Kitabı oku: «Война без людей. Книга шестая»
Пролог
Говорят, что война никогда не меняется… Но это не так. Война – одно из самых изменчивых явлений, периодически сотрясающих человеческую цивилизацию. Вечное совершенствование меча и щита, разработка стратегий, внедрение всё более новых способов уничтожения противника… Технологии, политика, экономика, социология. Мобилизуются ресурсы, проверяются союзы, заключаются сделки, испытываются новые методы решения проблем. Обновления следуют одно за другим.
Не меняется в этом адском вечно обновляющемся вареве совсем другое – последствия. Жертвы, павшие, инвалиды, осиротевшие семьи, лишенные домов беженцы… В общем, трагедия. Она всегда одинакова, различаются лишь масштабы. Но их быстро забывают. Чаще всего. Жизнь не терпит пустоты.
Война пришла вновь. Страх, зависть, провокации, талантливо возбужденные специально подготовленными людьми, алчность, жажда власти… всё это сплелось (или было сплетено?) в тугой неразрывный клубок противоречий и амбиций, которые не могли быть решены мирными путями. Не хотели. Не могли.
С точки зрения одних, война пришла, чтобы отнять плоды чужого труда, с точки зрения других, она пришла восстановить справедливость. Отобрать преимущество. Вновь уравнять шансы. Точка зрения же третьих никого не волновала, всегда есть те, кто следуют в кильватере ради крох чужой добычи, пусть и под своими лозунгами. Тем не менее, эти третьи кричали громче всех. Хотя… что толку говорить на эту тему? Какие еще нужны слова после «Война пришла»? После её прихода все переходят к делу.
Но не на этот раз.
Не сегодня.
Сегодня, 13-го декабря 1993-го года, случилось нечто странное. Что-то, чего еще никогда не случалось в истории человечества. Нечто потрясающее, удивительное, совершенно безумное с точки зрения тех из свидетелей, кто смог осознать, проникнуться… понять.
Война пришла…но ей не открыли дверь. Более того, ей просто не дали зайти в хату, даже не угостили чаем.
Два центнера бумаги в виде папок с вложенными в них листами. Где-то столько же по весу небольших накопителей информации для персональных компьютеров, содержащих один и тот же видеофайл. Простую и очень скучную запись, демонстрирующую район пустыни Гоби, его участок к северо-западу от озера Мандал-Овоо. На видеофайле демонстрировалось создание надписи на песках пустыни. Простой, понятной, выполненной на двух языках, русском и китайском. Слова, появившиеся в пустыне, гласили сакраментальное «Нет войне». Всего лишь.
…и они были прекрасно видны со спутников. Сложно не увидеть то, что «написано» линиями трёх километров в ширину и почти сорока метров в глубину…
В течение часа.
Неосапиантам не обязательно идти на фронт, чтобы защитить себя и своё право на жизнь. Не обязательно убивать, низвергая на противника огонь, лучи, молнии или нечто иное. Не обязательно сокрушать танки твёрдыми как сталь кулаками или сводить с ума кого-то криком. Зачем? Они могут менять ландшафт. Быстро, качественно, надежно. Профессионально. Они этому учились. Просто… копать.
Этого хватило. Люди – невероятно свирепые, изобретательные и гибкие существа, но никто из них не знает, как управлять армиями в то время, как в любой момент может быть отрезано снабжение. Как избежать доставки бомбы телепортатором прямо в штаб противника. Как реагировать на смотрящее на них из пустыни Гоби предостережение.
«Мы можем изменять русла рек и высоту гор. Мы умеем работать. Мы не воюем с вами, но сможем изменить всё вокруг вас. Беспощадно. Непоправимо. Не пролив и капли крови. Сами… не пролив»
Генералы в высоких кабинетах сходили с ума. Телефонные линии были в нескончаемой работе. В пункты военных сборов по всей Европе и части Западной Азии стояли километровые очереди добровольцев. Люди в этих очередях травили друг друга, рассказывая байки и небылицы о ужасных коммунистах, планирующих поработить весь мир силой чудовищных неосапиантов. Некоторые из них лишь отчаянно желали защиты себе и своим семьям, некоторые были полны решимости восстановить справедливость, а некоторые… Впрочем, неважно.
