Kitabı oku: «Останусь лучше там…», sayfa 4
7
За последним краем снег беззвучно тает – забудь…
Бьет апрель фонтаном, чтоб тебя обманом вернуть.
В тех краях тебя никто не ждет,
Новая весна тебя убьет!
(группа «Машина Времени»)
Секунда
Конец весны в Душанбе все равно что поздняя ноябрьская осень в Сибири – зима в полный рост. Так и тут – забудь надежду на майскую прохладу: безжалостное солнце наполняет северную душу тоской по песчаному речному изгибу, хранящему влажную тень.
Слон напряженно смотрел мне в глаза, не мигая. Ему без разницы – жара, холод, ему вообще ни до чего не было дела, не касающегося лично меня.
Попрощавшись с Кряком, я зашел в комнату отеля «Душанбе», сразу лоб в лоб столкнувшись с безжизненной пустотой зрачков убийцы, пожалев, что вооруженный Кряк не сопроводил меня до дверей номера. Руки Слона – на подлокотниках кресла, тело расслаблено. Оружия не видно. Он не хотел застать врасплох, хотел поговорить. Преамбула ясна: встретились солдаты противоборствующих сторон, и оба знали зачем.
– Где наше золото?
Я сказал где.
– Кто старший, сопровождение?
– Спирин, капитан спецназа. В вагоне около пяти человек.
– Кто убрал Ивана? – естественный вопрос, немного наивный.
– Говорят, Исламское движение… – На коленях Слона возник «макар» с глушителем, я чуть кивнул, оценив сноровку визави. – Меня взяли погранцы, как только вышел на трассу – майор сдал. Он понял, что мы его выкупили с нападением боевиков и решил подстраховаться – везде ж родня. Продержали на заставе до вечера… потом – сразу сюда.
– Откуда знаешь о нахождении поезда?
– Так я ж типа под прикрытием: по основной версии надлежало вычислить причастность военных к торговле крадеными боекомплектами. – Врать особенно не приходилось: – На самом деле должен был распорядиться пустым составом в Термезе и сопроводить обратно в Таджикистан.
– Ты знал про нападение? – Глаза в глаза.
Момент истины.
– Нет. Когда меня приняли на третьем погранпункте, вслед послали Спирина, он же и «столыпин» принял после второго налета – вариант такой, что боевики под Термезом шли за оружием. Груз забрали, людей замочили. За вашими ящиками долго не придут, надо выждать время.
– Спирин в курсе про золото?
– Нет.
– ? – одними бровями.
– Слон, мне платят за четко выполненную работу, так же как тебе, впрочем… Мне не нужно чужого.
Он встал, поднял с пола пакет, пистолет – туда. Я предусмотрительно отошел к окну, освобождая проход, контролируя взглядом движение его рук. Спиной к двери, выждав мгновенье, равное последнему решению, Слон вышел.
Так… Чудом выживший в Узбекистане Слон подтвердил мои сомнения в «бесхозности» золотых ящичков. Не торопиться, сделать паузу – да, рациональный подход, но не для всех. Слон был настроен серьезно – я не мог не сказать адрес поезда. Это один из тех моментов жизни, когда лучше остаться бедным, но живым. И что-то мне назойливо подсказывало не сообщать Шефу о визите помощника Ивана. Бывшего помощника пропавшего Ивана.
Получил задание: вернуться на границу – необходимо подчистить концы, выяснить информированность руководства застав о произошедшем. К Чалому выехала бригада следственного управления. Нам с Кряком – на Амударью, к моему новому знакомому, капитану, начальнику третьего пропускного пункта. Впереди неблизкий путь.
Уместились в одну «буханку». Смешно, конечно, но камера «столыпина» вспоминалась мне в радужных тонах. Двинули… Во главе с Корякиным шесть человек, включая меня. Какие указания получил наш командир? Одному богу известно. И Шефу… Спирин на связи.
