Kitabı oku: «1Q84. Тысяча Невестьсот Восемьдесят Четыре. Книга 3. Октябрь–декабрь», sayfa 4
Глава 4
УСИКАВА
Бритва Оккама
Мысль о том, что старая хозяйка усадьбы в Адзабу может быть связана с убийством лидера «Авангарда», никак не укладывалась в плешивой голове Усикавы. Подноготную старухи он изучил досконально. Личность известная, особа элитарная – разузнать о ней все в деталях больших трудов не составило. Муж ее после войны стал крупной фигурой в деловых кругах и пользовался влиянием в политике. Поначалу торговал акциями и недвижимостью, но чем дальше, тем активнее отлаживал системы розничной торговли и грузовых перевозок. В середине 1950-х скончался, и жена приняла дела на себя. У нее был настоящий дар управленца и великолепное чутье на любые кризисы. Во второй половине 1960-х, почуяв, что бизнес слишком разросся, она выгодно распродала акции сразу нескольких компаний и поэтапно сократила масштабы капитала. А силы бросила на то, чтобы оставшийся ресурс заработал с максимальной отдачей. Благодаря этому фирма не только пережила нагрянувший вскоре «нефтяной шок», но и сумела солидно разжиться. Определенно, эта женщина умела извлекать из чужих кризисов свою выгоду.
Сейчас ей за семьдесят. От бизнеса отошла. Денег до чертиков, живет спокойно и независимо в просторной усадьбе, где никто ее не тревожит. Родилась в богатой семье, вышла замуж за богача, а после его смерти стала еще богаче. Зачем такой женщине задумывать организованное убийство?
И все-таки Усикава решил разузнать о старухе побольше. Во-первых, других зацепок у него не было, а во-вторых, он отдельно заинтересовался неким «приютом», который она опекала. В самой благотворительности – организации бесплатного убежища для избиваемых жен – ничего неестественного он не видел. Здоровая, полезная общественная работа. Денег для спонсорства у старухи хватает, и все эти настрадавшиеся женщины наверняка по гроб жизни будут благодарны ей за доброту. Вот только слишком уж тщательно этот приют охраняется. Мощнейшие ворота на засове, немецкая овчарка, несколько камер наблюдения… Так и кажется, будто за всем этим скрывают нечто большее.
Первым делом Усикава проверил, на чье имя оформлены в собственность земля и усадьба. Эта информация была открытой – сходил в мэрию да попросил поднять нужные документы. И земля, и дом принадлежат старухе единолично. Ни под какие кредиты не заложены. Просто и ясно. Поскольку это стопроцентно частная собственность, каждый год на нее начисляется огромная сумма всяких налогов, которые выплачиваются регулярно и безупречно – так, словно для хозяйки эти деньги вообще ничего не значат. Что само по себе довольно редко. Насколько знал Усикава, более прижимистых и изворотливых налогоплательщиков, чем богачи, на этом свете днем с огнем не найти.
Удалось также выяснить, что после смерти мужа хозяйка жила в этой усадьбе одна. Разумеется, не совсем в одиночку – сразу несколько человек прислуги обитало под той же крышей. Детей она родила двоих. Старший сын продолжил семейный бизнес, у него самого трое детей. Дочь пятнадцать лет назад скончалась от какой-то болезни, у нее детей не было.
Все эти данные Усикава раздобыл без труда. Но как только попробовал копнуть глубже насчет старухиной частной жизни – уперся в непробиваемую стену. Очень высокую, в которой все окна и двери наглухо заперты. Информацию о своей личности она не хотела раскрывать ни единой живой душе. И для защиты этой информации от чужих глаз постоянно тратила уйму сил и денег. На вопросы о себе не отвечала, общественных заявлений не делала. Сколько документов о ней ни поднимай, ни одной фотографии не всплывет.
Впрочем, в телефонном справочнике округа Минато ее имя обнаружилось, и Усикава позвонил по указанному номеру. Таков был его профессиональный почерк: по возможности, стараться входить через парадную дверь. После второго гудка трубку снял мужчина. Заранее придумав себе фальшивое имя и подобрав подходящий инвестиционный фонд, Усикава представился и сказал, что хотел бы переговорить с хозяйкой насчет ее трастового капитала.
– Госпожа сейчас говорить не может, – ответили ему. – Все вопросы прошу обсуждать со мной.
