Kitabı oku: «Холодный город», sayfa 2
Глава 3
Смерть – это увядание цветка, который мог бы принести плод.
Генри Уорд Бичер
Глаза Эйдана были широко раскрыты и полны страха. Он пытался разорвать шнуры и что-то сказать сквозь скотч. Тана не могла разобрать слов, но, очевидно, он умолял развязать его, не оставлять тут. Она была готова поспорить – сейчас он раскаивался в том, что забыл о ее дне рождения. И в том, что написал ей в Твиттере о том, что бросает ее. И уж точно раскаивался в том, что наговорил этой ночью. Тана едва не засмеялась снова, но справилась с подступающей истерикой.
Подцепив скотч ногтями, Тана принялась осторожно его отклеивать. Эйдан скривился, быстро заморгал светло-карими глазами. Звон цепей на другом конце комнаты заставил ее остановиться и поднять глаза.
Это был вампир. Он пытался вырваться из ошейника, мотал головой и пристально смотрел на нее, как будто хотел сказать что-то важное. Когда-то он был симпатичным и даже сейчас сохранил некоторую привлекательность. Полные губы, острые скулы и округлый подбородок. Грязные черные волосы спутались в колтуны. Перехватив взгляд Таны, он пнул кровать, так что та издала низкий гул, и снова потряс головой.
Ну да, конечно, она бросит Эйдана тут только потому, что симпатичный вампир не хочет остаться без обеда.
– Перестань, – сказала Тана, от страха громче, чем собиралась. Нужно перелезть через кровать, добраться до окна, убрать мешки… Тогда он сгорит: почернеет, рассыплется искрами, как умирающая звезда. Она никогда не видела этого вблизи, только на Ютубе. При мысли о том, что придется убить кого-то связанного, с кляпом во рту, и смотреть, как он будет умирать, ей стало нехорошо. Она не была уверена, что сможет это сделать.
«Глупая. Глупая. Глупая», – твердило ее сердце.
Тана снова повернулась к Эйдану, но теперь руки у нее дрожали.
– Тихо, ладно?
Когда он кивнул, она быстрым движением сорвала скотч.
– Ой, – сказал Эйдан. И рванулся к ней.
В этот момент Тана тянулась к шнуру, которым было привязано его запястье. Он застал ее врасплох, она отшатнулась, потеряла равновесие и, вскрикнув, упала на кучу курток. Тупые клыки скользнули по ее руке рядом со шрамом.
Эйдан пытался ее укусить. Эйдан заразился.
А она шумела так, что все вампиры в доме наверняка проснулись.
– Скотина, – сказала она, защищаясь гневом от нарастающей паники. Заставив себя подняться на ноги, она изо всех сил толкнула Эйдана в плечо. Тот зашипел от боли, а потом улыбнулся кривой застенчивой улыбкой, которой пользовался всегда, когда его ловили на том, чего не стоило делать.
– Прости. Я… я не хотел, я просто… Я просто лежал тут все это время и думал о крови…
Тана вздрогнула. На его гладкой шее не было видно никаких отметин, но его могли укусить куда угодно.
Пожалуйста, Тана, прошу тебя.
Она никогда не рассказывала Эйдану о своей матери, но он знал. Все в школе знали. И он видел шрам – бесформенный блестящий рубец с лиловыми краями. Она рассказывала ему, какие ощущения испытывала иногда – как будто осколок льда застыл в кости под шрамом.
– Если бы ты дала мне выпить немножко… – начал Эйдан.
– То ты бы умер, идиот! И стал бы вампиром.
Тане захотелось ударить его еще раз, но она заставила себя сесть на корточки и стала рыться в куче одежды, пока не нашла сумку с ключами.
– Когда мы выберемся отсюда, ты будешь просить прощения, как никогда в жизни не просил.
Вампир опять пнул кровать, его цепи зазвенели. Тана подняла взгляд. Он посмотрел на нее, на дверь, снова на нее. И широко раскрыл мрачные нетерпеливые глаза.
Теперь она поняла. Что-то приближалось. Кто-то слышал, как она упала. Тана прошла по разбросанной одежде к комоду и придвинула его к двери. По спине струился холодный пот, и Тана задумалась, сколько она еще выдержит, прежде чем сдастся, прежде чем желание спрятаться и свернуться калачиком полностью не завладеет ею.
