Kitabı oku: «Дорога к дому», sayfa 2

Я давно не отдыхал так, даже будучи человеком. Человек – существо неорганизованное. Оно все время куда-то спешит. Постоянно хочет доказать своим собратьям, что оно чего-то да стоит, и наживает в конце концов язву или тромбы в сердечных артериях. А я был стегозавром, и мне было очень даже хорошо. Лень тоже может приносить удовольствие, и я ленился вовсю. Солнышко уже клонилось к горизонту, и почти живые папоротники повернулись в его сторону, тоскливо опустив ветки, готовясь ко сну, чтобы с первыми его лучами снова хватать и глотать его энергию. «Работайте-работайте»,– лениво подумал я.– «А я завтра сожру то, что вы успели насинтезировать за свою недолгую жизнь».

Я проснулся от того, что стало слишком прохладно. Солнце спряталось за горизонт, и луна, неестественно огромная и яркая, повисла в небе, освещая низину как засиженная мухами ртутная лампа. Я сомкнул пластины на спине для того, чтобы уменьшить площадь излучения и сохранить накопленное тепло. Как это ни прискорбно, но эти шестнадцать с половиной тонн живого веса не умели регулировать температуру менее хлопотным образом. Я был холоднокровным, и это было, пожалуй, единственным неудобством, которое я ощущал. Через пару часов это неудобство переросло в проблему. Мне стало отчаянно холодно. «Я так, пожалуй, тут еще и вымру самым бессовестным образом»– эту невеселую мысль принес с собой порыв влажного ветра, прилетевший с горного пика, еще не покрытого снежной шапкой, но макушкой своей уже упиравшегося в температурную отметку образования льда. Ну зачем Админам понадобился такой натурализм? Вставать не хотелось жутко. Камни под животом еще сохранили тепло полуденного солнца и не очень настойчиво, но все-таки отгоняли оцепенение.

«Так, надо устроить пробежечку»,– я с трудом вспоминал строчки из книг о динозаврах, которые когда-то читал, и не смог вспомнить, поможет пробежка рептилии поднять температуру тела или угробит ее совсем, но решил попробовать.

Снимая оцепенение, пошевелил хвостом, шеей, привстал на лапы, сделал шаг, другой, третий и заковылял вдоль гряды просто для того, чтобы двигаться куда-нибудь. Кажется, это возымело некоторый эффект, и кровушка, которая, казалось, уже превратилась в тягучий липкий клейстер, потихоньку становилась более приспособленной для протаскивания по сосудам извлеченного из воздуха кислорода. Через полчаса я, кажется, обрел способность связно мыслить и адекватно реагировать на раздражители. Мне было если не хорошо, то, в общем, неплохо даже в такую прохладную ночь.

Я резво топал вдоль гряды, выискивая не очень крутой перевальчик, для того чтобы посмотреть, что за ней. Мне нравился этот мир, и я готов был жить в нем без забот и печалей, одиноко и гордо, наслаждаясь всеми его прелестями, но Веб не позволил бы сделать мне этого. Неумолимые его законы сейчас вели меня, и я знал, что не могу не следовать им. Я должен был отыскать в этой бесконечной вселенной Зеркало. Единственное в своем роде, оно не имело названия, и его так и называли «Безымянное Зеркало». Зеркало или подтвердило бы мой облик и оставило право жить в этом мире отпущенный мне срок, или отторгло бы меня, и тогда мне пришлось бы перевоплотиться снова или умереть.

Я где-то слышал, что маловероятен, но возможен еще один исход для Оборотней, когда они находят Безымянное Зеркало. Случается так, что оно показывает их истинную суть, делает самодостаточным и тем самым освобождает от влияния этого мира и дает право покинуть его. Просто уйти в любой момент, какой пожелаешь. Я не знал, насколько вероятен такой исход. Может быть, это были просто слухи, легенды, которыми этот мир был нашпигован, как жареная индейка под рождество гречневой кашей.

Я старался не думать об этом. Мои Перевоплощения кончаются. Скоро уже не достанет сил для того, чтобы принять новую личину в очередной раз. Но этот круг непреодолим. Как бы ни хотел новообращенный или старый битый в боях Оборотень, рано или поздно он должен предстать перед Безымянным Зеркалом и взглянуть на свое отражение.

