Kitabı oku: «Недруг»

Yazı tipi:

Iain Reid

FOE

This edition published by arrangement with Transatlantic Literary Agency Inc.

and The Van Lear Agency LLC

©Василий Половцев, ил., 2024

* * *

Иэн Рейд – один из самых талантливых создателей странных и мрачных повествований в современной прозе.
Los Angeles Review of Books

Этот роман – одновременно хирургически безжалостное препарирование брака и прекрасно сбалансированный, выверенный психологический триллер, который рекомендуется читать, не гася на ночь свет.
Kirkus Reviews

«Недруг» – это философский, сбивающий с ног и психологически будоражащий роман. Рейд создал увлекательный текст, который не только развлечет вас, но и заставит задать вопросы о самой основе вашего существования.
Bookpage

Если бы «Недруг» был обыкновенным триллером, то он и так доставил бы вам удовольствие, но в этой книге немало слоев, это таинственный неземной сад интроверсии и фантазии.
The Toronto Star

* * *

Посвящается Эвану

Надо хорошо подумать, что взять с собой,
если уезжаешь навсегда.
Леонора Каррингтон.
Слуховая трубка

Акт первый
Прибытие

Свет фар. Меня будит свет автомобильных фар. Очень странный, зеленоватый. У нас такие редко увидишь – все ездят с белыми. Замечаю их в окне, в самом начале подъездной дорожки. Должно быть, плотный ужин и вечерняя жара меня разморили, и я задремал. Пытаюсь сморгнуть сонливость и понять, что происходит.

Все это очень неожиданно и необъяснимо. Я не слышу мотора: машина слишком далеко. Попросту открываю глаза – и вижу зеленый свет. Словно он появился из ниоткуда, чтобы вырвать меня из объятий Морфея, слепящий луч света меж двух мертвых деревьев в начале подъездной дорожки. Обычные фары так ярко не светят. Не знаю точно, сколько сейчас, но за окном темно. Уже поздно. Слишком поздно для гостей. Впрочем, к нам почти никто не приезжает.

Гостей у нас не бывает. И никогда не было. Так уж тут сложилось.

Я встаю и потягиваюсь, чтобы размять поясницу. Поднимаю с пола открытую бутылку пива и иду поближе к окну. Пуговицы на рубашке расстегнуты, как и всегда в это время. В такую жару даже дышится с трудом. Все надо делать через сверхусилие. Я все жду, может, машина остановится, развернется и оставит нас в покое, как и следовало бы.

Но тщетно. Машина стоит на месте и продолжает слепить меня. Водитель долго мнется – то ли в сомнениях, то ли в нерешительности, – но в итоге машина двигается к дому.

Ты ждешь кого-то? Кричу я Грете.

– Нет, – кричит она мне в ответ со второго этажа.

Естественно. Можно было и не спрашивать. В такое время у нас никого не бывает. Никогда. Делаю глоток пива. Теплое. Смотрю, как машина подъезжает к дому и паркуется рядом с моим пикапом.

Тогда спустись-ка сюда, говорю я. У нас гости.

* * *

Я слышу, как Грета спускается по лестнице в комнату и оборачиваюсь. Судя по всему, она только из душа. На ней обрезанные шорты и черная майка. Волосы еще влажные. Выглядит она прекрасно, действительно прекрасно. Думаю, сейчас она больше всего похожа на настоящую себя. Сейчас она идеальна.

Привет, говорю я.

– Привет.

После этого между нами повисает тишина, а потом она добавляет:

– Не знала, что ты уже тут. В доме. Думала, еще работаешь в сарае.

Она касается волос и начинает по-особому с ними играть: сначала медленно накручивает прядь на указательный палец, а потом выпрямляет. Навязчивая привычка. Она всегда так делает, когда задумывается. Или взволнована.

К нам приехали, сообщаю я.

Она не двигается с места, просто смотрит на меня. Кажется, даже не моргает. Поза зажатая, закрытая.

В чем дело? Интересуюсь я. С тобой все хорошо?

– Да, – отвечает она. – Пустяки. Удивлена, что у нас гости.

Она неуверенно подходит ближе. Останавливается на расстоянии вытянутой руки – даже дальше, но я улавливаю аромат крема для рук. Кокос и что-то еще. Кажется, мята. Уникальный аромат. Для меня этот аромат и есть Грета.