Она снова посмотрела на парня с красными глазами. Интересно, не был ли он несколько часов назад среди тех ребят, которые пили пиво, смеялись и танцевали в гостиной? Она его не узнавала, но это ничего не значило. Там были и те, кого она не знала и вряд ли вспомнила бы потом – из Конвея или Мередита. Может быть, еще вчера он был человеком. А может быть, он уже лет сто как перестал им быть. Неважно, все равно сейчас он чудовище.
Тана взяла с комода кубок, который отец Лэнса когда-то получил за победу в хоккейном матче. Взвесив его в руке, она направилась к углу, где сидел прикованный вампир. Сердце у нее колотилось, как ставни в ураган.
– Я собираюсь вытащить кляп. И если ты попытаешься укусить меня или схватить, или еще что-то, я врежу тебе этой штукой. Так сильно, как только смогу, и столько раз, сколько будет нужно. Ясно?
Он кивнул, глядя на нее красными глазами.
Тана коснулась его шеи в поисках узла, державшего кляп. Кожа была белая, как воск, и прохладная на ощупь. Она никогда еще не была так близко от вампира и не представляла, на что это похоже – находиться рядом с существом, которое не дышит и может застыть, как статуя. Его грудная клетка не двигалась. Руки Таны задрожали.
Ей показалось, что она слышит в глубине дома скрип, будто где-то открылась дверь. Тана стала быстрее развязывать узлы, хотя делать это приходилось одной рукой. Она очень пожалела, что не захватила с кухни нож. Он бы пригодился гораздо больше, чем позолоченный оловянный кубок.
– Слушай, мне жаль, что так вышло, – донесся голос Эйдана с кровати. – Я плохо соображаю, правда. Но это не повторится! И я бы никогда не причинил тебе вреда…
– Ты не очень похож на человека, способного справиться с искушением, – сказала Тана.
Он усмехнулся, потом закашлялся:
– Ну да, я скорее кинусь ему навстречу с распростертыми объятиями, верно? Но я говорю правду, поверь мне. Я сам испугался. Я больше не буду делать ничего такого.
Заразившиеся, стоит им освободиться, нападают на своих близких. Этих историй столько, что даже в новостях о них уже рассказывают в самую последнюю очередь. Но ученые продолжают утверждать, что не все вампиры – чудовища. «Теоретически, – пишут они, – когда их голод утолен, они остаются теми же людьми, какими были раньше. С теми же воспоминаниями и нравственными принципами».
Теоретически.
Наконец узел поддался. Тана отпрыгнула назад, но парень только выплюнул кляп.
– Уходите через окно, – сказал он с небольшим акцентом, который Тана не могла узнать; Ясно было одно – это не местный парень, которого заразили ночью. – Идите. Они двигаются быстро, как тени. Если они войдут сюда, вы не успеете убежать.
– Но ты…
– Накрой меня толстым одеялом или двумя, это защитит от солнца.
Он выглядел едва старше Эйдана, но спокойный и уверенный голос свидетельствовал о большом опыте. Тане стало легче. Хоть кто-то знает, что делать. Пусть этот кто-то и не она. Пусть этот кто-то и не человек.
Теперь, вновь оказавшись вне его досягаемости, Тана осторожно поставила кубок обратно на комод, туда, где его найдут родители Лэнса и… Тана остановилась, заставив себя сосредоточиться на здесь и сейчас.
– Почему ты в цепях? – спросила она.
– Связался с плохой компанией, – ответил он без всякого выражения, и она не поняла, шутка это или нет. Ей стало не по себе при мысли, что у вампира может быть чувство юмора.
– Постой, – произнес Эйдан с кровати. – Ты не знаешь, что он может сделать.
– Зато мы знаем, что сделал бы ты, правда? – доброжелательно заметил вампир.
Солнце уже опускалось к деревьям на горизонте. У Таны оставалось не так много времени на размышления. Нужно было рискнуть.
На кровати под Эйданом лежало одеяло, она принялась его вытаскивать.
– Я пойду к машине, – сказала Тана обоим. – Потом подъеду к окну, и вы оба заберетесь в багажник. У меня есть монтировка. Надеюсь, я смогу разбить ею цепи.