Война споткнулась. Поперхнулась. Торопливо утирая рот, она поспешила восвояси, решив, что всё это – не для неё. Пока что.
Только пока.
Ибо как сказано было выше – нет никого более свирепого, изобретательного и гибкого, нежели человек.
Или… уже есть?
Глава 1. От звонка до звонка
Долгое ожидание чего-либо очень желанного часто заканчивается разочарованием. Реальность бессильна против человеческого воображения, раздувающего мечты и рисующего будущее в чересчур ярких красках. Неизбежный конфликт восприятия и действительности. Но не в этот раз…
Не в этот раз!
Злобное металлическое ворчание вырвалось непроизвольно, заставляя сидящих со мной в одном кузове людей ёжиться и напрягаться. Их бледные лица с расширенными зрачками меня слегка… взбодрили. Обещание, да. Оно очень близко к реальности.
– Товарищ старший лейтенант! – с отчетливым испугом в голос проговорил один из них, – Мы почти приехали! Немного терпения, пожалуйста!
– Гррр…, – негромко отозвался я, продолжая тесниться подальше от этих замечательных людей, везущих меня… везущих меня… везущих!
Еще немного. Еще чуть-чуть. Я долго ждал. Очень долго.
Двери открывать кинулись чуть ли не все четверо, пытаясь еще и не сводить с меня взгляда, но я, даже когда обе створки полностью были распахнуты, не стал ломиться наружу сломя голову. Нет… мы не звери какие-нибудь. Я покинул грузовик аккуратно и с полным чувством собственного достоинства, а потом, оказавшись на заснеженной и такой знакомой улице, носящей название Коморская, даже вежливо помахал щупальцами парням, меня сюда доставившим.
А затем замер, впитывая всё, что вижу. Небо, снежок, мягко падающий на землю. Деревья в парке. Уже покрывшаяся льдом поверхность пруда. Лепота же? Ле-по-та…
– В-виктор Анатолье-вич! Виктор Анатольевич! – вышедший из своей постовой будки дежурный уже спешил ко мне, делая руками странные жесты под звуки отъезжающего военного грузовика, – Вам нужно подождать здесь! К вам выйдут! Пять минут!
Ну нет, этому не бывать.
– Гррр! – негромко, но с тем же металлическим оттенком рыкнул я, направившись мимо стража порядка.
– Виктор Анатольевич! – еще строже рявкнул тот, останавливаясь.
Ну это ты зря. Наше терпение… небесконечно.
С некоторым дискомфортом отрастив с десяток длинных щупалец, я нежно, но плотно обнял ими чересчур шумный элемент обстановки, донес его, замолчавшего и тревожного, до места исполнения рабочих обязанностей, уверенно поставил там на ноги, а затем, похлопав щупальцем по плечу, полетел дальше. Домой. Где меня ждут. Вот насчет «любят» не уверен, а вот ждут точно. Поэтому надо поторопиться. Они же ждут?
Как выяснилось, не просто ждут, а даже-таки встречают. Причем сразу решили зайти с козырей.
– Ви-ви-витя! – из-за угла приземистого здания общежития «Жасминная тень» вышла большая, красивая и даже немного трехметровая девушка, правда, слегка боящаяся непонятно чего. Её круглое миленькое личико было непривычно бледненьким, а на руках, несмотря на смешные минус три градуса, были варежки.
Викусик! Как давно я её не видел!
Викууууусик… Она хорошая, доложило мне подсознание. Она ни в чем не виновата. Поэтому мы просто обнимем давнюю подругу, даже если для этого придётся на неё целиком залезть, а затем опутать щупальцами. Ну иначе никак обнимашки не получатся, понимаете? Ну вот. У меня даже получилось изобразить поверхностью поцелуи, так что её по-прежнему бледные щечки без внимания не остались. Затем я слез с какой-то напряженной девочки и направился дальше. Ко входу.
Там, прямо перед дверью, меня ждал следующий встречающий. Паша. Паша Салиновский.
Дружбаааан!
Он тоже ни в чем не виноват. Ну это же Паша. Я по нему даже соскучился. Давно не виделись. А пассии его где? А, тоже тут. Вон выглядывают у парня из-за пазухи. Значит, будем обнимать особо нежно…
– Неет… Я на такое не подписывался! – прохрипел какой-то испуганный Салиновский, – Я на такое не! Подписывался! Девчоооонки!