Я не знал, где оно находится. Я слышал о нем. Просто слышал. Кто-то сказал мне о том, что оно существует, и единственный способ вырваться из заколдованного круга – это увидеть свою истинную суть. Свою настоящую личину. Без примесей, которые неизбежно появляются, когда твой образ при каждом Перевоплощении формируется Двеллерами, которые в своем просто гигантском самомнении никогда не сознаются даже самим себе в том, что телесность, которой они награждают, на самом деле – всего лишь их мнение, но не ты сам.

Надо было продержаться до утра, до нового тепла, которое принесет солнце, и, похоже, мне это удалось. Я прошел уже, наверное, километров двенадцать, несмотря на свою весьма солидную упитанность, когда на востоке из-за горизонта высунулся краешек солнышка. Спустя десять минут оно выкатилось наполовину. Я остановился и блаженно развернулся к теплым лучам боком. Настроил свою систему терморегуляции, то есть поставил пластины так, чтобы солнечные лучи падали на них под минимальным углом. Эх, их бы еще в черный цвет покрасить. Светлый цвет костяшек отражал добрую половину благостных лучиков. Сколько добра пропадает. Внутри мечей-пластин по тонким капиллярам циркулировала кровь. Несмотря на свою грозность, они были не мертвыми панцирными наростами, а живыми кусочками моей необычной плоти.

Кровь, прогретая солнечным теплом, разбегалась по телу, веселая и живая. Я повеселел вместе с нею и, похоже, ожил совсем. В сорока-пятидесяти метрах виднелась расщелина, которая, по моему мнению, должна была рассечь гряду надвое. Если я со своими габаритами сумею в ней не застрять на радость трупным ящерам, то, пожалуй, через пару часов смогу посмотреть, что же день грядущий нам готовит.

Я почти бежал. Это была крейсерская иноходь стегозавра. По грациозности она не уступала крокодильей, но, тем не менее, была весьма экономичной и поглощала расстояния с удивительной легкостью. Совсем скоро я добрался до расщелины и с удовольствием отметил, что она вполне подойдет для пешего марша. С крутых ее боков вниз скатилось много гравия, и ручьи, которые протекали по дну в сильные ливни, превратили извилистое русло во вполне пристойную беговую дорожку. «Если русло окажется слишком узким»,– подумал я,– «то мне будет просто не развернуться. Я застряну и погибну от голода и жажды. Но должно же мне когда-нибудь начать везти». Шумно вздохнув и мысленно скрестив пальцы на удачу, я резво затопал вперед к своей неясной цели.

# # #

Вустер потянулся всем своим громадным телом, расправил костяные пластины и хрипло зарычал, заклокотал тяжелыми связками в гортани, утробно и звучно. Эхо отразило звуки и, раздробив на куски, вернуло обратно. Он солидно потоптался на месте, повернул голову на бок, кося глазом, ударил хвостом по земле. Это называется пригласить на завтрак. Самочки стегозавров имеют меньшие размеры, и поэтому им тяжелее добывать себе пищу. Разумеется, они в состоянии обеспечить себя пропитанием, но вот самые вкусные веточки, наполненные сахарозой и крахмалистыми соединениями, находятся всегда на самой верхушке. Массы их тела не хватает для того, чтобы наклонить или сломать ствол древовидного папоротника. Вустер, преисполненный достоинства, продефилировал к топкому бережку заболоченного озерца и,хакнув, навалился на толстый, в поперечных стяжках ствол. Он затрещал, но ломаться не хотел. Дамочки не стали ждать повторного приглашения и весело засеменили к предложенному рациону. Вустер, распластавшись на стволе и не давая ему разогнуться, терпеливо ждал, когда его подруги насытятся и дадут детенышам покусать наиболее нежные, на самой вершинке, веточки. Они даже еще не набрали насыщенный темно-зеленый цвет, имеют более светлый оттенок и содержат не столь большое количество клетчатки. Для детских желудков в самый раз. Вустер терпеливо ждал, когда малышня, рыча, дурачась и отпихивая другдруга, доберется до предложенного завтрака.