– Ты знаешь кого-нибудь с такой черной машиной?

Нет. Похожа на служебную, как от правительства, не находишь?

– Может быть.

Окна затонированы. Салона не видно.

– Должно быть, ему что-то нужно. Кто бы там ни был. Приехал-то прямо к дому.

Наконец дверца машины открывается, но из нее никто не выходит. Точнее, не сразу. Мы ждем. По ощущениям, мы стоим и ждем, кто же выйдет из машины, минут пять, но, возможно, проходит секунд двадцать.

А потом я вижу ногу. Из машины кто-то выходит. Это мужчина. У него длинные светлые волосы. Черный костюм. Под ним – рубашка, верхние пуговицы расстегнуты, галстука нет. С собой черный дипломат.

Он захлопывает дверцу машины, поправляет пиджак и направляется к крыльцу. Я слышу, как он ступает по деревянным доскам. Ему не нужно стучать: он видит, как мы наблюдаем за ним через окно. И мы знаем, что он подошел к двери, но все равно смотрим и ждем. В конце концов раздается стук.

Открой, говорю я Грете, пока застегиваю пуговицы на рубашке.

Грета молча разворачивается, выходит из гостиной и идет ко входной двери. Она мешкает, оглядывается на меня, затем отворачивается, делает глубокий вдох и открывает дверь.

– Добрый вечер, – говорит она.

– Добрый. Извините, что беспокою вас в столь позднее время, – отвечает мужчина. – Надеюсь, вы не против. Генриетта, верно?

Она кивает и смотрит на пол перед собой.

– Меня зовут Терренс. Я бы хотел с вами поговорить. Но не на улице, если возможно. Ваш муж дома?

С того момента, как она открыла дверь, с лица мужчины не сходит неестественно широкая улыбка.

В чем дело? Спрашиваю я, выходя из гостиной.

Я прямо за спиной Греты. Кладу руку ей на плечо. Она вздрагивает. Мужчина переводит взгляд на меня. Я выше его, крупнее. Старше на пару лет. Мы смотрим друг на друга. Он держит взгляд на несколько мгновений дольше, чем, как мне кажется, принято. Затем щурит глаза, будто увиденное его очень радует.

– Джуниор, верно?

Простите, мы знакомы?

– Прекрасно выглядите.

Что вы сказали?

– Какой волнительный момент.

Он смотрит на Грету. Грета на него не смотрит.

– Всю дорогу у меня будто бабочки в животе порхали, а вы далеко от города. Как же я рад с вами встретиться. Я приехал, чтобы поговорить с вами обоими. Вот и все, – продолжает Терренс. – Только поговорить. Думаю, вам стоит меня выслушать.

В чем дело? Снова спрашиваю я.

Очень странно, что этот мужчина заявился к нам. Я кожей чувствую тревогу Греты. А мне не по себе от того, что не по себе ей. Перешел бы он уже к делу.

– Я здесь от лица компании OuterMore. Вы слышали о нас?

OuterMore, повторяю я. Это не та организация, что занимается…

– Вы не против, если я войду?

Я распахиваю дверь шире. Вместе с Гретой мы отходим в сторону. Даже если этот Терренс имеет нехорошие намерения, мне с одного взгляда понятно, что он не представляет угрозы. Для меня уж точно. Внушительным его не назовешь. По фигуре видно – работник офисный, телосложение хрупкое. Типичный белый воротничок. Не то что я, привыкший к физическому труду. Он проходит в коридор и осматривается.

– Прекрасный дом, – говорит он. – Просторный. Без изысков, но очаровательный. Чудесный.

– Давайте присядем. Проходите, – говорит Грета и ведет нас в гостиную.

– Спасибо, – отвечает он.

Грета включает лампу и садится в кресло-качалку. Я опускаюсь в свое кресло с откидывающейся спинкой. Терренс садится в центр дивана напротив и кладет дипломат на журнальный столик. Когда он садится, штанины ползут вверх. На нем белые носки.

Остался ли кто в машине? Спрашиваю я.

