Kitabı oku: «Память совести, или Совесть памяти», sayfa 5

– Что ты имеешь в виду? – озадачился Лу.

– Звонила твоя бывшая. Интересуется, когда соблаговолишь повидаться с детьми, – выложил ему расклад Гера.

– А ведь точно, – хлопнув себя по лбу и, выразив эту свою «эврику», ответил Лу. – Я уж и забыл, когда виделся с ними. Так, глядишь, и забуду, как они выглядят.

      Затем Лу прошёлся вдоль зала, осушил стакан воды и спросил:

– А чего она тебе звонила, а не прямо мне.

– Ну, этого уж я не знаю, я могу лишь догадываться. Но если смотреть на эту ситуацию с позиции последнего твоего с ней разговора, на тонах, к которым эпитет «повышенные» и в подметки не годиться, то её можно было понять, а вот тебя, как раз крайне сложно, ввиду твоего особенного состояния, – продиагностировал Гера ситуацию. – А, кстати, где твоя благоверная Летиция?

– Ну, здесь всё нормально. Она, видите ли, устала от меня и решила уехать к маме, – ответил Лу.

– Смотри, чтобы не к папе, – засмеялся Гера.

– Да я не сильно-то и обижусь, если она найдёт себе нового, – поддержал Геру Лу.

– Ничего. Деньги понадобятся – сразу же отдыхать разонравится. Так что сказать твоей бывшей? – спросил Гера.

– Ну, давай скажи, что на следующей неделе. Пусть мне позвонит. И скажи ей, что я уже образцово-показательный, и что от меня грубого слова больше не услышит, – ответил Лу.

      Затем они сверили ещё пару контактных встреч и расстались на клятвенном заверении Лу, что сегодня он Геру уже точно не побеспокоит, но всё же он, на всякий случай, пусть будет, как всегда, на связи.

– Конечно, – ответил Гера, и отправился делать то, что не в силах был сделать Лу.

      Лу же, выйдя из кабинета, направил свой шаг к месту вчерашнего своего конфиденциального посещения.

Глава 6

– Знаете, а я ведь одно время тренировался у себя дома в ванной по задержке своего дыхания под водой. Мечталось мне нырять в глубины моря и собирать жемчуг, – начал рассказывать Лу Консультанту, в кабинете одного из технологических отделов, несущего в мир современные разработки, определяемые простым сочетанием слов, входящих в название самого отдела: «Нано-техно». Надо сказать, что этот отдел, наряду с прорывными разработками рассматривал и совсем уж фантастические, которые получали своё одобрение только лично у главы корпорации Лу. Сам же Лу имел своё обособленное мнение на фантастичность. По его мнению, только время решает, что фантастично, а что нет. Ведь ещё совсем недавно, казалось бы фантастические вещи, о которых ты читал в фантастических рассказах, может и не вдруг, но спустя какое-то время, превратились в реальность и стали твоей повседневностью. Так что, только время имеет судьбоносное право делать такие заявления.

      Если же смотреть на время как на геометрическую субстанцию, в качестве четвёртого измерения, то для Лу время позиционировалось с пространственной точки зрения, или наблюдения за этими тремя измерениями, которые как ему виделось, не находятся в состоянии покоя, а постоянно двигаются по своей определенной орбите движения. И уже от удалённости объекта до точки наблюдения, и зависит качественность видения самого геометрического объекта.

      Так, настоящее время, имеющее прямой угол обзора, видит геометрию объекта практически без каких-либо искажений и, можно сказать, что это время наблюдения даёт наиболее чёткий и верный результат оценки объекта рассмотрения. По мере же удаления в будущее точки зрения на объект (в свою очередь, оказывающимся в прошлом), угол зрения заостряется, и в результате этого можно сделать два основных вывода: изменение угла зрения на объект наблюдения, приводит к искажению наблюдаемого события или объекта, что размывает чёткость его определения; с другой стороны, острый угол наблюдения позволяет оценивать событие или объект в его движении и развитии, и тем самым даёт возможность увидеть их влияние на будущее.