Меня неотступно преследовал стеклянно-безразличный взгляд Слона, предупреждающий о нашем с ним молчаливом сговоре. Почему он оставил меня жить? В контекст событий, смертельным шлейфом сопровождающим золотой груз, это не укладывалось… вовсе не укладывалось. Пойдем от обратного: якобы докладываю Ясеневу о визите Слона. Тут же усиливается охрана, поезд перегоняют в другое место. Чем объяснить подобные действия руководству: от кого прячемся? Второе: человек, знающий о вавилонских контейнерах – кость в горле, «слоновья». Доложить о его существовании, значит начать готовиться к новой незапланированной войне с неизвестным исходом, особенно для меня. Избавиться от двух козырных фигур – заманчивая партия для Шефа.
Опять же, убив меня, Слон лишался запаса времени на подготовку захвата золота.
Он неплохо просчитал ходы. Знал, что я выполню договор.
– Так точно, товарищ подполковник, проверку закончил. – Майор Корякин положил трубку. – В пятнадцать ноль-ноль общий сбор на станции Термез, пятый товароприемник. Спирин будет там, он выдвинулся одновременно с нами. Его «столыпин» на подъездных к городу.
Я и не сомневался, что Шеф захочет проверить наличие золотишка каким-то хитрым образом… Мы сидели в кабинете начальника третьей погранзаставы, весело, оживленно пили чай, отдуваясь от жары, усталости, долгой изнурительной дороги в уазике. Капитан Рамнин, приветливый, улыбающийся, симпатизировал своим гостеприимством и доброжелательностью. Видно было, поиссох он без общения с братьями по крови. Он рассказывал нам о себе, своих друзьях, оставшихся там, в далекой России начала девяностых, к тому же мы оказались на редкость благодарными слушателями. В память врезалась незамысловатая история об одном кореше капитана по прозвищу Кадет.
Начало девяностых. Кадет
Это был мерс! Двести тридцатый. Восемьдесят девятого года выпуска. Серега подкатил к разрисованному вкусной рекламой парадному. На улице меж сугробов тусили пацаны, курили. Серега не слышал возгласов, но заметил взметнувшиеся за макушки брови. Он и купил-то его, мерс, час назад ради вот этого непредсказуемого момента. Ошарашенные увиденным, чуваки звонили по мобилам (не идти же) в ресторан: «Слышь, выползай на улицу, тут – чума! – Кадет на мерсе заехал».
Гогоча, с криком, из помещения вывалила очередная толпа переростков (больше двадцати трёх-то и не было никому). Толкаясь, они окружили супертанкер: огромный, красного цвета, хромированные колпаки на дисках, гордый мерсовский шильдик-круг на капоте. Тонированное переднее стекло очень медленно опускалось: всё! – сейчас выйдет де-Ниро…
Сначала, через щёлку, из салона на волю вырвалась первая тонна терпкого дыма вместе с истошным хохотом. Потом открылись все окна – «титаник» выпустил пар, превратив ближайшее пространство в банно-пахучий ядерный взрыв. Машина выплюнула невероятное количество людей, все вдруг стали обниматься с вновь прибывшими, ещё громче орать-смеяться. Упали в снег, за ними ещё. Смех… Добили пятки5 – пошли вовнутрь, бросая в урны беломорины… Мерс стоял, как причалил, по диагонали, занимая все свободное пространство перед входом в кабак, оттолкнув шустрые «восьмерки», «девятки» братвы, разбросав по сторонам.
Это был праздник! Сплошной и нескончаемый. Его ежедневно праздновали новоявленные бизнесмены, вчерашние подростки, его бесконечно отмечала страна. Праздник назывался «ваучерно-челночно-водочной нищетой».
Серега Кадет, как сотни его ровесников, вообще-то, жил не тужил. Жил, скажем, в Перми. Огромный серый мегаполис начала девяностых всосал в себя кровь тысяч областных и поменьше населенных центров. Неконтролируемое кровосмешение кочующих через сердце России миллионов выплескивало нереально, фантастически красивые женские лица, но… Одетые в однотипные китайские пуховики, они все пока были на одно лицо.
Малиновый пиджак. Красный «мерин» (до черных шестисотых – недолгая жизнь целого поколения). Цепура, браслет, военная выправка (отсюда «Кадет»). Безупречный внешний вид, запах Фаренгейта – плевок в морду ваучерной демократии! Страна Малиновых Пиджаков впитывала в себя красный цвет, чтобы его хватило (хватит!) окропить тысячи бесцельно и бездарно отданных Богу (Богу ли?) жизней.