– Нет, я приехал один. Такие визиты – моя работа. Дорога сюда заняла чуть больше времени, чем я ожидал. Вы далеко забрались. Потому я так и припозднился. Еще раз приношу свои извинения. Но я очень рад, что наконец-таки с вами встретился.

– Да, уже поздно, – говорит Грета. – Вам повезло, что мы еще не легли.

Он ведет себя спокойно и непринужденно, будто сидел на нашем диване уже не одну сотню раз. Его чрезмерное спокойствие мне не передается, даже наоборот, нервирует. Я пытаюсь поймать взгляд Греты, но она смотрит прямо перед собой и не поворачивает головы. Я возвращаюсь к насущному.

В чем дело? Спрашиваю я.

– Итак, не хочу забегать вперед. Как я уже говорил, я представитель OuterMore. Наша компания была основана более шести десятилетий назад. Свой путь мы начинали с производства беспилотных автомобилей. Наши автомобили с автоматизированной системой управления были самыми экономичными и безопасными в мире. С годами сфера деятельности компании менялась: мы отошли от автомобильной промышленности и теперь занимаемся изучением и разработкой космических технологий. Мы работаем над переселением.

Переселение, повторяю я. В космос, получается? Вас прислало правительство? Машина-то у вас правительственная.

– И да, и нет. Если вы следите за новостями, то знаете, что OuterMore – совместный проект. Партнерство. У нас есть отдельное подразделение в правительстве, отсюда и машина, и связи в частном секторе. Я могу показать вам краткое вводное видео о нашей компании.

Из черного дипломата он достает экран. Он держит его двумя руками и поворачивает к нам. Я бросаю взгляд на Грету. Она кивает, словно говорит, что смотреть надо. Видео начинается. Все в нем чрезмерно восторженно и наигранно, как в любой правительственной рекламе. Я снова смотрю на Грету. Похоже, заскучала. Накручивает прядь волос на указательный палец.

Изображения на экране слишком быстро сменяют друг друга, так что невозможно уловить детали или какой-то смысл. Вот люди улыбаются, вот они чем-то вместе занимаются, вместе смеются, вместе едят. Все счастливы. Мелькает несколько кадров неба, запуска ракеты и металлических казарменных кроватей.

Когда видео заканчивается, Терренс убирает экран в дипломат.

– Итак. Как вы поняли, мы уже давно работаем над этим проектом. Дольше, чем многие думают. Сделать предстоит еще многое, но процесс уже в разгаре. Технологии довольно впечатляющие и продвинутые. А еще мы только что получили очередную значительную субсидию. Работа идет полным ходом. Знаю, кое-что недавно мелькало в СМИ, но я хочу сказать, что все намного масштабней. Этот проект – результат многолетнего труда.

Я пытаюсь понять ход его мыслей, но у меня не получается.

Хочу уточнить. Вы сказали: «Работа идет полным ходом» – что конкретно это значит? Мы не следим за новостями, правда? Я говорю это и смотрю на Грету.

– Да, – подтверждает она. – Не следим.

Я жду, что она продолжит – задаст вопрос или скажет что-нибудь, – но она замолкает.

– Я имел в виду первый этап, – говорит он. – Освоение.

Что?

– Освоение. Первый этап временного переселения.

Переселения. Переселения с Земли, получается? В космос?

– Именно.

Я говорю, что думал, это так, выдумки. Фантастика. Вот зачем вы здесь, значит.

– Все очень даже реально. И да, именно поэтому я здесь.

Грета вздыхает, но по звуку это больше похоже на стон. Не понимаю, то ли она недовольна, то ли растеряна.

– Извините, – говорит мужчина, – но не могли бы вы принести мне стакан воды? Очень хочется пить с дороги.

Грета встает, поворачивается в мою сторону, но не смотрит в глаза.

– Тебе что-нибудь принести?

Я качаю головой. Я еще не допил пиво, которое начал до того, как подъехала машина; до того, как вечер принял неожиданный оборот. Я беру бутылку со столика и делаю глоток. Теплое.

– Вот такие дела. У вас славный дом. Должно быть, старый, – начинает он, как только Грета скрывается на кухне.

Старый, отвечаю я. Где-то пара сотен лет ему.

– Невероятно! Мне это очень нравится. А вам по душе тут жить? Нравится, Джуниор? Вам комфортно здесь? Вдали ото всех, вдвоем?

