Kitabı oku: «Власть древнего проклятия»

Yazı tipi:

ISBN 978-5-4493-9318-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Это второй роман из цикла о Кирке ван Детчере. Второй по времени его написания, а не по хронологии событий. Мне показалось, что так будет правильнее – располагать вещи цикла «Наёмник» в том порядке, в каком они писались. Так лучше заметен «взгляд автора» на те или иные события и на то, как этот взгляд со временем менялся.

Я специально не перекраивал эти тексты, чтобы читателю было видно, что мне нравилось раньше и перестало нравиться потом, и наоборот. Кроме того, если говорить честно, я не вполне уверен, что с Кирком мы распрощались навсегда… так что, может быть, цикл ещё рано считать завершённым…

Разумеется, перед размещением этого текста я его перечитал и слегка отредактировал. Ну, просто потому, что предыдущая редакция – от 2015 года – мне не очень понравилась. Но особой разницы между этой книгой и той, что выходила на бумаге, нет, за исключением, может быть, нескольких сцен, исключённых издательством.

Этот роман выходил в твёрдой обложке под названием «Власть проклятия». Я вернул ему прежнее название, поскольку не вполне разделяю непонятную мне страсть издательства к названиям из двух слов; да и «Власть древнего проклятия», как мне кажется, более полно отражает мысль романа.

В конце книги я, как и в бумажном её варианте, включил список имперской военной техники, использовавшейся в романах «Зона власти» и «Власть древнего проклятия». В книгу включён также и фрагмент из следующей вещи цикла «Наёмник»: повести «Заслуженный отпуск».

Надеюсь, книга вам понравится.

Приятного чтения!

Игорь Ревва

Глава первая

ДЕЖА ВЮ

Сержант оглядел шеренгу заключённых. Он несколько лет вырабатывал такой вот взгляд – холодный и тяжёлый, оценивающий, не предвещавший ничего хорошего. И это у него неплохо получалось: сержант с удовольствием отметил, что каждый, кто попадал под этот его взгляд, вздрагивал, опускал глаза, начинал сутулиться и старался сделаться как можно незаметнее. Знают, твари, что их тут ждёт, удовлетворённо подумал сержант. Или не знают, а просто догадываются.

В этой партии было семеро заключённых: пятеро людей и двое кассилиан. Все рослые, сильные. Самый лучший материал для работы на рудниках. Ну, и для скромных лагерных развлечений Имперской охраны – тоже.

Сержант ещё раз внимательно оглядел шеренгу, теперь уже с определённой целью. Глаза его сузились до злобных щелей, губы на миг плотно сжались, и указательный палец ткнул в сторону одного из заключённых:

– Ты!..

Остальные невольно вздохнули. Они были наслышаны об урановых рудниках первой планеты Тарса, и сейчас каждый из них невольно радовался, что выбор сержанта пал не на него. Каждый знал, что нет никакой гарантии, чтобы избежать ожидаемого ужаса. Но хотя бы сегодня остальным ничего не угрожало.

– Номер!.. – хрипло выдохнул сержант.

Выбранный им заключённый произнёс длинный ряд накрепко заученных цифр и посмотрел на сержанта. И в том внезапно проснулась злоба – звериная, жестокая злоба, пробуждаемая безнаказанностью палача и беззащитностью жертвы. И ещё тем, что этот заключённый – человек, обычный человек, ничем не выделяющийся из общей серо-зелёной массы, – смотрел на своего будущего мучителя спокойно, без паники и привычного страха. Сержанту даже на миг показалось, что в глазах этого преступника виден интерес к происходящим событиям. Ну, ничего, сейчас ему действительно будет очень интересно, подумал сержант, неторопливо набирая на клавиатуре названный заключённым номер.

Миг – и в воздухе повисла таблица, заполненная слабо светящимися символами. Взгляд сержанта медленно полз по строкам личного дела – имя, род занятий, биологический возраст, дата рождения, место рождения, состав преступления (ого!.. сержант и не ожидал, что здесь, на Тарсе-I, может оказаться такая важная птица: самый что ни на есть настоящий государственный преступник категории «А»! ), фотографии, особые приметы – и остановился на интересовавшей его графе.

– Ага, – удовлетворённо кивнул сержант. – Дата снятия матрицы – прочерк. Адрес айттера – прочерк… Отлично. Рядовой Кальдис! Вот этого – на айттер!.. – резко бросил сержант, указывая на заключённого.

