Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины – ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу! И. С. Тургенев

С приходом зимней поры, когда все побочные дела мирской суеты отходят от нас, хорошо думается и вспоминается о давно ушедшем времени детства, отрочества, юности. В нашей уральской стороне зима устанавливается во второй декаде ноября месяца. Бывает и так, что вначале приходят заморозки, образуется корка замёрзшей земли, вскоре выпадает первый снег, наступает зима без осенней распутицы. Благодатная пора зимы в наших краях проходит при большом количестве солнечных и морозных дней. Частенько просыпаешься утром, а в разрисованные морозом окна заглядывают первые лучи восходящего солнца. Окна как бы подсвечиваются снаружи дома. Замысловатые росписи на стёклах окон придают нашим комнатам особую нарядность, красивое убранство, подаренное нам самой природой. Во всём доме царит тепло и уют от проказ матушки-зимы. Хочется скорее привести себя в порядок после сна, выйти на улицу, подышать воздухом морозного утра, посмотреть на сверкающий снежок в лучах восходящего дневного светила! Хорошо зимой в деревне! Чистый снежный покров шалью укрыл всё живущее под ним земное пространство и, только чернеющие кроны деревьев одиноко торчат над белизной покрывала. Почти ежедневная расчистка двора от выпавшего ночью снега взбадривает тебя от вялости физического бездействия, приводит весь организм в желанное рабочее состояние. После утреннего чаепитья у русской печки, тепла исходящего от неё, хочется взять интересную книжечку и примоститься на сундучке у её тёплой стенки. Наступают часы блаженства зимнего дня, когда можно читать до бесконечности, до засыпания у тёплой печи, зная, что сегодня тебя никто не потревожит! Из ранних книг детства запомнилась красиво оформленная и легко читаемая книжечка «Бежин луг», автор Иван Тургенев. Тульский дворянин, Иван Сергеевич, заядлый охотник и путешественник по своим лесным угодьям, оказался проницательным и прозорливым литературным художником, чутким ко всему, умеющим подмечать и описывать самые незначительные, мелкие детали пейзажей русской природы.

Одна из первых прочитанных мной книг раннего детства.