Наевшись, они сползли всеми четырьмя лапами на землю и забились под теплые животы матерей. Вустер опустил согнутый ствол, и он со свистом выстрелил обгрызенную макушку в небеса. Все накормлены. Пить они соберутся только через пару часов. А сейчас полуденная сиеста. Слишком жаркое солнце, чтобы двигаться. Лучше плюхнуться на живот и замереть в блаженной сытости и покое.

Однако Вустер спать не собирался. Полузабытый запах беспокоил его. Он заполз на высокий валун, поднял морду, насколько мог, вверх и потянул воздух ноздрями. Затем спустился на землю снова и осторожно стал приближаться к расщелине. Если и существовала какая-то вероятность угрозы, то она могла исходить только оттуда. Это был единственный проход в лощину.

Огромная тень метнулась навстречу настолько стремительно, что Вустер среагировать не успел.Удар пришелся на одну из костяных пластин. Она была не самой прочной и сломалась у основания, не причинив противнику ощутимого вреда. Торчащие кромки поранили грубую кожу охотника, но эти раны были более чем безопасны. Они затянутся за три-пять дней, и от них не останется и следа, но только в том случае, если хищник останется жив.

Огромный тиранозавр наступил своей двупалой лапищей на основание шеи Вустера и давил, и давил. Воздуха уже не хватало. Тиранозавр понимал, что атаковать стегозавра со спины, и тем более сзади – погибель. Он пытался зайти спереди. Там, где на длинной шее, почти не защищенной пластинами, находилась голова с пастью, полной зубов, но совершенно бесполезных, поскольку они были предназначены для дробления пищи растительного характера.

Вустер мотал головой из стороны в сторону, увертываясь от страшных челюстей тиранозавра. Первый и второй раз тиранозавр промахнулся, пытаясь откусить стегозавру голову. Это единственная возможность добыть ходячий бронепоезд, и хищный ящер это знал. Но Вустер был силен. Он немного устал, но имел еще достаточно сил для того, чтобы поединок, который начался столь внезапно, не закончился столь быстро на радость этой тупой груде мышц.

Вустер приподнял свой могучий зад и сильно взмахнул хвостом. Булава, утыканная двумя рядами четырехметровых бивней и весившая добрых семь тонн, всей своей инерцией рванула его грудь из-под когтистой лапы.

Тиранозавр оступился. Неловко подпрыгнул и снова попытался атаковать голову Вустера. Но он уже был начеку. Поворачиваясь на задних лапах как в турели зенитного орудия, он не давал хищнику подобраться к своей самой уязвимой части – голове. Тиранозавр издал громоподобный рокочущий звук. Похоже, его стала раздражать эта затянувшаяся эпопея с добыванием ростбифа на завтрак. Ростбиф был чрезмерно упрям и никак не хотел к нему в желудок.

Вустер использовал эту маленькую заминку и ударил хвостом по ногам нападавшего. Удар не был очень сильным, поскольку сильного замаха не получилось. Он был произведен в горизонтальной плоскости и хвост – великолепное оружие самообороны – не набрал достаточной скорости, чтобы стать абсолютно поражающим. Но даже такого удара хватило для того, чтобы тиранозавр свалился на траву с порванным сухожилием на одной из своих ног. Он дико завыл. Ударил по земле не менее огромным хвостом и неуклюже поднялся. Времени, которое хищник потратил на то, чтобы встать на ноги, хватило Вустеру для того, чтобы изготовиться для второго, уже смертельного, удара.

Он приподнял крестец. Отвел хвост в сторону, приподняв его, и по нисходящей, используя для ускорения движения вес самого хвоста, потянул его в сторону и вниз. Буквально половины секунды хватило для того, чтобы разогнать семитонную шипастую палицу до скорости курьерского поезда.

