виду деньги. Это все мама, – виновато оправдывалась Людмила Николаевна, отводя в сторону запавшие от слез глаза. – У нас сейчас очень тяжелое материальное положение, и она сказала…
Я так же виновато кивнул.
– Понимаю. Вам незачем извиняться. Вы и не должны дарить мне свою собаку.
Она вздохнула, покачала головой.
– Брать за нее деньги… Она для него была больше, чем собака… Она сама ушла от меня. Не захотела… Вы понимаете? Положение тяжелое…
– Понимаю, – повторил я. – Спасибо. Ей у нас будет хорошо.
Я подождал, пока вдова пересчитает внушительную пачку сторублевых купюр, и, получив вердикт:
– Все правильно, – попрощался и направился к машине, в которой меня ждала Джульетта.
Она повидаться с бывшей хозяйкой тоже не пожелала.
На втором этаже отделения милиции Джульетту встречали всем личным составом. Люди в форме и в штатском заполнили коридор и оттеснили меня в сторону. Я прислонился к стене и с ревностью наблюдал, как они похлопывали ее по холке и гладили по спине. Когда волна эмоций спала, собака завертела головой, нашла меня, подошла и села рядом.
Невысокий полный мужчина с редкими, падающими на лоб волосами после недолгих раздумий протянул руку:
– Ну, наконец-то! Еще раз здравствуйте. Это я вам звонил – Борис Борисович. Вон туда, к тому кабинету… – Он несколько снисходительно улыбнулся: – Видите, какая умница. Сидит, охраняет. Знает, что, если вас сюда привела, то должна сдать с рук на руки… Товарищи, ну, дайте же пройти!
Товарищи расступились и дали. Мы двинулись по коридору сквозь строй оперативников.
В кабинете он махнул мне рукой, предлагая выбрать любой из стульев, и изобразил на лице нетерпеливое внимание.
– И как же она к вам попала? Мне тут, понимаете, позвонили и пожаловались, что вы держите у себя чужую собаку. Чуть ли не силой… – Он опять усмехнулся. – Преувеличение, конечно. Разве ее силой удержишь? Эта собака сама, кого хочешь, удержит. Специалист. Еще какой специалист! Да, Джульетка? Да, девочка моя?
Джульетта не ответила, и он повернулся ко мне.
Я в двух словах поведал ему совсем не шекспировскую историю. Просто шел по двору, увидел больную собаку, пожалел, подозвал. Она и пошла. Сначала я свозил ее к ветеринару, потом она свозила меня на кладбище. Рассказывать посторонним о том, что собака выпрыгнула из окна, мне почему-то не хотелось.
Бориса Борисовича обстоятельства нашей с Джульеттой встречи не совсем удовлетворили, в чем-то он засомневался, но выбивать из меня правдивые показания не стал. Он, вообще, заметно подобрел.
– Очень хорошо, что нашлась! Надо же, догадалась, на могилу отвела! Какая умница! Ах, Джульетка, девочка моя! Отличный представитель породы с замечательной генеалогией. Шесть задержаний вооруженных преступников… Вот, осталась без хозяина. У нас уже четверо человек согласились ее забрать. Я бы, конечно, никому ее не отдал, но у меня, знаете, очень стесненные жилищные условия, и старшая дочь на восьмом месяце. Никак…
Я внимательно слушал и кивал, впитывая необходимую информацию.
– Да, понятно… Борис Борисович, а разве вдова Романа Владимировича – не хозяйка собаки?
Он вздохнул.
– Да хозяйка-то – хозяйка. Это ее мамаша вчера мне звонила, наговорила про вас всяких ужасов. А сама Люда не потребует, чтобы Джульетту вернули домой. Она, конечно, обрадуется, что собака жива и устроена, но не более того. Они не очень любили друг друга, – и уточнил: – Люда с Джульеттой, я имею в виду.
– И все-таки мне кажется, что собаку нужно было бы вернуть ей. Или хотя бы спросить, – вкрадчиво заметил я.
– Но я это знаю наверняка! – воскликнул Борис Борисович. – Могу, конечно, позвонить, если вы сомневаетесь, – добавил он почти обиженно.
– Позвоните, пожалуйста.
Он негодующе закряхтел, потом иронически блеснул глазами и потянулся к телефону.