Ишь как в небо свечкой ушёл. Видимо, они практиковались. Странная, конечно, реакция, но что могу сказать? Во-первых, ничего не могу кроме металлического «грр», а во-вторых, да, слегка изменился за то время, пока меня… не было. Точнее, я был, еще как был. Ой как я был… но не здесь. Не тут. В… другом месте.
Ладно, с Пашей потом. Я ему всё объясню. Письменно. А пока летим дальше, нас точно ждут. Хм, а чего это Викусик на земле сидит? И смотрит куда-то вдаль? Ладно, всё равно я не могу её сейчас ни о чем спросить. Не простынет, одета тепло, на улице, как уже говорил, не холодно… А я тороплюсь. Душа меня зовёт, понимаете? Моя. Исстрадавшаяся ожиданием.
Я так долго ждал, предвкушая этот момент…
Она стояла в холле. Высокая, стройная, седая. Очень вся такая решительная с этой вот шваброй. Наверное, отвлек от мытья полов? Да ладно. Надо бы тоже обнять. Баба Цао – она хорошая…
– Ты! Не! Пройдешь! – внезапно выдала пожилая китаянка, взяв швабру наизготовку.
Я озадачился. Кто не пройдет? Куда не пройдет? Я же летаю. Значит, не мне. Салиновский! Вот кто ей помешал! Но его же унесли? Или баба Цао меня не узнала? Да, наверное, не узнала. Слегка изменился за то время, пока был… не здесь.
…не здесь. Не здесь. Не здесь! НЕ ЗДЕСЬ!!!
ГРРРРР!!!
Тщательно и давно удерживаемый самоконтроль дал трещину с громким хрустом перехваченной и сломанной швабры, которой меня попытались стукнуть.
– Гррр! – сказал я!
Конечно, кокон из клейкой, но теплой и уютной слизи – это не те обнимашки, которые заслуживает Цао Сюин, но те, на которые я готов прямо сейчас. Точнее, всё, что могу выделить почти родной бабушке, пока мой разум возмущенный трескается и бурлит, грозя сорвать крышечку. А эта крышечка и так держалась на честном слове и одном крыле! Она многое вынесла, эта крышечка! Вы себе даже не представляете сколько!!!
– Ммм… мМмм!!! Ммммм!!! – хотела общаться со мной приклеенная к стене баба Цао, но я уже спешил к лифту. Навстречу попалась какая-то худая и смутно знакомая девица, растворившаяся в воздухе с коротким визгом, но заморачиваться на эту тему я не стал. Не помню ни одной лысой женщины в своей жизни.
Лифт. Про лифт я не подумал. В нем мне стало еще более гневно, чем до этого. С трудом удержал себя в щупальцах. Вот прямо вырастил их, обнял себя и держал. Хорошо хоть не темно. Было бы темно – сразу бы слетел с катушек, как тогда… когда? Сколько дней назад это было? День – это ведь когда светло? А когда не светло, тогда плохо, да. Так, стоп, не думать о плохом, не думать, держись, Витя. Держись. Нервов нет, но вы держитесь. Еще немного, еще чуть-чуть!
«Витя» … какое странное слово. Совершенно бессмысленное. Виктор, победитель, уже несет какой-то социальный смысл. Может быть, даже исторический. Но ситуативный. Впрочем, имена и должны быть чем-то… эдаким?
Двери лифта неторопливо раскрываются, и я выплываю в коридор своего, родного этажа. Это моя улица, это дом родной. Встречающие? Ага, встречают, как и полагается. Вон как столпились, все трое. Девочки мои, красавицы, лапушки. Как я по ним соскучился! Вероничка, Янлинь, Юленька…
– ГРААААРРРГГГ!!! – вырывается из меня звук, имеющий очень мало общего с человеческой речью, но много – с испытываемыми эмоциями.
Девчонки синхронно взвизгивают, от чего плывущему по воздуху к ним мне становится слегка неудобно. Ну да, рявкнул слишком уж громко, но чего уж там?
– В-витя, стой! – навстречу мне выплывает Палатенцо, зажигая на пальцах электрические разряды, – Остановись!
– Бррр? – послушно выполняю я просьбу дорогой невесты.