Я пытаюсь понять, на что он намекает.

Другой жизни мы с Гретой не знаем, отвечаю я. Мы… Мы здесь счастливы.

Он клонит голову и снова улыбается.

– Да, ну и местечко. С большой историей. Эти стены, должно быть, многое повидали. Приятно, наверное, когда так просторно и тихо. Делай что хочешь. Никто ничего не услышит и не увидит. Никто не побеспокоит. А поблизости есть еще фермы?

Сейчас уже нет, говорю я. Раньше – да. А теперь одни поля с посевами. Одна канола.

– Да, видел, когда проезжал. Не знал, что канола такая высокая.

Она и не была, говорю я, когда землей владели фермеры. Сейчас-то большая часть принадлежит крупным компаниям или правительству. Компании выращивают новый сорт. Гибридный, потому и выше, и более желтый по сравнению с тем, что рос в былые времена. Воды почти не требует. Долгую засуху переживет. Да и растет быстрее. Я считаю, неестественно это, но что есть, то есть.

Он наклоняется ко мне.

– Очень занимательно. А вам никогда не бывает… страшно? Все-таки вокруг никого.

Грета возвращается со стаканом воды и подает его Терренсу. Она придвигает свое кресло поближе ко мне и садится.

Из нашего колодца, говорю я. Такой воды в городе не найдешь.

Он благодарит ее и подносит стакан ко рту, выпивает три четверти долгим, громким залпом. Из уголка губ вырывается маленькая капля и бежит по подбородку. С удовлетворенным вздохом он ставит стакан на столик.

– Очень вкусно. Итак, как я уже сказал, подготовка идет полным ходом. Я представитель отдела по связям с общественностью. Меня назначили на ваше дело. Нам с вами предстоит тесное сотрудничество.

С нами? Спрашиваю я. На нас есть дело? Почему на нас есть дело?

– Его не было. До недавнего времени.

В горле у меня пересохло. Я пытаюсь сглотнуть слюну, но это не помогает.

Мы не подавали никаких заявок и не соглашались на заведение дела, говорю я, потягивая пиво.

Он снова расплывается в зубастой улыбке. Кажется, его зубы – на самом деле импланты, как и у всех городских.

– Вы правы. Но мы провели первую лотерею, Джуниор.

Что-что провели?

– Нашу первую лотерею.

– Так вот как вы это называете, – говорит Грета и качает головой.

Лотерея? О чем это вы?

– Я не знаю, что известно широкой общественности, в том числе и вам, что вам удалось вызнать из новостей. Думаю, в таком месте немногое. Потому скажу так: вас выбрали. Вот почему я здесь.

Рот Терренса закрыт, но я вижу, как он проводит языком по верхнему ряду зубов.

Бросаю взгляд на Грету. Она опять смотрит прямо перед собой. Почему она не смотрит на меня? Что-то ее тревожит. Обычно она меня не избегает. Не нравится это мне.

– Давай выслушаем его, Джуниор, – говорит Грета странным тоном. – И попытаемся понять, о чем он.

Терренс переводит взгляд на нее, а потом обратно на меня. Замечает ли он ее раздражение? А мог бы? Он ведь не знает нас; не знает, как мы ведем себя, когда мы одни.

– Простите за бесцеремонность, – говорит он и поднимается с дивана, чтобы снять пиджак. – Мне все еще слишком жарко, даже после воды. Дома везде кондиционеры. Надеюсь, вы не против, что я тут устраиваюсь. Генриетта, вы точно не хотите воды?

– Все в порядке.

Генриетта. Он называет ее полным именем. Он сильно потеет. Пятна на рубашке похожи на карту островов. Он складывает пиджак и кладет его рядом с собой. Вот и подходящий момент. Шанс задать интересующие меня вопросы. Он ясно дает это понять своими телодвижениями.

Так вы говорите, меня выбрали, начинаю я.

– Верно, – отвечает он. – Выбрали.

Для чего?