– Не волнуйтесь, сейчас все устроим. Как положено… Максимов! А Кашин далеко? Дай-ка ему трубочку… Слушай, Кашин, приготовь мне расписку. Что я, такой-то – такой-то, принял у гражданина Стрельцова… Как ваше имя-отчество?
– Виктор Эдуардович.
– … Стрельцова В. Э. немецкую овчарку по кличке Джульетта, число, месяц, год. Выражаем благодарность и так далее… Ну, что здесь непонятного: гражданин хочет, чтобы все было по правилам. – Он повернулся ко мне. – В произвольной форме вас устроит, Виктор Эдуардович? Или на бланке с атрибутами?
Я многозначительно поджал губы и задумчиво произнес:
– Лучше на бланке. И круглую печать, пожалуйста. Я же не знал, что у нее замечательная генеалогия. Думал: собака и собака. Млекопитающее, состоит из четырех ног, хвоста и головы. А она, оказывается, за похищение ее собственной собачьей персоны меня прямо в отделение доставила. Так и до «Крестов» недалеко. Нет уж, пусть будет на бланке. И хозяйке позвоните, пожалуйста. Вы ведь уже поняли, что я законченный бюрократ?
– Кашин, на бланке с печатью!… Ну, попроси у кого-нибудь. Скажи, что с меня причитается… Все, иди, исполняй!
Он в сердцах нажал на кнопку и принялся набирать следующий номер.
Людмила Николаевна ответила, и Борис Борисович приглушенным голосом расспросил ее о самочувствии и о ближайших планах, пригласил в гости. Потом сообщил, что нашлась Джульетта. Потом надолго замолчал, но рот оставил открытым.
Я сидел, крутил головой по сторонам и негромко постукивал пальцами по столу, вежливо изображая полную непричастность к разговору. Когда раздался сухой щелчок вернувшейся на аппарат телефонной трубки, я повернулся к хозяину кабинета и вопросительно поднял брови.
Борис Борисович откинулся на стуле и ошеломленно смотрел на меня.
– Что значит: пусть останется у вас?! – возмущенно рявкнул он. – Какого лешего вы морочили мне голову с распиской?!
Я примиряюще улыбнулся во все тридцать два зуба.
– Это вы мне морочили голову, Борис Борисович. Расписка – ваша идея. И вы первый сказали про бланк. Я же только посоветовал вам не торопиться, а проконсультироваться с бывшей хозяйкой.
Он яростно закачал головой и даже не попытался улыбнуться в ответ.
– Думаете, все можно купить и продать? Да я плевать хотел… – Он замолчал, изумленно наблюдая, как Джульетта поднялась с пола, подошла и села рядом со мной.
Я воспользовался возникшей паузой.
– Нет, я так не думаю. Я купил лишь документы, а не собаку. И дороговато содрали, знаете ли. А с собакой мы подружились. То есть, сошлись характерами. Вот так.
– Вы, случайно, не адвокат?
– Почти что…
Я не успел объясниться. Дверь распахнулась, и в кабинет, потрясая бланком, ворвался длинный парень.
– Борис Борисович, я первый! – умоляюще закричал он. – Я уже родителям в Новгород позвонил – они согласны!
Он рухнул на колени перед Джульеттой, достал из кармана шоколадную конфету, торопливо развернул и, согнувшись нескладным вопросительным знаком, попытался засунуть конфету собаке в пасть.
Джульетта отвернулась и посмотрела на меня.
Я торжествующе кивнул:
– Можно.
Конфета моментально исчезла, как будто ее никогда не было.
Ошарашенный Кашин тоже повернулся ко мне и в моих глазах прочел приговор.
– Все, парни, аукцион отменяется. Экспонат не продается. Спасибо за внимание, но пора, как говорится, и честь знать. Надеюсь, мы все и в достаточной степени прояснили. Всего хорошего.
Я поднялся со стула и направился к двери. Собака двинулась за мной.
– Эх, Джульетка, Джульетка… – осуждающе простонал вслед Борис Борисович.
Он упрекал мою собаку в измене, и я посчитал своим долгом внести ясность.
Я обернулся.
– Нет, вы ошибаетесь. Она его не забыла. Но собаке, как и человеку в такой ситуации, невыносимо одиночество. Она выбрала первого встречного. Только и всего.
– Да… Только и всего… – проскрипел Борис Борисович. – Подождите, куда же вы? Давайте, чайку попьем, что ли?
