Kitabı oku: «Старообрядчество и церковный раскол», sayfa 2
Никоновская реформа
После сорока дней со дня смерти патриарха Иосифа в Москве был созван церковный собор по выбору нового патриарха. 22 июля 1652 г. съехавшемуся на собор священству было предложено возвести достойнейшего из них – «мужа благоговейного и преподобного» – на патриарший престол. Для порядка было предложено 12 кандидатов. Основной выбор в итоге совершался между Никоном и царским духовником Стефаном Вонифатьевым, однако протопоп Стефан отказался от патриаршества и сам порекомендовал Никона. И Освященный собор без жеребьевки в угоду царю Алексею Михайловичу избрал Патриархом Никона. Митрополит Казанский Корнилий известил об этом царя.
Но согласие Никона последовало далеко не сразу. Разумея тяготы предстоящего служения, зная о враждебном отношении к нему со стороны боярства, Никон долго отказывался. Даже приведенный против воли в Успенский собор Кремля, он не сразу дал свое согласие. Лишь когда царь и все присутствовавшие пали на землю и со слезами просили его не отрекаться вновь, он, умиленный, согласился, но потребовал от присутствующих обязательства «содержать евангельские догматы и соблюдать правила святых апостолов и законы благочестивых царей». «Если обещаетесь слушаться меня, – просил Никон, – как вашего главного архипастыря и отца во всем, что буду возвещать вам о догматах Божиих и о правилах, в таком случае я, по вашему желанию, не стану больше отрекаться от великого архиерейства». Царь, бояре и освященный собор произнесли пред святым Евангелием и чудотворными иконами обет исполнять предложенное Никоном, после чего он занял место патриарха всея Руси.
Оценивая начало деятельности Никона на посту патриарха, С. Зеньковский писал: «Новый патриарх энергично, планомерно и успешно продолжал проводить программу боголюбцев по поднятию нравственного уровня духовенства и народа, распространению проповеди и единогласного богослужения и охране русской церковной культуры от иноверных влияний. Теперь, после смерти патриарха Иосифа, консервативная оппозиция не могла уже остановить процесс оздоровления церкви. Обещание, данное царем и боярами на соборе, вырывало почву из-под ног противников усиления церковного влияния из высшего правящего класса, которые так упорно сопротивлялись проповеди боголюбцев. Никон и царь, Вонифатьев и Неронов направляли все свои усилия на оздоровление страны и церкви и усиление православия. Церковная дисциплина часто возрождалась сама по себе уже при одном воспоминании, что новым патриархом является суровый, аскетический и не останавливающийся перед строгим наказанием Никон. Ряд новых достойных иерархов вроде Павла Коломенского и Макария Новгородского, которые были друзьями боголюбческого движения, были назначены на свободные епископские кафедры. Под бдительным надзором боголюбцев и патриарха единогласие завоевывало все более и более прочные позиции в русском богослужебном обиходе».6
Далее Зеньковский пишет: «Оставаясь верным стремлениям боголюбцев повысить нравственность и благосостояние народа, патриарх продолжал борьбу с пьянством, бывшим одним из важнейших социальных зол России. Во время управления новгородской епархией он в этом отношении приобрел значительный опыт и теперь предложил правительству новую программу. Он указал, что потери от налогов по продаже алкоголя с успехом покроются доходами от вывоза хлеба, который будет сэкономлен от уменьшения винокурения. Под его давлением уже через семнадцать дней после его поставления в патриархи, 11 августа 1652 года, был издан указ, ограничивавший и даже совершенно запрещавший продажу водки по праздникам и некоторым постным дням. На каждый город оставлялся только один питейный дом, но и в нем продажа ограничивалась одной бутылкой на человека. В небольших деревнях питейные дома были совсем закрыты и продажа водки монахам и духовенству была запрещена. Через четыре недели новый указ запрещал открывать новые и предписывал закрывать уже существующие кабаки в вотчинах и поместьях, и в результате этих указов деревня должна была быть почти что совершенно очищена не только от питейных домов, но и от ростовщиков, так как содержатели кабаков нередко сами одалживали крестьянам деньги для покупки водки.