– Для участия в программе. В Освоении. Естественно, все пока на стадии подготовки. Только начало. Я хочу подчеркнуть, что вы в предварительном списке претендентов, так что не стоит сейчас сильно радоваться. Но я понимаю. Сложно не радоваться, когда такое слышишь. Я, например, очень рад за вас. Вот за что я больше всего люблю свою работу, так это за то, что могу приносить людям радостные вести. Но пока не даю никаких гарантий. Я хочу, чтобы вы это понимали. И пообещать ничего не могу, но это не так важно сейчас. Момент ведь поистине знаменательный.

Он смотрит на Грету. Она сидит с пустым выражением лица.

– Вы не поверите, сколько добровольцев набралось за последние несколько лет. Тысячи людей хотят попасть в программу. И многие готовы отдать все, лишь бы услышать те же замечательные новости, что и вы сейчас. Итак…

Я не совсем понимаю, прерываю я его тираду.

– Вы серьезно? – Он смеется, качает головой, а потом успокаивается. – Джуниор, у вас получилось! Получилось попасть в предварительный список для участия в Освоении. Если все хорошо сложится, если вы пройдете отбор, то сможете посетить нашу установку. Может, вы даже будете одним из первых. Войдете в первую волну переселенцев, поживете там.

Терренс указывает на потолок, но имеет в виду то, что находится выше крыши, выше неба. Он вытирает ладонью лоб, ожидая, пока сказанное дойдет до нас, и продолжает:

– Такой шанс выпадает раз в жизни. Это только начало. Мы провели первую лотерею, потому что такая… удачная вербовка… требует времени.

Я делаю глоток пива. Кажется, мне нужна вторая банка.

Удачная вербовка, говорите?

– Знаю, известия поразительные, – продолжает Терренс. – И сложно такое сразу переварить. Но помните: все меняется. Я всегда это говорю. И верю, что это правда. Перемены – единственная константа жизни. Человечество развивается. Это неизбежно. Мы эволюционируем. Движемся вперед. Осваиваем новое. То, что кажется маловероятным и невозможным, быстро становится нормой, а затем быстро устаревает. Мы переходим к следующему этапу, выходим на новую ступень развития, к следующему рубежу. Там, наверху, не другой мир на самом деле. Да, он далек от нас. И был вне досягаемости на протяжении почти всего нашего существования. Но теперь он становится все ближе и ближе. Мы приближаем его. Понимаете?

В его глазах отражается самоуверенность и воодушевление. А что он видит в моих? Я совсем не воодушевлен. Хотя должен быть. И все же. Я смотрю на Грету. Она чувствует мой взгляд, поворачивается и слабо улыбается. Наконец-то. Улыбка. Знак, что она со мной. Теперь мы на одной волне. Она вернулась.

Безумие какое-то, говорю я и касаюсь руки Греты. Космос – это как раз-таки другой мир. А здесь у нас есть свой. Своя жизнь. Здесь. Наша.

Я чувствую, что должен защитить свою жизнь – ту, которую знаю и понимаю.

Вы заявляетесь в мой дом ни с того ни с сего, говорю я, и заявляете, что мне, скорее всего, придется уехать. Не считаясь при этом с моим мнением. Вы думаете, что после стольких лет, проведенных здесь с Гретой, я уеду? Я такого не просил. Это ненормально.

Терренс снова улыбается и медленно, осторожно наклоняется вперед.

– Послушайте, я предупреждаю вас. – Но тут он замолкает и начинает ерзать. – Нет, простите. Не то слово. «Предупреждение» звучит очень негативно. А я совсем не это хотел донести. Все, наоборот, хорошо. Как мечта, ставшая явью. Признаю, добровольно вы не вызывались. Ну, почти. Если верить нашему алгоритму, вы уже говорили о космосе.

Услышав это, Грета оживляется:

– Так вы нас прослушивали? И как давно?

В ее голосе я слышу незнакомые нотки. И чувствую… Не знаю, что я чувствую. Просто знаю, что мне они не нравятся.

Терренс вытягивает ладонь, словно извиняясь.

– Постойте, – говорит он. – Я не совсем ясно выразился. И плохо все объяснил. Мы не прослушиваем и не наблюдаем за вами. Вы же знаете, что микрофоны в ваших экранах всегда включены. Мы собираем данные. И используем определенную программу, которая классифицирует их. Она-то и отмечает интересующие нас слова.