– А мне бы хотелось развлечься с кассилианином, – задумчиво протянул здоровенный детина в новенькой форме рядового. – Говорят, они очень выносливые.

– Врут, – убежденно возразил третий человек, стоявший за спиной сержанта, одетый в точно такую же, но уже давно и долго ношенную форму рядового Имперской охраны. Он был худощав, аккуратно выбрит, и вообще весь его вид наводил на мысль о чём-то, гораздо более изящном, нежели охрана рудников Тарса-I. Будь на нём гражданская одежда, а не изрядно поношенная форма, его можно было бы принять за музыканта: тонкие холёные пальчики его нервно теребили рукоять «Гадюки» – импульсного бластера, висевшего на поясном ремне. Рука худощавого ещё не привыкла к форме рукояти, «Уж» был ей знаком гораздо лучше. Но с появлением на рудниках Тарса-I айттера надобность в парализаторах отпала, и вся охрана постепенно обзавелась бластерами.

– Почему это – врут? – обиженно возразил детина, почесав свою рябую физиономию. – Мне Виллис рассказывал, из пятой смены. Говорит, часа полтора эти ящерки держатся, не меньше…

– Трепло твой Виллис, – усмехнулся худощавый.

– Ну… – с сомнением протянул детина. – Рик тоже говорил…

– Нашёл авторитет, – Сержант неодобрительно покосился на детину. – Рик известный дурак! Слышал, как он рапорт лейтенанту подавал? Мол, над заключёнными тут издеваются… Придурок…

– Это из него ещё не все благородство вышло, – усмехнулся холёный.

– Благородство, – покрутил головой сержант. – Кишки из него пока не выпускали, вот что. Не оказывался он ещё в переделках ни разу, потому и несёт подобную чушь. Его бы сюда три года назад, когда эти твари бунт подняли… Чего смотришь, дрянь!!! – заорал сержант на одного из заключённых, резко подаваясь вперёд.

Заключённый вздрогнул, опустил глаза и часто-часто задышал. Лоб его покрылся потом, он даже попытался было поднять руку, чтобы стереть его. Но рука лишь безвольно дёрнулась и вновь безжизненной плетью повисла вдоль тела. Рябой детина удовлетворённо хохотнул.

– Да, это точно, – согласился он. – Не попадало ещё Рику как следует…

Сержант нахмурился. Ему вспомнились события трёхлетней давности. И ржавый железный штырь, пропоровший ему, сержанту, живот. И боль. Много боли…

– Дураки они, – равнодушно произнёс худощавый. – Помнишь, как они тогда захватили корабль? А едва взлетели, как корвет сразу же их расстрелял…

– А вот интересно, – оживился вдруг детина, – почему айттер на снятие матрицы срабатывает только один раз, а? И ведь никак нельзя это изменить-то, вот в чём дело!

– А зачем тебе нужно менять?! – удивился худощавый.

– Ну, как это – зачем?! – в свою очередь удивился детина. – Вот с меня, например, матрицу снимали в полицейской школе. А может быть, я не хочу, чтобы меня там оживляли? Может быть, я хочу где-нибудь на Эльрийском курорте воскреснуть?

– На курорте! – фыркнул холёный. – С твоей-то рожей только на курорт!

Рябой детина смолк, задумавшись о чём-то своём. Было видно, что занятие это – думать – для него непривычно. Казалось, даже слышно стало, как тихонько стучат в его голове какие-то примитивные мысли: словно перестук крошечных металлических шариков. Холёный насмешливо глянул на рябого, потом слегка толкнул сержанта локтем и указал глазами на их товарища. Сержант покосился, удрученно качнул головой и хмыкнул.

– Ты радуйся, – проворчал он, – что матрицу с тебя снимали не на нашем айттере. А то добывать бы тебе уран во веки вечные. Всю жизнь. И все остальные жизни, после каждого воскрешения…

– А помните, – опять оживился детина, – того, из прошлой партии? Здорово кричал, правда?

Сержант хотел что-то ответить ему, но тут вернулся рядовой Кальдис, ведя заключённого. Того пошатывало – после процедуры снятия матрицы у каждого хоть немного кружилась голова.

Сержант глянул в личное дело и плотоядно усмехнулся. В графе «адрес айттера» теперь значилось: «первая планета Тарса… урановые рудники, седьмой квартал».

– Рядовой Кальдис! – бодро приказал сержант. – Снять матрицы с остальных! И в шахты их! Живо!..

