«Клубничка на березке. Сексуальная культура в России» kitabından alıntılar, sayfa 8
Лесбиянки в Москве, конечно, были, но к уважаемым женщинам этот одиозный термин не применяли, а сексуальных аспектов женской «романтической дружбы» предпочитали не замечать. Мало кому приходило в голову подозревать что-то дурное в экзальтированной девичьей дружбе или в «обожании», какое питали друг к другу и к любимым воспитательницам благонравные воспитанницы институтов благородных девиц. Романы Лидии Чарской вызывали у читательниц только слезы умиления. Достаточно спокойно воспринимала общественность и стабильные женские пары. Одна из первых русских феминисток, основательница литературного журнала «Северный вестник» Анна Евреинова (1844—1919) много лет прожила совместно со своей подругой жизни Марией Федоровой, а Наталия Манасеина, жена известного ученого, даже оставила мужа ради совместной жизни с поэтессой-символисткой Поликсеной Соловьевой (1867—1924).
Первым художественным описанием лесбийской любви в русской прозе стала книга Лидии Зиновьевой-Аннибал «Тридцать три урода» (1907). Сюжет ее в высшей степени мелодраматичен. Актриса Вера расстраивает свадьбу молодой женщины, в которую она влюблена, покинутый жених кончает жизнь самоубийством, а две женщины начинают совместную жизнь. В уставленной зеркалами комнате они восторженно созерцают собственную красоту и предаются упоительным ласкам, на которые не способны примитивные любовники-мужчины. Видя себя глазами влюбленной Веры, юная красавица уже не может воспринимать себя иначе. Однажды она позирует нагой сразу тридцати трем художникам, но нарисованные ими портреты не удовлетворяют ее: вместо созданной Вериным воображением богини художники-мужчины нарисовали каждый собственную любовницу, получилось «тридцать три урода». Однако блаженство совместной жизни продолжалось недолго. Болезненно ревнивая Вера понимает, что ее молодая подруга нуждается в общении и не может обойтись без мужского общества, и мучается тем, что рано или поздно она потеряет ее. И когда подруга согласилась на поездку с одним художникам, Вера в отчаянии покончила с собой.
Большинство любовных связей между женщинами оставались фактами их личной жизни. Роман Марины Цветаевой и Софьи Парнок оставил заметный след в русской поэзии (см. Karlinsky, 1987; Полякова, 1997; Бургин, 2000; Труайя, 2003).
Все юноши, в которых влюблялся Кузмин, были бисексуальными и рано или поздно начинали романы с женщинами, заставляя Кузмина мучиться и ревновать. В посвященном В. Князеву цикле «Остановка» есть потрясающие строки о любви втроем («Я знаю, ты любишь другую»):Мой милый, молю, на мгновенье
Представь, будто я – она.Кузмин был своим человеком в доме поэта Вячеслава Иванова (1866—1949). Глубокая любовь к жене Лидии Зиновьевой-Аннибал не помешала Иванову одновременно увлекаться молодым поэтом Сергеем Городецким (1884– 1967), к которому обращено знаменитое стихотворение «Китоврас» (1906):Я вдали, и я с тобой – незримый, —
За тобой, любимый, недалече, —
Жутко чаемый и близко мнимый,
Близко мнимый при безличной встрече.
(Иванов, 1911. С. 89) В петербургский кружок «Друзей Гафиза» кроме Кузмина входили Вячеслав Иванов с женой, Лев Бакст, Константин Сомов, Сергей Городецкий, Вальтер Нувель, юный племянник Кузмина Сергей Ауслендер. Все члены кружка имели античные или арабские имена. В стихотворении «Друзьям Гафиза» Кузмин хорошо выразил связывавшее их чувство сопричастности:Нас семеро, нас пятеро, нас четверо, нас трое,
Пока ты не один, Гафиз еще живет.
И если есть любовь, в одной улыбке двое.
Другой уж у дверей, другой уже идет.
(Цит. по: Богомолов, 1995. С. 81)
Каковы бы ни были сексуальные практики этого периода, эротика получила права гражданства в русской поэзии (Алексей Апухтин, Константин Бальмонт, Николай Минский, Мирра Лохвицкая), а затем и в прозе – рассказы Леонида Андреева «В тумане» и «Бездна» (1902), «Санин» Михаила Арцыбашева (1907), «Мелкий бес» Федора Сологуба (1905), «Дачный уголок» и «В часы отдыха» Николая Олигера (1907), «Гнев Диониса» Евдокии Нагродской (1910), «Ключи счастья» Анастасии Вербицкой (1910—1913) и т. д. Новые краски в традиционный для русской культуры «стереотип женщины как носительницы нравственного потенциала внесли А. Куприн (противопоставив сильную, “естественную” женщину разрушенному цивилизацией мужчине), И. Бунин (показавший благодать эротического женского “заряда”, солнечно озаряющего тусклый мужской мир), Л. Андреев, спрятавший свой испуг перед женщиной за утверждением особой правды “тьмы”, доступной только ей, которую – во имя собственного спасения – должен принять мужчина, постоянно находящийся (и тоже “благодаря” женщине) на краю “бездны”» (Михайлова, 2004. С. 101). О собственной сексуальности и субъективности впервые заговорили и сами женщины, выступающие в роли не только жен и любовниц, но поэтов и писательниц (Жеребкина, 2001).
Роман Марины ветаевой и Софьи Парнок оставил заметный след в русской поэзии. Марина была уже замужем ,имела двухлетню дочь, отношеня с Парнок были для нее необычными:
- Сердце сразу сказало: -Милая!
-Все тебе-наугад-простила я...-Кто был охотник?Кто-добыча?
-Все дьявольски наоборот!..
Почти все иностранные путешественники и дипломаты, побывавшие на Руси в XV—XVII вв. (Сигизмунд Герберштейн, Адам Олеарий, Жак Маржерет, Самуил Коллинз и др.), отмечали широкое распространение содомии во всех слоях общества и удивительно терпимое, по тогдашним европейским меркам, отношение к ней. Английский поэт Джордж Тэрбервилл, посетивший Москву в составе дипломатической миссии в 1568 г., был поражен открытой содомией русских крестьян даже сильнее, чем казнями Ивана Грозного.
Анекдот рассказывает, как в партком поступило заявление жены, что ее муж не выполняет своих супружеских обязанностей. В чем дело? - спрашивают виновника. - Прежде всего, товарищи, я импотент. - Нет, - обрывает партсекретарь. - Прежде всего ты - коммунист!
Отношение к телу - одна из важнейших ценностных ориентации любой культуры. Тело - не простая физическая, природная данность, а социальный конструкт.
1930-1956: торжество тоталитаризма; курс на укрепление брака и семьи командно-административными методами; установление тотального контроля над личностью; отрицание и подавление сексуальности; ликвидация сексуальной культуры.
Для западного человека, за исключением подростков, мода - лишь ориентир, который не только не исключает индивидуальных вариаций, но даже требует их. Никто не хочет быть похожим на других. Для совка мода - своего рода обязательная униформа: надо одеваться, говорить и действовать, "как все".
Предложение поручить людям ,развалившим экономику ,контролировать культуру ,звучит издевательскою пародией ,Но именно это партия делала на протяжении всей своей истории и хотела бы делать вечно - ничего кроме запрещать , ее кадры попросту не умели (с) Игорь Кон .