Голос собеседника был деловым и таким механическим, словно его смоделировали на синтезаторе.
– Согласно правилам нашего фонда, – сказал Усикава, – подобные вопросы обсуждаются сугубо индивидуально. Тогда, если не возражаете, я пошлю все необходимые документы почтой, они придут к вам через несколько дней…
– Можно и так, – отозвался мужчина. И повесил трубку.
От разговора этого Усикава ничуть не расстроился, ибо на беседу с хозяйкой даже и не рассчитывал. Он хотел знать лишь одно: какие меры принимает старуха для защиты своей частной жизни. Теперь ясно, что меры эти – самые радикальные. Несколько человек, живущих с нею под одной крышей, делают все, чтобы оградить ее от любых вторжений извне. Это понятно даже по интонации, с которой говорил мужчина в трубке – видно, ее секретарь. Да, ее имя есть в телефонном справочнике. Но общаться с ней напрямую может лишь очень ограниченное число людей. Всех же остальных выкидывают вон, как угодивших в сахарницу муравьев.
Делая вид, что подыскивает жилье в аренду, Усикава обошел риелторские конторы в Адзабу и попробовал навести справки о доме, в котором устроен приют. Но почти никто не знал, что по этому адресу вообще проживают люди. Вокруг громоздились сплошные элитные билдинги. И каждая контора предлагала исключительно дорогие варианты; до какой-то дряхлой деревянной двухэтажки никому и дела не было. При одном взгляде на лицо и одежду Усикавы местные риелторы тут же теряли к нему всякий интерес. Скорее, с ним обращались как с паршивой псиной, вымокшей под дождем: раз уж прошмыгнула в дверь, так пускай хоть немного согреется.
Уже совсем отчаявшись, Усикава вдруг наткнулся на совсем крошечную фирму по сдаче недвижимости, окопавшуюся в этом районе, как видно, уже очень давно. Старичок с пожелтевшим лицом, дежуривший за конторкой, в ответ на вопрос закивал – «Ах, вы об этом!» – и охотно выложил все, что мог. Этот человек, похожий на высохшую второсортную мумию, знал обо всем, что происходит в округе, и просто-таки жаждал кому-нибудь об этом рассказать.
– Этот домик принадлежит супруге господина Огаты, да-да… А раньше его сдавали. Зачем его выкупил господин Огата, не знаю. Уж он-то не из тех, кто жил со сдачи квартир. Может, селил там свою прислугу, точно сказать не могу. А сейчас там, кажется, какой-то монастырь для беглых жен, которых мужья поколачивают… В общем, нашего брата риелтора такая развалюха не прокормит, это уж точно!
Не открывая рта, старик залился смехом, напоминавшим дробь дятла в лесу.
– Вон как… Монастырь, говорите? – переспросил Усикава, протягивая дедуле «Севен старз». Тот охотно взял сигарету, прикурил от предложенной зажигалки и затянулся так смачно, словно и сигарета получала от его затяжки не меньшее удовольствие.
– Ну, в общем, там прячутся жены, сбежавшие от мужей, которые им намяли бока или расквасили физиономию. За постой, понятно, с побитых не берут…
– Значит, хозяйка занимается благотворительностью? – уточнил Усикава.
– Ну да, вроде того. Домишко пустует, вот она и решила помогать тем, кто нуждается. А что? С ее-то деньгами все эти расходы – пыль дорожная; чем хочет, тем и занимается. Не то что мы, простаки…
– Но почему госпожа Огата занялась именно этим? У нее что, какие-то личные мотивы?
– Да кто ж их, богатых, разберет. Может, она так развлекается.
– Ну, если она развлекается тем, что спасает людей, это дело хорошее, верно? – широко улыбнулся Усикава. – Не всякий богач станет тратить лишние деньги на помощь тем, кто в беде.
– Ну, если так рассуждать – наверно, и правда дело хорошее. Я-то свою женушку, каюсь, тоже поколачивал, бывало. Не то чтобы со всей силы – так, по-легкому…
И старик, открыв беззубый рот, засмеялся так, будто поколачивать собственную жену было отдельной радостью его жизни.
– Сколько же народу там сейчас обитает? – спросил Усикава.
– Вообще-то я каждое утро мимо прохожу, но снаружи ничего не видать. Но по нескольку женщин живет постоянно. Видать, мужиков, которые бьют своих жен, на этом свете пока хватает…
– Людей, которые этому свету вредят, всегда больше тех, кто ему полезен.