Затем сержант медленно поднялся, подошёл к заключённому и встал перед ним, заложив руки за спину и медленно покачиваясь с носков на пятки.

– Теперь ты – раб! – усмехнулся сержант. – Твоя матрица зафиксирована на нашем айттере. И если ты умрёшь, то оживёшь именно у нас. Так что урановые рудники – это всё, что тебе предстоит наблюдать целую вечность. А умирать тебе придётся часто. И очень интересными способами. У нас вообще никто не умирает редко и своей смертью или от облучения. Потому что каждый из подонков, оказавшихся тут, с самого начала должен понять, кто есть кто. Кто мы, а кто вы. Мы – охрана. Те, кому Император доверил наблюдение за порядком на рудниках. А вы… Вы – никто. Ты понял меня?

Заключённый кивнул.

– Так вот… – Сержант вдруг почувствовал себя неуверенно – ему никак не удавалось разглядеть в глазах стоявшего перед ним человека привычного страха. – Так вот, первое, что тебе надлежит запомнить, это то, что тут не курорт, тут – каторга. Ты понял меня? Ка-тор-га-а-а!!! – протянул сержант, приближая своё лицо к лицу заключённого. – И планета эта называется Тарс, а не Эльри или там ещё как-нибудь… Каторга, а не курорт, – снова повторил он и на миг задумался. Словно бы и сам усомнился, а правда ли тут не Эльрийский курорт?

– Я запомнил, – согласился заключённый.

Молниеносным движением сержант нанёс ему короткий удар в живот, от которого заключённый согнулся пополам, пошатнулся и хрипло закашлялся.

– Второе, что тебе надлежит запомнить, – спокойно продолжал сержант, – это то, что ты не должен раскрывать свою пасть. Даже когда тебя станут бить. А бить тебя будут часто. День, когда этого не произойдёт, ты должен будешь считать праздником. А праздники на Тарсе-I большая редкость. Ты понял?

Заключённый выпрямился и кивнул. Его сильно шатало, глаза покраснели, на губе выступила капелька крови.

– А когда мы тебя забьём насмерть, – говорил сержант, – ты должен быть благодарен, что это произойдёт быстро. Относительно быстро, разумеется, – добавил он. – Потому что неблагодарные рабы всегда получают хороший урок сразу же после оживления. Ты понял?

Заключённый кивнул.

– Хватит уже ему мораль читать! – проворчал детина, подходя к заключённому.

Сержант хмуро посмотрел на детину и снова перевёл взгляд на заключённого. Он всё ещё испытывал чувство неуверенности. Словно держишь в руках парализатор «Уж-игла», заряженный смертельным ядом. И знаешь вроде, что противнику никуда не деться, а всё равно не по себе, всё равно свербит мысль, что вместо яда в иглах обычная, относительно безвредная жидкость, способная лишь обездвижить на время. Так же и с этим заключённым…

– Наши имена тебе знать незачем, – сказал сержант. – Потому что ты никогда не будешь обращаться к нам по имени. Единственное, что тебе надлежит запомнить, это то, что мы – охрана. Крепко запомнить, навсегда. Ты понял?

– Я запомню, – хрипло произнёс заключённый.

Сержант взмахнул рукой, но кулак его не достиг цели. Заключённый перехватил руку сержанта, сжал её, дёрнул на себя и вывернул. Сержант испытал невыносимую вспышку боли и услышал, как хрустнула кость в локтевом суставе.

– Я запомню, – повторил заключённый. – И я обязательно вернусь сюда. И тогда уже умирать будешь ты. Часто и медленно…

Худощавый неожиданно возник за спиной заключённого, но тот резко пнул назад ногой и худощавый с визгом рухнул на колени.

– Это касается всех троих, – добавил заключённый, отталкивая от себя сержанта и нанося удар оторопевшему и потому совершенно не сопротивляющемуся детине.

Детина, казалось, этого удара даже и не почувствовал. Он ошалело посмотрел на заключённого и растерянно произнёс:

– Ну, теперь тебе конец!..

И тут слух резанул громкий свистящий шорох выстрелившего бластера. Голова заключённого дёрнулась, на виске возникло чёрное обуглившееся пятно, человек как-то неестественно повернулся, взмахнул руками, словно собираясь пуститься в пляс, и рухнул на металлические плитки пола.