Серега мутил6 на рынке. Под саксофон Синди Далфер7 из громкоговорителей бывшие совки выволакивали с толкучки розенлефы, панасоники, соньки, хитачи… Стратегический центр России расплачивался со своими рублевыми невыездными рабами японской хренотенью, которую тут же тащили на барахолку. Раздолье… А еще золотишко, да пара коммерсов приторговывает шмотками, платя нешуточные проценты за взятые в долг деньги.
Казино… Юность, азартно пролетевшая сквозь карточные игры, кидки, ломку денег, два года малолетки, год на «общем» – вход в Казино показался дверью в светлый мир забыто-яркой детской мечты. Перерыв – только переодеться и войти в образ – сна не было уже давно, друзья поражались: «Крепок, брателла!» На заднем сиденье машины покрывало (не на коже ведь сидеть), из-под накидки – ручка пистолета (газовый, но кто понимает?). Все серьезно. Черные очки (Аль Капоне) – образ завершен. Мерс плавно движется по заснеженным улицам мимо мерзлых деревянных бараков (они кругом!); в мерсе другая жизнь, в салоне качественно звучит: «На ковре из желтых листьев». Два шага через тротуар – и ты в сказке.
В тридцать пять был полностью изможден и плохо передвигался, жил в засранной коммуналке, которую получил в обмен на трешку матери после ее смерти.
Без средств к существованию. Друзья?..
Какая-то тварь облила Серегу спиртом и подожгла.
Забытый мерс еще долго гнил в далеком дворе, скукоженный, маленький, без глаз.
В дырявом полу навсегда застряли, прикипев, остатки шприцев, много…
8
– Ну, капитан, спасибо за угощение, нам пора – общий сбор…
– Давай, разведка! Неисповедимы пути твои. Обратно поедете – жду в гости, жена будет рада.
– Спасибо, обязательно заедем!
– Заметано, счастливо, брат!
Ясенев
Военно-транспортный самолет из Москвы, автомобиль «Волга» из Самарканда, упрямый осел, который довез до пункта назначения – Термез, окончательно доконав. «Шутка…» – Опустив из списка транспорта атрибут узбекского фольклора, подполковник, разбитый от нелегкой дороги, оставив двух прибывших с ним офицеров отдыхать в гостинице, побрел к станции. Пришлось надеть пиджак, чтобы прикрыть оружие под мышкой, куда ж без него в чужом городе? От этого становилось не просто грустно, а как-то одиноко среди разноцветной, воздушно-легкой одежки окружающих.
Секунда, Спирин, Кряк – все в сборе. Встреча по антитеррору в разведуправлении Узбекистана назначена на завтрашний день. С пацанами же разговор предстоит чисто установочный: кому куда, что к чему… «Столыпин» надо загрузить каким-нибудь хламом, и потихоньку, дней через пятнадцать, погнать его в Москву – готовить золотую сенсацию!
«Секунду – на Афган, благо это рядом, пусть наследит там, наладит контакт с моджахедами, чтоб не отмыться потом. За одним по наркоте пусть пошукает – приятель из посольства давно зазывал подзаработать… Секунде будет чем заняться. Тем легче обвинить его в организации ограбления Ивана-Башмака Исламским движением, щедро мною оплаченным…»
Спирин
В час дня «столыпин» во главе с капитаном Спириным был в Термезе. Из тупика в тупик, вперед-назад, пока подгоняли поезд к нужному складу – уже три пополудни. Отзвонился Ясеневу о своем прибытии и, получив приказ следовать в пятый ангар, направился туда.
Подполковник заканчивал диалог с тучным мужиком в форменной фуражке, начальником грузового депо: по жестам капитан понял, что «столыпин» чем-то хотят затарить – часть товара имеется здесь, остальное будет позже. В стороне стояли Кряк с Секундой, оба в гражданке, за ними – четыре спеца в полевой форме, при кобурах.