– Вот, хорошо, молодец…, – несмело улыбается девушка-призрак, явно не собираясь погашать электричество в своих прозрачных лапках, – А теперь даваааааааааа…!!!!
И вновь визг. А всё почему? А потому, потому что мы пилоты, небо наш, небо наш… простите, увлекся. Секрет кота Бориса… стоп, почему Бориса? Неважно. Главный секрет любого кота – не залезать в стиральную машину. Или не секрет? Неважно.
В общем, пока я неспешно плыл к своим любимым женщинам, отвлекая внимание своей несколько смущающей окружающих внешностью, выпущенные заранее тонкие щупальца, пробравшиеся по потолку и плинтусам уже к самой двери, схватили Юльку. Крепко так, хорошо, в самых разных местах. И как давай крутить! Ну, хорошая моя, попробуй сосредоточиться на генерации электроэнергии в таких условиях… Нет, никаких ударов током не будет.
– Витяяяяяя!!! – тут же поняла суть происходящего Кладышева, завыв пожарной сиреной, – Не виноватые мыыыыы!!
– Гррххррвввррр…, – уклончиво сообщил я, влетая в родную хату и попутно забирая с собой Окалину-младшую. Вращать её во всех проекциях внутри собственного тела было на порядок проще, ну а другие две особы сами запрыгнули внутрь, позволяя мне закрыть дверь. На замок.
– Вииииииииитяяяяяяяяя…, – донеслось из недр меня от вращаемой Юльки.
– Ви-тя…, – тихо и как-то обреченно прошептала Вероника, прижавшись спиной к стене.
– Ви…, – тихо пискнула Янлинь, нервно теребя надетую на ней майку.
Я подлетел к холодильнику. Возле него на стене, как и в любом приличном жилище приличного человека, не дожившего еще до смартфонов и компьютеров, висел нормальный такой отрывной календарь. Ну висит и висит, чего бы и нет, да? На самом деле, меня интересовала дата на бумажке. Кладышева у нас человек хоть и буйный, хоть и чрезмерно увлеченный некоторыми вещами, но чего у неё не отнять – всегда следит за временем. Как говорится, делу час, потехе время, но этот час должен быть как штык! Так вот…
ПЯТНАДЦАТОЕ ДЕКАБРЯ?!!?
– ГРРР!!! РРАРРР…. Кгххх… два-кха! Цать! Кха! Пятнадца-тое! Декхабря!! – умение к членораздельной речи вернулось внезапно, как понос, – Пятна! Дцатое! Декабря!!!
Полтора месяца!
– Полтора месяца! – с чувством повторил я вслух, выводя Юльку на первую космическую по оборотам, – Полтора! Месяца! Выыы…
– Не виноватые мы! – пискнула Янлинь, банально удирая в комнату с коматозным немцем, – Мы ничего не могли!
– Грррр!!!
– Витя, успокойся! – провалила проверку на строгость Кладышева, – Мы ничего не могли сделать! Нину Валерьевну спустя час после твоего прибытия вызвали срочным тревожным рейсом в Москву! Она вынуждена была заблокировать лабораторию, понимаешь?! Вынуждена! Комплексная консервация, Витя!
– Хервация! – провыл я, – Вы! Заразы! Полтора месяцааааа!!!
– Виииииииииии…, – донеслось изнутри, но слушать Юльку и тем более смотреть в её бесстыжие глаза я сейчас не хотел. Успею.
– У нас тут чуть Мировая Война не случилась, Витя! – взвизгнула Вероника, таки заметившая тянущиеся к ней щупальца, – Слышишь!!
– Полтора месяца…, – в ответ прохрипел я, – Сначала… банка. Потом… сейф. Потом…
– Ты сейф сломал?!!
– Потом лаборатория!! – рявкнул я, теряя голову от злости, – Без света! Закрытая! Герметичная! А я даже спать не могу!
О, я много чего не мог. Видеть, к примеру. И спать. Знать о том, кто я, где я и что со мной сделали. Все воспоминания оборвало на моменте, когда я в режиме охреневающей атаки кинулся защищать любимого командира от враждебных дятлов. Не суть, что дятлы, то есть неогены, не могли до нее добраться в принципе, не суть, что Окалина была полна сил, а вместе с паршивцем Коробком они могли бы надрать жопу кому угодно, суть для меня была в том, что вон я там, самоотверженно героиню, а вот он я в темноте. И в банке.