Хищник, почуяв неладное, попытался подпрыгнуть и уйти из-под удара, несущего гибель, но порванное сухожилие на левой ноге не давало сделать это более или менее эффективно. Его отчаянный рев и хруст рвущейся шкуры слились воедино. Огромный, сияющий белизной бивень вошел в брюшину тиранозавра по самое основание. Хищник сделал отчаянное движение и вырвал бивень из своего тела. Открылась огромная рана, из которой, булькая и дымясь, полилась на каменистую осыпь почти черная венозная кровь. У хищника этим страшным ударом была разорвана печень. Рана смертельна. Он будет жить, может быть, час. Может быть, пять, может быть, сутки, но он умрет.

Запах свежей крови почувствовали мелкие трупные ящеры. Поджарые, стремительные, трусливые, чем-то напоминающие гиен, они уже собрались стайкой и ждали начала пира.

Тиранозавр, шумно дыша, отступая, сделал несколько шагов. Потом развернулся и, прихрамывая, пошел в сторону от своего оказавшегося слишком упрямым завтрака по вытоптанной травоядными ящерами тропе, и за ним цепочкой потянулись трупоеды, зная, что если не через час, так через пять, этот ужасный гигант свалится, и у него не будет сил для того, чтобы противостоять их маленькому хорошо организованному войску.

Вустер выпрямился. Приподнялся на задние лапы и вытянул голову вверх, как только смог. Спину саднило. Сломанный меч-пластина все-таки был живой частью его плоти. Струйки крови текли из слома, из рваной раны, оставленной когтистой лапой нападавшего, и сворачивались в неопрятные бурые комки. Он с тревогой смотрел вслед убегавшему тиранозавру и наконец горько выдохнул– оборотень.

Страшный хищник не смог пройти больше километра, и с небольшого возвышения Вустеру было хорошо видно, как он, свалившись на бок, дернулся несколько раз и затих. Трупные ящеры яростно рвали его на куски, подвывая и отпихивая другдруга. Оборотни почти не реагируют на укусы трупных ящеров. Их нервная система более развита, и они умирают раньше фантомов, пораженные болевым шоком.

Вустер с содроганием вспомнил битву, в которой участвовал три с половиной года назад. Его маленькое войско, состоящее из четырех самок гарема и двух подростков-сыновей, отбивало нападение трех тиранозавров. Потери были велики. Из самочек в живых осталась только Салли. Остальные погибли. Двое нападавших получили смертельные раны, один бежал. Этот последний, наверное, был Фантомом. Погибшие были Оборотнями.

Вустер жил в этом мире очень долго. Настолько долго, что уже почти не помнил своего последнего Перевоплощения. Того Перевоплощения, которое поставило его перед выбором. Выбором окончательным, страшным. Он должен был найти Зеркало и нашел его. Но он не знал, что оно потребует от него. Он назначил своему прежнему миру цену, которая оказалась ниже цены испытаний, через которые нужно было пройти. Теперь он Двеллер. Двеллер Зеркала Саурон и хранитель Пути.

Этот мир был прост, но жесток, и принятые правила не оставляли проигравшему шансов на реванш, но почему-то Оборотней ему было жаль. Наверное, потому, что каждый из них имел пусть и небольшой, но все-таки шанс вернуться в свой мир и привыкнуть к нему заново, и научится заново любить его. Наверное, так. Он грустно покачал головой. Затем издал низкий рокочущий звук, и из-за скалы вышли три самки и четверо малышей. Теперь им не угрожала опасность, и можно было спокойно пообгрызать упавшие от слишком размашистых движений Вустера папоротники.

Салли, маленькая и изящная молодая самочка, подошла к нему. Смущенно моргнув глазами, она положила голову ему на шею и потерлась горлом, почти незащищенным броней. Высшая степень доверия. Она лизнула кровь, сочившуюся из раны на спине. Потом еще и еще. Кровотечение приостановилось. Салли зализывала раны Вустеру не в первый раз, и он уже не пытался отстранить ее. Превосходная дезинфекция. Слюна травоядных ящеров содержала достаточное количество веществ, способствовавших заживлению ран и препятствовавших развитию бактерий. За несколько дней раны должны зарубцеваться, и через пару недель от них не должно остаться следа. Новые пластины отрастают медленно, но их достаточно много, и Вустер не особенно беспокоился о том, что потерял часть своей активной броневой защиты.