Шеф попрощался с собеседником. Тот, тяжело дыша, зашаркал к выходу. В огромном помещении склада душно и пыльно – система вентиляции не справлялась. Ясенев снял пиджак, бросил его на ближайшую коробку внушительных размеров и, поправив надоевшую портупею, вопросительно повернулся к ожидающему Спирину.
– Товарищ подполковник! Капитан Спирин…
– Ладно-ладно! Давай по существу.
Корякин
Картонно-бумажная взвесь в воздухе затрудняла дыхание; зажав пальцами нос, майор поспешил удалиться за груду ящиков – прочихаться. Застрял там минут на пять – аллергия на пыль с детства не давала ему покоя. Кряк чихал, слезы текли ручьем.
Сначала не обратил внимания на вибрацию мобильного в нагрудном кармане: «Потом перезвоню» Звук выстрелов дошел до сознания с третьего раза. Вытирая лицо платком, рванул к людям: они стояли большим неровным кругом. Выглянув из-за угла какого-то контейнера, постарался определить диспозицию: Ясенев держал на прицеле Секунду, Спирин – слева от подполковника, оружия в руках не видно. Спецы Кряка: один справа от Секунды, двое слева, четвертый – за ним, руки опущены, в одной пистолет, скрытый от взора Ясенева спиной впередистоящего.
Очевидно, стрелял подполковник. Палил в воздух. Причина: кто-то не выполнил приказ, скорей всего – люди майора, они ждали подтверждения Корякина.
Секунда
Как быстро все меняется в нашей жизни… словно во сне. Спирин доложил Шефу о прибытии поезда, ответил на пару вопросов, после чего подполковник предложил ему пройтись вглубь ангара – поговорить о чем-то конфиденциальном. Неторопливо удаляясь, Ясенев неохотно, медленно поднес к уху сотовый телефон. Остановились. Александр Петрович внимательно кого-то выслушал, повернулся к нам лицом. Сказать, что он побледнел, значило ничего не сказать… Он уже шел обратно, когда вдруг со всего размаха разбил трубку о бетонный пол. Через мгновение Ясенев держал в вытянутой руке пистолет, нацеленный мне в башку:
– Майор Корякин! Приказываю: Секунду под арест! – Заметив, что Корякина поблизости нет, Шеф начал стрелять в воздух… Подчиненные Кряка рассредоточились вокруг меня, но приказ выполнять не спешили.
Корякин вытащил их одновременно – пистолет и мобильный. Мельком взглянул на дисплей аппарата: неотвеченный звонок из Главного управления по антитеррору – это серьезно, но перезвонить не получится – его выход.
Ясенев, заметив появившегося из-за коробок Кряка:
– Майор, я получил приказ об аресте Секунды.
Майор кивнул своим спецам – бойцы, слева и справа от их недавнего напарника, достали оружие и взяли того на прицел. Кряк, держа пистолет дулом в пол, замкнул воображаемый круг, остановившись напротив Спирина:
– Товарищ подполковник, разрешите звонок – «тройка» вызывает.
– Подожди, майор, давай арестанта в поезд!
– Товарищ подполковник, я должен перезвонить.
– Спирин! – Помощник Ясенева уже выхватывал «макар» и направлял в Корякина. – Майор, выполняйте приказ, иначе за неисполнение… Звони в вагон, пусть сюда идут! – скороговоркой шипя это Спирину, подполковник сместил пистолет с Секунды на Кряка.
Спирин нехотя полез в карман за трубкой, мушка – на майоре, командире группы. В тот же момент два оставшихся бойца вскинули стволы в направлении Ясенева. Подполковник под смертельным взглядом оружия лишь успокоился, сконцентрировавшись в преддверии скоротечного боя:
– Вызывай! – напряженно, сомкнутыми губами Спирину.
И нажал на курок.
Как быстро все меняется в нашей жизни. Два выстрела прозвучали почти одновременно. Спирин выстрелил первым – начальник спецсопровождения «золотого поезда», держа на прицеле майора Корякина, левой набирая телефон подмоги, интуитивно почувствовал движение курка Шефа и опередил того на долю секунды. Подполковник, дернувшись, получив пулю в живот, свою послал сантиметра на два выше цели – то есть моей головы.