Тургенев в совершенстве овладел мастерством описания. Все его картины живы, ясно представлены, наполнены звуками. Тургеневский пейзаж психологичен, связан с переживаниями и обликом персонажей рассказа, с их бытом. Пейзаж в рассказе «Бежин луг» играет важную роль. Можно сказать, что весь рассказ пронизан художественными зарисовками, которые определяют состояние героя, подчёркивают его настроение, чувства, определяют внутреннее напряжение. «Бежин луг» начинается как раз с пейзажных зарисовок. Автор описывает прекрасный июльский день, когда «все краски смягчены, светлы, но не ярки», когда чувствуется «трогательная кротость» природы, воздух сух и чист. Предстают перед глазами эти картины и чувствуются запахи полыни, сжатой ржи, гречихи, о которых упоминает автор. Проходящий день чудесен! Герой доволен охотой за тетеревами. Однако чувство спокойствия и гармонии длилось недолго. Наступил вечер, начало смеркаться. Охотник сбился с пути, заблудился, им овладело внутреннее беспокойство. С помощью описания природы автору удаётся показать его смятение. Героя повествования сразу охватила неприятная, неподвижная сырость, отчего сделалось жутко. Уже «носились» летучие мыши, и запоздалые птицы торопились в свои гнёзда. По мере того, как охотник понимал, что заблудился серьёзно и по темноте сегодня из леса уже не выберется: «ночь приближалась и росла, как грозовая туча», отовсюду «лилась темнота». И вот, когда надежда добраться до дома окончательно оставила героя, он вышел на Бежин луг, где деревенские ребята сидели у костра. Они пасли табун лошадей. В простой, привычной для них обстановке дети рассказывали друг другу разные истории. Охотник присоединился к ним. Постепенно чувство тревоги ушло и сменилось новыми чувствами: спокойствием, умиротворением. Он стал любоваться небом, рекой, потрескивающим пламенем костра, наслаждаться особенным, томительным и свежим «запахом русской летней ночи». С любопытством рассказчик слушал истории ребят. В самые напряжённые моменты рассказов природа, будто прислушиваясь к ним, посылала небольшие сюрпризы. Всякий раз в самый страшный момент что-то происходило. После рассказа Кости о встрече плотника Гаврилы с русалкой ребята слышат «протяжный, звенящий, почти стонущий звук о помощи», который неожиданно возник из тишины и медленно разносился в воздухе. История, рассказанная Илюшей о том, как псарь Ермил повстречал нечистую силу в образе барашка, пугает детей ещё больше потому, что вдруг неожиданно собаки поднялись и с судорожным лаем бросились прочь от огня и исчезли во мраке. Рассказ о покойниках и предвидении смерти вводит ребят в задумчивость. Белый голубок, откуда ни возьмись подлетевший к костру, покружившийся на одном месте и растворившийся в ночной мгле, наводит их на мысль о том, не праведная ли это душа, летящая на небо. «Странный, резкий, болезненный крик цапли», раздавшийся в тишине, служит переходом к разговору о загадочных и страшных звуках: так может душа «жалобиться» или кричать леший. Все эти картины передают тревогу, страх, напряжение ребят, подчёркивают их настроение. «Божьи звездочки», внимание к которым привлекает маленький Ваня, помогает всем детям увидеть красоту ночного неба. Похожую историю ночного выпаса лошадей я пережил с мальчишками нашей улицы, далёкого села Зауралья. По соседству с домом главного лесничего Смердина, находилась конюшня местного лесничества на нашей улице. Конюх дядя Лука однажды попросил нас помочь ему в ночном выпасе. С разрешения родителей мы отправились в сумеречный вечер за околицу села, сидя на лошадках. Нас набралось восемь верховых всадников вместе с дядей Лукой. Лошадки двигались шагом. Путь проходил по берегу пруда. Мы сделали остановку, чтобы досыта напоить лошадей перед долгой ночью их выпаса. Освобождённые от уздечек лошадки с жадностью принялись всасывать воду, периодически фыркая от удовольствия питья чистой прохладной водички. Такая картинка достойна кисти художника. Красота строения тела лошадок, их природная способность служить человеку в его трудах всегда вызывают внутренний тихий восторг при общении с этим животным! После остановки на водопой продолжаем путь лесной дорогой к просеке, поросшей ароматной травой. Распускаем лошадей на вольную – одеваем нескольким лошадкам колокольчики на шею и отводим к полосе травы кормиться. А мы, оставшиеся свободные от дежурства по выпасу, готовим лежанки и костёр для обогрева в прохладную ночь. Дежурный пастух наблюдает за перемещением лошадей во время их кормёжки и следует за ними, чтобы не потерялись в лесной глуши. Свободные от вахты пастухи располагаются у костра в ожидании своей очереди пасти. Так мы провели незабываемую ночь в тишине и звуках леса, живущего своей загадочной природой, полной таинства и красоты. Такие воспоминания детства согревают нас на протяжении всей нашей взрослой жизни. Я хорошо помню лица и имена моих друзей детства. Мы часто называли друг друга придуманными нами добрыми, звучными «кличками». Позднее я узнаю о существовании других рассказов автора о природе и жизни крепостных людей той далёкой поры. В школьной библиотеке нахожу сборник Тургенева «Записки охотника» и с жадностью его прочитываю. Для меня открылся писатель, научивший понимать красоту русской природы, заставивший задуматься о жизни простого народа России девятнадцатого века, писатель ввёл меня в красоту русского языка во всём его многообразии, выразительности и простоте передачи сложных переживаний человеческих чувств. По мере взросления мне как бы открылась энциклопедия русского литературного языка. Литературное мастерство Тургенева помогло мне лучше почувствовать красоту родной природы, обратить внимание на то, что происходит в ней во времени – ежеминутно, ежечасно, когда вживую общаешься с ней в лесу, на заливных лугах во время охоты или сидя у ночного рыбацкого костра.

Моя любимая книжка детства. 1957 год.