Вампир ошарашенно посмотрел на нее. Затем взглянул на дверь, и на его лице появилось хитрое выражение:
– Если ты меня освободишь, я смогу удержать их.
Тана покачала головой. Вампиры сильнее людей, но не настолько, чтобы справиться с железом.
– Ты останешься в цепях. Но отсюда я тебя заберу.
– Ты уверена? – спросил Эйдан, – Габриэль все-таки вампир.
– Он предупредил меня о тебе и о них. Хотя не должен был. Я не собираюсь платить за это… – ответила Тана. Потом умолкла и нахмурилась: – Габриэль?
– Это его имя, – вздохнул Эйдан. – Габриэль. Другие вампиры так его называли, когда привязывали меня к кровати.
– А! – последним рывком она вытащила одеяло и бросила его Габриэлю.
Сердце бешено билось у нее в груди, но теперь к страху примешивался азарт. Она всех спасет.
Внезапно за дверью послышался шорох, ручка начала поворачиваться. Тана вскрикнула, запрыгнула на кровать и, перескочив через Эйдана, бросилась к окну. Мешок для мусора легко оторвался, впустив в комнату золотой свет вечернего солнца.
Габриэль зашипел от боли и плотнее завернулся в одеяло, стараясь спрятаться за комод.
– Солнце еще высоко, – закричала она срывающимся голосом. – Не входите!
Движение за дверью прекратилось.
– Ты не можешь оставить меня здесь! – сказал Эйдан, когда Тана налегла на раму, за долгие годы разбухшую от дождей. Мышцы горели огнем, она еще раз дернула раму, пытаясь поднять ее вверх. С громким скрипом та немного приоткрылась. Хоть бы этого хватило.
Прохладный ветерок пах жимолостью и свежескошенной травой.
Посмотрев на кучу из одеяла и курток за комодом, где прятался Габриэль, Тана сделала глубокий вдох.
– Я не оставлю тебя, – сказала она Эйдану, – обещаю.
Сегодня больше никого не убьют. Только не тех, кого она может спасти. Уж конечно не человека, которого она когда-то любила (или думала, что любит), даже если он оказался ничтожеством. И не мертвого парня, который дает хорошие советы. И, как она надеялась, не ее.
Наклонившись вперед, она высунулась в окно, не обращая внимания на старую краску и занозы от посеревшего со временем дерева. Тана бросила сумочку вниз, а затем ей пришлось немного поерзать, чтобы пролезли грудь и бедра, ухватиться за обшивку стены и подтянуться вперед. Падение в кусты вниз головой было коротким, но болезненным. Несколько секунд солнце казалось слишком ярким, а трава слишком зеленой. Тана, чувствуя себя ослепленной, перекатилась на спину.
Она была в безопасности. По небу плыли мягкие, похожие на сахарную вату облака, превращаясь в горы, в крепости, в распахнутые рты, полные острых зубов, в руки, тянущиеся с неба, в языки пламени…
Порыв ветра заставил ветви деревьев вздрогнуть и сбросить вниз несколько ярко-зеленых листьев. В траве рядом с плечом Таны зажужжала муха, заставив ее подумать о телах внутри дома, о том, как другие мухи садятся на них, о белых полупрозрачных личинках, которые вылупятся из яиц и начнут проделывать ходы в плоти, бесконечно размножаясь, пока не покроют комнату шевелящимся ковром. А потом не останется никаких звуков, кроме жужжания прозрачных крыльев.
Тана задрожала, как деревья, стоявшие вокруг. Руки и ноги затряслись, накатила такая волна тошноты, что она едва успела подняться на колени, прежде чем ее вырвало в траву.
«Ты обещала, что можно будет перевести дух», – напомнила ей какая-то часть сознания.
«Не сейчас, не сейчас», – сказала она себе, хотя сам факт попытки заключить сделку с собственным мозгом свидетельствовал, что дела не слишком хороши.