      Так что изменяя эту временную точку зрения, можно попытаться пододвинуться поближе к так называемым путешествиям по орбите времени, но для этого необходимо найти эту самую точку зрения (на что Лу уже имел свою точку зрения). А вот для того, чтобы поиграть в игры со временем, с этим измерителем реальности, Лу и проникся навязчивой идеей, для воплощения которой он не жалел, ни времени, ни средств. И вот, ко времени начала нашего повествования, исследования его команды подошли к своему логическому концу, сулящему возможность Лу открыть свои временные страницы жизни, и тем самым получить в своё распоряжение вчерашнюю периодику, с возможностью её сегодняшней читки.

– Сейчас это всё кажется таким наивным, но тогда я ко всему этому очень даже серьёзно относился, – с посветлевшим лицом продолжал выводить слова Лу.

– В принципе, я думаю, что ваше предложение подойдёт. Но скажите, к какому временному отрезку относятся ваши водотренировки? – спросил Консультант.

– Где-то 16—17 лет. Да, кажется, что в эти годы уже пора о другом думать, но я в своё оправдание должен сказать, что тогда время другое было. Да и я, возможно, слегка поздно начал развиваться, – несколько смущённо ответил Лу.

– А вы другие варианты не рассматривали? Или этот, по вашему мнению, вам больше всего подходит? – спросил Консультант.

– Если честно, то ничего больше на ум не приходит. Но, в принципе, школьное время меня до сих пор тревожит, и вызывает огромное желание заглянуть в него, – сказал Лу.

– Хорошо. Пусть будет так. Всё равно нам будет необходимо провести пробное погружение на не очень большое расстояние. К примеру, в трехдневное прошлое.

– На три дня назад, я бы не очень-то хотел вернуться, – сказал Лу.

– Нет, мы же не сегодня начнём наш эксперимент. Ведь нам надо выполнить массу работ, как в техническом, так и в организационном плане. Так что, и вам, и нам нужно время для подготовки.

– А что, собственно, от меня требуется? – спросил Лу.

– Я думаю, что для первого экспериментального погружения, нам нужно постараться удержать всё втайне от посторонних, да и не только. Конфиденциальность и ограниченная вовлеченность людей, участвующих в процессе, вот что нам необходимо обеспечить для успешности нашего процесса обмена. Так что, кроме вас и нашего отдела об этом никто знать не будет, а вы, в свою очередь, подберите наиболее удобное время для вас. Отмените все встречи как минимум на неделю, и обозначьте подходящее для этого место. Мы же подготовим нужное техническое оснащение и психологическую поддержку для вас в случае успешного обмена, – сказал Консультант.

– Хорошо. Мне всё понятно, – поднимаясь с места, сказал Лу. – Думаю, что уже завтра я буду готов сообщить вам всё необходимое.

– Тогда мы ждём вашего звонка, – сказал Консультант ему напоследок.

      Надо ли говорить, что Лу, выйдя из кабинета, чувствовал себя крайне возбужденным? Давно он уже не испытывал такого состояния нетерпения, ему хотелось прямо сейчас, или по крайней мере уже завтра, запустить этот процесс обмена. Эти мысли не покидали его до самого выхода из здания. И уже сев в свой автомобиль, Лу знал: что, где и когда. Он взял телефон, и набрав Консультанта, сообщил ему.

– Давайте не будем откладывать всё в долгий ящик. Значит так, адрес я вам скину по «эс-эм-эс», после чего жду вас там завтра, со всем необходимым оснащением. Так, примерно, ближе к обеду.

– Без проблем, – ответил голос на той стороне трубки.

– Ну, всё. До встречи, – закончил разговор Лу.

      «Я бы тоже не усидел!», – сам себе сказал Консультант, направившись собирать свой отдел в дорогу.