***
Борис Борисович презирал меня недолго. То ли его убедило представление с конфетой, то ли мое смелое заявление, что я почти адвокат, и он не решился начать тяжбу о лишении родительских прав: «Убойный отдел против бюрократа Стрельцова».
Выставив из кабинета обиженного Кашина, он вскипятил воду, используя обычный стеклянный графин и какое-то жуткое, стреляющее искрами устройство, состоящее из проводов и двух лезвий от безопасной бритвы, и предложил мне чаю.
– Фирменный напиток. Чай с электрическим дымком, – с гордостью заявил он, посмотрел на Джульетту и вздохнул: – У нас чайник вчера перегорел. Вот, вышли из положения. Народ у нас изобретательный.
В знак примирения мы выпили по чашке чая, потом по второй, а на третьей графин взорвался. Радиус поражения ограничился одним метром, и мы все трое остались целы и невредимы, но короткое замыкание надолго вывело из строя компьютер, на котором хозяину кабинета предстояло делать какой-то срочный отчет. На дисплее матово отсвечивала репродукция шедевра Казимира Малевича «Черный квадрат» и никак не хотела меняться на обычную обывательскую заставку, а потеплевший от чая и от взрыва Борис Борисович, периодически чертыхаясь, щелкал пальцами по клавиатуре и рассказывал мне о Джульетте и последнем деле Романа Владимировича Нестерова.
– У нас мужики места себе не находят. Винят себя, что с пацанами его оставили. И расстались в тот день очень натянуто. Мне-то, вроде как, легче должно быть – Роман меня сам после обеда отпустил. Дочь беременна, знаете, первый раз, и что-то тяжело так ходит – надо было ее в поликлинику проводить. А у них – шесть выездов за день. Это, конечно, не десять, но все равно утомительно. А тут еще курсанты из Новгорода путаются под ногами, не дают посидеть спокойно, расслабиться – все расспрашивают: а как там, а что там, а когда нас посмотреть возьмут? Приказ начальства: по возможности всех свозить на место преступления, познакомить с методикой и основными мероприятиями, а нам и без детского сада забот хватает. Мужики с последнего выезда вернулись в начале шестого, уже и начальник уехал, и курсанты почти все разбежались, осталось только четверо – самых занудных. Ну, кажется, все, достаточно – чайку попить, дежурство сдать и по домам. Только сели – и снова вызов. Кто-то позвонил по «02», сообщил о выстреле в соседней квартире. Участковый ходил – дверь открыта, в комнате труп. Все – убойный отдел, будьте любезны! И главное, дом этот – вечная заноза! Пограничный – на стыке двух участков стоит. Естественно, что мы его пытаемся соседям спихнуть, а соседи – нам. Договорились с ними: кому диспетчер с центральной позвонит, тому и ехать на вызов. А в тот день футбол в восемь часов показывали – отборочный матч. Ну, соседушки и сделали ход конем. Перезвонили диспетчеру: извините, не наш участок. Звоните туда-то и туда-то.
– Соседи везде одинаковые, – согласился я.
– Так ведь нечестно же! Ведь договорились! В общем, мужики зароптали, завозмущались, а Роман говорит: надо ехать. Тут Ленька Семенов – он у нас самый ярый болельщик, сгоряча выступил. Роману, мол, и вдвоем с Джульеттой хорошо, а Леньку дома молодая жена ждет. Дурак, мальчишка, сейчас локти себе грызет. Роман конфликтовать не стал, тем более, разговоры про этот футбол с самого утра: успеем – не успеем. Предложил всем отправляться по домам, а он сам с Джульеткой и с курсантами – на выезд. Парни, конечно, обрадовались, немного поломались для виду, да и вообще, неудобно как-то, хотя все знали, что Роман, действительно, домой обычно не торопится… Хм… Ну, это к делу не относится… Вот ведь зараза – западает клавиша, хоть ты тресни! Что же мне теперь, всю доску раскручивать?
Борис Борисович нагнулся и выдвинул нижний ящик. Покопавшись, достал две тонкие отвертки и вздохнул.