Старик, раскрыв рот, опять засмеялся.
– Это верно! Тех, кто делает зло, всегда больше тех, кто творит добро.
Как ни странно, старику Усикава, похоже, чем-то понравился. Но сам Усикава все не мог успокоиться.
– А что, вообще, за женщина эта госпожа Огата?
– Жена господина Огаты? Да толком не разобрать… – Старик вдруг насупился и стал похож на призрак засохшего дерева. – Уж больно неприметно живет. Я здесь много лет контору держу, но видел ее очень редко, да и то издалека. Из усадьбы она выбирается только на машине с шофером, а за покупками для нее ходят девчонки из прислуги. Еще у нее на службе мужик – секретарь, что ли. Заведует ее делами. А сама она – дочка богачей, настоящая богема. С нами, нищебродами, общаться ей не пристало…
Старик сморщился – и уже из морщин подмигнул Усикаве. Очевидно, записав в армию «нас, нищебродов» как себя, так и своего собеседника.
– И давно она укрывает избитых жен? – спросил Усикава.
– Ох, точно не скажу. Я ведь сам про этот монастырь для беглых жен от других услышал. Как давно, говорите? Помнится, жизнь там зашевелилась года четыре назад… Ну, может, лет пять, где-то так. – Старик взял чашку и отпил холодного зеленого чая. – Поставили большие ворота с засовом, двор начали охранять. Да оно и понятно. Все-таки укрытие. Разве укроешься там, куда может зайти кто попало?..
На этих словах старик как будто очнулся и пытливо взглянул на Усикаву.
– Так вы, что же, ищете доступное жилье?
– Совершенно верно.
– Тогда вам лучше поискать где-нибудь еще. Здесь вокруг сплошь особняки. Если что и сдают, так только дорогие апартаменты для иностранцев, которые в посольствах служат. Раньше-то в этих местах обычные люди жили, совсем не богачи. И сдавали, и снимали. Так и работалось помаленьку. А теперь все не так… Теперь, боюсь, контору нашу закрыть придется. В центре Токио цены на землю – хоть волком вой; таким муравьиным конторкам, как мы, просто не выжить. Если у вас нет лишних денег, лучше поищите в других районах.
– Так и сделаю, – кивнул Усикава. – Лишних денег у меня, к сожалению, нет. Придется поискать где-нибудь еще…
Старик затянулся, задержал дыхание – и мощной струей выпустил дым изо рта.
– И когда госпожа Огата помрет, особняк ее сразу исчезнет. Сынок-то у нее – человек серьезный, не станет держать столько земли впустую забавы ради. Тут же снесет все до основания, да построит элитный многоквартирный дом. Наверняка уже сейчас все планы да чертежи приготовил.
– И вся эта благодать, что здесь прямо в воздухе разлита, сразу исчезнет, верно?
– А то как же! Ничего не останется.
– А чем ее сын занимается?
– В основном недвижимостью. Тем же, что и мы. Только разница между нами – как между небом и землей. Или между «Роллс-Ройсом» и самокатом. Фирма у него огромная, местной землей вертит так, что снимает с супа весь навар. А нам, простым работягам, даже объедков с их стола не достается. Куда катится белый свет?
– Я там недавно проходил мимо. Красивая усадьба – невольно залюбуешься…
– Да, пожалуй, это самый благородный дом в округе. Как подумаю, что такие прекрасные ивы посрубают под корень, прямо сердце сжимается. – Старик с горечью покачал головой. – Так что дай бог госпоже Огате пожить подольше…
– И не говорите, – согласился Усикава.
Усикава позвонил в «Консультацию для женщин – жертв бытового насилия». К его удивлению, именно такое название значилось в телефонном справочнике. Коллектив этой некоммерческой организации состоял из нескольких опытных адвокатов, да еще с десяток добровольцев помогали вести дела. Приют госпожи Огаты взаимодействовал с ними напрямую, принимая женщин, которые сбегали из дома, но не знали, куда идти. На сей раз Усикава попросил аудиенции от имени своей настоящей конторы – «Фонда поддержки искусства и науки новой Японии», ибо нутром чуял, что разговор может запросто коснуться вопроса о материальной поддержке. И договорился о времени встречи.