А банка в сейфе.
А сейф в лаборатории.
А лаборатория в комплексе.
А знаете, где еще всё это богатство?! В темноте оно! В полной темноте! Что, уважаемая несуществующая публика, думаете, я драматизирую? Ну так представьте себе, что вы просыпаетесь в очень тесном контейнере, стоящем посреди нигде! Вы не знаете, сколько времени прошло, не знаете, что случилось с миром, да буквально всё, что вы знаете – что вы, бл*ть, в банке! Полная депривация всех чувств!
Разумеется, я почти сразу начал бороться за свободу и информацию. Было больно и неприятно, но я делал скидку на то, что еще никогда не сидел в столь тесной… посуде.
– Витя, ты не должен был прийти в себя! – внезапно выдала посреди моего монолога бледная Кладышева, наблюдающая, как я тащу из спальни по воздуху лягающуюся и нервную Янлинь, – Т… твои повреждения были настолько большими, что Нина Валерьевна уверенно заявила, что месяца три ты будешь без сознания! Витя!! Уверенно!
– Я ей в жопу эту уверенность запихаю! – рыкнул я, жонглируя уже двумя девушками и подбираясь к третьей. Та ловко перемещалась по ограниченному пространству квартиры, продолжая меня убалтывать.
Банка. С ней я разобрался достаточно быстро. Еще, помню, удивился, что не сразу получилось, потому как сил в туманной форме и до этого момента было достаточно, чтобы осуществлять с реальностью некоторые операции, даже таскать небольшие грузы. Уж создать в банке давление на две разные точки я смог, пусть и спустя некоторое время, полное усилий, которые легко можно было бы назвать сверхчеловеческими. Было больно, но я старался. А вот потом, обнаружив, что сидел вовсе не в покрашенной черной краской баночке, а в гребаном закрытом сейфе… вот тогда началось «веселье».
Я железно, стопроцентно, вот совсем полностью знал, что герметичный сейф не смогу раздолбать также, как стеклянную банку! Тысяча чертей, да я на банке чуть не надорвался!
И оказался похороненным заживо.
– Вииии…, – это получилось одновременно как у Юльки, которую я продолжал вращать, так и у пойманной Вероники. Миниатюрная брюнетка, проиграв нескольким щупальцам, горестно всхлипнула, повиснув головой вниз и труселями наружу.
Тогда я еще держался. Не знаю, как долго. Час, десять… двадцать. Может больше. Думал, надеялся, ждал, тщетно пытался нащупать щели в своем железном гробу. Только понимаете ли, в чем дело… мне было больно. Непреходящая боль раненного туманного тела, которую нельзя ослабить, нельзя забыться, нельзя отодвинуть в сторону. И она, конечно же, росла вместе с тем, как восстанавливался мой первоначальный объём, вовсе не рассчитанный на такое тесное вместилище.
Дальше… не помню. Психанул. Потерял берега. Сорвался с нарезки. Пришла тьма. Бездна взглянула в ответ. Кукуха полетела.
В себя я пришёл уже на свободе. То есть, конечно, в следующей «клетке», лаборатории, но это уже был большой шаг вперед. Прямо большущий. Я даже потанцевал на радостях, попутно превращая лабораторию в комнату, полную раздолбанной техники…
– Что? Сила? Какая сила? – переспросил я свою дорогую Янлинь, нежно обнимаемую везде щупальцами, – Никакой силы не было. Я просто выделил столько слизи, что сейф лопнул…
Псевдоплоть тумана, такая же призрачная субстанция, как и та, которую я сейчас бешено раскручиваю и периодически зову «Юленька, а ты, мать твою, куда полтора месяца смотрела?!», у меня способна выделять псевдоматерию в виде гадкой полупрозрачной слизи с заданными качествами. Только нюанс – слизь настоящая. Временно, но она она обладает всеми качествами материального предмета в течение двух часов. Видите парадокс? Не видите? Правильно, там же темно, как у негра в жопе.
А парадокс всё равно был. В общем, сейф лопнул, а Витя оказался… правильно, в еще большем сейфе. И вот как раз тут Остапа понесло. Я самым прозаичным образом взбесился еше раз, только теперь уже совсем. А как иначе? Тебе больно, одиноко, не понятно, ты вообще хрен знает где и единственное, что у тебя получилось – получилось после того, как ты психанул. Выводы? Надо психовать дальше.