Не менее энергично боролся Никон с возможным проникновением иноверных влияний и секуляризационных идей в среду русского народа, продолжая политику изоляции масс русского населения от иностранцев, уже начатую боголюбцами и Вонифатьевым.
Недовольство иностранным соседством уже давно высказывалось москвичами, и в 1642 году около десятка московских приходов района Мясницкой и Прохоровской слобод подали челобитную о том, чтобы протестантские церкви, построенные в их районе, были закрыты и чтобы иностранцы, жившие в их приходах, были переселены в другое место, так как своим поведением они часто оскорбляли религиозные чувства русских людей… Действительно, указ от 4 октября того же 1652 года запрещал иностранцам-иноверцам проживать в самой Москве и предписывал им переселиться в особую слободу на берегу реки Яузы, где им были отведены обширные участки. Эта слобода, вскоре ставшая известной под именем «немецкой», позже выросла в значительный центр средоточия западноевропейцев в России и стала широко известна в ранние годы царствования Петра» 7.
***
Став патриархом Никон стал управлять Церковью достаточно жестко и даже деспотично. Невежественных и порочных священников он без всякой пощады лишал мест, сурово наказывал за проступки. Но самым важным делом, на которые Никон направил свои силы, стало исправление богослужебных книг и обрядов.
Как пишет С. Зеньковский: «Мероприятия патриарха Никона по исправлению книг почти невозможно понять, не принимая во внимание его интерес к внешней политике Московской Руси и ко вселенскому православию. Уже неприязнь к иноверцам и Западу неизбежно приводила патриарха к вмешательству в международные отношения России. Неоднократно он старался направлять московскую дипломатию на защиту православия, выступая как вселенский покровитель единоверцев, находившихся под гнетом поляков, турок и шведов». 8
Никон стал патриархом в самый разгар национально-освободительной борьбы на Украине. Решение московского правительства помочь Хмельницкому и принять под свое подданство Малороссию было принято после долгих колебаний и не без прямого участия патриарха Никона. Новый Земский Собор, собравшийся 1 января 1653 года, на котором Никон играл очень значительную роль, постановил принять Малую Русь под высокую руку царя Руси Великой и «за государя стояти против литовского [и польского] короля войну вести».
Кстати, решительная позиция Никона взять под державную руку Москвы Малороссию вызвала его первую размолвку с влиятельным боярином Борисом Морозовым и боголюбцами. Морозов, Неронов и Вонифатьев боялись очутиться в одном государстве с подозрительными, с их с религиозной точки зрения, южноруссами.
Но Украиной интересы нового патриарха и царя не ограничивались. Как писал С. Зеньковский, «решение выступить в защиту православного населения Польши обратило глаза Никона и Алексея Михайловича дальше, на православный Восток, о котором им так много говорил патриарх Паисий и который, по словам Паисия, был готов отделиться от турок в случае войны Турции с Россией. Воссоединение всей Южной Руси с Русью Московской могло сделать Россию непосредственным соседом балканских провинций Турции, и Россия, в случае успеха, могла бы со своих границ сравнительно легко помочь православному населению Балкан… Паисий… и многие другие иерархи Балкан и Ближнего Востока неоднократно уговаривали царя и Хмельницкого объединиться в одно сильное государство, которое могло бы освободить православное население Турции. Со времени учреждения московского патриархата православный Восток привык видеть в России своего защитника и поэтому неудивительно, что слухи о выступлении России в пользу греков и югославян не переставали циркулировать в течение всего XVII века. Эти слухи стали особенно упорными во время восстания Хмельницкого, и после первых же успехов православных против католиков на Балканах начали говорить, что «Цареградом будет владеть великий государь, царь и великий князь Алексей Михайлович». Бывший константинопольский патриарх Афанасий Пантеллярий, приехавший в Москву вскоре после избрания Никона, прямо называл царя Алексея Михайловича «столпом твердым и утверждением веры, помощником в бедах, прибежищем нашим и освобождением», а Никону говорил, что он, Никон, предназначен судьбою «освещати соборную апостольскую церковь, Софию премудрость Божию», то есть, говоря проще, войти в Царьград и сделаться вселенским патриархом, вернув православию храм св. Софии» 9.