      Лу же, позвонив Гере, сообщил ему, чтобы тот отменил все его встречи и дела на неделю, чем вызвал в нём не меньшее волнение, чем если бы Лу вновь вызвал Геру к себе. И ведь на все Герины вопросы, был один многозначащий и так мало говорящий ответ: «Потом всё узнаешь!». А что узнаешь, и почему потом, попробуй тут догадайся, и получается так, что вместо того чтобы успокоиться, те (кому это следовало бы сделать, для чего собственно и должен был послужить сей оздоровительный звонок), наоборот, ничего не желая слышать, обвиняют тебя в том, что ты заставил их не спать и мучиться в догадках, пытаясь разгадать тайну заключённую в твоём ответе: «Потом всё узнаешь!».

      И ведь что только они себе не навоображают. Тут и козни западных спецслужб, решивших для себя, что вы именно тот человек, который им даже очень нужен, и поэтому они всеми способами стараются завербовать вас. Но вы-то не так просты, как кажетесь – горстка родной земли, спрятанная в вашем кармане, вам дороже всех посылов зловредных шпионов (вам нужна всего лишь неделя, чтобы проверить, насколько длинны носы у этих шпионов, и как только вы это узнаете – то обязательно обведете их вокруг носа). Тут и то, что за вами охотятся наследники дона Корлеоне, пытаясь окрестить вас, но вы ведь придерживаетесь совсем другого, православного взгляда на это таинство, и вы всеми способами открещиваетесь от этих их предложений, отвергая тиару; и тут, конечно, уже забытое всеми (но только не вами!) НЛО, которое вдруг решило напомнить о себе, утащив вас на свой корабль для экспериментов (а неделя – как раз тот срок, за который создал бог землю, значит, и вы сможете помочь им, в своих далеко идущих строительных планах).

      У этих «тех» возникали и другие никчемные предположения (которые, если быть честным, больше отражали реальность, в отличие от первых – не их, а моих фантазий), как например такое: «А может он, в очередной раз решил уйти в запой?». И разве такое предложение не оскорбляет наши возвышенные чувства? И мы, конечно, не оставим его без своего ответа, и смело контраргументируем, заявив: «Кто о чём думает – тот о том и говорит!».

      Но вот когда приходит день ответов, и ты на их нетерпеливый вопрос отвечаешь, что всего лишь уезжал на рыбалку, то они с возмущением начинают обвинять тебя в твоей сухости: «А что нам прикажешь, надо было думать?». Но мы-то знаем, что больше всего их огорчает – несбыточность их фантазий, на взлете подрезанная вами и… серой реальностью жизни. И они, недовольные вами (а значит всем этим миром), плюют себе под ноги со словами: «Ни ума, ни фантазии!». После чего отворачиваются от вас, но только до первого запаха ушицы из кухни. Вот и думаешь после этого, что же лучше сделать: звонить, или уже потом позвонить?

      Лу же, после своего звонка Консультанту, заехав к себе в дом, взял там смену одежды, отпустил водителя и, сев за руль автомобиля, направил его туда… куда считал нужным.

      Но куда же он поехал? Или опять загадки? «А может вы решили сузить круг вовлеченных в действие за счёт нас, читателей?», – потрясёт всех откровением и своей суровостью любознательный читатель. «Да я хотел всего лишь…» – не даст мне закончить фразу суровый человек, перебив своей угрозой: «Смотрите… Если мне не на что будет смотреть в вашем повествовании – то я могу и закрыть книгу! Так вот, что бы этого не случилось, давайте, увлеките меня замысловатостью сюжета. Иначе…». «Но– но! Попрошу!», – уже не дав закончить ему, вставлю своё веское слово я. – «Не на того напали. Разве Муза может подчиниться насилию? Вот, то-то же. Так что, нечего меня пугать. Давайте продолжим!».