Знакомство с красотой Русской природы продолжилось у меня с особым чувством восторга весной, начиная с четвёртого класса, а развилось в полной мере до восхищения от её многообразия и многоликости, когда в нашем доме появилась книга Михаила Михайловича Пришвина «Дорога к другу» (Москва: издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая Гвардия», 1957 год). Её привезла к нам в дом из Тюмени Антонина Петровна Емельянова, как подарок брату Серёже, в день его совершеннолетия в 1961 году. Мне шёл тогда десятый годок. Антонина Петровна – давняя знакомая наших родителей, в бытность жизни нашей семьи в Тюмени до 1953 года. Она работала заведующей городской библиотекой по улице Старой Ямской. Тётя Тоня знала до тонкости детскую душу и какую книгу Сергею подарить в такой памятный день для него. К тому времени чтение становилось моим главным занятием в каждую свободную минуту. Эта книга и сейчас живёт со мной, на моей «Золотой книжной полке». В ней собраны на протяжении моей уходящей жизни книги, дорогие и близкие моему сердцу, к которым тянется душа в поисках светлого, доброго, что дарит нам мир, окружающий нас. Эта книга стала настольной для всех нас детей. И наша мама очень любила её почитать в часы отдыха от домашних дел. Особенно нам нравилось читать «Календарь природы». Автор в мельчайших подробностях передаёт приметы смены времён года, а описание весны, подмеченное Пришвиным, это вообще вершина его писательского мастерства. Услышать, а не увидеть первые ручьи, редко кому удаётся. Писатель передаёт таинство первого ручья в зарисовке «Первые ручьи»:

«Я услыхал лёгкий, с голубиным звуком взлёт птицы и бросился к собаке проверить, – правда ли, что это прилетели вальдшнепы. Но собачка Кента спокойно бегала. Я вернулся назад любоваться разливом и опять услышал на ходу тот же самый голубино-гулькающий звук. И ещё и ещё. Наконец я догадался перестать двигаться, когда слышался этот звук. И мало-помалу звук стал непрерывным, и я понял, что где-то под снегом так поёт самый маленький ручеёк. Мне так это понравилось, что я пошёл, прислушиваясь к другим ручьям, с удивлением отличая по голосу их разные существа».

Первые ручьи. Из архива Д. Леднёва, п. Заводоуспенское, Урал, 2013 год

С ватагой ребятишек мы любили пешие прогулки в лес с середины марта, когда на Урале солнышко начинает пригревать, снег оседает. В морозную ночь образуется наст из плотного влажного снега, и по нему можно ходить, не проваливаясь в его глубину. В эту пору года снег выкристаллизуется, становится пористым, как манный пирог, поверхность его начинает приобретать слабый оттенок синевы. С восходом солнца снежные поля блестят, переливаются отражёнными лучами, начинаешь щуриться от видимой яркой картины весны! В такие прогулки мы брали с собой пёсика по кличке Дик – собачка, живущая в нашем дворе, прирученная старшим братом Германом. Пёсик с незапамятных времён жил в конуре у крыльца дома Германа и считался общим жильцом нашего двора. Каждое утро в любое время года начиналось со встречи с ласковым пёсиком. Он подбегал к нам, вытягивал мордочку и жался к телу. Мы обнимали его за шейку, поглаживали возле ушек. Он начинал скулить и ещё больше прижимался к нам. Его тепло приятно передавалось нам. После взаимного обмена утренними ласками выносили ему миску тёплой еды. Заканчивая трапезу, он подходил к ноге, садился на задние лапки, мордочкой потирался о нас. В нём жила живая душа, как в ребёнке трёх-четырёх лет. Дик прожил с нами, детьми, до нашего подросткового возраста. Старший брат Герман ходил с ним на охоту – на боровую и водоплавающую дичь.

Брат Герман с Диком по дороге на охоту, январь 1965 года. Фото из архива Германа

Собачка хоть и не породистая, но имела обострённый нюх, быстро находила тетеревов, глухарей, рябчиков, уток на воде. В зимнее время Герман ходил с ним охотиться на зайцев. Дик быстро находил заячьи тропы и загонял зайцев навстречу идущему охотнику. Годами отлаженное совместное существование человека и умной собачки однажды неожиданно для всех нас беспричинно и загадочно оборвалось. Стояла снежная, довольно тёплая зима для здешних широт крайнего юго-востока Зауралья. Герман, как всегда, любил в такую пору выбраться на охоту за зайцами с умным наводчиком Диком. В январе месяце 1965 года они отправились по дороге на торфяной участок, что находится в шести километрах на север от нашего посёлка Заводоуспенское. Углубились в смешанный лес, заросший мелким кустарником, Дик умчался вперёд охотника искать заячьи тропы. Через некоторое время Герман услышал далёкий лай собачки. Поспешил в сторону зазывного лая. Пока искал друга, звуки лая прекратились. Брат долго бродил по лесу искал любимую собачку. Начало смеркаться, приближалась ночь. Охотник поспешил домой без нашего друга-любимца Дика. Во все последующие дни Герман со своими друзьями-охотниками искали собачку на большом пространстве от места пропажи, но так и не нашли нашего дружка. Брат ездил на торфяной участок, встречался с местными жителями, рассказал о своей пропаже, пояснил приметы собачки, что она не злобная, легко идёт на контакт с человеком, бояться её не надо, иначе сами спугнёте её. В случае появления такого пёсика – сообщить немедленно ему. Но, увы – прошли месяцы, год и годы, а такой собачки вся округа нашего посёлка не встречала. По прошествии многих лет бывалые охотники выразили Герману такую мысль – Дик, вероятнее всего, провалился в медвежью нору и погиб, разодранный медведем. Тот лес, где охотился Герман, изобилует грибами, люди часто его посещают в осеннюю пору и никаких наружных останков собачки не находили. Значит, он действительно лежит где-то в норе, заваленный землёй и ветками, после ухода медведя на другую зимнюю лёжку, раз его здесь потревожили. Другого просто не дано.