Он повернулся к Салли и благодарно рыкнул. Салли, опустив головку, скромно отошла на некоторое расстояние и принялась мирно обгладывать зеленый куст еще не успевшего разрастись хвоща.

Какой-то новый запах заставил Вустера насторожиться. Этот запах был необычен. Он давно не видел по эту сторону гряды самцов. Последний поединок за обладание гаремом был давно, и ему вовсе не улыбалось после битвы с тиранозавром драться еще и с новым претендентом на главу его маленькой семьи. Он не чувствовал себя отдохнувшим, и на спине его все еще сочилась кровью рана от когтей хищника.

Несмотря на то, что поединки такого рода, как правило, не заканчивались смертью одного из участников, но даже ритуальный поединок Вустер бы сейчас не выиграл. Именно поэтому он и забеспокоился. Втянул воздух и взъерошил частокол мечей на спине.

Он слез с уступа и припал животом к земле. Рептилии плохо слышат, но превосходно чувствуют колебания почвы. Вустер слушал и услышал, как гарцующей походкой через расщелину топает на эту сторону гряды самец, большой, здоровый и сильный.

Вустер пошевелил хвостом. Этот звук заставил насторожиться его семейство, и они напряженно уставились на него, готовые в секунду спрятаться за скалу, из-за которой появились полчаса назад.

Вустер ударил хвостом по земле. Коротко и требовательно. Как будто бы отдал приказ. Этот приказ был немедленно расшифрован и с удивительной быстротой выполнен. Полянка с сочными растениями через несколько мгновений была пуста. Вустер ждал чужака, встав почти задом к месту его предполагаемого появления, повернув голову назад и припав, готовый к активной обороне.

# # #

Я топал по расщелине, веселый и живой. Был почти полдень, и солнце жарило прямо в спину, поэтому прохлады ущелья не чувствовалось. До конца расщелины оставалось около сорока метров. Я прошел еще метров тридцать, и та часть сознания, которая еще принадлежала милому стегозаврику, начала беспокоиться. Я был связан с нею неразрывно, и поэтому начал беспокоиться тоже.

Я остановился. Прислушался. Никаких звуков, которые говорили о надвигающейся опасности, не было. Час или полтора назад я слышал приглушенные скальной грядой звуки, похожие на звуки, которые издают два огромных животных, пытающихся танцевать польку-бабочку

Я остановился за двадцать метров до выхода из расщелины и задумался. Тревожное состояние не проходило. Что могло породить его, я не знал. Возможно, запах. Я втянул воздух. Да, именно он. Терпкий запах самца и… запах крови. Возможно, он ранен, или ранен кто-то другой. Но запах животного был очень похож на запах моего собственного тела, и поэтому я решил двигаться дальше.

Не спеша пройдя оставшиеся двадцать метров, я высунул голову за срез скальной гряды. Осмотрелся. Ничего подозрительного. Сделал шаг. Потом еще.

Я вышел на небольшой лужок, похожий на тот, с которого я ушел в поисках приключений сутки назад. «Травка ничего себе»,– удовлетворенно отметил я про себя, осматривая стройные ряды древовидных папоротников. Таких я еще не видел. Они были не столь высоки, но имели гораздо больше листьев, и, соответственно, удельный вес питательного у них был больше. Так, чем поживиться здесь все-таки есть. Пожалуй, следует остановиться на денек-другой. Осмотреть окрестности. Выяснить, в конце концов, кто здесь так пахнет.

Мне не удалось закончить мысль. Из-за большого гранитного валуна, пятясь и в угрожающем жесте приподняв страшный шипастый хвост, вышел стегозавр. «О-о-о-о-о… Братишка!»– почти обрадовался я.– «Но ни капли гостеприимства у тебя, дружок».

Я прокашлялся и издал горлом низкий клокочущий звук, который, по моему мнению, выражал крайнюю степень миролюбия. Может, все-таки хвостом повернуться?А то ведь этот родственничек отсечет мою буйную головушку, и достанется мое благородное тело трупоедам. Но я сдержался и не стал принимать боевую стойку. Просто присел, почти касаясь животом крупного скального гравия. «А он ничего. Молодец. Наверное,баальшой начальник. Стоит познакомиться»,– подумалось мне.