Как писал далее С. Зеньковский, «панправославный экспансионизм Никона не ограничивался западнорусскими землями, православным Востоком и единоверной Грузией. Его глаза так же пристально присматривались к тем берегам Балтийского моря, которые перешли к шведам в результате неудач Смутного времени. Но его вряд ли прельщало окно в Европу или перспективы морского владычества, столь близкие сердцу Ивана IV и Петра I. Гораздо ближе его сердцу лежала судьба православия в этих еще недавно русских владениях, где теперь шведы старались перевести все население в лютерскую веру» 10.
«Эти старания и надежды Никона,– писал далее С. Зеньковский, – объединить под скипетром русского царя и под престолом московского патриарха всех православных христиан, превращая Россию в панправославную империю, уже превосходили по размаху планы его учителя патриарха Паисия и горько отразились на судьбах русской церкви и даже русского государства. Желание сделать все поскорее, не считаясь с реальными возможностями технически и экономически еще очень слабого московского государства, привело к тому, что ни один из планов, намеченных царем и патриархом, не был осуществлен полностью, а увлечение «греческим проектом» выразилось в пренебрежении к старой русской церковной традиции и идеологии. Никон умел видеть далеко и широко, но был слишком неподготовлен и нетерпелив, чтобы, добиваясь новых ценностей, не причинить ущерба старым. Поэтому, опасаясь, что некоторая разница между русским обрядом и обрядом греков, который в 1640-х годах был введен Петром Могилой и в православных церквях Украины и Белоруссии, может скомпрометировать его возможное будущее положение как главы всех православных Востока, он стал задумываться над тем, как приблизить русский обряд к обряду новогреческому» 11.
Мысль, что церковная реформа Никона проводилась в угоду политическим интересам царя и боярской верхушки высказывалась не только С. Зеньковским. Так, статье «Сохраним и укрепим древлеправославную веру!», из календаря Древлеправославной Поморской Церкви на 2002 год мы читаем: «Тишайший» царь Алексей Михайлович, пожелав Византийского престола, решил в угоду грекам, под воздействием иезуитов, делать церковную реформу, но не своими руками, а прячась за спиной гордого и своенравного патриарха Никона, который вскоре после своего назначения на патриарший престол, стал вводить новшества» 12.
***
Таким образом, увлечение Никоном политической деятельностью в начале своего патриаршества, стремление встать во главе вселенской православной церкви, а саму Россия поставить во главе панправославной империи привели его к мысли о необходимости проведения церковной реформы.
В 1652 и 1653 годах вся основная церковная деятельность Никона была сосредоточена на исправлении богослужебных книг. Не могла же Москва, по мнению Никона, со своими «ошибками» в уставе, встать во главе вселенского православия.
Первым делом Никон заменил на Печатном Дворе старых справщиков книг на новых. Так, были отстранены Иван Наседка и Сила Григорьев, вовремя умер Шестак Мартьянов. Вместо них пришли верные Никону монахи-грекофилы Евфимий и Матфей, а во главе их был поставлен Арсений Грек. Пытавшегося воспротивиться этому князя Михаила Львова отправили в ссылку.
Перед Никоном встал вопрос, что взять за образец при проведении «книжной справы» – московские «старые книги и уставы» или греческие оригиналы. Никон выбрал греческие оригиналы, и подтолкнула его к этому найденная им грамота об утверждении патриаршества на Руси, составленная еще в 1589 г. при царе Федоре Иоанновиче.