При встрече он тут же передал собеседнику свою визитку (такую же, какую вручил Тэнго) и сообщил, что его фонд занимается поощрением организаций, работающих на благо японского общества. И что в их список кандидатов попала «Консультация для женщин – жертв бытового насилия». Хотя сам Усикава не вправе раскрывать имя спонсора, стипендиат, получивший эти деньги, может распоряжаться ими по своему усмотрению – и помимо того, что в конце года напишет краткий отчет, никакими обязательствами не скован.
Собеседник Усикавы – молодой адвокат – оглядел его с головы до ног и не пришел в восторг от увиденного. Да, внешность Усикавы к доверию не располагала. Но средства были скромные, и приходилось улыбаться любому, кто предлагал хоть какую-то помощь. Отставив личные сомнения в сторону, адвокат пригласил Усикаву за столик для посетителей.
– Прежде всего, – сказал Усикава, – хотелось бы узнать подробнее о деятельности вашей организации.
И адвокат поведал ему, как была создана их «Консультация», чем она занимается и каким образом они, адвокаты, перешли сюда, оставив другие хлеба. Слушая все это, Усикава в душе невыносимо скучал, но продолжал делать вид, что страшно интересуется рассказом. Прищелкивал языком, кивал, строил сочувственную мину. В результате адвокат понемногу успокоился и, как видно, решил, что Усикава – человек вполне достойный, несмотря на внешний вид.
И тогда Усикава аккуратно перевел разговор на тему приюта.
– Куда же деваются бедные женщины, которым некуда больше идти? – поинтересовался он. С таким выражением, словно искренне беспокоился о судьбах тех, кого жизнь завертела, точно палые листья на холодном осеннем ветру.
– Для этих случаев у нас открыты специальные прибежища, – ответил ему адвокат.
– Прибежища? В каком смысле?
– Временные приюты, если угодно. Их немного, но все они предоставлены различными благотворителями. Один из наших спонсоров даже пожертвовал для этого небольшой многоквартирный дом.
– Многоквартирный? – якобы удивился Усикава. – Неужто в нашем обществе еще встречаются такие добрые самаритяне?
– О да! Когда о нашей «Консультации» упоминают в газетах или журналах, нам начинают звонить люди, которые предлагают помощь. Без их помощи наша организация, к сожалению, просто не выжила бы. Ведь мы существуем исключительно на добровольные пожертвования.
– Мне кажется, вы делаете очень большое и нужное дело, – проникновенно сказал Усикава.
По лицу адвоката расплылась наивно-беззащитная улыбка. И Усикава напомнил себе, что лучший момент для маневра – когда противник убежден в своей правоте.
– И сколько женщин проживает в этом многоквартирном доме?
– Бывает по-разному, но в среднем человек пять, – ответил адвокат.
– Кстати, насчет спонсора этого дома, – напирал Усикава. – Что заставило его это сделать? У него были какие-то особые мотивы?
Адвокат покачал головой:
– Не могу знать. Но подобной благотворительностью этот человек занимался и раньше – исключительно по личной инициативе. Как бы то ни было, нам остается только с благодарностью пользоваться его щедростью. Нам ничего не объясняют, мы ничего не спрашиваем.
– Очень разумно, – кивнул Усикава. – И адрес этого приюта, конечно, тоже не разглашается?
– Разумеется. Бедным женщинам необходима полная безопасность. Да и спонсоры, как правило, желают оставаться анонимами. Все-таки мы имеем дело с последствиями актов насилия.
Они поговорили еще немного, но больше ничего конкретного из адвоката выдавить не удалось. В итоге Усикава понял следующее: «Консультация для женщин – жертв бытового насилия» официально открылась четыре года назад; вскоре после открытия им позвонил некий «спонсор» и предложил многоквартирный дом в качестве приюта. О существовании «Консультации» он узнал из газеты, которая написала о них заметку. Главное условие сотрудничества – полная анонимность благотворителя. Но под конец разговора Усикава уже ни капельки не сомневался в том, что этот «спонсор» – хозяйка особняка в Адзабу, а для приюта используется деревянный домишко на задворках того же района.
– Спасибо за ваше бесценное время, – сердечно поблагодарил Усикава молодого адвоката-идеалиста. – На мой взгляд, вы занимаетесь очень нужной и полезной работой. На очередном заседании фонда я расскажу о нашей беседе членам правления – и уже вскорости извещу вас об их решении. Искренне желаю успеха вашему предприятию.