– Только на этот раз не сработало, девочки…, – со вздохом поведал я, уже удерживая перед собой всех троих. Палатенцо, приобретя опыт вращения на высокой скорости, благоразумно не пыталась трахнуть меня током.
Два часа вроде бы и прорва времени, но всё равно слишком мало, чтобы создать достаточное количество слизи. Да и не мог я её производить сотнями кубометров. Сейчас моим пределом было… три куба? Четыре? Не уверен. Не суть важно, куда важнее то, что пока я бесновался, пытаясь выбить двери, просочиться в вентиляцию, вскрыть стену и всё такое, я… забыл, как превратиться назад в человека. Нет, не сразу, конечно, сразу я банально этого не смог, так как был в совершенно недостаточной стадии выздоровления, а вот потом, когда ощутил, что мой туман заполнил весь объём рабочего помещения – тогда да.
– Бедненький! – с невероятно честным лицом всхлипнула Кладышева, чтобы тут же взвизгнуть, получив шлепок по заднице.
В общем, дальнейшая история была довольно неинтересной. Много тьмы, безумия, галлюцинаций, бреда. Я всё равно не помню, как нашёл заблокированные вентиляционные шахты, лишь припоминаю, как остервенело ломал их щитки, как выдирал фильтры, как сгибал перегородки. Это длилось… вечность, в течение которой я растягивался и растягивался по вентиляционной системе подземного комплекса, шатая и ломая всё, что преграждало мне дорогу. Иногда приходилось несколько десятков метров вдоль своего тела тащить куски мусора от раздолбанной очередной перегородки.
– До меня дошёл сигнал тревоги, – тихо проговорила Янлинь, – Дежурные услышали шум в лифтовой шахте. К вам отправили отряд быстрого реагирования.
– Ага, – погладил я китаянку по голове, – Я этих пацанов вклеил в стены, прямо как твою бабушку. Там еще Темеев прорезался по радио, он как раз и начал орать, чтобы в меня не стреляли. Так что меня даже довезли домой с комфортом. Видите, как хорошо? Я дома. Витя – дома. Правда, здорово?
– Ну…, – протянула Палатенцо, – Ты взял общежитие почти штурмом, всех напугал до усрачки, а теперь держишь нас троих в воздухе, гладишь по-всякому и…
– И вообще страшный! – вмешалась Вероника, – Витя! Мы всё… поправим! Мы тебя… вылечим!
– Обязательно вылечите, ага…, – помотал я психиатрессой, – Куда вы денетесь…
– Ой, в смысле я вылечу, – почему-то снова испугалась девушка, – В-витя, т-ты чего?!
– Ай!
– Ой!
– А я чего, я ничего…, – бурчал я, раздевая тех, кого раздеть было можно и щупая тех, кого раздевать не надо, – Сейчас лечиться будем.
– Э… это будет не лечение! Не лечение, Витя! Отпустии…!
– Может быть и не лечение, а может и лечение, – продолжал бурчать занятый своим грязным делом я, – Ничего не ясно, надо пробовать. Случай у меня тут уникальный. Да и вообще, я же вам не рассказал, как всё-таки умудрился сохранить хоть немного соображалки? Ну так вот, девочки мои дорогие, я всё это время, пока ломал себе путь на свободу, воображал, что я с вами тремя сделаю, когда выберусь. А времени у меня было мнооооого… Так что вы дождались!
Глава 2. Возвращение Симулянта
Сколько себя помню – всегда ненавидел сказку о Емеле. Ну ту самую, где ленивому дураку достается буквально всё и даром. Мне казалось крайне несправедливым то, что блага в жизни может обрести совершенно бесполезный и глупый человек. Причем в подарок. Потом, повзрослев, я понял, что такова жизнь. Оказаться в нужное время и в нужном месте? Такая случайность запросто может затмить и пять лет трудной учебы на красный диплом. Запросто. И от этого довольно больно.
Случайности не случайны, как говорил некто известный? Брехня. Чушь собачья. Нет, ты не встретишь женщину своей мечты, если будешь сидеть дома, но вот утонуть, принимая ванну? Можешь. И так во всем. Но, по сути, все случайности случайны, просто к некоторым нужны предпосылки.