В ней содержалось следующее: «Так как православная церковь получила совершенство не только в догматах, но и в священноцерковном уставе, то справедливость требует, чтобы мы истребляли всякую новину в ограде церкви, зная, что новины всегда бывают причиной церковного смятения и разделения, и чтобы мы уставам св. отцов, и чему научились от них, то хранили неповрежденным, без всякого приложения или отъятия…». Прочитав это, Никон впал в страх, что Московский Патриархат живет не по греческим обрядам. Он решил, используя свое патриаршие положение, уничтожить всякие «новины» в богослужебных книгах и обрядах.
Но в помощники себе он взял не прежних друзей по «Кружку ревнителей благочестия», а некого киевлянина Епифания Славенецкого и грека Арсения. Вскоре их стараниями был выпущен новый Служебник (чин св. литургии), исправленный по греческим оригиналам. Как указывал С. Зеньковский, ошибка Никона в исправлении богослужебных книг была в том, что он не взял за основу старые славянские и греческие книги. Вместо них, отмечает исследователь, патриарх приказывает попросту следовать современным греческим книгам венецианского издания конца XVI и начала XVII века.
Приступая к «книжной справе», Никон одновременно взялся и за изменение обрядов. Так, в Великий пост 1653 года он разослал по всем московским церквям «памятную грамоту», где указывалось, что по правилам в иных случаях можно поясным поклоном заменять земной, хождение посолонь, то есть по солнцу, заменялась хождением против солнца, а главное двуперстое крещение заменялась троеперстным крещением.
Когда эту грамоту прочли Иван Неронов, протопоп Казанского собора, и юрьевский протопоп Аввакум, то, по словам последнего, они «задумались, увидели, что зима хощети быти; и сердце у них озябло и ноги задрожали…». Они и еще ряд их сторонников подали царю челобитную, умоляя защитить Церковь. Про греков, считавшихся источниками «новшеств», они говорили, что те под турецким игом изменили Православию и предались латинству. Никона ругали изменником и антихристом.
Никон, пользуясь доверием царя, ответил репрессиями. Павел, епископ Коломенский, отказавшийся безоговорочно подписать соборное определение, одобрявшее исправления, был лишен сана и сослан в Палеостровский монастырь, другие вожди Раскола (протопопы Аввакум, Иоанн Неронов, Логгин, Лазарь, Даниил, князь Львов и др.) также были разосланы по дальним обителям.
Так, в сентябре 1653 года Аввакума бросили в подвал Андрониковского монастыря, где он просидел 3 дня и 3 ночи «не евши и не пивши», а затем стали увещевать принять «новые книги», однако безуспешно. Не таков был протопоп, чтобы отступиться от того, что считал истиной. «Журят мне», – писал он, – «что патриарху не покорился, а я от писания его браню, да лаю», «за волосы дерут, и под бока толкают, и за чепь торгают, и в глаза плюют». Непокорного протопопа Никон велел расстричь, но заступился царь, и Аввакум Петрович был сослан в Тобольск.
При Никоне с приверженцами старой веры в основном боролись ссылками и снятием сана. Кроме коломенского епископа Павла, которого «Никон напоследок огнем сжег в новгородских пределах» никто из приверженцев старой веры не был казнен. Иное дело было после Никона.
В делах проведения начавшейся церковной реформы Никон был неумолим, но был отходчив и легко прощал покаявшимся. Допускал он и компромиссы. В частности, при условии послушания Церкви он разрешал желающим, например, Ивану Неронову, служить по старым книгам и обрядам, допуская, таким образом, разности мнений и практики в церковных делах, не затрагивающих существа веры.
***
Прежде чем в дальнейшем исследовать историю Раскола, хотелось бы пролить свет на одну из главных причин разногласий – крестное знамение.
Двумя перстами в середине XVII века крестились только на Руси. Греки, сербы и болгары крестились тремя перстами. Даже в Малороссии, в Киевской митрополии принято было трехперстное крестное знамение.