Встав на ноги, Тана попыталась вспомнить, где остался ее автомобиль. Она спустилась по газону к ряду оставленных вчера машин и пошла вдоль него, прикасаясь к капотам. Каждый раз, когда она замечала оставленные внутри вещи: свитера, книги, бусы на зеркалах заднего вида – мелочи, за которыми хозяева никогда не вернутся, – опять поднималась волна тошноты. Наконец она добралась до своего «Форда Краун Виктория», открыла скрипучую дверцу и скользнула на переднее сиденье, вдыхая знакомый запах бензина и масла. Она купила машину за тысячу долларов на свой семнадцатый день рождения и закрасила царапины желто-зеленой краской, так что она стала похожа на побывавшую в руках вандалов полицейскую машину. Отец помог перебрать мотор – в один из тех коротких периодов, когда он в очередной раз вышел из горестного забытья и вспомнил, что у него есть дочери.
Машина была большой, тяжелой и расходовала бензин с неутолимой жаждой. Захлопнув дверь, Тана впервые с тех пор, как вышла из ванной, – а возможно, даже с тех пор, как приехала на вечеринку, – почувствовала, что контролирует ситуацию. И задалась вопросом, как долго это продлится.
Глава 4
Почему боятся смерти? Это самое прекрасное приключение в жизни.
Чарльз Фроман
У Таны был секрет, о котором она никому не рассказывала – сон, повторяющийся снова и снова. Иногда она могла не вспоминать о нем несколько месяцев, а иногда он целую неделю снился ей каждую ночь. В этом сне они с матерью были вампирами – одетыми в просторные белые платья с рюшами на вороте и подоле.
Они бегут сквозь ночь, словно в страшной сказке, где говорится о крови, зимних лесах и о девушках с черными, как вороново крыло, волосами, алыми, как розы, губами и острыми белыми, как молоко, зубами.
Каждый раз они заражаются по-разному, но обычно первой заболевает Тана. Эта часть всегда обходится без деталей: она никогда не помнит, ни как это вышло, ни кто на нее напал. Каждый сон начинается с того, что отец тащит ее в подвал, говоря, что не выпустит никогда, никогда, никогда. Тана может плакать, умолять, сходить с ума от горя, заливаться слезами, но его сердце остается каменным. Наконец он устает от ее рыданий и толкает с лестницы.
Она бьется головой о деревянные ступеньки, хватается за перила, чтобы удержаться. Ногти скользят по перилам, но зацепиться она не может. И падает на пол, не в силах дышать.
А потом она садится на холодный пол. Пауки ползут по рукам, где-то в темноте шуршат жуки. Из темноты с писком прибегают мыши и утаскивают в свои гнезда пряди ее волос. Наверху плачет сестра, а мать требует, чтобы отец выпустил Тану. Но каждый раз, когда она называет его жестоким, он вешает на дверь еще один замок, пока их не становится тридцать: тридцать медных замков и тридцать медных ключей. Каждый день он вынужден открывать их все, чтобы оставить на верхней ступеньке миски с водой и кашей, а потом снова запирать дверь на все замки.
Наконец Тана заучивает все звуки открывающихся замков и однажды неслышно поднимается по лестнице с первым поворотом ключей. Отец осторожен, но недостаточно. Когда дверь открывается, Тана прыгает на него. Они катятся вниз по лестнице. Когда она приходит в себя, она уже вампир, а отец лежит рядом без сознания.
Потом мать спускается в подвал и обнимает мягкими теплыми руками. Она говорит, что все будет хорошо и они скоро уедут, но Тане нужно сначала ее укусить. Мать настаивает, говорит, что не сможет так жить – волнуясь, как там ее дочь одна в этом мире, говорит, что хочет всегда быть с ней. Иногда она даже умоляет.
Пожалуйста, Тана, прошу тебя.
Тана всегда кусает ее. Когда она была маленькой, ей снилось, что кровь на вкус как клубничная газировка: если пить слишком быстро, от холода начинает болеть голова. Став старше, она как-то лизнула порез на пальце, и этот вкус – меди и слез – остается в ее снах навсегда. Потом мама кусает лежащего без сознания отца – ей ведь нужна человеческая кровь, чтобы стать вампиром, и это не страшно, потому что от тех, кто еще не до конца превратился, заразиться нельзя. После этого они укладывают его в кровать: наверное, ему нужно отдохнуть. Он спокойно спит, пока Тана с матерью объясняют Перл, что они вернутся, когда она станет старше. А потом надевают длинные платья и бегут в ночь, чтобы вместе охотиться на ночных улицах.