На лице Ясенева ухмылка. Он ожидал чего-то подобного. Не здесь, не сейчас и не от Спирина, но ожидал, предчувствовал. Все звери это чуют, поэтому действуют на опережение. Так он и поступал всю жизнь, но в этот раз не успел, несмотря на то что был предупрежден: подполковнику позвонил человек из управления вслед за пропущенным сигналом майору Корякину – Ясенева просчитала контрразведка, в запасе день, пора сливать воду. Не успел…
Внутри тела боль адская! Но Ясенев все видел четко: на него смотрела смерть своим огромным черным дулом. Финальных фраз не будет – это не дешевый боевик, это жизнь с ее звериным оскалом, вернее, ее конец. Выстрел! Контрольный в голову. Капитан Спирин вложил оружие в кобуру, обвел взглядом присутствующих. Его глаза светились золотом Вавилона.
Мы стояли над трупом подполковника, воплощением центра порочного круга, замкнутого на каждом из нас, посвященных в непрекращающееся нещадное роковое действо, которое было согласовано нами троими там, в Душанбе, на задворках железнодорожной станции во время дружеского чаепития в гостях у Спирина, когда я принял решение раскрыть тайну поезда.
– Товарищ генерал, как только будет оформлен материал, состав направится в Душанбе. – Майор Корякин, назначенный командиром группы до прибытия в Москву, докладывал обстановку: – Так точно, товарищ генерал, два трупа: подполковник Ясенев и помощник по прозвищу Слон. Его вычислил и упаковал капитан Спирин – под прикрытием Ясенева Слон связывался с боевиками Исламского движения Узбекистана. Так точно! Они находятся в морге военного госпиталя. Место происшествия осмотрено и запротоколировано офицерами, прибывшими в Термез с подполковником Ясеневым.
Слон неплохо просчитал ходы. Но разве можно просчитать Случай?
Последние дни я просыпался в холодном поту от непрестанно мучивших кошмаров про бесконечную погоню за проклятым золотом.
Читаю: «По прибытии в Афганистан в двухнедельный срок доложить о готовности к приему груза. Пароль-отзыв, рабочие документы торгового представителя ждут в назначенном месте, связь через курьера. Корякин. Точка». Думал, отдохну, кофейку попью.
9
«Что может нарушить гармонию жизни?» – Хороший вопрос для киллера, потерявшего лучшего друга. К тому же участвовавшего в убийстве, подготавливавшего его… Все произошло быстро и неожиданно. Не совсем так, как договаривались в Душанбе, но мы и не могли предположить, что в наш план вторгнется маэстро Случай – кто знал, что Ясенева вели, и именно тогда, на складе в Термезе, наш расклад взорвется звонком из управления и поставит под вопрос две жизни – мою и моего друга Санька… Бывшего друга. Если бы не телефон… Вечное «если»! Само собой разумеется, у подполковника был план – момент предполагал ликвидацию, никак иначе, вместе с неизбежным обречением стать козлом отпущения: Шеф, предчувствуя опасность, должен был слить меня как организатора, тут всё понятно… Не просчитал он лишь игру в обе стороны Корякина-Кряка, отвечавшего в таджикско-узбекской операции за мою безопасность. Игру просчитал я – и остался в живых, надолго ли?
Даже здесь, в пустыне, я продолжал решать в тревожных снах неразрешимые вопросы, оставшиеся за гранью реальности, которая вовсе не уступала своей запутанностью видениям. Пробуждения были мучительны.
Двойной вдох, тройной выдох – трусцой огибая невысокие колючки, бодро нарезал третий круг вдоль бетонного забора военного городка под Кабулом. Никуда не спешил – просто ежедневная утренняя пробежка по территории бывшей советской базы, занятой американскими миротворцами. Здесь мне выделили отдельный номер на первом этаже двухэтажной гостиницы с выходом во внутренний дворик. По утрам командировочные, в основном из натовского контингента, энергично болтались на турниках, усиленно били руками-ногами по плотным грушам из песка, отжимались, кто с сигаретой во рту, а кто и с наглой ухмылкой. Я же обычно минут сорок бороздил тоскливый пейзаж, не радующий свежестью.