– Идиот… – прошипел сержант, подходя к заключённому и массируя на ходу руку. – Чуть руку мне не сломал, сволочь… Ты как? – Он посмотрел на холёного, всё ещё державшего в руке бластер. – Потомство иметь сможешь?

Детина захохотал.

– Я его на лоскутки порежу, – проскулил холёный, с трудом поднимаясь на ноги. – Я его… он у меня… сволочь…

– Пошли к айттеру, – прервал его сержант, глядя на начавший уже дымиться труп заключённого. – Он должен ожить минут через пять.

Тело заключённого истаивало на глазах. И через миг на полу осталась лишь кучка серо-зелёной одежды.

– Пошли, – поторопил сержант, первым направляясь к двери.

– Ну, сейчас он воскреснет, – многообещающе простонал холёный, кое-как перебирая ногами, – уж я ему устрою… Давно я не был так зол.

– Давно ты как следует не получал! – хихикнул детина. – А ведь и мне от него досталось! – С неожиданным удивлением детина посмотрел на сержанта, словно только что вспомнил удар, нанесённый ему заключённым. – Ну, сволочь! Раз двадцать убью его, это точно!..

И детина принялся живописно излагать, что именно он будет делать с заключённым, когда тот воскреснет. Сержант тяжело вздохнул – воображение у детины было убогое, и дальше «я его так» и «я его этак» фантазии не заходили. Злобный же прищур худощавого был страшен. Сержант невольно посочувствовал несчастному заключённому, которому предстояло провести немало часов в обществе этого холодного, жестокого и беспощадного садиста. Впрочем, жалость эта мелькнула и пропала. Потому что сержант тут же вспомнил, что приходилось испытывать ему самому – сержанту Имперской охраны, – когда случалось оказываться в подобном положении.

Часовые у дверей, за которыми располагался айттер, при появлении этой решительно настроенной троицы встали по стойке «смирно». Сержант приказал открыть дверь, и они вошли в просторную светлую комнату. Стены, пол и потолок тут были выложены белой пластиковой плиткой, легко моющейся и совершенно не пропускающей за пределы комнаты никаких звуков. Ослепительно-белый овальный диск айттера на этом фоне почти не был заметен. Тонкие изогнутые ножки, на которых покоился диск, тоже не бросались в глаза, и создавалось впечатление белого облака, парящего в вылинявшем от жары небе. Лишь небольшой пульт управления напоминал о том, что здесь, в этой комнате, находится айттер – устройство, способное вернуть к жизни любое живое существо, которое предварительно было подвергнуто процедуре снятия матрицы.

– Успели, – облегченно вздохнул худощавый, увидев пустующий пока диск, и плотоядно ухмыльнулся. – Даже сигнал ещё не сработал…

Сигнал срабатывал каждый раз за две минуты до появления объекта – неприятный звук высокого тона, ярко-синяя мерцающая полусфера, окутывавшая белый диск. Ничего этого пока не было.

Сержант вдруг подумал, что никто толком не знает, как именно снимается матрица. Что айттер измеряет, запоминает, фиксирует? И как он воссоздаёт человека? Да и не только человека – ксионийцы, кассилиане и альгатирейцы тоже бывали гостями урановых рудников Тарса-I. Вечными гостями, умирающими бессмертными. И каждый раз айттер срабатывал как часы…

Сержант нахмурился. Эта мысль почему-то вызвана у него тревогу. Некоторое время он пытался понять, что же его беспокоит, но так и не смог. И только когда его худощавый приятель посмотрел на часы и недовольно проворчал: «Долго что-то…», до сержанта дошло, что – да, действительно, на этот раз что-то слишком уж долго.

– Не пора ещё? – нетерпеливо спросил детина.

– Вроде пора бы уж, – пожал плечами сержант. – Ладно, подождём ещё, куда он денется?!

Прошло десять минут. Овальный диск по-прежнему оставался пуст.

– Что-то он долго не воскресает, – проворчал худощавый.

– Испугался! – захохотал рябой детина.

Сержант промолчал. Действительно, на этот раз процесс воссоздания занял намного больше времени, чем это бывало обычно. Пять-семь минут… ну, пускай, десять. Но они стоят здесь уже минут пятнадцать, не меньше!..