Вслед за этим Усикава попробовал раскопать обстоятельства смерти старухиной дочери. Вышла замуж за чиновника из Министерства транспорта. Умерла в тридцать шесть. Причина смерти не установлена. Вскоре после ее кончины муж оставил госслужбу. Это все, что Усикаве удалось разузнать. Почему ушел из министерства – неясно, что делал потом – неизвестно. Возможно, его отставка как-то связана со смертью жены, а возможно – никак и не связана. Министерство транспорта не предоставляет рядовым гражданам сведений о своих внутренних передвижениях. Но Усикава обладал поистине змеиным чутьем. И чувствовал: что-то не так. Поверить в то, что элитный чиновник, скорбя по ушедшей жене, оставил высокий пост и скрылся от светской жизни, у него не получалось, хоть убей.
Насколько Усикаве было известно, не так уж много женщин в тридцать шесть лет умирает из-за болезни. То есть, конечно, всякое бывает. Разные хвори уносят людей на тот свет в любом возрасте – совершенно независимо от их капиталов. Рак, саркома мозга, перитонит, пневмония и так далее. Человеческий организм – слишком хрупкая и ненадежная штука. И тем не менее, когда в тридцать шесть лет на тот свет отправляется женщина из материально обеспеченного семейства, виной тому чаще всего не болезнь, а несчастный случай или самоубийство.
Итак, выдвинем гипотезу, рассуждал Усикава. Затем возьмем пресловутую «бритву Оккама», отсечем ею все ненужные факторы, выстроим все разрозненные связи в последовательную цепочку – и поглядим, что получится.
Предположим, дочь хозяйки усадьбы не умерла от болезни, а покончила с собой, допустил Усикава и с азартом потер ладони. Выдать самоубийство за смерть от болезни, в принципе, не так уж и сложно. По крайней мере, для людей влиятельных и богатых. Тогда следующим шагом предположим, что старухина дочь наложила на себя руки от отчаяния, не выдержав постоянных побоев от мужа. В этом тоже ничего невозможного нет. Ни для кого не секрет, что большой процент так называемой «элиты» – куда больше, чем в среднем классе, – состоит из невыносимых истериков и тайных извращенцев.
И если допустить, что все так и случилось, – как бы повела себя мать погибшей, хозяйка усадьбы? Примирилась бы – мол, судьба, никуда не деться? Ох, вряд ли. Скорее всего, очень сильно захотела бы сполна отомстить виновнику смерти дочери… Теперь-то Усикава уже примерно представлял себе, что она за человек. Эта старая женщина бесстрашна, мудра и чертовски прозорлива. Если что задумала – выполнит, каких бы денег и усилий ей это ни стоило. Позволить спокойно ходить по земле человеку, который надругался над самым святым и свел ее дочь в могилу, она никак не могла.
Как именно старуха отомстила зятю, Усикава разнюхать не смог. Муж ее дочери словно растаял в воздухе, не оставив буквально никаких следов. Вряд ли, конечно, она лишила его жизни. Слишком уж осторожна и хладнокровна. Опять же, кругозор широкий. На откровенное убийство не пошла бы, это уж точно. Но какие-то очень суровые меры приняла наверняка. Да так, что и не заподозришь теперь ни в чем.
Но гнев и отчаянье матери, потерявшей дочь, одной лишь местью не утолить. Однажды она читает в газете о деятельности «Консультации для женщин – жертв бытового насилия» и решает этой организации помочь. Звонит в «Консультацию» и сообщает, что у нее есть дом, она его все равно не сдает – и готова бесплатно предоставить как временный приют для обездоленных жен. Раньше она уже использовала его для подобных целей, и что для этого нужно, представляет неплохо. Единственное условие – ее имя не должно упоминаться ни вслух, ни в каких-либо документах. Разумеется, адвокаты «Консультации» с благодарностью хватаются за это предложение. Ее чувство мести получает официальный статус, расширяет сферу действия и обращается в позитив. Удобный случай плюс осознанная мотивация.
Пока все выстраивалось вполне логично, хотя никаких конкретных доказательств не было. Гипотеза, основанная на цепочке предположений. Усикава облизнул губы и довольно потер руки. Но все-таки эта логика заводила его в туман.