Фото из кинофильма «Белый Бим черное ухо»

У нас остались многочисленные фотографии, где мы запечатлены при общении с нашим дружком Диком. То время остановилось в нас светлым чувством воспоминания детства. Я часто с грустью смотрю фильм, снятый по рассказу Гавриила Троепольского «Белый Бим Чёрное ухо». Перечитываю захватывающий душу рассказ и с болью в сердце вспоминаю нашего любимого пёсика по кличке Дик. Сам рассказ очень точно передаёт повадки умной собачки, истинного Друга человека. История о судьбе собачки правдиво передана автором рассказа, она жизненна и необходима людям всех возрастов. Наши дети выросли с любовью к Биму, природе рассказанной и показанной в фильме. Уже не одно поколение выросло на этом классическом литературном произведении. Автор обессмертил себя своим творением, создав живой памятник Другу человека – собачке, с красивой кличкой по имени Бим.

Источник: https://litrossia.ru/item/moj-rodnoj-yazyk-2/

Ни слова лжи

Виктор Петрович Астафьев всегда поражал меня тем, что он ничего не боялся. А если во что-то верил, то за свою веру мог пойти даже на баррикады. И никогда не отказывался от того, что писал. Будучи невероятно ранимым человеком, он никогда этого не показывал. Долгие годы борьбы за выживание, которую он вынужден был вести с детства, и его крепкая крестьянская жилка выковали в нём тот стержень, который, как он считал, должен быть в каждом настоящем мужике. Даже в своих частых и непримиримых спорах он не оглядывался: а какое впечатление произведут его аргументы на слушающих?

Виктор Петрович Астафьев прогуливается по берегу Енисея в своем родном селе Овсянка. 1987 год. Фото: / Валерий Шустов /

Многие вещи он осмысливал с запозданием – боялся торопливости, боялся ошибиться. Боялся, что поверхностное отношение к людям, к жизни, к политической системе может что-то исказить. А больше всего он боялся показаться фальшивым – и как писатель, и как человек. Роман «Прокляты и убиты» – одну из сильнейших вещей, которые когда-либо были написаны о войне, – он написал очень поздно – в 90-е годы. Я прекрасно помню нашу военную прозу: «Волоколамское шоссе», «В окопах Сталинграда», «Живые и мёртвые», «В списках не значился», помню повести Григория Бакланова и Юрия Бондарева, с которыми я учился в Литинституте. Да, они описывали и героизм, и жестокость, и бесчеловечность войны. Но Астафьев в своей книге обнажил такие факты, о которых не принято было говорить. Он писал о той войне, которую видел и в которой участвовал. Писал про то, в каких чудовищных условиях приходилось существовать новобранцам, которые ещё и до фронта-то не дошли – сидели в учебных лагерях. Как эти мальчишки мучились там от болезней и голода, заедаемые вшами и крысами, обворованные своими же однополчанами-урками. Астафьев в войне увидел то, что его не только глубоко поразило, но и очень обидело: пренебрежение командования, всей этой военной бюрократической машины к своим же солдатам. Он с болью писал о том, что русский народ испытал на себе воздействие не только фашизма, но и собственных внутренних сил, советской системы. Для Астафьева русские не только народ-победитель, но и народ, который многое потерял в себе самом. Виктор Петрович всю войну прошёл рядовым, сам всё это пережил. И как никто другой имеет право отстаивать свою точку зрения.