Они становятся хорошими вампирами, как те ученые, которые заражали себя, чтобы изучить болезнь, как те вампиры, которые сами охотились на вампиров, как та женщина из Греции, которая продолжала жить со своим мужем – она ночью готовила еду, чтобы он днем поел, пока она спит в свежей могиле в подвале. Тана и ее мама становятся такими, и они никогда никого не будут убивать, даже случайно.
Во сне все удобно, все совершенно и продолжается вечность.
Во сне мама любит ее больше, чем кого-нибудь или что-нибудь. Больше собственной смерти.
«Я не хочу быть вампиром», – снова и снова говорила себе Тана. Но во сне это было не так.
Глава 5
Тот, кого любят боги, умирает молодым.
Менандр
Пересекая на машине газон перед домом Лэнса, Тана переехала свернутый шланг и клумбу с нарциссами, которые посадила его мама. Дала задний ход и подъехала вплотную к стене. Коснувшись ее бампером, она залезла на багажник и начала протискиваться обратно в окно, на этот раз с монтировкой в руках.
Ей пришлось изрядно попрыгать и покрутиться. Когда она – далеко не с первой попытки – оказалась с исцарапанными икрами и руками внутри, то поняла, что в комнате темнее, чем было. Тени становились длиннее; день неотвратимо превращался в вечер. Уже, наверное, больше шести. А то и семи. В воздухе стоял тяжелый запах смерти.
– Тана, – произнес Эйдан, увидев ее. – Тана, они зайдут сюда, как только стемнеет. Они так сказали. – Он был бледен и тяжело дышал; ему явно стало хуже, чем когда Тана уходила. – Мы умрем, Тана.
– Condamne2 a1 mort3, – раздался скрипучий голос из-за двери. Она слышала, как твари перешептываются в коридоре, как они, изнывая от голода, ждут, когда солнце сядет.
Ее руки задрожали.
Она повернулась к Габриэлю, который сидел в углу, как нахохлившаяся ворона, и смотрел на нее жуткими красными глазами:
– Что это значит?
– Здесь так много солнечного света, – крикнул он из своей кучи курток и одеял тем, кто был за дверью. – Входите! Я так хочу посмотреть, как ваша кожа покроется волдырями. Я так хочу…
– Замолчи, – оборвала она его в панике. Она не знала, что делать, если вампиры войдут. Наверное, бежать. Бросить их.
Эйдан снова попытался освободиться.
– Они говорят с ним на разных языках. Чаще всего по-французски. Я слышал что-то про Клыка Айстры. Мне кажется, у него проблемы.
– Это правда? – спросила Тана.
– Ну, не совсем, – ответил Габриэль.
Тана вздрогнула и с тоской взглянула на окно и свою машину за ним. Клык Айстры? Она как-то смотрела передачу под названием «Поднимая завесу: тайны вампиров до того, как они захватили мир». На экране двое в твидовых пиджаках рассказывали о своем исследовании. Они пытались понять, как вампиры умудрялись прятаться столько лет. Судя по всему, раньше несколько древних вампиров правили огромными территориями, как грозные владыки, а другие вампиры были их слугами. Они питались только теми, кого не станут искать, и всегда убивали своих жертв. Но если происходила ошибка, и жертва успевала прожить достаточно долго и выпить человеческой крови, то Клык должен был найти недавно обращенного вампира и уничтожить всех, кого он успел укусить за свою недолгую, полную голода жизнь. Для старых вампиров стать Клыком было и наказанием, и честью.
Мужчины в твиде посмеивались над тем, как нелегко приходилось всем этим Клыкам, когда Каспар Моралес начал свое мировое турне, и как они забегали, пытаясь остановить эпидемию.
Клык Айстры, судя по всему, сошел с ума из-за этого. В той программе показывали размытое видео встречи под кладбищем Пер-Лашез в Париже. Пока элегантно одетые вампиры обсуждали дела, Клык сидел в клетке и смеялся, по его лицу и телу стекала кровь. Увидев оператора, он засмеялся еще громче. Каким-то образом Клыку удалось подтащить его к клетке, и, страшно взвыв, он вцепился несчастному в горло. Тана видела лица других вампиров: это напугало даже их.