– А теперь вы будете слушать еще внимательнее, – говорит Грета. – Да?

– Да, будем.

Выражение у Греты холодное, спокойное, пустое.

Интересующие вас слова? Можно поподробнее? Спрашиваю я. После каких же слов меня зарегистрировали на лотерею, о проведении которой я, кстати, даже не подозревал?

Надеюсь, что Грета тоже хочет получить ответ на этот вопрос.

– В нашем случае представляли интерес любые разговоры о путешествиях, космосе, планетах или Луне. Мы бы их точно не пропустили. Это нужная информация. – Он останавливается, как будто решает, что стоит рассказывать. – Наша лотерейная система сложна, и принцип ее работы так просто не объяснишь. Просто доверьтесь нам. Тут все дело в доверии.

Грета сцепила руки. Она сидит тихо, без движения. Почему она ничего не говорит? Почему не задает вопросы? Почему оставляет все на меня?

Вы можете рассказать что-то еще? Говорю я. Что-нибудь о вашей установке?

– Много лет назад, когда все только начиналось, было так много вариантов, где человечество могло бы обосноваться. По крайней мере, мы так считали. Луна. Марс. OuterMore даже рассматривала возможность колонизации только что открытой в то время планеты, которая вращалась вокруг звезды в соседней системе. В конце концов мы решили построить собственную планету, если можно так сказать. Собственную космическую станцию.

Все то, о чем он говорит, – все эти соседние системы – сложно понять такому человеку, как я. Но я должен попытаться.

Зачем? Спрашиваю я. Зачем вообще строить станцию, если Земля прекрасно подходит для жизни? И зачем строить целую космическую станцию, если уже есть подходящие планеты?

Терренс почесывает голову.

– Причин много. Если бы вы, например, решили отправиться на одну из этих планет, то вам потребовалось бы приблизительно семьдесят восемь лет, чтобы слетать туда и обратно. Даже если бы вы летели со скоростью света, что, собственно, невозможно. Вот и первая проблема. Мы решили зайти с другой стороны. Мы хотели, чтобы первая фаза – тестирование нашей установки – была испытательным периодом, исследованием. Люди бы уезжали туда ненадолго, и мы бы наблюдали, проводили тесты, полные анализы, а потом возвращали их домой. Создание нашей собственной планеты – лучший вариант. В то время космические станции уже существовали. Причем долгое время. Первую мы запустили несколько лет назад. С тех пор над ней и работаем. Наша установка быстро расширялась. Сейчас она превратилась в огромную космическую станцию. В этот самый момент она движется по орбите Земли. Да, она еще не закончена, но главное, что запущена.

Мы, люди, не можем сдержать себя, думаю я, не можем перестать расширяться, распространяться, завоевывать.

И правительство обо всем этом знает?

– Мы и есть правительство, – отвечает он. – У нас в правительстве связи. Это наше исследование.

Я никогда не летал на самолете, говорю я. Да и Грета тоже. Ей точно не понравится. Она никогда не путешествовала. Так что одна мысль о полете в космос приведет ее в ужас.

– Ах да, – говорит Терренс. – Мне следовало сразу все прояснить. Виноват. Речь о вас, Джуниор. Только о вас.

И тут до меня доходит. Я понимаю, на что он намекает.

Так мы не вместе в списке? Не вместе участвуем в лотерее?

– Нет. Боюсь, что нет. Только вы, Джуниор.

От Греты никакой реакции. Она молчит. Не издает ни звука – даже вздоха. Просто сидит. Не знаю, как это понимать. Я чувствую, будто у меня нет выбора. А она никак не помогает.

И что дальше? Спрашиваю я.

– Ничего, собственно. Ничего срочного или важного. Список участников долгий, как и весь процесс. Представьте, что участвуете в долгом марафоне. Согласно политике нашей компании, мы по возможности стараемся сообщать новости лично. Лучше всего начинать наши отношения именно так. Если вы не попадете в финальный список, то больше мы с вами не увидимся. Но может быть и так, что эта встреча будет не последней.

И сколько же кандидатов в предварительном списке?

– К сожалению, все, что я могу сказать, – вы в нем. Надеюсь, вы понимаете, Джуниор. Конфиденциальная информация. Но одно точно: решаться все будет еще несколько лет.