      Я-то знаю, что он (читатель) не закроет книгу. Не сможет. Ведь она у него – электронная…

Глава 7

      Кто-то сказал, что каждый родившийся в маленьком городке человек, мечтает уехать из него, ну а те же, кому это удалось – всем сердцем жаждут вернуться обратно. Так они и живут в полушаге от своего, казалось бы сбыточного желания, но пожалуй уже, всё-таки несбыточного – ведь внутренний шлагбаум уже вряд ли позволит им переступить его.

      Каждый маленький посёлок, городок… и так по возрастающей, живёт в тени своего мегаполиса, который и определяет погоду в этом маленьком городке. В свою очередь маленький городок, служит в некотором роде корневой системой для мегаполиса, подпитывая его свежей кровью и другим жизненным ресурсом. При этом житель мегаполиса слегка свысока смотрит на жителя маленького городка, считая его не столь образованным и высококультурным как он. Видимо культурность – такая связанная с географией штука, которая водится только в больших городах, наделяя её носителей этим своего рода чванством.

      Малокультурные же жители маленьких городов, не всегда согласны с таким мнением, и частенько «окультуривают» гостей из мегаполиса где-нибудь вечером, возле мест массовых культурных мероприятий, типа дискотеки. И может даже показаться, что антагонизм между двумя этими представителями разных уровней культур, никак невозможно преодолеть, но не надо спешить с выводами. И как только на горизонте появляется представитель ещё более культурного, то есть столичного общества, то вражда в местном культурном сообществе затихает, и оно обращает свой совместный взор на так любимого всеми столичного гостя.

      Ведь столичный гость – всегда есть воплощение всех экстракачеств, с которыми он всегда был не против поделиться (а вернее будет сказать – поучить вас) с вами, с высоты своего столичного статуса. Но местные аборигены народ невоспитанный, и всё сами норовят вставить своё слово в пылкую дискуссию, часто переходящую в тыканье носом столичного гостя в его недостатки. При этом данный способ (тыканье носом) всегда сопровождается попаданием в этот самый нос, и как итог, разбитием последнего. Так что всегда трудно сказать, было ли найдено взаимопонимание, или имела лишь место попытка для этого. И известно лишь одно, что в дальнейшем столичный гость смущался таких знаков внимания к своей персоне, и больше не пытался высказывать своё высокое мнение, отложив его до лучших, столичных времён.

      И в одном из таких городов-спутников, у Лу и был свой дом. Так когда-то в этом городе жили родители его родителей, и Лу со всей своей семьей частенько к ним приезжали на свои выходные. Со временем, когда старшая семейная ветвь ушла из этого бренного мира, сюда переехали его родители, сменив на посту своих предков. Видимо для них отчий дом всё же был не пустым звуком, хотя они и прожили большую часть жизни в мегаполисе. Но здесь, в маленьком городке, в своём доме, было так спокойно и тихо, что это, наверное, тоже явилось немаловажным фактором при решении переехать сюда. Но время нещадно, и вскоре дом вновь опустел, отправив в последний путь своих новых-старых жильцов.

      Лу же, храня память о них, не стал продавать дом, а несколько подлатав его, оставил для себя это прибежище старых воспоминаний. Правда, он этим не ограничился, и выкупив соседний участок, построил на нём уже дом, отвечающий его современным реалиям жизни. Так и стояли рядом друг с дружкой эти два отражения временной реальности: старенький родительский дом, и современный особняк, дом их детей.

      Так старенький дом частенько покряхтывал, глядя на своего рослого собрата, как бы говоря: «Ты смотри, не зарывайся, и не смотри на меня свысока. Дай бог тебе ещё столько простоять, сколько стою здесь я, видевши самого Генку-рябого и Ваську-кривого. Так что, если будешь слушать меня, то получишь такой же почёт и уважение, что и я!». Особняк же, хмуро глядя свысока на этого старого ворчуна и, ничего не говоря в ответ, всё не мог сообразить: кто такой этот Генка-рябой, и чем велик этот Васька-кривой? Хотя, судя по его имени, это был не иначе как великий архитектор, зарекомендовавший себя со своей профессиональной стороны. Но ему никто об этом не рассказал, а также не раскрыл всей удивительной правды о сих человечищах – некому уже было этого сделать. И теперь можно с прискорбием сказать: для нас навсегда канула в лету славная память об этих людях, когда-то бывших грозой всего микрорайона.