Ибо дальше старая мадам знакомится в спорт-клубе с инструкторшей по фамилии Аомамэ. При каких обстоятельствах – бог его знает, но женщины заключают некое тайное соглашение. В результате старуха, тщательно все спланировав, засылает Аомамэ в номер гостиницы «Окура», чтобы прикончить лидера секты «Авангард». Каким способом – непонятно. Вполне возможно, Аомамэ владеет техникой убивать людей как-нибудь по-особенному. В итоге она отправляет Лидера на тот свет, невзирая на всю его охрану из опытнейших боевиков.
До этой стадии рассуждений все еще как-то сходилось. Но стоило задаться вопросом, что может связывать лидера «Авангарда» с «Консультацией для женщин – жертв бытового насилия», как мысль Усикавы упиралась в стену, и неумолимая бритва отсекала любые попытки предположить что-либо еще.
Итак, секта требует, чтобы Усикава ответил на два вопроса. Первый – кто заказал убийство Лидера, и второй – где сейчас Аомамэ.
Подноготную Аомамэ в свое время раскапывал сам Усикава. Подобные расследования он проводил уже не раз. Привычная, рутинная работа. И вывод о том, что за массажисткой из спорт-клуба нет ничего подозрительного, также принадлежал ему. С какой стороны ни копни, девица казалась «чистой». О чем он и сообщил руководству секты. Именно поэтому ее пригласили в номер отеля «Окура» и доверили сделать Лидеру массаж. После ее ухода Лидера обнаружили мертвым. А сама она исчезла, как дым на ветру. Понятно, что теперь Усикавой, мягко сказать, весьма недовольны: выходило, порученное ему расследование он выполнил спустя рукава.
Хотя на самом деле он разведал об этой женщине все, что возможно. Как Усикава и сказал Бонзе, промахов в работе он не допускает. Единственный недосмотр – в том, что он не проверил заранее историю звонков Аомамэ. Но такую проверку он обычно производил, если к тому были веские основания. А в случае с массажисткой ничего подозрительного не наблюдалось.
Но как бы там ни было, долго испытывать недовольство секты не годится. Платят они хорошо, но шутить с такими типами – опасно для жизни. Уже то, что Усикава знает, куда дели труп Лидера, им не по нутру. Поэтому крайне важно дать им понять, что он – ценный специалист, которого гораздо выгоднее оставить в живых. И этой нехитрой истине нужно срочно найти подтверждение.
Никаких доказательств причастности старухи в Адзабу к убийству Лидера нет. Сплошные предположения. Но в недрах просторной усадьбы за роскошными ивами скрывается некая мрачная тайна. Усикава чуял это кишками. Раскрыть эту тайну теперь предстоит ему одному. И это будет ох как непросто. Оборону противника держат настоящие профессионалы.
Якудза?
Все может быть. Воротилы большого бизнеса – и особенно торговцы недвижимостью – частенько заключают сделки с якудзой так, что не видно постороннему глазу, и всю грязную работу поручают «людям со шрамами». В принципе, их услугами могла бы пользоваться и госпожа Огата. Но Усикава в это не верил. Слишком прилично она воспитана, чтобы водиться с такой компанией. А кроме того, очень сложно представить, чтобы подобные мо́лодцы охраняли приют для жен, пострадавших от бытового насилия. Скорее, у нее какая-то своя, независимая и безупречно организованная служба охраны. Конечно, недешево, но денег у старухи куры не клюют. И вполне возможно, при необходимости эта служба обеспечивает не только оборону, но и нападение.
Если гипотеза Усикавы верна, Аомамэ сейчас прячется в каком-нибудь далеком убежище под крылышком старухи Огаты. Все ее следы аккуратно заметены, и живет она другой жизнью под совершенно иной фамилией. Не исключено, что и выглядит уже совсем не так. В этом случае любое расследование, на которое способен Усикава, зайдет в тупик, ибо найти ее практически невозможно.
Остается копать еще глубже под старуху в Адзабу. Отыскать в ее обороне какую-нибудь брешь – и уже оттуда вытащить на свет божий информацию об Аомамэ. Может, получится – а может, и нет. Своими лучшими качествами Усикава считал острый нюх и настырность при достижении цели. «Чем еще я мог бы похвастаться? – спрашивал он себя. – За что меня стоило бы похвалить?»
Не за что, уверенно отвечал он себе же.