– За тобой охотится Клык Айстры? – спросила Тана. Было жутко даже думать о вырвавшемся из клетки Клыке. – И ты говоришь, что это не проблема?
Габриэль молчал.
Может, лучше оставить его тут? Развязать Эйдана и убираться прочь, даже если это означает, что она бросит скованного вампира в одиночку разбираться с теми – неизвестно, сколько их там, – кто ждет за дверью. Даже если это нечестно.
Она набрала в грудь побольше воздуха:
– Последний раз спрашиваю. Тебе нужна помощь?
Выражение лица Габриэля стало очень странным, как будто она дала ему пощечину.
– Да, – наконец сказал он.
Наверное, дело было в том, что все остальные мертвы, и она тоже чувствует себя не совсем живой, но ей казалось, что вампир заслуживает спасения. Может быть, его следовало оставить тут, но она знала, что не сделает этого.
Она обошла Габриэля, пытаясь понять, как он скован. Одна из тяжелых цепей была обвита вокруг ножки кровати; толстые железные наручники на запястьях были прикованы к стальным манжетам на щиколотках. Проще всего освободить его, подняв кровать – он сам бы это сделал, не будь его руки в цепях, – но Тана не была уверена, что у нее хватит сил. И точно не сейчас, когда на кровати лежит Эйдан.
– Ты уверен, что сможешь удержаться и не укусишь меня? – спросила она.
Эйдан молчал достаточно долго.
– Не знаю.
Ну, хотя бы честно.
Тана схватила кляп Габриэля из кучи вещей на полу и забралась на кровать.
– Ты не так давно заразился. Попробуй, – сказала она. Наклонившись, она быстро заткнула Эйдану рот, закрепив кляп двойным узлом на затылке так, чтобы от него нельзя было быстро избавиться. Во всяком случае, она на это надеялась.
Он не двинулся, не попытался ей помешать. Закончив с кляпом, она отвязала шнуры, удерживавшие его ноги. Это получилось быстро, они держались только на крюках. Но при этом ей пришлось забраться на Эйдана, и тот, несмотря на то что был болен и в опасности, все-таки поднял бровь и ухмыльнулся.
Тана как раз собиралась что-то сказать по этому поводу, когда заметила на его левой лодыжке окруженные небольшими синяками следы клыков. Запекшаяся кровь тоже казалась синеватой. Тана резко втянула воздух, но промолчала и не стала прикасаться к местам укусов. Ей казалось, что она проникла в какую-то очень личную, интимную тайну.
Потом, поскольку других вариантов не предвиделось, она развязала Эйдану руки. Он сел, опершись на спинку кровати, и потер запястья. Спутанные каштановые волосы падали ему на лицо, как будто он только что проснулся.
«Теперь пусть они заберутся в машину, – сказала она себе. – Запри их в багажнике и уезжай. Разбираться со всем этим будем не здесь».
– Если попробуешь вытащить кляп, получишь монтировкой, – сказала Тана, подняв ее с пола и угрожающе (по крайней мере, она на это надеялась) зажав в руке.
Говорить он не мог, так что издал звук, который Тана решила принять за согласие.
– А теперь ты поможешь мне снять цепь Габриэля с ножки кровати.
Эйдан изо всех сил замотал головой.
– У нас нет времени спорить, – напомнила она.
Эйдан опустил плечи и тяжело вздохнул. Тана пристально посмотрела на него, и он нехотя взялся за изножье кровати. Тана опустилась на колени, так что когда Эйдан поднял кровать, она смогла вытянуть из-под нее тяжелую цепь. Девушка отпрыгнула, а Эйдан отпустил кровать. Та с грохотом опустилась на вздрогнувшие половицы.
Вампир сдвинулся с места, поднимая цепь. Звенья жутковато зазвенели, этот звук напомнил Тане фильмы ужасов про средневековые подземелья.
Он поднял все еще скованные руки.
Эйдан попытался что-то сказать сквозь кляп, и Тана сумела распознать сарказм.