Несколько лет. Когда я слышу эти слова, мне становится легче. Возможность такая призрачная, далекая, как и сама орбитальная космическая станция. Может, Грета поняла это с самого начала. Может, поэтому она такая молчаливая и спокойная.

На этом наш разговор вроде как заканчивается. Точнее, Терренс продолжает говорить, разглагольствует еще где-то час о целях OuterMore, но ничего из этого ко мне не относится. Когда я встреваю с вопросом или комментарием, он, как заезженная пластинка, отвечает: «Согласно политике компании…» Многие фразы звучат заученно. Мне интересно, как долго он этим занимается. Вряд ли давно. Слишком нарочит, не отходит от директив. Но по нему видно, что он очень взволнован происходящим. Это уж точно. В какой-то момент он упоминает о «Геле Жизни» – своего рода мази местного применения, которая помогает организму акклиматизироваться в безатмосферном пространстве. Гель, думаю я. Гель, который помогает привыкнуть к чему-то. Это так странно, так необычно, что даже представить сложно.

Когда Терренс отходит в уборную, мы с Гретой наконец остаемся одни. Сначала мы ничего не говорим. Сидим и растерянно молчим. Потом Грета в кои-то веки смотрит на меня. Я смотрю ей прямо в глаза. Теперь, когда она видит меня, обращает на меня внимание, я мгновенно чувствую себя лучше.

– О чем думаешь? – спрашивает она.

Не знаю. Стараюсь все осмыслить, говорю я и качаю головой. Понимаю, что должен быть счастлив и взволнован, раз выпала такая возможность, и что многие готовы заплатить за такой шанс, но…

– Ты расстроен? Испуган? Ошеломлен?

Нет, говорю я, нет и нет. Я в порядке.

– Хорошо, – отвечает она. – Сложно такое сразу переварить. «Гель Жизни», мать его.

Да, «Гель Жизни», мать его, повторяю я.

Терренс возвращается, и разговор с Гретой обрывается. Он продолжает с того, на чем остановился, почти без пауз. И по-прежнему не отвечает ни на один мой вопрос. Уходит от них, дает абстрактные тезисы. Раскрывает сложные алгоритмы формирования предварительного списка. Показывает больше видео о новых ракетах с прозрачными выхлопами и видео, в котором нам пытаются объяснить нечто, называемое «векторизацией тяги».

Грета все это время сидит рядом и слушает. Затем, примерно через полчаса, она уходит. Терренс еще какое-то время болтает, а потом настает момент, когда ему, кажется, больше нечего сказать. У меня еще куча вопросов и опасений, которые я хочу с ним обсудить, но этот визит застал меня врасплох и так ошарашил, что я не могу вспомнить, что хочу спросить. Я устал, и любопытство стихло. Я провожаю его до машины. Мы пожимаем друг другу руки. Я гляжу на него, чувствую его руку в своей и впервые за вечер испытываю странное ощущение, что где-то я его уже видел.

Он ставит дипломат в машину, но не закрывает дверь, а оборачивается и обнимает меня, что довольно неожиданно. Отпустив меня, делает шаг назад и хватает меня за плечо.

– Поздравляю, – говорит он. – Я так рад видеть вас.

Мы знакомы? Спрашиваю я.

Эти зубы. И эта улыбка.

– Все только начинается. Первая встреча. Но чувствую: скоро мы увидимся снова, – говорит он и садится в машину. – Удачи вам.

Дверь со стуком захлопывается. Я смотрю, как машина выезжает на дорогу. На улице кромешная тьма. Я слышу сверчков и живность в каноле. Оглядываюсь вокруг. Вот мой мир. Другого я не знаю. И никогда не знал. Всегда думал, что никакой другой и не узнаю.

Я устремляю взгляд на небо, усеянное звездами. Оно никогда не менялось. Всю жизнь я смотрю на одно и то же ночное небо. Другого неба я никогда не видел. Звезды. Спутники. Луна. Я знаю, что луна далеко. Но сегодня она выглядит по-другому. Если так подумать, раз я вижу все это – звезды, луну, – раз я вижу их собственными глазами, так ли далеко они находятся на самом деле?