Я развернулся чуть бочком на всякий случай. Вдруг моему новому товарищу захочется все-таки огреть меня своей булавой. Так безопаснее. Как краб, с трудом, но все же не поворачиваясь полностью головой в сторону огромного самца, я начал приближаться. Шаг, два, три – ничего.

Стегозавр замер, приподняв в воздух хвост и покачивая четырехметровыми, сияющими на солнце бивнями. С одного бивня, выпачканного свернувшейся, почти черной кровью, свисали клочья чьей-то грубой шкуры. «Да-а-а-а… Силен, бродяга.. У меня поменьше будет», – невольно подумалось мне. Я рыкнул еще пару раз и остановился в десяти метрах от собрата, готовый со всех ног дать стрекача.

Драться не хотелось совершенно. Родственничек поигрался своей сабелькой еще несколько минут и, не наблюдая с моей стороны никакой агрессии, опустил ее на землю. Ну да– я, наверное, даже улыбнулся – такой хвостик игрушка не из легких, тонн на шесть тянет, и даже такой силач, как этот, не сможет удерживать его в угрожающей позе довольно долго.

Стегозавр опустил хвост. Немного помедлил и начал поворачиваться боком. Он повернулся ровно настолько, чтобы не только чувствовать мой запах и слышать по колебаниям почвы мои движения, но и увидеть собственными глазами того, кто приперся с дипломатической миссией и как самый заправский полномочный посол ждал аудиенции. Похоже, он удивлен. Я рассматривал его неожиданно умную физиономию и ждал продолжения.

Стегозавр постоял в такой позе еще несколько минут, потом тяжело вздохнул и развернулся ко мне мордой. Сделал шаг навстречу. Вытянул шею, вдыхая мой запах и стараясь, видимо, запомнить его. Нервозности в его поведении не чувствовалось.

«Старый вояка», – с уважением подумал я. – «Вон как его». На спине стегозавра не хватало четырех пластин, и его некогда сплошной костяной гребень был похож на огромную челюсть, по которой хорошо прошлись несколько раз тяжеленным кулаком.

Я не двигался. Стегозавр подошел совсем близко и коснулся носом моей шеи. Я начинал волноваться, но все-таки сдерживал свои порывы и ждал, что же этот великий воин сделает в следующую секунду. Он старательно обнюхал меня. Повертел из стороны в сторону треугольной головой. Заглянул в мои полуприкрытые веками глаза и, сделав навстречу еще шаг, положил мне на голову незащищенное даже утолщениями кожи горло.

«Э-э-э-э, братец, вот теперь мы подружимся»,– подставлять даже под небольшие шипы на голове свое самое уязвимое место может только тот, кто абсолютно доверяет тебе. Похоже, я правильно расценил его жест. Аккуратно вытащив свою голову из-под его треугольной башки, я сделал тоже самое. Положил свое голое горлышко ему на голову. Стоит ему меня боднуть, и я отправлюсь к праотцам – это было рискованно, но стоило того, чтобы попробовать.

Замерев на несколько секунд, этот огромный, битый в боях самец осторожно высвободился из-под меня и не спеша затопал к рощице, изредка оглядываясь и как будто бы приглашая следовать за собой. Так, это, надо полагать, званый ужин. Ну что же. Все как в высших домах. Знакомство, обмен верительными грамотами, а теперь фуршет– мне стало смешно – а девочки будут? Я решил принять приглашение и резво пополз за хозяином этого великолепного луга. Он прошел метров сто и свернул за скальный уступ. Я следовал за ним.

То, что я увидел, умилило меня до глубины души. За уступом на каменной, прогретой солнечными лучами осыпи, спрятав за своими могучими спинами четырех малышей, возлежали три прекрасные дамы. Мне захотелось прокашляться и, понизив голос до бархатного баритона, задать самой симпатичной из них вопрос, который повторяется в миллионах вариаций на миллионах самых разных планет:«Мадам, что вы делаете сегодня вечером?»Но из этого ничего не получилось. Как оказалось, мое горло не способно было понизить рык до бархатного баритона. То, что вырвалось из глотки, скорее походило на кашель, немножко нервный и смущенный.