      Что же касается самого родительского дома, то в минуты особенного волнительного настроения, Лу любил, включив здесь старый проигрыватель и, качаясь на кресле-качалке, погружаться в свои воспоминания. Его старый дом служил для него своего рода прибежищем его памяти. И об этом его доме знала, наверное, только его сестра, которая, впрочем, тоже была здесь редким гостем. Так что здесь можно было не опасаться, что тебя потревожат (как всегда, некстати желающие встречи с тобой какие-нибудь твои знакомые) в тот момент, когда тебе экстренно требуется тишина.

      Вот сюда-то и направлял свой автомобиль Лу, где, по его мнению, его никто не сможет побеспокоить. Правда, по прибытию на место (как только он вошёл в калитку) воспоминания прошлого, тут же живой материальностью обрушились на него, заставив тревожно забиться его сердце. Так сразу за калиткой его встретила пустая конура, из которой когда-то с радостным лаем бросался ему навстречу его лохматый друг Амур. Он был ближайшим другом для своих, но считался злой собакой для чужих, пока твой друг не познакомит тебя со своим Амуром, а уж потом ты тоже становишься своим, и смело можешь заходить к нам в гости. Правда из этого правила тоже было своё исключение, и одна зловредная соседка, так и не была допущена до круга своих, из-за имевшихся на то оснований у самого Амура.

      Трудно сказать, с чем это было связано: возможно – с её кошачьими предпочтениями, и запах кошек, идущий вслед за ней, нарушал покой чувственной натуры Амура так, что он, при каждом её появлении у них в гостях, откладывал подальше от себя кость и со злобным рычанием встречал взглядом её, так быстро старающуюся проскользнуть мимо него. Хотя отдельные злопыхатели настаивают на иной версии этого внутреннего конфликта. Они приводят свою версию случившегося: так во времена молодости Амура, и его свободной беспечной жизни, у этой зловредной соседки пропала курица, в результате чего подозрения пали на Амура, так любящего погонять кур на лужайке. Конечно же, хозяева усомнились в столь недостойном обвинении своего любимца, так любящего пускать слюни тебе в лицо, и непременно встали бы на его защиту, но неопровержимые доказательства в виде остатков курицы, найденные в его конуре, привели их к заключению, что Амур пускал слюни не только глядя на них, но и наблюдая за бегающими курицами.

      После же выплаченной компенсации соседке, было принято решение, заключить Амура на цепь, чему он сильно не обрадовался и, было, хотел обидеться на своих хозяев, но его тонкая натура почувствовала откуда ветер дует, и с тех пор носительница этого ветра не могла со спокойной душой находиться у них в гостях.

      «Но где сейчас Амур, мой верный пёс, и где то время, когда я катался верхом на нём?», – по-гамлетовски размышлял Лу, потирая заслезившийся глаз. «Что от него осталось? Ошейник, да и того уже нет. Уже не обнимешь его, с такой верностью смотрящего тебе прямо в глаза, уже не погладишь, так безмерно осчастливленного этим…». Только теперь и остались эти верные годовые друзья-смартфоны, которые вечерами гладишь по экрану, ища в них что-то, чем можно будет заполнить свою душу. А ведь смартфон очень умный и знает, чем тебя развлечь, и ты, забываясь на время, заполняешь им себя, но почему-то, как только ты его откладываешь в сторону – пустота возвращается вновь, и только сон слегка умиротворяет твоё одиночество.