Итак, о чем это я? Ах да, предпосылки. И сказки.
– Изотов! – хрипло рявкнуло знакомым голосом из интеркома, – Ты меня слышишь?!
– Слышу-слышу…, – пробурчал я, вытирая себе шею полотенцем, – хоть и не хочу…
– Сунь своё «не хочу» себе в «похохочу»! – злобно ответил мне интерком, – Прекращай балаган! Немедленно! Или я запускаю к тебе Колдуна с ребятами! В полной выкладке! И поверь, Изотов, они не настроены с тобой цацкаться! Не после… короче, не настроены! Понял?!
– Вас плохо слышно, товарищ майор!
– Выметайтесь оттуда! Немедленно!
– Ну мам, еще пять минуточек! – продолжал ехидствовать я, продолжая потирать шею. Свою любимую, единственную, ненаглядную шею. У меня была шея!
До сих пор нарадоваться не могу. Аж до суицидальных порывов.
Интерком сдавленно захрипел, переваривая мой пассаж.
– Пять. Минут. Изотов! – сдавленно рыкнула Окалина, отключаясь.
Руки чесались ничего не делать. Вот прямо совсем. Пусть приходят, пусть пробуют… Но нет. Сама Нелла Аркадьевна уж точно ни в чем не виновата. Вроде бы, она даже спасла мне жизнь, успев законсервировать тот клочок меня, что остался после дурной лобовой атаки. Так что, как не печально, лавочку надо сворачивать.
– Девочки! – постучал я в закрытую дверь комнаты с коматозным немцем, – Мы идём гулять! Я одеваться! Вы тоже одевайтесь! У нас четыре минуты!
Когда вышел одетый и в маске, в квартире уже никого не было. Бросили меня одного! Эх, слабачки. Не выдержали какой-то недели взаперти. Хотя стоп, недели? Или двух? Календарь-то никто не переворачивал, как определить-то? Пофигу, сейчас поднимусь и всё станет ясно…
Перед «Жасминной тенью» была аж целая толпа встречающих, человек сорок, наверное, преимущественно вооруженных и смертельно серьезных. Впереди всех стояла товарищ майор в шинели нараспашку и с сигаретой в зубах, а позади, ближе к вновь покрывшемуся льдом пруду, кучковались обитатели общежития вместе с нашей дорогой комендантшей. Такое себе зрелище, очень грозное и обрекающее. Мне бы впору сжаться аки мокрому воробушку и начать просить прощения за всё подряд, но вот как-то, понимаете, душа к этому не лежит. Вот совершенно.
– Ну… как отдохнул, Изотов? – почти куртуазно спросило меня родное начальство.
…чем моментально вывело из себя.
– Отдохнул? – очень мягким голосом переспросил я, слегка наклоняя голову.
Немного помолчали, меряясь взглядами. Совсем немного. Первым неладное прочухал Алексей, он же Колдун, всё-таки мужик мужика понимает слегка на другом уровне, это у нас такое, генетическое.
– Так, Витя, ты это…, – огромный мужик в разгрузке и бронике успокаивающе поднял руку, – Не надо.
– А я и не буду, – успокоил я его, вновь переводя взгляд на начальство, – Витя не отдыхал, товарищ майор. Витя возвращался. И прежде, чем вы озвучите по отношению ко мне хотя бы одну претензию, предлагаю сделать следующее – сначала дать мне провериться у специалиста… только не у товарища Молоко. Пока мне Нину Валерьевну не показывайте, пожалуйста, могу не сдержаться. Ага. И второе, да. Точно. Второе… Если у кого-то хотя бы на лице мелькнет гребаная тень мысли о том, что я, обнаружив себя похороненным заживо, не должен был разносить всё подряд, а смирно ждать, пока меня освободят… если я увижу хотя бы тень, если я, бл*дь, хотя бы пойму намек на неё на чьем-нибудь – то будут трупы. Как минимум мой.
И еще пара минут тишины и игры в гляделки.
– Циркулярно отбой, – произносит моя почти теща, стряхивая пепел с сигареты, – Поехали, Изотов. К специалисту.
Отвернувшись, она пошла к машине, а я, с упреком бросив взгляд на своих трех девушек, обнимающих плачущую Викусика, поковылял к ним, сделав Колдуну пару успокаивающих жестов. Мол, я щас.