Я остановился. Хозяин не встал между мною и своим семейством, видимо, совсем не опасаясь за то, что я предприму какие-либо агрессивные действия. Ну что же, это было совсем неплохо. Можно было констатировать, что требования ООН по незапрещению посещений дипломатами секретных объектов были выполнены полностью. «А он соображулистый малый»,– подумалось мне. – «Как же мне его назвать?»

– Зови меня Вустер – раздалось в ответ.

Если бы я в этот момент завтракал, то, наверное, погиб бы преждевременной смертью, поперхнувшись каким-нибудь листом папоротника. Моему изумлению не было предела.

– У тебя не должно быть имени… – Это был даже не вопрос. Скорее утверждение. – У Фантомов не бывает имен. Они не могут назвать себя сами.

– У меня есть имя, но я Фантом. Меня нет в реальном мире. Зови меня Вустер.

Вустер прикрыл глаза. Устало вздохнул. Казалось, этот короткий диалог уже утомил его. Наверное, Вустер нечасто говорит на языке людей, и у него не осталось сил на то, чтобы его продолжить. Он опустил голову на гальку и, казалось, уснул. Я терпеливо ждал, когда он отдохнет и сможет продолжить беседу. Минуту или две спустя Вустер очнулся, приподнял голову и посмотрел мне в глаза.

– Я знаю, что ты ищешь и, наверное, я смогу помочь тебе.

Если бы мои глаза могли стать еще больше, то глазные яблоки выпали бы из орбит.

– Ты ищешь Безымянное Зеркало. Я слышал о нем, и я смогу указать тебе дорогу.

Такой удачи просто не могло быть. Сердце заколотилось вдвое быстрее.

– Вустер, дорогой, веди!!!

Вустер посмотрел на меня долгим странным глубоким взглядом. Мне почему-то стало нехорошо. Возникло ощущение, что я уже труп. Неужели за всю историю Сети не было ни одного положительного исхода?

– Хорошо. Я покажу тебе Путь.

Вустер смотрел пристально, колюче, холодно прямо в душу.

– Когда-то я тоже пытался пройти этой дорогой и не смог. Может быть, тебе повезет больше.

Самочки заволновались. Если бы мы смогли посмотреть на себя со стороны, то, наверное, волновались бы не меньше их. Два огромных самца-стегозавра уперлись друг в друга взглядами и замерли как каменные изваяния, почти не дыша.

Салли подошла чуть ближе остальных и ласково промурлыкала что-то. У меня бы так не получилось, это точно. Вустер повернулся к ней и издал низкий ободряющий рык. Салли опустила головку, развернулась и отошла на прежнее расстояние. Она легла на каменистую осыпь и не спускала глаз со своего любимого.

Насколько все-таки абсолютны образы Фантомов в Сети. Я восторгался Салли. Такая преданность. Столь яркая и красивая любовь. Наверное, поэтому Вустер не захотел пройти путь до конца. Здесь был мир, о котором он мечтал, который был ему понятен. Хотя, может быть, я и ошибался. Не знаю.

– Пошли.

Это Вустер. Он спешил увести меня от своего маленького гарема. Через пару дней должен был начаться период гона, и тогда самочек было бы невозможно контролировать. Вустер знал это и постарался сделать так, чтобы у него было со мной как можно меньше проблем. Вустер неторопливой иноходью пошел вдоль скальной гряды, сквозь которую я пролез через тот самый разлом. Мне ничего не оставалось делать, как следовать за ним. Мы шли недолго. Может быть, час. Может быть, два. Вустер подвел меня к небольшой пещере, и отошел в сторону.

– Дальше ты пойдешь один.

Он развернулся и, более не сказав ни слова, пошел прочь. Я остался стоять на маленькой песчаной площадке перед черным, как омут лесного озера, зевом пещеры. Выбор был сделан еще там, в том мире. Нужно было идти, и я затаив дыхание шагнул внутрь. Ничего страшного не произошло. Я прошел метров сорок и остановился. Кромешная темнота окутывала меня плотно, как старое ватное одеяло. Не видно было ни искорки, ни лучика. Я боялся налететь на какой-нибудь сталактит или свалиться в колодец. Нужно было подождать, пока глаза привыкнут к темноте, и я смогу хоть что-нибудь различать.