Я – служащий российского представительства в Североатлантическом альянсе по транзиту грузов невоенного характера через Россию в Афганистан. Само представительство в Кабуле. Мы же, торговые агенты, осуществляющие контакт с коалиционными силами по всей стране, курсировали по неспокойным городам и весям. Вбежал на пропускной терминал – на воротах ко мне привыкли за неделю:
– Жив еще? – Мне, традиционно.
– Still overground… – в ответ.
– Хай!
– Hi! – Это мой новый знакомый, крепенький американский полковник, с голым торсом разминающийся на спортплощадке, приветствует меня. «Привет-привет!» – в ответ.
Последние четыре дня мы коротали с ним душные вечера в баре при гостинице, либо просто выезжая в город, не балующий ночными развлечениями. Полковник слыл, или хотел казаться, знатоком амурных дел, но – Афган, Кабул… какие уж там шашни! Американцы то вводили комендантский час, то отменяли его – талибы не спали… вообще не спали! Если выдавалась спокойная, без взрывов, ночь, знай: назавтра не уснуть, что-нибудь да придумают, сволочи… От безобидных трассирующих фейерверков до реальных подрывов миротворцев, «своих» ли афганцев: им, талибам, без разницы. Активизировались они сравнительно недавно – год назад, до выборов Обамы, здесь еще было полно приезжих.
Наконец-то у меня появилось время все обдумать. Прощание с группой Корякина, переход границы прошли быстро, спонтанно. Время спуталось в неровные обрывки минут, часов. Обрывки памяти не складывались, так и валялись на полу сознания неровной кучей, пока я не оказался здесь. Потребовалась неделя, чтобы собрать себя из самого себя же.
Друг Шефа из посольства радушно меня встретил, как договаривались, на развилке «Мазари-Шариф – Хайратон» в пятидесяти километрах от границы с Узбекистаном. Друг был искренне опечален смертью Ясенева, но, что ожидаемо, печаль быстро улетучилась при упоминании о деньгах. Звали его Джахонгир Ильхомович, причем принципиально именно так – по имени-отчеству. Упертый, что свойственно таджикам, подозрительный, что вообще свойственно… нашей работе. На панибратское «Джаник» перейти не разрешил. Свою роль в моей афганской судьбе обозначил сразу – где предстоит работать, под какими документами, с кем связываться, какие обязанности исполнять, и сколько это будет стоить… мне, нам. Цель пребывания – получить груз. Роль Джахонгира – посодействовать в сохранности этого груза. Под видом гуманитарной помощи я должен сплавить товар по назначению. Конечное направление пока неизвестно.
Чудно… Думал, все рухнет вместе с исчезновением Ясенева. Но Система как ни странно продолжала работать. Или этот рывок – последний? «Свой паренек» Корякин сыграет ва-банк?.. Я знал о его криминальных подвигах на чеченской войне, должен был знать – это и являлось тем рычагом, которым пользовался Шеф, что заменяло не дружбу, нет, лучше сказать «братство по крови», ведь все мы люди далеко не идеальные, каждый со своей, отнюдь не гладкой, историей. Главное – удалось избежать международного скандала.
В любом случае, пока идет расследование узбекской операции, у нас есть время. Связи, которые Шеф имел в верхах, не восстановить, поэтому надо использовать имеющиеся в наличии возможности и средства. Корякин, Спирин находились под следствием, но не под подозрением, что важно. Золото – у нас, и в курсе золотой тайны трое. Не исключал и того, что Шеф при жизни вообще собирался поставить жирную точку-кляксу в вавилонской эпопее, сдав поезд властям вместе со мной и иже с нами. Учитывая все, плюс неплохой банковский счет в европейском банке, плюс относительную безопасность вдали от родины, я сделал вывод не предпринимать резких движений… как обычно предусмотрев двойной, тройной исход предполагаемой ситуации. В память о Шефе.