– Вон там рулон мусорных мешков, которые были на окне, – сказала она, указав на кучу брошенных вампирами вещей. – Может быть, если мы обмотаем тебя, ты окажешься в безопасности, даже если одеяло соскользнет. Закрепим их скотчем. Если, конечно, ты не против того, чтобы выглядеть глупо.
Вампир улыбнулся, не открывая рта.
Тана передала мешки и скотч Эйдану. Усевшись на корточки, тот начал сооружать на Габриэле что-то вроде полиэтиленовых доспехов. Тана была права – вампир выглядел глупо даже без одеяла.
– Будьте осторожны, – сказал Габриэль, – ведь если со мной что-то случится…
– Мы будем осторожны, – ответила она. – Не беспокойся.
– Тана, послушай, вы должны быть очень осторожны со мной, – повторил он.
Он впервые назвал ее по имени. Произнесенное со странным акцентом, оно показалось ей чужим.
– Мы не дадим тебе сгореть, – сказала Тана, обшаривая карманы брошенных курток и сумочки в надежде, что хоть кто-то из ее друзей захватил с собой нож. – Хотя ты вампир и, наверное, заслуживаешь этого.
«Прости меня, – говорила она про себя каждому, роясь в их вещах. – Прости, Корни. Прости, Маркус. Прости, Рейчел. Прости, Джон. Простите, я жива, а вы умерли. Простите, что я заснула. Простите, что я вас не спасла. Простите, что теперь я беру ваши вещи. Простите меня. Простите меня. Простите».
Ножей не было. Она нашла только шнурок с символами разных религий мира, включая украшенный стразами глаз дьявола, и пузырек со святой водой, в котором плавал кусочек ветки с шипами.
В любом случае защита лишней не бывает, так что Тана взяла воду и шнурок, засунув их к себе в сумочку. Потом она взяла сотовый Рейчел Мельтцер, набрала 911 и бросила его на кровать.
За дверью заскрипел пол.
– Мышка-мышка, – раздался голос через замочную скважину, – разве ты не знаешь, что чем больше сопротивляешься, тем больше это нравится коту?
Эйдан всхлипнул сквозь кляп. Тана почувствовала, как ее накрывает волна страха, всепоглощающего животного ужаса. Там, с другой стороны, были существа, способные думать и говорить, и они хотят убить ее и съесть. Несколько секунд она не могла двинуться с места.
Затем, преодолев страх, Тана повернулась к окну, где первые лучи заката превращали деревья в золотые изваяния. Ночь приближалась.
– Пора идти, – сказала она Эйдану. Тот еще не закончил обматывать Габриэля пакетами так плотно, как ей хотелось бы. Тана подняла монтировку и ударила ею по стеклу, разбив и раму. Осколки осыпались на пол мерцающей кучей.
– Уходим! – закричала она. – Сейчас! Эйдан, идем. Помоги Габриэлю.
Из телефона на кровати раздался далекий металлический голос оператора.
– В чем ваша проблема? Здравствуйте, это 911. В чем ваша проблема?
– Вампиры! – крикнула Тана, бросая в окно ботинки и монтировку.
Эйдан помог Габриэлю, завернутому как мумия, подняться на ноги, и они двинулись к окну. Тана не знала, достаточно ли мешков для защиты, но выбора уже не было. Ее трясло от желания отказаться от сложных планов спасения и просто выбраться на газон и броситься прочь.
– Эйдан, ты первый, – сказала Тана, прерывая бег своих мыслей и пытаясь подавить страх. – Кому-то придется поддержать Габриэля.
Эйдан кивнул, перекинул ноги через подоконник и оглянулся, как будто пытаясь что-то решить. Затем он спрыгнул, тяжело приземлившись на крышу «форда».
За спиной Таны раздался треск дерева, будто в дверь ударили чем-то тяжелым.
– Нет, – тихо проговорил она. – Нет, нет.
– Бросьте меня, – сказал Габриэль.
Что-то опять ударило в дверь, и комод рухнул на кровать. Заставляя себя не оглядываться, Тана подтолкнула завернутого в мешки вампира к окну.
– Заткнись, а то я так и сделаю, – сказала она. – Теперь сядь, перекинь ноги на другую сторону и прыгай.
Габриэль полез в окно, Тана придерживала вампира, а Эйдан снаружи ловил его за ноги. Она сделала глубокий вдох и, надеясь, что мешки, скотч и одеяло выдержат, отпустила.