Однако утверждение старообрядцев, что предки наши всегда крестились двумя перстами, было совершенно справедливым. Доказано (в частности, Е.Е. Голубинским), что в Киеве при Владимире крестились двумя перстами – точно так же, как крестились в Москве до середины XVII века.
Дело было в том, что в эпоху христианизации Руси в Византии пользовались двумя служебными уставами: Иерусалимским и Студийским, которые в обрядовом отношении разноречили. Оба устава появились в результате споров о трех лицах Божества, в так называемых христологических спорах (IV–V вв.). Три перста символизировали веру в Бога Отца, Бога Сына и Бога Духа Святого, как Единосущную и нераздельную Троицу, а два перста означали, что Сын Божий, по сошествии Своем на землю, будучи Богом, стал человеком, т. е. обладал двумя природами – Божественной и человеческой. При одном догмате разница была в том, как складывать персты – три перста для крестного знамения и два пригибать к ладони, или наоборот.
Восточные славяне приняли Иерусалимский устав, где было распространено двуперстое крестное знамение. У греков, а вслед за ними и у других православных народов, в том числе у малороссов, со временем возобладал Студийский устав. Но в то время, когда Русь приняла крещение от Византии в 988 году, у греков преобладал Иерусалимский устав, иначе от кого бы русские переняли двуперстое крестное знамение. На этом основании историк Церкви Николай Каптерев писал в начале XX века: «Древние наши церковные чины и обряды никогда никем у нас не искажались и не портились, а существовали в том самом виде, как мы, вместе с христианством, приняли их от греков, только у греков некоторые из них позднее изменились, а мы остались при старых, неизменных».
Но и в Великороссии было разночтение обрядов. Так, митрополит Киприан, грек по происхождению, пытался ввести на Руси трехперстное крестное знамение. В 1551 г. Стоглавый собор утвердил правильным двуперстое крещение и понудил псковичей, употреблявших троеперстие, вернуться к двуперстию.
Обряды не догматы. Догматы святы и нерушимы, обряды могут меняться, что на Руси происходило не раз, и притом без особых потрясений. Но для многих приверженцев старых обрядов реформа Никона была не приемлема, для них изменение обрядов было равносильно измене Христу. «Умрем за единый аз!» – говорили они, и действительно были готовы идти на смерть.
Сейчас в Московском Патриархате в употреблении существует и троеперстие (для осенения себя крестным знамением) во имя Святой Троицы, и двуперстие (для благословения священниками паствы) во имя Господа Иисуса Христа в ознаменование его человеческой и Божественной природы, не слитной и не раздельной. Двуперстое благословение иначе называется именословным.
***
Вначале новшества коснулись в основном лишь одной Москвы, где большинство жителей легко приняла перемены, но остальная Русь продолжала жить по старым обрядам. Для закрепления своей реформы Никон предпринял ряд соборов.
Весной 1654 года в царских палатах в присутствии царя происходил собор высших духовных лиц. Присутствовали пять митрополитов, четыре архиепископа и многие другие, всех – тридцать четыре человека. Никон открыл собор речью, прочел грамоту патриархов о том, как следует блюсти церковь от всяких новин; затем указал на некоторые из них, вкравшиеся в новопечатные русские служебники, и поставил вопрос, как исправить их, – только ли по старым русским рукописям или следовать греческим и старым русским (харатейным), которые согласны с первыми.
Царь и Собор единогласно отвечали согласием на исправление по греческим и старым русским рукописям.
Собор так же подтвердил никоновскую реформу обновления обрядов. А именно: замену двуперстия троеперстием, земных поклонов – поясными, двукратного пения «аллилуйя» – трёхкратным, написанию «Иисус» вместо древнерусского «Исус». Собор так же подтвердил изменение некоторых правил богослужения и иконописных канонов. В частности, во время крещения, венчания и освящения храма делать обхождение не по солнцу, а против солнца, божественную литургию вести на пяти просфорах, а не на семи. «Неканоничные» иконы и старые церковные книги предлагалось уничтожать и заменять новыми.