– Уйди, Изотов! – тут же шарахнулась Кладышева, – Уйдииии!
– Да ладно, чего вы, – смущенно пробубнил я, глядя, как от меня прячутся две бессмертных «чистых» и одна призрак, – Ну хорошо же погуляли…
– Погуляли? – как-то хрипло произнесла Юлька, – Ты это называешь «погуляли»?
– Ну…
– Уходи, Витя. А то мы будем кричать, – высунувшаяся Янлинь грозно нахмурилась, игнорируя подзывающие жесты родной бабушки.
А вот возьму и уйду. К специалисту, ага. Тем более, что девчонки это не всерьез. Ну, процентов на девяносто так думаю, всё-таки немного… увлёкся.
Пару дней спустя.
– Гм, – глубокомысленно промычал Соломон Самуилович, виртуозно вращая ручку между короткими толстыми пальцами, – Ну-тесс, Нелла Аркадьевна, что вам сказать? Молодой человек поступил, конечно, чрезмерно, да… чрезмерно, но единственно правильно. Иначе не скажешь. Да.
– То есть? – волком смотрящая на меня мать жертвы перевела ястребиный взгляд на врача, – Можете быть конкретнее, тов-варищ?
– Извольте, голубушка, – добродушно улыбнулся пожилой психиатр, – сие несложно нисколько. Вы в курсе, что мозг человека одновременно весьма умен и коварен, но с другой стороны – феерически глуп? Я говорю не про сознательную деятельность, а про подсознательные реакции, протекающие у всех и каждого? Так вот…
– Давайте так, Соломон Самуилович, без отсылок и аллюзий, – отрубила блондинка, – Выдайте мне общую картину.
– Хорошо-хорошо, миленькая, не волнуйтесь, сейчас всё будет, – ни грамма не смутился евреистый Соломон, – Так вот, если вы обратите внимание, то у нашего мальчика…
Не выдержав, я сочно хрюкнул.
– …у нашего мальчика два состояния сознания, – твердо продолжил обследовавший меня врач, – И тела, что очень нехарактерно. При этом он в виду сильнейшего стресса и, не делайте такие глаза, серьезнейшего ПТСР, полностью утратил возможность вернуться в свое естественное состояние. Сначала из-за условий… заключения. Именно заключения, милейшая Нелла Аркадьевна, тут иных толкований быть не может. Гнев этого молодого человека целиком и полностью обоснован. Его куратор совершила грубейшую ошибку, теоретизируя на устаревших данных, таки да. Но ладно, вернемся к сути. Итак, к чему я говорил о мозге и его коварстве? К тому, что мы по своей природе запоминаем наиболее выигрышные комбинации и состояния, в которые попадаем. Итак, Витя оказался под стрессом и заперт, но при этом в теле, не ощущающем сигналов от мышц, не испытывающим голода, нехватки кислорода, травм, усталости…
Проще говоря – ничего плохого. Да, мне было больно, страшно и вообще хреново, но, по сравнению с тем, что могло бы быть в физическом теле – это были сущие копейки. Подсознание, банально не привыкшее к моей чудовищной силе, просто не могло уяснить, что стань я человеком, то банально бы раздолбал всё, прорвавшись вертикально вверх, на свободу. Эта сила мной использовалась редко, я ей не проникся. «Нева» же ноль, помните?
Ну так вот.
– Понимаете, милейшая, – продолжал толстый и седой врач, – Виктор поступил единственно верным способом. Выбравшись из депривационной ситуации, он нашёл в себе силы вновь в таковую вернуться, согласившись на транспортировку себя до места жительства, а затем вновь подверг себя стрессу, опускаясь под землю. Вообще, удивительное достижение, по нему бы диссертацию написать, но в случае неогеники слишком узкая область, да…
– И потом он устроил оргию почти на две недели!! – рыкнула, не выдержав, Окалина, – Пугал людей! Воровал еду! Держал взаперти женщин!
– Таки всё верно сделал! Вы меня слушали не тем, чем надо! – вспылил психиатр, – Вы же мать девочки-призрака! Вы дали себе труды почитать о психологии советских граждан с измененным уровнем существования?! За моим авторством, причем! Читали, честно мне скажите вот прямо сюда, мне в глаза?!