А воевал он честно. Был тяжело ранен, контужен. Но о войне говорить не любил. Гораздо больше его интересовал русский национальный характер. В характере русском ему важны были две черты – во-первых, невероятное трудолюбие. А второе – чёрная судьба российского крестьянства, которую он пропустил через своё мальчишеское сердце, – семья его деда была раскулачена. Понимаете, коллективизация (а я это знаю по себе: мой отец был агрономом и тоже был сослан в лагерь) – это не только потеря земли. Это и потеря веры. И Астафьев негодовал по поводу того, что русский крестьянин, который на эту землю приходит ради того, чтобы своим трудом возвысить её и кормить страну, был брошен на грань выживания. Он хотел рассказать, как старался крестьянин сохранить в своей душе любовь к земле, которую у него отнимали.

Вот вы спрашиваете, почему он, лауреат Госпремий, так и не переехал в Москву. Наверное, потому, что именно там, на периферии, вершилось то, что давало основу его творчеству. Вы вспомните, Салтыков-Щедрин был вице-губернатором в Твери и в Рязани. И Иван Лажечников, написавший «Ледяной дом», тоже был вице-губернатором Твери. Они постигали жизнь изнутри, в глубинке. В Москве Астафьев попадал совсем в другой круг – тех, кто писал доносы на коллег по писательскому цеху, кто отчаянно завидовал успеху других и хлопотал о своей карьере. А он всю жизнь жил в ином мире – пусть простом, но более чистом, незащищённом.

Послесловие

Незадолго до смерти Астафьев написал эпитафию с пометкой: «От Виктора Петровича Астафьева. Жене. Детям. Внукам – прочесть после моей смерти. Я пришёл в мир добрый, родной и любил его безмерно. Ухожу из мира чужого, злобного, порочного. Мне нечего сказать вам на прощание». А нам сегодня есть что сказать писателю, который в завещании своём попросил: «И ради Бога, заклинаю вас, не вздумайте что-либо переименовывать, прежде всего родное село. Пусть имя моё живёт в трудах моих до тех пор, пока труды эти будут оставаться в памяти людей. Желаю вам лучшей доли. Ради этого мы жили, работали и страдали». А вы давно перечитывали его книги?

Источник: Дементьев А. Был настоящим мужиком / А. Дементьев // Аргументы и факты. – 2014. – №18 (30 апр. – 6 мая). – С. 16. О писателе вспоминает его друг Андрей Дементьев.

Как написать рассказ

Что такое рассказ? Точный ответ найти не просто. Попытки отгородить понятие «рассказ» от понятия «новелла» или, скажем, короткая повесть оказывались бесплодными.

Ясно одно: рассказом называют короткое произведение художественной литературы. Такая формулировка не утверждает ни особое строение, ни наличие или отсутствие вымысла. Она подчеркивает главное свойство, отличающее рассказ от других литературных жанров и определяет его особые качества. Это главное свойство – краткость.

Конечно, краткость – понятие относительное, известны рассказы-притчи в несколько строк, а пространные сочинения в два, а то и в три печатных листа иногда тоже почему-то величают рассказами. Сомерсет Моэм, например, ограничил протяженность рассказа (правда, не своего, а чужого) одним часом чтения.

Судя по произведениям советской многонациональной литературы, собранным в этом двухтомнике, С. Моэм не далек от истины.

Рассказ отличается от повести или романа прежде всего психологически. Сам выбор факта, извлечение его из общего потока жизни, признание, что именно этот факт достоин быть центром повествования, предметом художественного исследования и всеобщего интереса, делает его чем-то особенным, заставляет вглядеться в него, как в лицо, выхваченное из пестрой толпы демонстрантов и укрупненное линзой трансфокатора.

Рассказ обычно имеет дело с одним, отдельным явлением. И чем отчетливей угадывается читателем место и роль этого явления в общей структуре бытия, тем талантливей и долговечней рассказ.

Это чем-то похоже на фотозагадку: с очень близкого расстояния фотографируется небольшая часть предмета и предлагается узнать, что изображено на снимке. Чтобы трудней было угадать, фотограф старается выбрать необычный, неожиданный ракурс; рассказчик же мобилизует все имеющиеся в его распоряжении средства, чтобы помочь читателю увидеть и понять целое.

Из этих средств для короткого рассказа наиболее существенны мелодия повествования, деталь и трактовка центрального образа.