«Где они откопали это чудо?» – Держал в руках малогабаритный пистолет-пулемет «Аграм», хорватское изобретение для партизанской войны. Оружие заказывал у Джахонгира – просил удобное, компактное. Вот и получил. Ждал, конечно, чего-нибудь посовременней да поприцельней, но… на нет, так сказать. До суда, думаю, не дойдет.
Спусковой механизм, возвратная пружина с направляющим стержнем, затворная коробка, глушитель – жестко все, неудобно, хоть и заводская сборка. В дополнение ко всему – рукоятка взведения слева, наследие немецких соседей. Усмехнулся, вспомнив наши выезды на стрельбище из колонии строгого режима в конце девяностых. Кум, Санек Ясенев, договаривался с военными, и мы, за небольшие по тем временам деньги, расстреливали тысячи патронов из разных видов оружия. Там, на засранных умирающих советских полигонах, формировалось наше преступное сообщество, потерявшее недавно своего кормчего – Санька. «Х-ха!» – Невольно натыкался на необходимость соотносить свои действия с непокидающим память образом старого друга. Что это, сентиментальность, потерянность, муки грешника? Зачем мучиться без видимой перспективы воздаяния? Или предчувствие.
Непонятно, с кем тут воевали американцы? Ответ одновременно и сложен, и прост: американская мечта в лучшем ее понимании – Свобода, равные Возможности, столкнулась со Свободой и равными Возможностями, но другими, не заокеанскими, которые никогда друг друга не поймут и не соприкоснутся, ни-ког-да! Как сгорят героиновые деньги под взглядом каменного бомианского Будды, так упрется голливудское чудо хеппи-энда в чудовищной силы исламскую веру. Поэтому Будду лучше было безжалостно взорвать, что и сделали талибы, а Афган лучше стереть с лица земли, чем и занимались американцы. Истребление одной цивилизации другой цивилизацией не приведет ни к чему хорошему – но эти-то, америкосы, ищут террористов в мутной исламско-мусульманской воде, сами превращая в террор всё, с чем соприкасаются. Мутная вода на руку мне, нам, перешагнувшим закон, но их-то, типа спасителей! – убивают каждый день. Вот она – жажда глобального влияния: не нужны им террористы, им нужны территории, земли!
До драки не доходило, но примерно так, почти враждебно, заканчивались наши с полковником похождения по ночным кабульским барам. «Идеология, блин!» – Накачиваясь спиртным, мы перешагивали дипломатический уровень и становились антагонистами – представителями двух великих держав, борющихся за мировое превосходство, не менее. Официальный запрет на алкоголь не преграда, в поисках горячительного Джек казался неумолимым. Холодная словесная война доставляла мне, да и ему, видимо, немалое удовольствие – жизнь вокруг, словно пустыня, высушивала эмоции, заставляя искать укрытие как снаружи, так и во внутреннем мире, в том числе в общении. Утром просыпался улыбаясь, чувствуя себя патриотом – дал шороху америкосу!
Завершалась вторая афганская неделя. Дружок Джек засобирался, готовясь к передислокации – не раскрывая профессиональных тайн, дал понять, что его работа связана с продовольственным обеспечением различных родов войск. Не пыльно, но ответственно. Остальное не сложно домыслить. Понимал, что офицер подобного уровня в любом случае связан с разведкой. Мне почему-то казалось, ситуация под контролем. В этот раз я не получил инструкций, чем занимался покойный Шеф, разжевывавший предстоящую делюгу́ по кусочкам. Хм, второпях мы сунулись в чужую страну неподготовленными – быть бы живу, да спасти-сохранить золото, наш пропуск в безбедную старость. Да, Джека я не просчитал, не успел…
«Минная опасность!» – написано на стенах таких родных, советских еще хрущоб. Граффити… Я шел с главпочтамта на свою запасную явочную резиденцию – в недорогую гостиницу «Серебро». С посольским людом приходилось общаться по официальным каналам связи иногда с почты, иногда с отеля. Там же по необходимости встречался с Джахонгиром и парой-тройкой его помощников. При желании отель могли вычислить, что несложно, но никто не знал о моей третьей квартире, находящейся в гестхаузе, частном кубическом особняке на правом берегу реки Кабул, вдали от центра. В затерявшемся среди кривых улочек, старинных застроек и небольших арыков доме, хранил ноутбук, единственную связующую нить с Кряком, и пистолет-пулемет «Аграм».