Эйдан помог Габриэлю приземлиться на багажник.
Дверь комнаты раскололась надвое.
«Не останавливайся, – сказала себе Тана. – Не оглядывайся».
Но не смогла сдержаться.
На пороге стояли двое: мужчина и женщина. Лица у них были круглые и розовые, распухшие от выпитой крови. Рыжие пятна покрывали рты и острые зубы, одежда почернела и задубела от крови. Они не были похожи на стильных красивых вампиров, которых показывали по телевизору; они пришли из кошмарных снов и теперь направлялись к ней, пробираясь между брошенными куртками, отшатываясь от бледных пятен света.
Тана полезла в окно. Руки тряслись так, что она едва сумела ухватиться за подоконник. Она бросилась вперед. На ее щиколотке сомкнулись пальцы, потянули назад, в комнату. Она пнула того, кто ее держал. Зубы оцарапали ее ногу, но она вырвалась. Позади раздался высокий пронзительный крик боли. Тана вывалилась на газон, промахнувшись мимо машины. Она упала на землю, приземлившись на спину, удар вышиб весь воздух из легких. Перекатилась на бок, глядя на газон, на котором сверкали осколки стекла, словно кто-то расшвырял пригоршню алмазов.
– Господи! – закричал Эйдан, запустив пальцы в волосы. – Ты бы видела, как у него вспыхнула рука. Он чуть не поймал тебя.
Она, пошатываясь, встала на ноги. Свежая царапина на ноге горела огнем. Ее снова начало трясти.
– Думаю, он меня задел.
– Что? – Эйдан шагнул к ней, но Тана покачала головой.
– Не сейчас, – сказала она. Машина была рядом. Они почти спаслись. – Помоги мне с багажником!
Закутанный в одеяло Габриэль казался трупом, от которого собиралась избавиться пара убийц. Свернувшись, он лежал на боку, спиной к солнцу. Тана и Эйдан вместе подняли его и потянули с машины. Но, как они ни старались быть осторожными, Тана споткнулась и дернула не в ту сторону. Мешки разорвались, ткань распахнулась. Тана упала на траву, успев заметить бок и руку, чернеющие на солнце. Свет, казалось, пожирал плоть. Прежде чем она успела что-то предпринять, вампир перекатился на бок, прижимаясь открытым боком к земле и пряча его от солнца.
– Габриэль? – окликнула его Тана, поднимаясь на ноги и оборачивая вампира одеялами.
Тот попытался встать.
Шатаясь от усталости, они без особых церемоний втолкнули Габриэля в багажник. Эйдан захлопнул крышку с улыбочкой хорошего парня, который собирается сделать что-то плохое. Кляп, вытащенный изо рта, он держал в руке.
– Эйдан, – сказала она, отступая на шаг. В ее голосе слышались одновременно раздражение и страх. – Эйдан, у нас нет времени. Забирайся в багажник вместе с ним. Я не смогу вести машину, зная, что ты хочешь на меня напасть.
– Ты себя видела? – спросил он странным, мечтательным голосом. – Ты вся в крови.
Она опустила глаза и поняла, что он прав. Ее руки и ноги были покрыты царапинами, из которых сочилась кровь. На тыльной стороне ладони, которой она вытерла лицо, тоже было красное пятно. Видимо, порезалась об осколки.
– Нам надо ехать, Эйдан.
– Я не сяду в багажник с вампиром, – сказал он, глядя на нее голодными, с расширенными зрачками, глазами. – Видишь, я себя контролирую. У тебя идет кровь, но я все равно себя контролирую.
– Ладно, – сказала она, делая вид, что верит. – Садись.
Он пошел к пассажирскому сиденью, а Тана подняла монтировку и ботинки. Она знала, что надо сделать – ударить его по затылку и надеяться, что он потеряет сознание. Но она не могла. Только не рядом с домом, полным мертвецов, только не будучи уверенной, переживет ли он удар. И не сейчас, когда ее трясет так, будто она вот-вот развалится.
– Нет, с другой стороны, – сказала она Эйдану. – За руль.
Он повернулся к ней, непонимающе нахмурив брови.