– «Завтра снова солнце взойдет». Это у него выражение такое было. Он и в тот вечер так же сказал: «Ладно, чего там? Завтра снова солнце взойдет». Взял четверых пацанов и поехал. Ну, а что? В общем-то, намечалась обычная работа, рутина, так сказать. Да так оно и было. Мужчина и женщина расслаблялись, как сейчас говорят, занимались сексом, а потом она его взяла и застрелила. И ушла. Таких убийств – десятки по городу, без всяких мотивов, только чаще кухонным ножом бьют или той же бутылкой по голове, чем стреляют. Ничего особенного. Ну, почти ничего. Крестик золотой нашли, не совсем обычный. Роман там сделал все, что нужно, лекцию курсантам прочитал. Обсуждали, различные версии выдвигали. И все. А вечером, где-то в девятом часу позвонила ему незнакомая женщина, сказала, что знает, чей это крестик и предложила встретиться. Роман взял Джульетту и пошел. Там его и… Подъехали на угнанных «Жигулях» и расстреляли почти в упор.
– А Джульетта? – спросил я.
– И ей досталось. Мы с ребятами уже через полчаса на месте были – из отделения позвонили, сообщили. Они так и лежали в обнимку на асфальте – Ромео и Джульетта. Собака живая, но много крови потеряла – только-только довезти успел к знакомому ветеринару, в питомник. Два дня отлеживалась, а потом сбежала. Романа пошла искать. Такие дела…
– Да… Понятно…
Я взглянул на Джульетту. Она лежала на полу и слушала. Во всяком случае, она не отрывала от Бориса Борисовича внимательных глаз, и ее уши стояли торчком.
Я тоже слушал внимательно, поэтому поправился:
– Понятно, но не совсем. То есть, убили его из-за крестика – необычного, как вы сказали. А откуда же та женщина, которая звонила, могла узнать, что Роман Владимирович нашел крестик?
– Смогла. Это – тоже интересно. Квартира, где произошло убийство, прослушивалась. Мы туда ночью приехали, еще раз все просмотрели и «жучок» обнаружили. Такая булавочка в спинке дивана с обратной стороны. Роман с практикантами его не заметили. В общем-то, не наша это спецификация – «жучки» искать. А что там могли прослушивать – одному Богу известно. Убитого проверяли по разным каналам – мелкая сошка.
– Понятно… И что же теперь? Крестик достаточно необычный, чтобы найти его владельца?
Борис Борисович развернулся на стуле и уставился на меня с плохо скрываемым подозрением. Его голос зазвенел металлом.
– Хороший вопрос… А почему это вас, собственно, так интересует, Виктор Эдуардович?
Я не успел и рта раскрыть. За меня ответила собака. Она вскочила с пола и громко и негодующе гавкнула. Я даже вздрогнул от неожиданности.
Борис Борисович тоже вздрогнул.
– Что, Джульетка? Что, милая?
Она не стала повторять, и он удивленно посмотрел на меня и покачал головой.
– Ну, надо же! Она так же возмущалась, когда я спорил с Романом. И потом оказывался неправ.
Я кивнул.
– Вы и на этот раз неправы, Борис Борисович. Я – не вражеский лазутчик. Вопросы задаю чисто из любопытства. А хорошие вопросы – из профессионального любопытства. Я ведь частный детектив. Ваш младший брат, если позволите так выразиться. Джульетта, подтверди!
И она гавкнула еще раз.
– Вот видите… Кстати, кто-нибудь мне объяснит, наконец, как собака может понимать русский язык? Она что, на курсы ходила?
Старший Брат все еще качал головой.
– Нет, ну надо же… Не удивляйтесь – она все понимает! Чем вы ее так привлекли, Виктор Эдуардович?
– Не знаю. Законом всемирного тяготения, вероятно… Так вы нам расскажете, Борис Борисович? И собаке интересно будет ваш голос слышать, как говорил один мой знакомый ветеринарный врач. Тоже, между прочим, специалист по задержанию: его хлебом не корми – дай кого-нибудь повязать, а потом пристроить. Или одновременно… Так что вы такое интересное говорили про крестик?
Возобновление доверительной беседы далось Борису Борисовичу не сразу. И разговорился он не из уважения ко мне и уж вовсе не из любви к младшим братьям – частным детективам. Он, вообще, отверг какое бы то ни было родство, заявив, что по его разумению понятие «частным детектив» находится где-то между желтой прессой и Законодательным Собранием. Я спросил, где на этой шкале ценностей обосновалось понятие «милиция»: выше или ниже? Он скривился и отвечать не стал, но все же под воздействием гипнотизирующего взгляда Джульетты постепенно начал колоться.
***
Крестик был настолько необычный, что из-за него, особенно не раздумывая, застрелили в течение одного вечера, как минимум, двух человек.