Джек Кровиц, полковник интендантской службы вооруженных сил США, ждал меня у входа в гостиницу. Улыбался, как улыбаются друзьям: да, выпили мы немало, даже как-то подцепили двух подружек-узбечек, которые успешно слиняли в ответственный момент, но…
Сели в знакомом баре посреди городского центра. Джек хотел сказать что-то важное. Запрос в картотеку ЦРУ подтвердил его подозрения в моей принадлежности к российской службе обеспечения. В списках официальных представительств русского друга также не оказалось. Вспомнился Шеф: кто-кто, он-то бы внес меня в любой список – это провал! Как все просто. Пахнуло старым фильмом, я напрягся: я ж не разведчик, а преступник, хм… хотя к подобному моменту-развязке готовился всю жизнь, и был готов, в принципе. Окружающий мир взорвался вдруг грохотом крикливого, бесшабашного базара! – меня оглушило внезапностью осознания проигрыша. И я не видел смысла дергаться, устраивать стрельбу – Джек зацепил плотно, предупредив о непредсказуемых последствиях в случае непредвиденных выкрутасов.
Медленно брели мимо зазывающих торговцев псевдоантикварными сувенирами. Я сливал полковнику информацию про поезд, напичканный золотом Вавилона. Понятное дело, Джахонгир не мог запустить мохнатую лапу дальше своего носа, то есть выше уровня посольской ответственности, поэтому привязал меня к торговой должности уж слишком поверхностно – для иностранной разведслужбы сложности в идентификации не представлялось. Пока есть шанс, надо жить. Шанс дал Джек. Я понял: его долг офицера столкнулся с деньгами, огромными! – и деньги победили. Что это: «Служение отечеству уступило перед соблазном наживы?» – Не знал ответ – до того ли мне было?
В нашей схеме появился «друг», наглухо связанный с Интерполом, разведкой и черт его знает, с чем еще, но я остался жив. А золото… Соглашусь с Исламом, проповедующим отрешение от всего мирского еще до выхода из грешного мира – бог с ним, золотом… пока.
* * *
Майор Корякин чувствовал шаткость своего положения. Вместе со своим отрядом он поступил в распоряжение двух офицеров войсковой разведки, прибывших в Термез ранее с подполковником Ясеневым. Расследование нападения боевиков на поезд маслолицего майора-предателя неотвратимо переросло в разбор полетов на пятом товароприемнике. Конечно, всех собак спустили на Ясенева: он получил сигнал (следствие интересовалось, кто предупредил?), стрелял, пытался арестовать Кряка. Корякин, также получивший информацию о продажном подполковнике, отстреливался, но промазал, поэтому Спирину пришлось вмешаться. Все произошло неожиданно, упор – на самозащиту и на внезапную пальбу сволоча Ясенева.
Кольку-Секунду – с ковра вон! Толстый начальник грузового депо Кольку и не вспомнил, защищая задницу от неминуемого возмездия. То, что прикрывала форменная фуражка увальня, вообще всё позабыло со страху, уж тем более не говоря о материальной близости к подполковнику Ясеневу. На следующий день спецназовцам возвратили оружие, дали задание: через три дня вернуться в Душанбе, там отчитаться-отписаться – и домой; мол, в Москве продолжим шерстить, а тут пусть спецура порыщет. Скандальчиком попахивало, и каким!
За три дня состряпать версию на проход в Афган – нереально. За три дня подготовить согласования, концы, оплату счетов – невозможно. Связаться с Джахонгиром, оформить документы для более-менее правдивой легенды под Секунду: не-мыс-ли-мо! Но… Через три дня Секунда пересек афганскую границу в качестве торгового представителя. «Не в кубики играем!» – Золото не должно засветиться ни в коем случае. Иначе… что иначе? Вот от этого «иначе» и уворачивался всю жизнь старый солдат Серега Корякин по прозвищу Кряк, шкурой своей впитавший войну, предательство и обратную сторону человеческих законов…