Никон на соборе предложил изменения и в Символе веры. Так в 8 символе «И в Духа Святаго Господа Истиннаго и Животворящаго», после же исправлений слово «Истиннаго» было исключено. Вместо «Его царствию несть конца» писалось «Его же царствию не будет конца» (7 символ), вместо «рождена, а не сотворена» – «рождена, не сотворена» (2 символ).
Собор 1654 г. обвинил «ревнителей благочестия», которых стали называть раскольниками, позже старообрядцами, в расколе и отлучил их от церкви. Все, бывшие на соборе, своими подписями утвердили это соборное уложение; только коломенский епископ Павел не во всем был согласен и высказал свое особое мнение; несколько лиц разделяло его взгляды, за что и были подвергнуты опале.
Сразу после собора Никон отдал распоряжение Печатному Двору немедленно приступить к исправлению русских богослужебных книг по новым греческим изданиям. 1 апреля 1654 г. начинается печатание нового Служебника, а 25 апреля сдается в печать совершенно новая книга Скрижаль, или свод церковных законов. Эта книга печатается на основе венецианского издания греческого текста 1574 года, экземпляр которого был послан Никону патриархом Паисием.
Таким образом, дело исправления книг было решено. Когда первая часть этой работы была проделана, то для рассмотрения ее Никон созвал в 1656 году новый собор, на котором вместе с русскими святителями присутствовали два патриарха – Антиохийский Макарий и Сербский Гавриил. Собор одобрил новоисправленные книги и повелел по всем церквам вводить их, а старые отбирать и сжигать. На этом же соборе Макарий Антиохийский, Гавриил Сербский и еще никейский митрополит Григорий от имени собора прокляли тех, кто крестится двумя перстами.
К тому времени все главные противники Никона по церковной реформе были или в тюрьме, или в ссылке. Но волнение против никоновской реформы не только не унималось, но разжигалось пуще. Когда патриарх велел служить по новым богослужебным книгам и стал рассылать их – во многих местах поднялся сильный ропот. Некоторые из прежних справщиков, обиженные тем, что их труд признан негодным, возбуждали народ к сопротивлению. Почти вся братия Соловецкого монастыря отказалась служить по новым книгам. Пошли толки и споры не только о сложении перстов при крестном знамении, но стали винить новых справщиков в ереси за то, что в их книгах напечатано Иисус, тогда как надо писать Исус, как в старых; корили Никона за то, что он ввел трегубое (троекратное) аллилуйя, тогда как правильнее держаться прежнего сугубого (двойного); начались препирательства о том, какой крест правильнее – восьмиконечный или четырехконечный. Смута все росла и ширилась по всей Русской земле.
Никон нашел новшества не только в служебных книгах и церковных, но и усмотрел их в иконописи, которое стало отступать от древних византийских образцов; иконописцы явно подражали польским и франкским (западноевропейским) живописцам. Никон, большой ревнитель православной старины, восстал против этих «новых» икон. Он посылал своих людей отбирать иконы нового письма по домам даже у знатных сановников… Один очевидец-грек рассказывал, будто патриарх даже велел своим служителям на этих «еретических» изображениях выколоть глаза и в таком виде носить их по городу и объявлять всем царский указ, грозивший строгим наказанием тому, кто осмелится впредь писать подобные иконы. Москвичи увидели в этом, конечно, поругание святыни и с негодованием говорили, что патриарх тяжко грешит, – является иконоборцем. Скоро после этого началось моровое поветрие (чума), которая в Москве и по многим городам унесла тысячи жизней. Вдобавок случилось еще солнечное затмение. Заговорили, что это Божие наказание за нечестие патриарха. На него стали так злобиться, что его жизнь оказалась в опасности.