Первой жертвой ювелирного искусства пал некто Сорокин Геннадий Анатольевич – ничем не примечательный молодой человек, работавший брокером в фирме с не совсем чистой репутацией и довольно мутными связями, но других фирм, если поразмыслить, у нас, вроде бы, и нет. Ну, может быть, за исключением Аэрофлота и Центробанка, репутация которых размышлениям не подлежит.
Оказывается, вечерняя гостья всадила в Геннадия Анатольевича порцию свинца вовсе не в благодарность за испытанный оргазм. Нетерпеливая леди раздевалась настолько поспешно, что вместе с одеждой сорвала с шеи крестик с цепочкой. Получив с молодого человека то, за чем пришла, мадам обнаружила пропажу, открыла сумочку и вынула пистолет. Все произошло так быстро, что, похоже, она даже не успела отдышаться и нежно прошептать ему на ушко: «Тебе конец, милый». Тем более, не дала ему времени для оправданий.
Потом мадам сполоснулась под душем, протерла бутылку и бокал, наспех осмотрела комнату, порылась в ящиках и ушла. Вероятно, все эти процедуры заняли не более десяти минут, но все же, на не вполне адекватное поведение преступницы обратили внимание даже курсанты. Скорее всего, она находилась под воздействием легкого наркотика, как и хозяин квартиры, у которого в крови и в серванте обнаружили кокаин.
А крестик, тем временем, висел, запутавшись цепочкой в бахроме шторы, рядом с заброшенным за штору лифчиком. Оставленные дамой реквизиты нашлись. Сначала полупрозрачное кружевное бра, а потом и крестик. Крестик нашла Джульетта. Она всегда находит на месте происшествия что-нибудь необычное. Курсанты уверяли, что разглядеть крестик в желтой, пронизанной золотистыми нитями бахроме было невозможно – настолько он сливался с цветом шторы. И все же крестик нашли бы и без Джульетты, правда, только на следующий день.
Борис Борисович показал мне сделанные в квартире фотографии. Голый и мертвый Геннадий Анатольевич для журнала «Play Girl» явно не годился, несмотря на разнообразие ракурсов, и я отложил его в сторону. Скомканный на полу лифчик выглядел более привлекательно, но моим вниманием завладела другая деталь снимка. От края попавшей в кадр шторы к центру фотографии тянулась ярко-белая нить.
– Видите, Виктор Эдуардович? Это пробившийся сквозь материю луч. Крестик находится за складкой, но он отразил вспышку фотоаппарата. Конечно, я бы заинтересовался этим снимком.
– Я бы тоже заинтересовался, – скромно признался я и взял следующую фотографию. – А вот это и есть тот самый крестик? Красиво… И что, Борис Борисович? Что по этому поводу думают и говорят специалисты?
– Что говорят… – Хозяин кабинета зажмурился, устало потер глаза и переносицу. – Говорят то же самое. Красиво, необычно. Рисунок похож на восточную школу. Нашу – северо-восточную. Урал, Алтай, Лена. Имеются в виду частные мастерские, конечно. А вот техника изготовления ни на что не похожа. В любом случае, чтобы высказаться определеннее, нужно иметь оригинал, а не снимки.
– То есть, как – оригинал? Разве…
– В том-то и дело, Виктор Эдуардович! Оригинал пропал. Курсанты говорят, что крестик был у Романа. Мы поискали у него в квартире, тщательно осмотрели машину, но ничего не нашли. Люда вспомнила, что он не заходил в комнату – поговорил по телефону в коридоре и ушел. Те люди, которые его убили, забрали и крестик. Вероятнее всего, что так. Там были кое-какие свидетели – выпивали на лавочке, так от них ничего путного не добиться. На любой вопрос отвечают: «Так точно, ваше высокоблагородие!» А больше у нас, к сожалению, ничего нет. Даже того, кто в тот вечер сообщил о выстреле, не нашли. Соседи напуганы, и все, как один, утверждают, что не слышали никакого выстрела. Сейчас, как вы сами понимаете, милиции боятся не меньше, чем… – Он обиженно запыхтел и сгреб фотографии со стола. – В общем, поиски убийц продолжаются, но на скорый результат рассчитывать не приходится. А если результат будет, вас пригласят, Виктор Эдуардович, не сомневайтесь.
Я не почувствовал иронии и удивленно взглянул на собеседника.