* * *

Когда я возвращаюсь, в доме стоит тишина. Грета, должно быть, легла спать. Странно. Не захотела поговорить и просто поднялась в спальню? Она очень устала, наверное, в этом дело. Незнакомец ни с того ни с сего принес нам странные новости. Если она устала, я ее очень понимаю.

Выключив лампу в гостиной, я несу пустой стакан и пивные бутылки на кухню и ставлю их возле раковины. Открываю холодильник, заглядываю внутрь, но ничего не беру. Из холодильника идет приятный холодный воздух.

Я поднимаюсь по лестнице в темноте, останавливаясь на каждой ступеньке, чтобы рассмотреть фотографии на стене. Не помню, когда в последний раз так делал – останавливался, чтобы посмотреть на фотографии. Мне приходится наклоняться к ним вплотную, так как света нет. Всего их три, они в рамках и развешаны в ряд. На одной мы с Гретой вместе, а на двух других по отдельности.

Наша совместная фотография – селфи крупным планом. Трудно сказать, где она снята. Рот у Греты открыт, она смеется. Счастливая. Скорее всего, именно поэтому и повесила это фото. На другой, там, где я один, я еще молодой. Едва узнаю себя. Не Грета ли сделала этот снимок?

Поднявшись, иду прямо в нашу комнату. Дверь прикрыта. Очень странно стучать в дверь своей спальни, поэтому я медленно открываю ее. Грета лежит на спине в нашей постели.

И что, ты собираешься просто взять и заснуть после всего услышанного? Спрашиваю я. И поговорить не хочешь? Просто безумие.

Она поднимает руки и закрывает ими глаза.

– Прости. Сейчас я хочу спать. Поговорим утром.

Ты в порядке? Спрашиваю я, заходя в комнату.

Я вижу, что она не разделась. Все еще в одежде.

Она поднимает голову.

– Если честно, то я не очень хорошо себя чувствую. Не знаю, вроде ничего серьезного, но, может, ты поспишь в комнате для гостей сегодня?

Ты серьезно? Не помню, чтобы я спал в комнате для гостей. Никогда там не спал.

– Я знаю, странная просьба, прости. Просто, если вдруг это вирус, я не хочу, чтобы ты его подхватил.

Не боюсь я ничего подхватить. А кровать там застелена?

– Да, я застелила ее утром. Обещаю, это только на одну ночь. Завтра мне станет лучше. Я уверена.

Тебе стало плохо еще утром? Но ты ничего не говорила.

– Нет. Наверное, мне просто внезапно захотелось застелить кровать.

Ты ведь понимаешь, что нам надо поговорить? Я думал, мы сядем, обсудим все, что произошло, что сказал Терренс, будущее, самого Терренса… Кстати, как он тебе?

– Джуниор, я правда очень устала. Так что, если ты не против, я посплю.

Она отворачивается.

Да, хорошо, конечно, отвечаю я. Поговорим утром.

Я ухожу.

Но когда подхожу к двери, она зовет:

– Джуниор?

Да?

– Можешь, пожалуйста, закрыть за собой дверь?

Конечно, говорю я.

Я не комментирую, что в комнате станет жарче, если закрыть дверь. Ее это только разозлит. Но когда я уже почти закрываю дверь, мне в голову приходит тревожная мысль. Я заглядываю в щелку.

А, и еще. Как ты узнала?

Она поворачивается ко мне лицом.

– Узнала что?

Когда машина остановилась, и Терренс еще не вышел, ты сказала: «Должно быть, ему что-то нужно». Как ты узнала, что в машине мужчина?

– Я так сказала?

Ага.

– Ты уверен?

Да.

Она громко вздыхает.

– Не знаю, Джуниор. Я это без задней мысли. Просто сказала, не раздумывая. Спокойной ночи.

Спокойной ночи, говорю я, закрывая дверь.

Когда я добираюсь до комнаты для гостей и смотрю на небольшую односпальную кровать, застеленную чистыми белыми простынями, с другого конца коридора доносится щелчок замка двери нашей спальни.

* * *

Когда получаешь какую-либо важную, неожиданную, повергающую в шок новость, которая может изменить всю жизнь, – примерно как та, которую нам принес Терренс, – то все странным образом меняется; особенно ход и порядок мыслей.