      А ведь этот верный четвероногий друг, так любовно царапавший и хватавший тебя за что попало, наполнял тебя радостью и счастьем, и твоё лёгкое поглаживание его и даже дёргание за уши, ещё долго жили в тебе, сохраняя атмосферу лёгкой безмятежности. А ведь когда Лу в очередной раз приехал сюда в гости и вместо радостно лающего Амура застал пустую конуру, то он только в тот момент, теряя под собой землю, понял смысл тех смущенных взглядов родителей, бросаемых на него, когда он заговаривал о собаке. Это, наверное, была первая значимая потеря в его жизни, и даже проступившие слёзы на его лице он не пытался скрыть, стоя рядом с конурой. И когда ему протянули ненавидимый Амуром ошейник, то Лу, схватив его, с ненавистью забросил куда подальше. Затем он рванул калитку и бросился прочь бежать, вниз по улице, в ближайшую лесную рощу. Побродив же по ней, Лу успокоился и направил свой шаг назад домой.

– Привет, – услышал Лу, подходя к своей калитке.

      Повернувшись, он увидел дочку той самой зловредной соседки и, надо сказать, что возможность увидеть её, была одним из тайных желаний Лу, приезжавшего сюда. Наверное, и его пёс чувствовал это, и в связи с чем вёл себя по отношению к ней более чем дружелюбно, позволяя себя гладить за ухом и хватать за грудки. А ведь до этого Лу даже ни разу с ней не перекинулся словом, несмотря на огромный багаж заготовленных фраз.

      А ведь он не был слишком неразговорчивым парнем, и многие девушки могут подтвердить, что иногда им приходилось перекинуться с ним парой фраз. Конечно, Лу более красноречив был, как каждый из нас, в кругу своих друзей. Но почему же он не удосужился поговорить со столь привлекательной девушкой, к тому же знакомой с ним? Может в том-то и дело, что она для Лу стала уж очень сильно привлекательной, и скажу даже больше: очень и очень сильно привлекательной. А ведь всем известно, что именно этот фактор и становится той перемычкой, перекрывающей ваши голосовые связки, тем самым мешающий промолвить вам даже слово в сторону волнующей вас юной особы.

– Привет, – раскрыв рот, сказал Лу, покраснев от волнения.

– Я увидела, что вы приехали, и решила подойти поздороваться, – продолжила Светлана. (Так звали соседскую дочку, приходится самому восполнять недочёты, ведь из Лу и слова не вытянешь).

– Да, – только и ответил Лу.

– Я знаю про Амура, и мне его очень жалко, – сказала Светлана.

– И мне, – ответил Лу.

– Ну, а ты как? – спросила Светлана.

      «А без тебя никак!», – хотел бы ответить Лу, но не ответил сейчас так. Но он всё же ей сказал это, хоть и другими словами, но с тем же смыслом. И ведь, как только он получил возможность это сказать (небезответность чувств Светланы открыло ему для этого путь) – то Лу осыпал её словами исходящими от сердца.

– Без тебя никак, – говорил он ей вечером, стоя у её калитки. – А как же без тебя, – убеждал он, зовя её погулять вдвоём в город. – Только ты и я, – молвил он, договариваясь с ней встретить Новый год.– Мы всегда будем вместе, – уезжая в столицу на учёбу, говорил Лу. – Я всегда буду помнить тебя, – говорила жирная точка в последнем его письме.

      Что сказать, столичная жизнь завертела Лу своим водоворотом событий, его провинциальные целеустремления были признаны устаревшими, и он, вкусив новой жизни, а с ней впитав и новых идей, разменял свою тусклую жизнь вдали от городов на яркость беспечности жизни в мегаполисе.

      Не будем останавливаться на пути Лу к своей новой мечте, тем более, его путь не предусматривал остановки ни перед чем, и только таким образом и можно было преуспеть, по его мнению, в этой жизни. Так что найдя для себя новую жизненную стезю, он практически забыл о своей старой колее. И уже по прошествии многих лет, в связи с открытием его филиалов компании на своей родине, Лу всё-таки навестил свой отчий дом и, побывав здесь, распорядился отстроить рядом со своим стареньким домом новый, гостевой дом.