Мелодия прозы – это не музыка и не имитация музыки, а воспроизведение средствами литературы приблизительно того же впечатления, которое мы получаем, слушая музыку.

По словам И. Бунина, прежде чем начинать писать, он должен найти звук. «Как скоро я его нашел, все остальное дается само собой». Музыкальное ощущение идеи, которое И. Бунин называл «звуком», А. Островский «тоном», О. Мандельштам «дыханием словесного строя», а К. Паустовский «ритмом прозы», во многом определяет и композицию и отбор слов в рассказе.

Внутренняя мелодия повествования обогащает в одинаковой мере и рассказ и роман. Разница, однако, в том, что роман – произведение полифоническое, – так же как опера, не может строиться на единственном мотиве. А в коротком рассказе единство мелодии, единый аккомпанемент – одно из решающих условий его цельности. В этом смысле рассказ больше похож не на оперу, а на песню.

Ю. Олеша считал, что на современного читателя наиболее сильно влияют вещи, написанные за один присест. Это и понятно, – верно найденная мелодия не успевает измениться или ослабнуть в рассказе, написанном «не переводя дыхания», она настойчиво подчеркивает искренность автора, его заинтересованность предметом изображения.

Читатель гораздо более чуток к мелодическому строю прозы, чем принято думать. Такая квалифицированная читательница, как академик М. Нечкина, не без основания полагает, что по тону, принятому литератором, легче всего установить, «нужно или не нужно произведение ему самому».

Краткость не оставляет рассказчику времени на раскачку. Он обязан в считанные минуты овладеть вниманием читателя, настроить его, так сказать, на свой лад.

Не менее сильнодействующим, емким и экономным выразительным средством является художественная деталь. Известно, какое значение придавал ей Чехов. И действительно, деталь как будто специально создана в помощь литераторам, сочиняющим короткие вещи.

В отличие от случайной подробности, оригинальная, меткая, свежая деталь дает возможность читателю с помощью мгновенной «цепной реакции» ассоциаций увидеть и почувствовать предмет или явление в целом, сразу, минуя последовательно-логическую цепь частностей, увидеть и почувствовать так, как видит и чувствует автор.

В рассказе «В чистом поле за проселком» Е. Носов скупо упомянул про кузнеца Захара: «…все годы провисел его портрет на колхозной Доске почета. И когда помер, не сняли. Навсегда оставили». А мы видим не только кузнеца Захара. Перед нами дружный, благодарный, трудом спаянный коллектив колхозников, умный руководитель, – может быть, из военных, – перед нами время, недалекое от тех лет, когда погибавшие за родину воины-герои навечно включались в ротные списки и с тех пор ежедневно выкликаются на поверках.

Владимиру Фоменко помогло нарисовать облик молодого пасечника, демобилизованного конника сверхсрочной службы не только упоминание о гимнастерке с целлулоидовым воротничком, но и скромная речевая деталь: «без трех пять». Так, с военной точностью, отмечает пасечник, поглядев на часы.

В рассказе «Песня» Э. Капиев описывает постройку сакли. В Дагестане бытовала древняя традиция – вешать на окнах строения куклы и амулеты, чтобы злые духи не поселились раньше хозяев. «Одна из кукол изображала красноармейца-пограничника», – коротко замечает автор. Как много говорит эта крошечная деталь о противоборстве нового и отживающего.

В надлежащем тексте иногда и простое, «серое» слово преображается в выразительную деталь. После канцелярского словечка «ранбольной», которым медицинская сестра оценивает пришедшего на прием инвалида, вряд ли нужно долго описывать казенную обстановку амбулатории («Ясным ли днем» В. Астафьева).

Естественно, что художественная деталь присутствует в любом истинном произведении искусства. Но только в рассказе она чувствует себя дома, обретает особый блеск и выразительность.

В центре сочинений, посвященных описанию судеб человеческих, заветную мысль автора обычно воплощает главный герой. Мысль эту он не обязательно декларирует (Дон-Кихот, например, не имел о ней ни малейшего представления). Чем непринужденней идея писателя воплощается в персонаж, тем произведение совершенней.

Если далеко не во всяком романе удается без труда выделить такого героя из массы действующих лиц, то в коротком рассказе каждый шаг центрального персонажа сопровождается прожектором авторского внимания.