У сержанта мелькнула совершенно дикая мысль, что заключённый вообще не появится. Но это же просто невозможно! То есть возможно, конечно… Если айттер, на котором была снята матрица, разрушен и перестал функционировать. Именно – не вышел из строя, а полностью разрушен. Потому что вывести из строя айттер до сих пор не удавалось никому – основным элементом его служит этот самый белый овальный диск. Сложная конструкция из кристаллов, в которой никто до конца толком так и не разобрался, ни один учёный. Пользуются, а как она работает – представляют себе довольно смутно. И повредить этот диск невозможно, разве что сунуть его в какую-нибудь сверхновую звезду. Но подобного, разумеется, никто с этим айттером не вытворял. Так что сбой в его работе просто невозможен, если…

Если матрица, только что снятая с человека, была не первой. Воскрешение всегда происходит лишь на том айттере, на котором была снята первая матрица. Однако в личном деле этого заключённого не было указано, что матрица уже снималась.

Сержанту стало неуютно. Он вдруг понял, что товарищ – здоровенный детина – прямо сейчас озвучивает все его мысли. И глянув на второго своего спутника сержант догадался, что эти же мысли присутствуют и в его голове.

– Не может быть! – убежденно говорил детина. – Мы же видели, что матрица с него не снималась. А у каждого, с кого снималась, есть пометка в личном деле. Да и не прислали бы сюда того, с кого матрица уже снята. Сюда только «чистых» присылают; как же иначе?..

– Заткнись, – пробормотал худощавый. – Заткнись, пожалуйста. Я очень тебя прошу…

Голос его постепенно понижался, пока не начал звучать подобно злобному шипению. Но на детину это никакого эффекта не произвело. Он недоумённо пожал плечами и повернулся к сержанту.

– Ведь не бывает же так, правда? – наивно спросил он.

– А как бывает? – медленно произнёс сержант, продолжая в упор глядеть на белый овальный диск айттера, словно надеялся взглядом вытащить из небытия строптивого заключённого.

– Как бывает? – переспросил детина и пожал плечами. – Как всегда… Ну, когда они воскресают…

– Как всегда… – тупо повторил сержант, не сводя с айттера глаз.

– Ну да! – подтвердил детина. В голосе его что-то изменилось. Он шумно сглотнул слюну и посмотрел на худощавого. – Правда?

– Заткнись, – едва слышно ответил тот, также не отводя взгляда от белого диска.

– Просто тут, наверное, что-то поломалось! – громко заявил детина. – Не может же быть, чтобы тут ничего не поломалось, правда?

Не может быть, чтобы тут ничего не поломалось, мысленно повторил сержант. И ему показалось, что в комнате повеяло ледяным холодом. Потому что и с него самого, и с его товарищей тоже были сняты матрицы, только, разумеется, не на этом айттере. Значит, возможна ситуация, когда он – сержант – после очередной гибели в бою не воскреснет. Значит, теперь надо быть осторожнее. Одно дело лезть с ножом в орущую толпу взбесившихся заключённых, когда знаешь, что всё равно воскреснешь и расквитаешься с каждым из этих скотов по полной программе, и совсем другое, когда знаешь, что смерть навсегда.

Нет, возразил себе сержант. Это невозможно. Айттер не может сломаться. А может быть, с этого заключённого уже снималась матрица? Может быть, он уже воскрес? Не здесь, где-то в ином месте. Где-нибудь там, где можно осуществить подтасовку фактов в личном деле, внести туда исправления.

Сержант вдруг вспомнил, как нагло повёл себя заключённый. Словно бы знал, что расплаты за это не последует.

А ведь он знал, подумал сержант. Тварь! Он ЗНАЛ, что так и случится! Неужели это и впрямь какая-то проверка?!

Чушь. Невозможно. Да и не нужно это. Зачем?! Следить, как охрана выполняет свою работу? Так ведь это очень хорошо видно по количеству грузовых контейнеров, под завязку забитых ураном. А каким образом охрана заставляет заключённых пахать, никого не волнует. Никто и не скрывает, что эта планета – один громадный лагерь вечно повторяющейся мучительной смерти.

А если это был простой заключённый, а никакой не проверяющий откуда-то там, то как теперь быть? Такой графы, как «утечка живой силы», на каторге просто не существует…

– Ну, скажи же что-нибудь, – худощавый с нескрываемым страхом посмотрел на сержанта.

Сержант молчал. Он думал, что теперь будет. И как ему выкручиваться из создавшегося положения.

– А может, он сейчас всё же появится? – со слабой надеждой спросил детина.

– Не уверен, – протянул сержант, очень медленно качая головой.

Но он ошибся. Заключённый всё-таки появился. Правда, не здесь.