      Что касается того света, когда-то освещавшего ему уголки его души, и бывшим для него огоньком в ночи – то он решив, что жить в потёмках тоже вполне можно (но что здесь было правдой, сложно сказать: то ли он испугался растревожить свою душу, то ли опять же испугался расстроить её), не решился навестить Светлану. Хотя ему казалось, что шторы на окнах их дома неестественно ведут себя, уж больно часто они меняют своё положение, но откуда он мог об этом знать, если на них не смотреть. И всё же мне что-то подсказывает, что он всё-таки не смог удержаться, и не только посматривал в ту сторону, но и часто не сводил с её дома взгляда, ожидая увидеть её. А ведь он многое знал о её жизни. Первый неудачный брак, затем второй, закончившийся для неё также разводом, из которого, правда, был вынесен ребенок. И как окончание – жизнь со своей престарелой мамой у неё в доме.

      Пройдя же в дом, Лу на каждом углу натыкался на какое-нибудь своё памятливое воспоминание, не дающее успокоиться его душе, ведь вещественность, когда-то впитав в себя частику вас, теперь, на протяжении лет не перестает истощать их из себя, и вы, сталкиваясь со своей казалось бы утраченной частичкой себя, натыкаетесь на неё, и в результате чего ощущаете боль связанную с этой утратой.

      Побродив немного по дому, Лу решил, что приём пищи сегодня всецело зависит от него самого, так что для этого необходимо наведаться в магазин, дабы наполнить холодильник, в котором осталась только одна память о продуктах. Выйдя во двор, Лу вдохнул полной грудью местного воздуха, и решив, что он довольно не плох, да и к тому же погода настроена нынче, как нельзя лучше, и что, пожалуй, было бы неплохо прогуляться пешком до магазина, и заодно насладиться местными достопримечательностями. Ну а эти достопримечательности, не носили в себе монументальности, они скорее носились на своих двоих, иначе говоря, местный городишко не мог похвастаться своими достижениями в области архитектуры, но зато колоритность местных жителей, архииндивидуальность отдельных её представителей, смело можно было занести в книгу местных достопримечательностей.

      А ведь это закон жизни: там где живёт столь видный живой народ – редко встретишь какую-то застывшую мысль в виде отдельных архитектурных изысков. Живость и кипучая деятельность не дает застояться, как человеку, так и строительному бетону. А ведь, как, оказывается, хорошо вот так беззаботно пройтись по улочкам своего детства. Правда, многое хоть и изменилось, и многих уже и не знаешь, да и ты для многих уже совсем незнакомый человек, но всё равно, там-то или там попадаются тебе на пути осколки твоего прошлого, так живо цепляя тебя. И ведь те, малозначимые когда-то для тебя вещи, вдруг стали как-то особенно важны для тебя, неся в себе частички жизненных случаев, когда-то происходивших с тобой, и они, дополняя твои памятливые просветы, потихоньку восстанавливают твои картины из прошлого.

      Городок, как и ты, тоже не стоял на месте, он тоже где-то рос, а где-то, наоборот, редел, то расцветая в жирные благополучные годы, то ветшая в годы невзгод. Веяние времени не могли пройти мимо него, и он, следуя моде, преображался согласно действующему в данный момент тренду. Так на место ларьков и магазинчиков, пришли маркеты и супермаркеты, ну, как пришли… – просто сменили вывеску. Так на место пивных-баров пришли различные спорт-бары и пивные рестораны, а ведь ещё недавно в них так любили потолковать о насущном местные любители справедливости (а также и профессионалы этого дела), так не любящие публичности. Но их расплющенные носы, зияющие бланши и другая синеватая роспись по телу, сразу же выдавали в них деловой профессионализм, что, собственно, не умеряло их профессиональный пыл, и они после первой же выпитой кружки преображались и заявляли о себе во весь голос, что часто добавляло к их отличительным тельным меткам дополнительные украшения. Но несмотря на такие удары по человеческому сознанию, его не так-то просто провести, и человек, ко всему привычный, не изменяя себе, всё также рвётся в эти спорт бары, ответственно заявляя своему нерешительному спорящему с ним приятелю: «Только „bar“ нас рассудит!».