– Вас с Джульеттой, на опознание, – пояснил Борис Борисович. – Может быть, она кого-то запомнила. У собак очень хорошо развита зрительная память. И память на запахи. Есть вероятность, что узнает.
– Ладно, придем. Чем скорее, тем лучше. Только вы к тому времени чайник почините.
– Скорее-медленнее… Романа-то уже все равно не вернешь. Не взошло для него солнце. – Он еще раз длинно вздохнул, уселся к компьютеру, отвернулся и как бы нехотя пробормотал: – Не найдут, скорее всего.
Он надолго замолчал и даже не чертыхался, хотя компьютер по-прежнему никак не хотел восстанавливаться. В кабинете воцарилась тяжелая тишина.
– Как это: не найдут? – спросил я, наконец. – А вы…?
– А вот так! Да что вы, газет не читаете, что ли? А мы люди подчиненные! У нас дело забрали – сиди и радуйся!
– Ну, говорите, раз уж начали. Не побегу я вас закладывать. Ни преступному миру, ни милицейскому.
– Что, собственное расследование проведете? А заплатит кто? – Он махнул рукой. – Да не обижайтесь! Я не на вас – на себя злюсь. На свое бессилие. Друга убили, а мне как? Хватать автомат и – в Смольный? Так только в кино бывает. А в жизни я – сыщик, тоже кое-что могу, да не дают. Вдребезги бы разбился, а нашел. А у нас дело забрали…
– Почему?
– Почему? Потому! Потому что страна у нас такая! Умом не понять, а догадаться все равно можно! Мы эти фотографии с крестиком по всей стране разослали – вещица-то заметная и дорогая, мало ли, кто опознает. Вот после этого дело и забрали. Так и понимай – следствие на правильном пути. Значит, нашелся у крестика хозяин, только его не то, что допросить, а даже знать нам по статусу не положено. Отдали в соседний район – оказывается, первое убийство на их территории произошло. А соседи носом землю рыть незаинтересованы – не их же товарища убили! А нам еще разгон устроили – как это: была улика и пропала? Разбиться вдребезги, но пропавшую улику найти! Тоже загадка: если дело хотят на тормозах спустить, зачем им улика? Наш шеф по своим каналам прощупал, кто же это так крестиком интересуется. И кто бы вы думали? Криминал. Некий Мозель – криминальный авторитет. Теперь понимаете, для кого наше высокое начальство усердствует?
– Да где уж мне? – невесело усмехнулся я. – Легче понять последнюю вокзальную проститутку. Не обижайтесь – к вам это не относится. Вы ведь не начальство.
Он длинно выдохнул, насупился и отвернулся к окну. Кажется, уже жалел о том, что разговорился на больную тему с незнакомым человеком.
Я встал.
– Ну, мы пойдем, Борис Борисович? Спасибо. За чай, за беседу, за Джульетту. За информацию.
– Не за что. Вряд ли она вам пригодится. Заходите… – Он поднялся со стула, шагнул к собаке, наклонился. – Джульетка, милая. Ты уж нас не забывай. Давай лапу!
Она дала.
– Да, Виктор Эдуардович, сразили вы Кашина, прямо наповал. Это я про того паренька с конфетой. Расстроился. Очень уж ему Джульетка нравилась… – Борис Борисович коротко усмехнулся. – Хороший хлопчик. Сообразительный. Они с товарищем позавчера по собственной инициативе еще раз всех соседей обошли – сказали, что им Роман поручил. Так вот, этот Кашин свою версию выдвинул. Что, мол, никто выстрела не слышал, потому что пистолет был с глушителем, а в милицию позвонила тетка из соседнего подъезда, потому что пуля диван пробила и в стену ударила. Я не стал ему говорить, что пуля стену лишь царапнула на излете. Спросил только: «А что же тогда эта тетка не призналась?» Он и отвечает: «А сволочная тетка-то! Знаете, как она нас с Марченко на весь подъезд обзывала?» Мальчишка…
Мы с Джульеттой уже стояли у двери. Борис Борисович подошел и протянул руку.
– Еще раз до свидания, Виктор Эдуардович. Вы уж нашу Джульетку не обижайте. А то смотрите – здесь за нее есть кому заступиться. У нас ребята серьезные.
Напутствие прозвучало совсем не шуточным предупреждением.
– Не обижу, Борис Борисович. Заступаться не придется. Только небольшая поправка. Джульетка – не наша, а моя.