Классический рассказ доказал, что значительные «романные» мысли по плечу и этому жанру. Майор Ковалев («Нос» Гоголя), Мымрецов («Будка» Г. Успенского), чеховские Пришибеев, человек в футляре, душечка, Ионыч, печенег, бунинский человек из Сан-Франциско, скрипач Сашка («Гамбринус» А. Куприна), Челкаш М. Горького – все эти герои коротких рассказов – живые люди и одновременно типические образы, носители полновесных идей, нарицательные имена определенных концепций существования, особых социальных максим.

Молодой советский рассказ ввел в литературу нового героя, творца революции. Вчерашние пролетарии, батраки, солдаты, опрокинувшие помещичью монархию, учились по-новому жить, по-новому думать, по-новому различать добро и зло. Они отважно руководили коммунами, командовали дивизиями и заводами, ставили спектакли, самоуком осваивали иностранные языки, готовясь к мировой революции.

Такого героя старая литература не знала.

Вступив хозяином в недоступные прежде слои, герой этот очутился в чуждой языковой сфере. Он был вынужден осваивать незнакомые слова и понятия, сплавлять трудовой язык народа с мудреной лексикой «спеца», директора, управляющего, руководителя. Видимо, здесь одна из причин «сказового взрыва», характерного для новорожденного советского рассказа («Серапионы», Вяч. Шишков).

Гораздо более важной особенностью короткой прозы того времени было настойчивое стремление оглянуться назад, в недавнее прошлое, сравнить то, что было, с тем, что стало. Иногда сюжет рассказа сплетался из двух линий: прошлое – настоящее («Поезд на юг» А. Малышкина). Иногда просто, без комментариев, описывалось обычное явление времен царской империи, вызывавшее у советского читателя удивление и отвращение («Срочный фрахт» Б. Лавренева, «Подпоручик Киже» Ю. Тынянова).

Рассказы утверждали: «Вот какой гигантский шаг мы совершили от гнета и бесправия в царство свободы. Наши силы безмерны. Наше счастье в наших руках».

В этой оптимистической уверенности особенно отчетливо проявилась преемственность, соединяющая в непрерывную цепь русский классический и советский рассказы.

В сущности, между классиками и советскими писателями временного разрыва не было. Рассказы Александра Серафимовича хвалил еще Лев Толстой. А многие молодые писатели постоянно ощущали взыскательно-ободряющий взор Максима Горького.

Цель настоящего издания – показать богатство и многообразие жанра рассказа в советской литературе, познакомить читателя с достижениями советской новеллистики. Входящие в сборник произведения принадлежат писателям разных поколений, представляющим разные национальные литературы, писателям, связанным с несхожими художественными традициями.

Александр Твардовский видел особенность русского реалистического рассказа в том, что этот рассказ отдает предпочтение изображению «обыкновенного» перед «необыкновенным». Оценивая творчество Бунина, Твардовский пишет:

«Бесспорная и непреходящая художническая заслуга Бунина прежде всего в развитии им и доведении до высокого совершенства чисто русского и получившего всемирное признание жанра рассказа или небольшой повести той свободной и необычайно емкой композиции, которая избегает строгой оконтуренности сюжетом, возникает как бы непосредственно из наблюденного художником жизненного явления или характера и чаще всего не имеет „замкнутой“ концовки, ставящей точку за полным разрешением поднятого вопроса или проблемы».

И. А. Бунин «приковывает вдруг наше внимание к тому, что как бы совершенно обычно, доступно будничному опыту нашей жизни, мимо чего мы столько раз проходили, не остановившись и не удивившись».

Рассказы такого рода, по мнению Твардовского, ведут свою родословную от знаменитых «Записок охотника», созданных И. Тургеневым в середине прошлого столетия, – в годы, предшествовавшие падению крепостного права.

Однако бессюжетность и будничность предмета изображения не все считают непременной принадлежностью русского рассказа.

Одному из мастеров короткого жанра – Михаилу Зощенко – даже казалось, что «вместе с Пушкиным погибла та настоящая народная линия в русской литературе, которая была начата с таким удивительным блеском и которая (во второй половине прошлого столетия) была заменена психологической прозой, чуждой, в сущности, духу нашего народа».

12 3 4 İz.

Литературное наследие. Книга 6

Мой родной язык

Ни слова лжи

Как написать рассказ

Bu kitabı okuyanlar şunları da okudu

Yazarın Diğer Kitapları