      Лу же по дороге набрёл на один из таких маркетов, в детстве носящего, по простолюдинке, название: «Продукты», но сейчас обретшее, и всё благодаря работе местных маркетологов, звучное магнитологическое имя. Зайдя внутрь, Лу обнаружил существенные изменения во внутренней жизни магазина. Так, впитав в себя дух самообслуживания, магазин подвергся значительной реконструкции для подходящего удобства покупателя в его стремлении само обслуживаться.

      Лу, посмотрев по сторонам, с некоторой ностальгией вспомнил ту огромную зловредную тётку, как тогда говорили, «сидящую на сладостях». Видимо, это её сидение, да и повышенное содержание дрожжей в её сдобном теле, и дало ход её росту, раз её так, в конечном счёте, разнесло (или расперло, кому как удобно говорить). Но не это больше всего задевало детвору. С этим её «достатком» ещё можно было как-нибудь ужиться, тем более что с ним уживался тот унылый «сухостой», который встречал по вечерам её с работы, взваливая на себя огромные сумки. Но дело в том, что эта тётка полностью опровергала сложившееся мнение: большой человек – это добрый человек. И дети, прежде чем подойти к её прилавку, долго и со страхом думали о том, как же к нему подойти. И только завораживающий вид разных пирожных и всяких ужасно сладких вещей, взяв над ними верх, подталкивал их к прилавку. Где дети на её звучный вопрос: «Чё надо?!», – с трудом выговаривая название: «Корзиночку с крем-брюле!», – получали свой заказ.

      А ведь может эта тётка, сама по себе очень добрый человек, так любящий сладости, что и сказалось на её решении пойти работать в этот сладкий отдел. Но вот только сладкое и сдобное не всегда сопутствует стройности, и она, заметив те свои изменения, которым она подверглась благодаря этим факторам сладкой жизни, попыталась ограничить себя от сладкого. Но что поделать, когда маховик привычки уже запущен и наша тётка (сколько не пыталась отказаться от сладкого) всё никак не может перебороть себя. И она, видя как детвора беспечно откусывает очередное пирожное, со слезами на глазах забегает в подсобку и, зачерпнув своими жирными руками горсть конфет, с трудом пытается ими заткнуть свой рот от извергающегося вопля своей души. Затем, слегка остыв, она возвращается за прилавок, где новый покупатель просит принести «вон тот большой торт», и она сама того не понимая, ненавидит его бессильная в своих действиях. И так раз за разом продолжается её ежедневная пытка ничего не подозревающими любителями сладкого.

      Ну а детям, подсознательно чувствующим эту её ненависть, так ничего другого не оставалось делать, как перебарывать себя и, превозмогая страх, покупать сладкое. А что вам, детям! Вам ещё повезло по сравнению с тем унылым мужчиной, который когда-то из-за своего весёлого характера слыл душой многих компаний. И разве могла перед ним устоять всеобщая любимица Ласточка-сладкоежка? Да ни в жизнь или, по крайней мере, не в этой её ипостаси! Но где же сейчас та стройная весёлая Ласточка, вносящая в его жизнь радость и счастье? Неужели? Да не может быть? Увы, всё это так, и с каждым лишним килограммом, она всё меньше улыбалась, а он всё чаще отворачивал от неё свой взгляд. Она же, замечая это, с расстройства ещё больше прибавляла в весе, а он всё меньше от этого радовался и, как потом говорили всезнающие бабульки, то в один из вечеров её никто не пришёл встречать, и она, не понимая, что случилось, ошарашено стоя на пороге магазина, глядела по сторонам в ожидании его, и как рассказывали очень дальнозоркие люди, то её глаза при этом приобрели неестественную слезливость. Но он так и не появился, а она, с опустившимися плечами (и не только благодаря тяжести сумок), побрела по узкой тропинке домой.