Мы спустились вниз. Я впустил собаку в машину, похлопал рукой по обивке кресла, приглашая ее сесть. Она запрыгнула на переднее сиденье и улеглась рядом со мной. Мне показалось, что Джульетта хотела положить голову мне на колени. Возможно, ей тоже так показалось, но она передумала и уронила морду на лапы, уткнувшись холодным носом мне в бедро.
Она лежала и смотрела на меня грустными влажными глазами. Я вырулил на дорогу, отпустил рукоятку переключения скоростей и легонько потрепал собаку по холке.
– Ничего, собака… Ничего…
По-моему, она поняла, что я хотел сказать.
Дома Джульетта немного оживилась. Она дважды вильнула хвостом открывшей дверь Наташе и раз семь-восемь – стоявшей за Наташкиной спиной Ирочке.
Мои девчонки тоже обрадовались. После объятий, поцелуев и прочих сюсюканий мне позволили снять с собаки ошейник и раздеться самому. Я положил ошейник на тумбочку и прошел в ванную.
Сквозь плеск воды и собственное фырканье я слышал, как Наташка позвала собаку кормиться на кухню. Одновременно раздался призыв из детской комнаты – Ирочка ждала Джульетту причесываться и наряжаться. Собаке предстоял нелегкий выбор, но она выбрала третий вариант. Выходя из ванной, я чуть не наступил ей на лапу. Она сидела под дверью с ошейником в зубах.
Я удивился.
– Ты хочешь гулять? Но мне показалось, что ты уже довольно тактично погуляла за кустом у дома.
Она подняла морду и подала мне ошейник.
– Ну, хорошо, пойдем.
Я присел и хотел надеть ошейник, но Джульетта отвела голову в сторону.
– Не понял. Ты хочешь гулять без ошейника? Тогда зачем ты мне его даешь?
Она тяжело и укоризненно вздохнула. Осторожно захватила зубами ошейник и потянула к себе. Я выпустил ошейник, но она снова ткнула его мне в руки и нетерпеливо гавкнула. Ошейник упал на пол.
Я почувствовал себя полным идиотом.
– Вот только не надо на меня орать! – возмутился я. – У меня обычная гине… то есть, генеалогия – исторически рабоче-крестьянская. И языками не владею, не то, что некоторые. Чего тебе, аморе миа?
Она снова гавкнула, тонко и просительно.
– Витя, не дразни собаку! – крикнула из кухни Наташка.
– Это еще неизвестно, кто кого дразнит! То мы хотим гулять, то мы не хотим гулять. Они сами не знают, чего они желают. Еще и гавкают.
– Папа, не длазни мою подлужку! – крикнула из комнаты Ирочка.
– Ты хочешь, чтобы меня выгнали из дома? – зашептал я, обращаясь к Джульетте. – Нет? Тогда давай попробуем еще раз, только тихо… – Я присел на корточки и поднял ошейник с пола. – Я надеваю на тебя ошейник… Нет? Хорошо, я кладу его на тумбочку… Нет? Ну, хорошо, хорошо, я надеваю ошейник на себя… Опять нет? Ну… давай его просто внимательно осмотрим… Ах, вот оно что!
Узкая кожаная полоска поддалась под моими пальцами, открывая небольшой кармашек. Я захватил выглянувший наружу кусочек полиэтилена и вытянул из тайника маленький пластиковый пакет. Вытряхнув его содержимое на ладонь, я включил в коридоре свет. Ладонь вспыхнула алмазными искрами.
Сплетенный из золотых нитей крестик казался настолько невесомым, воздушным, что поначалу было даже странно ощущать в руке тяжесть металла. Разглядывая это сияющее ажурное чудо, я обратил внимание, что составляющая основу рисунка нить не круглая, а пятигранная. Электрический свет рассыпался на гранях бликами и переливался всеми цветами радуги. На оборотной стороне я нашел пробу и рядом с ней еще какой-то микроскопический знак.
Я сполз по стене и уселся на корточки рядом с Джульеттой.
– Так, дальше размышлять будет гораздо проще. На подарок это не похоже. Такие крестики не дарят мужчинам, даже собаки. Значит, вы меня нанимаете, мадам? Ах, простите, не мадам, а невязанная сеньорита! А чем будете расплачиваться? Хорошим аппетитом и хорошим настроением? Договорились! По рукам?
Она подала мне лапу, и мы скрепили договор крепким лапо-рукопожатием.