Прошло несколько минут. Тьма вокруг из черной стала серой. Потолка не было видно, но свисающие с него сталактиты я видел вполне отчетливо. Пещеру можно считать молодой. Ей не было и миллиона лет. Сталактиты еще не сомкнулись с наростами на полу в сплошные колонны. Песчаная дорожка, по которой я шел, была хорошо различима,и я решился двигаться дальше. Поворот, еще один, еще. Становилось светлее. Стены приобрели голубоватый оттенок. «Похоже на лазурь»,– подумалось мне.

Я двигался неспеша. Твердо и уверенно. Страха не было. Он остался там, у входа в пещеру. Наверное, так шествуют на гильотину приговоренные к смерти. Ничего не происходило, и мне начало казаться, что я смогу таким образом пройти гряду насквозь. Я пошел быстрее. Еще быстрее. Спустя еще десять минут я почти бежал. Зло. Потом я стал рычать. Эхо копировало мой рык десятикратно, и он яростно метался между потолком и стенами. Вустер просто обманул меня. Завел в эту проклятую пещеру и оставил подыхать без воды и пищи. Какая же он все-таки гадина. Я бы мог уйти, просто уйти. Уйти дальше, не причинив ему никакого вреда.

Я остановился, тяжело дыша. Эмоции – слишком расточительная трата душевных сил. Нельзя поддаваться панике. Нужно просто остановиться, просто немного подумать, принять решение и следовать ему до конца. Следовать. Я усмехнулся. Как непросто двигаться к намеченной цели. Почему-то дорога к ней никогда не бывает прямой. Я не сказал легкой. Я не искал легкой дороги и прекрасно понимал, что мне не суждено прожить жизнь, как это удается избранным. Запланированная от горшка до пышных похорон, размеренная и достойная жизнь. Возможно, я завидовал тем, кому удавалось выстроить события таким образом, чтобы они привели к этому результату. Но я не они и, наверное, моя зависть – это всего лишь шаг назад. Крохотный шаг назад на заранее подготовленные оборонительные рубежи. Траншея, пулеметное гнездо, в котором чувствуешь себя в относительной, но все же безопасности. Здесь можно передохнуть, съесть паек, выкурить сигарету, но через несколько минут три зеленые ракеты поднимут тебя в атаку, и ты снова побежишь по рваному минами полю, моля всех богов, которых знаешь, о том, чтобы та сволочь, которая целится тебе в грудь, промахнулась.

Так было и на этот раз. Я был в большой обиде на Вустера. Какие-то крохи морали оставались, и мне казалось, что он поступил несправедливо. Не заслужил я такого к себе отношения. Хотя. Я, наверное, смогу найти дорогу назад. Мой запах остался на всем пути следования. Но что же я буду делать дальше? Я снова найду Вустера и задам ему те же вопросы? И что он ответит мне? Приведет опять к зеву пещеры и скажет: «То, что ты ищешь – там…» Может быть, я плохо ищу? Может быть, я недостаточно долго блуждаю в этих лабиринтах? Может быть, недостаточно измотан и слаб? Может быть, Вустер соврал мне? Он вовсе не хотел показать мне дорогу к Безымянному Зеркалу, а просто избавился от соперника? Я гораздо моложе его, и если встанет вопрос о том, кто останется главой гарема, то мои шансы все-таки несколько выше. Хммм… Забавная теория. Но вот хочу ли я этого? Остаться здесь, пусть даже и в образе весьма уважаемом и достойном. Это не какой-то там червь или болотная змея. Я все-таки достаточно силен для того, чтобы жить здесь безбедно. Говорят, что древние ящеры практически не старели и жили долго, очень долго. Может быть, действительно стоит попробовать? Прикончить Вустера, а затем… Затем жрать каждый день папоротники?! Нет! Пардон! Это может нравится день, два, год, но всю жизнь – увольте!